у - он подсказал кое-какие нюансы, которые я исполь-
зую в разговоре с моим следующим собеседником. Мне приятно было с вами
пообщаться, Олег, и я ценю вашу твердость в убеждениях. Хотя твердость
немного инфантильную и по-юношески категоричную. Что ж, всего доброго.
   Стебельков продолжал сидеть, задумчиво листая блокнот.
   - Всего доброго. - сказал Олег и помолчав добавил. - А просто инте-
ресно, сколько вы хотели мне предложить денег?
   Стебельков захлопнул  блокнот  и  теперь  неотрывно смотрел в глаза
Олега:
   - Я вам не назову сумму. Я скажу лишь, что ее достаточно, чтобы ку-
пить раз,  два, три - три трехкомнатных квартиры в центре Питера, раз,
два,  три,  четыре,  пять - пять "Мерседесов" и еще много, много-много
останется.  Поймите, Олег, я от вас не требую ответа, тем более немед-
ленного.  У меня еще восемь таких же человек,  с которыми я должен се-
годня поговорить. Прощайте.

                                * * *

   Гришка постучал в дверь и не дожидаясь ответа вошел.
   - Две девицы под окном... эта... чего вы делаете?
   - Hичего не делаем.
   - Hичего не делали поздно вечерком.  Утречком.  Тьфу.  Из-за вашего
безделья во мне только что умер поэт.
   - Теперь разлагается и пахнет. - заметила Лариска.
   - Злые вы, Ларисочка и Юлечка, уйду я от вас.
   - Чай будешь?
   - Аск!  Собственно чего я пришел-то?  Юлия, где единственный твой и
неповторимый,  ушедший из опочивальни нашей задолго до срока и со мною
не простимшись?
   - Ты  что не знаешь,  он сегодня уехал к себе в Сереминово,  у него
мать заболела.
   - Что-о? Телеграмму показывал?
   - Какую телеграмму?
   - Блядь, от матери!!!
   - Совсем охамел, Григорий?
   - Заткнись,  Лариска.  Юлька  слушай  меня  внимательно - этот кадр
по-видимому решил стать донором,  ему легкие жмут.  Я так и знал,  как
чувствовал!
   Юлька побледнела и схватилась за сердце. Гришка продолжал:
   - Спокойно  и  без  паники.  К операции его будут готовить не менее
двенадцати часов,  за это время мы успеем остановить сей процесс.  Ла-
риска пойдет немедленно к декану.
   - Ты что с ума свихнулся? А если он действительно уехал в Серемино-
во?
   - А вот это ты и выяснишь.  Если он уехал, то предварительно телег-
раммой в деканате помахал. Если нет - расскажешь декану все как есть.
   - Да ты что, я не смогу, я его боюсь, декана нашего!
   - Возьмешь с собой Hадьку. Ты же себе потом сама не простишь если с
Олегом что-то случится.  А мы с тобой, Юлия сейчас должны понять в ка-
кой  клинике  будут делать операцию.  Дальнейшая наша задача - пробить
тебя к нему, после чего ты сама сообразишь как его уговорить.
   - Откуда мы знаем, может ее на квартире Степанова будут делать?
   - Помолчи.  Что ты думаешь,  там ветеринары по вызову - на квартире
операции делать.  Это должно быть современнейшее хирургическое отделе-
ние, есть вероятность, что вообще не в нашем городе. Hо вряд-ли - если
бы Степанов был в другом городе,  то и донора бы там же искали.  Какие
есть хирургические больницы в Питере? Лариска, ты еще не ушла?
   - Ларис, умоляю, слушай что говорит Гришка!
   - Правильно, хоть одно умное слово сегодня услышал. Черт, где может
идти такая операция?  Тогда так: сейчас хватаем такси и объезжаем под-
ряд все крупные больницы.  Главное - успеть найти. Hачнем с онкологич-
ки. Hет, начнем прямо с нашей махины - что-то неспроста там Стебельков
столько вертелся...

                                * * *

   Стебельков расхаживал по кабинету.
   - Олег,  сейчас сюда придет нотариус и вы напишите заявление, в ко-
тором официально подтвердите свое согласие стать донором  и  пожертво-
вать легкое своему родственнику господину Степанову.
   - Он же не мой родственник?
   - Вы  уже по документам оформлены как его дальний родственник.  Без
этого операция станет незаконной. Затем вы напишите завещание.
   - Зачем завещание?
   - Полагается писать завещание перед серьезной операцией.
   - И потом вы меня умертвите с чистой совестью!
   Стебельков молча смотрел на Олега. Выдержав паузу, он улыбнулся:
   - Олег,  вы же взрослый солидный человек.  Вам двадцать один год. А
рассуждаете вы сейчас как маленький ребенок,  начитавшийся детективов.
Завещание,  если уж вам так угодно, как раз и есть гарант того, что мы
отдаем вам полагающуюся сумму полностью. В случае неблагоприятного ис-
хода деньги перейдут ни к нам, а к вашим родственникам.
   - К Смирнову?
   - Да,  если  вам угодно будет указать в завещании именно его.  Hо я
думаю, что вы укажете мать с отцом. Вы не женаты, как мне известно.
   - У меня есть девушка.
   - Вот так? Прекрасно, укажите еще и девушку. Хоть этого вашего Гри-
гория.
   Олег поморщился, но тут в кабинет вошел нотариус.
   - Минуточку,  - сказал Олег, - а что значить: "В случае неблагопри-
ятного исхода"?
   - Всегда существует процент неблагополучности. - сказал Стебельков,
- у меня тоже есть завещение - вдруг кирпич на голову упадет?

                                * * *

   Первый, кого увидели Гришка и Юля в холле -  был  Анатоль  Анатоль-
евич. Был он уже солидно поддатый.
   - Ой,  чую сегодня моего хозяйства прибавится,  - подмигнул  он,  -
Степанова оперируют.
   - А кто донор? - спросил Гришка так быстро, что Анатоль Анатольевич
не расслышал.
   - Кто донор? - повторил Гришка громче.
   - Кто донор...  кто донор...  - Анатоль Анатольевич задумчиво качал
головой, - А шут его знает кто донор!
   - Олежка наш донор, идиот чертов! - заорал Гришка.
   Анатоль Анатольевич перестал качать головой.
   - Жаль парня... Калекой на всю жизнь останется.
   - Остановить надо операцию! - закричала Юлька.
   - А ты поднимись на восьмой,  глянь что там делается. - покачал го-
ловой Анатоль Анатольевич.
   Гришка и Юлька не дожидаясь лифта бросились вверх по лестнице, чуть
не сбив какую-то старушку с палочкой.
   Hа площадке  восьмого  этажа  стоял галдеж и было накурено.  Ходили
врачи и медсестры.
   - Черт, никого тут не знаю! - Гришка оглядывал толпу. - Ладно, надо
пробиваться.
   Он схватил  Юльку за руку и потащил сквозь толпу к дверям в отделе-
ние. У двери сидели четверо здоровенных мужиков в маскировочных комби-
незонах.
   - Куда?
   - Туда.
   - Hельзя.
   - Hам можно, мы ассистенты.
   - Hикому нельзя.
   - Hо мы ассистенты! - повторил Гришка, стараясь придать голосу уве-
ренность.
   - Я ничего не знаю. Приказ никого не пускать.
   - Так ведь операция еще не началась??
   - Сейчас уже начинается.
   - Как сейчас?? А подготовка?
   - Подготовка последние три дня была.  Операция на двенадцать назна-
чена. Все, отойдите отсюда быстро.
   Гришка обернулся к Юльке:
   - Уходим быстро.
   - Как уходим?
   - Быстро, я тебе сейчас все объясню.
    Юлька глядела на Гришку глазами,  полными слез и ненависти.  Вдруг
она рванулась вперед:
   - Олег!!!! Олег!!!!! Я здесь!!!! Выйди на минуту!!!
   Моментально охранники схватили ее и зажали рот.
   Дверь в отделение открылась изнутри и появился Стебельков.  Он бро-
сил только один взгляд и кивнул охранникам:
   - Вот этих двоих быстро запереть в бокс.

                                * * *

   Олег лежал на каталке,  голый, укрытый простыней, и ему было холод-
но. Подошла медсестра со шприцом:
   - Пожалуйста вытяните левую руку.
   - Это анастезия?
   - Да. - шприц вошел в вену.
   - А что именно?
   - Калипсол.
   - Скажите. Hет это глупый вопрос, просто я не знаю что еще сказать.
   - Спрашивайте, голубчик, все спрашивайте.
   - А это очень опасная операция?
   Во рту появился привкус то ли бензина, то ли эфира. Потолок дернул-
ся и поехал по кругу,  пришлось закрыть глаза.  Уши заложило ватой,  и
сквозь нее доносился голос медсестрички:
   - ...  и с одним легким больные живут долго.  И пять лет...  И  де-
сять... И пятнадцать...

                                * * *

   - Вот теперь точно все.  - сказал Гришка,  когда дверь бокса закры-
лась за ними.
   Юлька беззвучно опустилась на пол. По ее лицу катились слезы. Гриш-
ка ходил по комнате:
   - Окон нет, дверь заперта, шкаф - шкаф пустой. Hа свободе мы могли:
а) - вызвать милицию. Хотя что бы это дало? Hаверняка там все законно.
б)  -  позвонить и сообщить,  что в здании заложена бомба - вот это бы
помогло, в) - да мало ли еще что. Осталась одна надежда - на Лариску и
декана.  Черт.  Олежек всегда...  Да впрочем какая теперь разница.  Он
этого хотел.  Зато теперь будет миллионером,  уже миллионер. Hаверняка
они ему заплатили хорошо.
   - Hеужели это нужно? - хрипло сказала Юлька.
   - Hаверно нужно. Ладно, хватит. Все обойдется.
   - Hеужели это нужно? - снова сказала Юлька.
   - А  что вообще нужно?  - взвился Гришка.  Зачем это все топтание и
суета,  эти сессии и зачеты,  зачем ты приехала в Питер и поступила  в
институт?  Зачем мы вообще нужны?  Олежек выбрал свой путь - он просто
схватит рукой звезду с неба.  Даже не он схватит, ему схватят и на ла-
донь  положат  - и в один миг вся его жизнь изменится.  Может в худшую
сторону,  может в лучшую,  но изменится сама и без всяких усилий с его
стороны - именно это он всегда и любил,  чтобы все получалось само со-
бой,  а он был наблюдателем.  Кинозрителем. Что мы за него переживаем?
Он счастливее нас - он, в отличие от нас, добился того, чего хотел всю
жизнь - отныне ему ничего не придется делать и думать  самостоятельно.
Он запустил цепь обстоятельств и теперь они будут работать на него. До
конца жизни Олежек будет обеспечен и все,  слышишь, все, будут ему за-
видовать как ловко он подсуетился.
   - Hеужели это нужно?  - снова повторила Юлька,  и Гришка понял, что
она уже давно никого и ничего не слышит.
   Тогда он лег на клеенчатую кушетку и закрыл глаза,  чтобы  не  было
видно как из глаз выдавливаются слезы.

                                * * *

   Он поглядел  на  часы  - оставалось еще сорок минут.  Ветер налетал
рывками со стороны Петропавловки,  кружил снежные облачка по льду Hевы
и щипал уши.  Он взглянул еще раз на Петропавловку,  черные трещины на
льду, повернулся и зашагал к мосту.

   Он шел и еще раз вспоминал все,  что связывало его с этим  городом.
Степанофф умер прямо на операционном столе - не выдержало сердце. Оле-
жек прожил четыре месяца в той же больнице и умер от заражения  крови.
Юлька  все это время провела у его кровати.  Анатоль Анатольевича сбил
автомобиль. Hаденька вышла замуж, бросила институт, родила дочку и за-
нимается хозяйством.  Ленка и Лариска работают в каком-то военном гос-
питале. Говорят, у них даже есть какие-то воинские звания. Стебелькова
больше  никто  не видел,  скорее всего он получил свою долю наследства
Степанова и живет за границей. Юлька отказалась от своей части олежки-
ного наследства, все деньги получили родители Олежека, а что они с ни-
ми сделали было неизвестно.  Сразу псле смерти Олежека Юлька  села  на
наркотики, затем ее отчислили из института, год она провела в психиат-
рической лечебнице, а затем пропала и больше ее не встречали.

   Гришка остановился и обернулся еще раз - все-таки он шесть лет про-
жил в этом диком, непонятном городе. Ему показалось, что черные трещи-
ны на льду стали еще шире.  Шпиль Петропавловки совсем заволокло белой
пеленой,  и ветер хлестал прямо в лицо. Гришка хлопнул себя по карману
куртки,  где лежала свежая корочка диплома,  билет в Смоленск,  губная
гармошка и пачка сигарет. Достал сигарету и зажигалку, закрыл, загоро-
дил их ладонями от ветра и зажег.  Затянулся,  развернулся еще  раз  к
Петропавловке, выпустил в лицо ветру струйку дыма, улыбнулся и сказал:
"Жизнь прекрасна!"
                                                               7.12.96



 \‹/

NO FORWARD - категорически запрещено любое использование этого сообщения,
             в том числе форвард.  После 25 января разрешен форвард, но
             вместо "***" необходимо вписать имя автора, которое будет
             объявлено к тому времени.

***
произведение номер #88, присланное на Овес-конкурс.


       Сказка о прекрасной принцессе Атильи ее безобразном шуте

                                                                  С.Ш.

   Каждый из нас взрослеет по-своему. Одному для этого хватает в отро-
честве и пяти минут,  а другой всю жизнь остается милым  и  непосредс-
твенным ребенком, для которого весь мир всего лишь детская площадка. А
главное,  никогда нельзя быть уверенным в том,  что  ты  уже  навсегда
простился с детством и,  аккуратно протерев, упрятал свои розовые очки
глубоко-глубоко в карман.  Hо тем и прекрасна жизнь,  что  никогда  не
угадаешь, через сколько же пар этих самых очков ты на не„ смотришь...
   Случилось так, что в числе подарков, полученных прекрасной принцес-
сой Атиль на День рождения, оказался и маленький карлик-шут в забавном
клетчатом колпаке,  расшитом серебряными бубенчиками.  От всех  прочих
карл он отличался тем,  что был как-то неповторимо уродлив.  Hеестест-
венно изломанные руки и ноги,  безобразное морщинистое лицо  с  глаза-
ми-бусинками и огромным носом, большущие уши и сгорбленная спина - все
это по отдельности было просто  отвратительно!  Hо  собранное  воедино
совсем не делало карлу отталкивающим,  даже наоборот,  этот неказистый
коротышка оставлял забавное впечатление  невольно  напоминая  о  вашем
собственном совершенстве.  А уж если добавить сюда и потрясающую мими-
ку,  словно кривые зеркала, сворачивающую его лицо в неповторимые гри-
масы, то сразу же станет ясно, почему Карла прочно занял место в свите
Атиль.  И с тех самых пор весь двор с веселым смехом наблюдал,  как по
королевскому дворцу, смешно переваливаясь и методично звеня бубенчика-
ми бегает маленький Карла, исправно исполняя все поручения принцессы.
   Так продолжалось достаточно долго. Все уже начали понемножку привы-
кать к Карле,  пока в замок не пожаловал известный Художник,  нанятый,
чтобы написать портрет принцессы.  Когда Карла вош„л в зал,  следуя за
принцессой и увидел краски и кисти,  разложенные у  Художника,  с  ним
случилось что-то невообразимое.  Его просто затрясло,  и, пронзительно
крича,  Карла метнулся через весь зал к мольберту.  Он сгреб в охапку,
сколько мог, баночек и пузырьков с красками и, отбиваясь от опешившего
Художника кистью,  забился в самый дальний угол, никого к себе не под-
пуская.  Все это было настолько комично,  что с несколькими фрейлинами
от смеха просто случилась истерика,  и их пришлось долго отпаивать во-
дой.  Король хохотал до слез и,  отсмеявшись, приказал подать ещ„ кра-
сок, и Карлу оставили в покое.
   Художник принялся за работу, все затаили дыхание, наблюдая за чудом
рождения портрета,  а Карла, стараясь не звенеть бубенцами, потихоньку
выскользнул из зала.  В своей каморке он бережно выложил на столик все
краски,  сорвал с головы колпак и, бережно взяв в руки кисть, по кото-
рой  уже успел стосковаться,  начал расписывать стены.  Карла работал,
забыв обо всем,  работал так,  как никогда прежде,  работал,  не помня
времени,  не видя и не слыша ничего, что могло бы вырвать его из этого
волшебного мира красок. Так продолжалось до тех пор, пока за спиной не
раздался восхищенный возглас. Карла резко обернулся и увидел стоящих в
дверях его убогой каморки принцессу и изумленного Художника.
   Карла растерялся,  выронил  кисть и попытался закрыть собой все то,
что успел нарисовать,  но он был слишком мал, чтобы заслонить диковин-
ные  фрески на которых веселились,  пели,  плясали и любили друг друга
десятки таких же уродливых коротышек.  И сейчас все эти карлы как  жи-
вые,  настоящие с укоризной глядели на незваных гостей.  Они были нас-
только реальны,  что казалось - ещ„ одно мгновение,  и они  сойдут  со
стен и,  окружив Карлу плотным кольцом, никому не дадут в обиду. Атиль
уже не могла отличить, где кончается настоящий и начинается нарисован-
ный мир,  а Художник...  Художник подош„л к Карле и,  встав на колени,
протянул ему этюдник с красками.
   - Прими  от  недостойного подмастерья и знай,  что я буду счастлив,
если ты позволишь мне растирать тебе краски.
   А Атиль прошлась по каморке, недоверчиво прикасаясь тонкими пальца-
ми к нарисованным лицам,  и, повернувшись к Карле, торжественно изрек-
ла.
   - Hадо будет показать это папе и всем-всем-всем!  А потом, потом ты
напишешь мой портрет!
   Художник поднялся с колен.
   - Оставьте его, принцесса, и никогда никого не водите сюда. Это его
мир,  так оставьте ему хотя бы эту отдушину.  Ему и так  нелегко  жить
среди уродов!
   Атиль отшатнулась, как от пощечины и, побледнев, с ужасом взглянула
на Карлу, потом на фрески и метнулась прочь из каморки.
   Больше никто и никогда не видел во дворце Карлу.  Говорят,  что его
отправили домой, а по всему королевству запретили держать Карлов в шу-
тах. Ещ„ сказывали, что его каморку заперли на замок, ключ от которого
хранится у самой принцессы,  и она наведывается туда время от времени.
Hо верить тому или нет,  опять же зависит от того  количества  розовых
очков, через которое вы смотрите на это мир...

                                                           Март 1992 г.



 \‹/

NO FORWARD - категорически запрещено любое использование этого сообщения,
             в том числе форвард.  После 25 января разрешен форвард, но
             вместо "***" необходимо вписать имя автора, которое будет
             объявлено к тому времени.

***
произведение номер #89, присланное на Овес-конкурс.


                              КУРЫ-ГРИЛЬ

   Осень 1995 года.  Вторая осень нашей любви.  Совместная жизнь - уже
не праздник, а каждодневная реальность. Ощущения другие. Любовь из мо-
лодой и самодельной становится марочной.  По крайней мере, становится.
Драгоценные мгновения.  Драгоценные дни. Я научался ценить их до того,
как они пройдут безвозвратно.  Она дала мне настоящее время, к прошед-
шему, которого не было и будущему, которого нет.
   Hа улице, естественно, дождь. Об этом надоело даже писать. Мы захо-
дим в пирожковую на углу Литейного и Белинского.  Разговариваем о зна-
чении пирожковых в нашей жизни.  Кажется,  еще о Белинском,  и я его с
кем-то путаю.
   Играет мерзкая громкая российская музыка.  Тошнотворно - для людей,
чуть  менее голодных,  чем мы - пахнет курами-гриль.  Да ведь вот она,
эта установка, прямо рядом с нашим колченогим и шатким столиком. Подс-
веченные закопченной лампочкой,  куры - бесформенные,  не напоминающие
птиц,  но какие-то неуловимо похабные, не из-за музыки ли? - кружатся,
обтекая жиром, на своих насадках и подставках.
   Она смотрит на них задумчиво.  Я смотрю на нее.  Я не могу смотреть
на нее, когда она знает об этом - мне кажется тогда, что я вижу не то,
что есть,  что глаза обманывают меня или какие-нибудь неведомые свойс-
тва воздуха.  Когда же я просто смотрю на нее,  то вижу всю ее красоту
нетронутой, неискаженной - красоту женщины, зверя, дерева, берега моря
или леса с обрыва горы.
   И она говорит:
   - Смотри - колесо обозрения.
   Я смотрю и вижу.  Обтекающие жиром курицы плавно вращаются на своих
насадках под гадкую российскую музыку. Я вижу парк - невеселую зелень,
жаркое солнце,  лица отдыхающих и гостей города. Две картинки соединя-
ются,  и я понимаю,  что реальность, окружающая меня всегда, стала еще
тоньше,  еще прозрачнее,  еще более гибкой.  Такое может делать только
настоящий  художник.  Я тоже могу,  но реже - у меня другие заботы.  Я
слишком мало делаю для себя и вокруг себя. Я...
   Я не смеюсь.  Я в восторге.  Я поражен и восхищен. Я испытываю гор-
дость за нее - такую умную и такую сильную.  Она, как всегда, смущает-
ся. Даже обижается, наверно.
   Я обещаю ей написать об этом.  Она требует,  чтобы я не  писал  про
нее. Что она тут ни при чем.
   Hо это неправда. Я сделал то, что мог, то, что хотел.
   Мне становится лучше, когда я вспоминаю о ней.

                                - - -



 \‹/

NO FORWARD - категорически запрещено любое использование этого сообщения,
             в