▌ыхъЄЁюээр  сшсышюЄхър
┴шсышюЄхър .юЁу.єр
╧юшёъ яю ёрщЄє
╒єфюцхёЄтхээр  ышЄхЁрЄєЁр
   ─Ёрьр
      . ╨рёёърч√ 20-ї уюфют Ёрчэ√ї ртЄюЁют -
╤ЄЁрэшЎ√: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  -
енной кашей, отходит чуть и смотрит на Гантмана. - Не были вы раньше: что тута натворили... Пожары по ночам, во- ровство... Страх. Все от Паскевичевой усадьбы поживились (она усмехну- лась). Богатыми стали. А посмотреть - мужик мужиком, необразованность, страм. Позабрать чужое, си... - Паша, Па-ашь, - зовет голос за дверью. Пелагея морщится. - Да иду-у... А попа нашего жалко. Маркелова Игнашку взять да пове- сить-бы, убийцу. - Как... убийцу... Гантман встает. Он ниже Пелагеи. Она снова ставит миску на стол и, наклоняя грудь, улыбается озорно: - Ну да! Кулак у него урожайный, спаси господи. Гантман опускает глаза: в них отчаяние и бессилие. Ими не убедить в неправоте, а слова мертвы вдруг. Значит, все видели только поднятую руку. Только. И когда священник упал, эта рука стала рукой убийцы... - Что вы... Помолчите. И вдруг темнеет комната: рот Гантмана смыкается с силой ртом Пелагеи - сочным, раскрытым жадно и слышен в мгновении скрежет зубов. Под тяжестью скрипнул стол - Гантман дернулся назад, ошеломленный, а Пелагея вздыхает, выпрямившись: - Молчу-у. --------------- VI. Пистолет-с. На дворе хозяйский работник, натужившись, ладил хомут, прижимаясь к кобыле. Хозяин, запахнувшись в шубу, стоял на крыльце и приказывал: - Им, сукиным сынам скажи, чтоб мололи чисто. А ежели уворуют... Сам перевешаю, не доверю. Гантман вышел в пальто. Хозяин метнул бородкой. - Раненько нынче, хе-хе... Кушали? - Спасибо! Подняв воротник, Гантман быстро пошел через площадь и площадь была, как ржаная лепешка, отсыревшая в воде, а утро застывшим свинцом свисало. Улицы были пусты. По ним удало шагал ветер, взбрасывая в небо рваные кафтаньи полы человека Алеши. Он устало передвигал ногами, спеленутыми желтыми обмотками. Прилаженный к плечам мешок смешно телепался по спине, сморщившись от пустоты: это недоброе утро замкнуло все двери и хлеб превратился в камень. Люди были злы, встревожены чем-то, совали в Алеши- ну руку корки наспех, косясь враждебно. И бродил Алеша по улицам, где все знакомо, ворочая во рту языком кор- ки, а от желудка шла тошнота. Алеша зяб тоскливо, голова ныла от ветра, а ветер рвал небо в клочья и падали тучи кусками шерсти... ... Не согревает больше Алешу крапивная заросль у реки: ушло солнце. Которую осень уходит оно так, и берег пуст, как Алешин мешок. Сож не ря- бит больше синью, как лента в косе девичьей: река, как и утро, свинцовой окрасилась краской, движется от берега к берегу, за валом мутным рождая вал. И на новую зиму, глубокую, нудную, нужен приют человеку - доска под крышей - тепло запаклеванного теса, чтобы вьюга казалась далекой музыкой там, на просторе, чтобы под музыку снега на теплой печи танцевали старые тараканы... --------------- А через площадь - так приказал упродком - идут уныло первые снаряжен- ные подводы, первая гужевая повинность. Идут в город, один из тех, куда смело, широко вошла новая жизнь, где мозг человеческий пляшет нестерпи- мо-бешеный галоп. И Гантман, зло искривляя рот, смотрит в окно на подводы, и сельские старосты, - от квартала по одному, - став полукругом, слушают слова его, простые как гвозди: - Завтра выгнать восемнадцать. Чтоб каждый из вас работал, а не ки- сель разводил. Город не спросит, хотим или нет. Восемнадцать - так во- семнадцать, тридцать - тридцать, а не пять. Нажать на имущих, чтоб виде- ли, гады! Нарядить не медля, чтобы в семь часов утра все восемнадцать! Старосты поворачиваются молча. Гантман идет к столу. - Позвать ко мне Маркелова! Ушли мужики и - снова пусто. За окном стучит болт по бревнам. С пла- ката на стене ползет задорная улыбка красноармейца, штыком проткнувшего вошь. Село вымерло будто, и старосты - каждый в свой квартал - подпрыгивая на ветру, пошли наряжать подводы. И каждая хата приплюснута злобой, и ненависть скалится в оконца, пла- чущие дождем. И на каждом дворе стынут под навесами мохнато-рыжие стога, сочно жуют урожайный овес еще полнобедрые кони и в каждом амбаре шепчет- ся рожь - горы темно-медных песчинок. Гантман читает дневную почту и ему смешно почему-то до странности. Почту всегда привозит один и тот же верховой-неизвестный, заморенный че- ловек в черном прикащичьем картузе и валенках. Гантман знает только, что человек этот - курьер уисполкома, а кобыла должна околеть от непрерывных загонов... Служебная записка. 1) Люди все в расходе. В наркоме я, Крутояров и курьер. 2) Есть районы похуже вашего: туда бросили много. 3) Нажмите на гужналог, учтите продзапасы: требует фронт. 4) На помощника и продотряд рассчитывайте не раньше месяца. 5) Телефон будет. Подписано: Н. Быстров. Он-же - председатель укома, исполкома и чека. ... Долго, долго еще быть одному, как ягненку в западне волчьей... Сумерки не успокоили ветра в звенящих его наскоках, и шумела река гу- лом близкого бунта. При свете поплевывавшей лампенки, странным гигантом вырос красноарме- ец на плакате и с веселой улыбкой, казалось, бодро подмигивал Гантману. Если бы, сойдя со стены, внезапно, винтовку поставив в угол, стал плакать человеком, он бы сказал, наверно: "Крепись". ... Долго, долго еще быть одному, как ягненку в западне волчьей... --------------- Уже перед ночью пришли мужики и сказали, что Игната Маркелова нет, что скрипит замок на дверях его хаты, а ставни сбиты гвоздями, что на дворе склонилась на бок телега и на ней два колеса. И нет ни Маркелова, ни лошади его. --------------- Когда Гантман вернулся домой, хозяева спали. В кухне было тепло, пахло гвоздикой. В углу перед образом белел язы- чок лампадки. Хозяин, заспанный, жаркий, зябко потирая руки, вышел из спальной. - Вот. В руке его что-то заблестело ярко. Гантман вздрогнул. - Что это? - Пистолет-с... Забыли утречком. Гантман нахмурился, опустил револьвер в карман. Хозяин стоял рядом и все время потирал руки. Гантман шагнул к двери. - Э-э... Тут в заполдник староста приходил, э... э... В подводы опять требуется. А у меня, знаете, подбилась окончательно, с мельницы на об- ратной дороге, да. Так вот, нельзя-ли ослобонить, в роде как? Стариковские глаза заискивали. - Ведь, у вас три лошади? - Верно, три. А те там заночевали, на мельнице, да. Так можно, зна- чит? Гантман молчал. На кухонном столе разлегся большой белой муфтой кот, а рядом - опро- кинутая дном тарелка, и к белому кругу дна будто прирос золотой. Гантман взял тарелку, поднес к глазам и усмехнулся: в кругу была зо- лотая корона и надпись под ней: Pascevith. --------------- VII. Новая весна. Девятнадцатого года весна пришла очередями у лавок, вспухшая тифом. И никогда еще земля не была так похожа на человечьи лица. ... четверть... ... полфунта... ... золотники... И пусть этот город был Энск, пусть мудрая математика упродкома в лице товарища Крутоярова ухитрялась разделять золотники на тысячи ртов, раск- рытых одинаково жадно; пусть в каждом доме, где любят еще белую булку и цимус, этими золотниками сколачивали гроб совету депутатов, - была вес- на. А по весне, когда ручьи играют в пятнашки, человек-прохожий всегда остановится на углу и беспричинно улыбнется. --------------- Во дворе казарм Русско-Орловского отряда солдаты красной гвардии про- ходили строй. Перед ротой в тридцать человек, заложив руки в карманы пунцовых гали- фе, прохаживался помощник командира Егорюк. Он был пьян, глаза его рас- ширялись неестественно. Опустив губы злой усмешкой, Егорюк вдруг круто остановился перед ро- той. - Кузменко, скажи-ка мне номер своей винтовки. Красногвардеец потоптался нерешительно и вздохнул, выкатив глаза. - Стать, как по дисциплине! - выкрикнул фальцетом Егорюк. - Ну? Не знаешь? А кто должен знать, ты, или моя тетка? Чем будешь поляка бить, в три святителя твою... Хотел сказать еще что-то, но покачнулся, махнул рукой. - Мне все едино... плевать. Рр-азойтись! Шеренги разомкнулись, двинулись. Егорюк, повернувшись спиной к роте, закурил. Красногвардейцы подтягивали ремни. Почти у всех шинелишки были рваные, до колен, на ногах "мериканки", обросшие грязью, или лапти с об- мотками. Некоторые, оправившись, пошли в казармы. Кузменко, скосив глаза на командирские галифе, фыркнул тихо: - Буду я тебе поляка бить... на! - И опустил руку к колену. Засмеялись. - С поляка штаны сбондим, сел на паровоз - и домой повез. - Ха-ха! - На хрена и воевать-то? Егорюк побагровел. - Кто это?.. Молчать! Подавшись вперед, попал ногой в глинистую жижу и упал боком. - Хм!.. Мне все едино... плевать. Рр-азойтись! Красногвардейцы кинулись поднимать своего командира. --------------- Вечерами пахла прелью земля. С черного неба падали крупные звезды, словно ракеты. Едва зажигали фонари, как на главные улицы выходили шибе- ра в клетчатых кепи, пыхтя дурно-пахнувшими сигарами. На углах собира- лись кучки - безмолвные, безликие, разговаривали жестами, пожимали пле- чами и расходились в ночь, ночью рожденные, чтобы через промежуток сой- тись снова и снова говорить пальцем. В домах, где были расквартированы красногвардейцы, из растворенных окон ползли горластые песни, о покатившемся яблочке, отравившейся Мару- се, и теплый ветер, подхватывая обрывки слов, нес их за город, на прос- тор, где тишина сковала черные, пахучие поля. Изредка, на взмыленных конях проносились серошинельные всадники, низ- ко пригинаясь к луке, подсвистывая, щелкали плетками. И чуяли взмыленные кони и знали отупелые от загонов всадники, что неслышная отсюда поступь польско-петлюровских войск стирает последние границы, что семьдесят верст можно пройти без всякого боя в три ночи, когда пахнет прелью зем- ля. --------------- В столовой тепло, яркий свет. У Маврикия Назарыча Лебядкина - заведы- вающего экспедицией местной почты и хозяина квартиры - блестят на носу очки, а на мизинце, подобно хрустальной горошине, искрится бриллиант. Рядом с мадам Лебядкиной - всклокоченный, заспанный Егорюк. Пьют чай. - Ах! - вздыхает мадам Лебядкина. - Да! - подтверждают очки Маврикия Назарыча. Егорюк звякает в стакане ложечкой, лениво покусывая сдобный сухарь, и говорит, растягивая слова: - Тяжеленько, знаете... Воюешь нынче невидимо с кем. Раньше знал: германец - бей его в лоб! Подъем духа был. Маврикий Назарыч, сняв очки, протирает их носовым платком. - Поверите, господин Егорюк... Тот морщится, поднимая ладонь над столом: - Гражданин. - Извините! Поверьте, что я никак не могу постичь происходящего, смысл, так сказать, событий. Заварить форменную кашу, вызвать на бой ко- го-о?.. Польшу... Польшу, не забудьте - страну очень культурную. А за- чем, спрашивается? Егорюк, борясь со сном, усиленно таращит глаза. Маврикий Назарыч, разглаживая бородку, продолжает, понизив голос: - Большевики выставили лозунг "долой войну": так зачем же воевать, спрашивается, а? Вот вы гос... гражданин Егорюк, вы сами даже не знаете точно - зачем? А кто пострадает? Мирные жители городов и деревень - осо- бенно. - Ужасно! - подает реплику мадам Лебядкина. - Четверть фунта хлеба... Как же можно кушать, слушайте? За завтраком кусочек, за обедом кусочек и... и... все? Брови мадам вспорхнули птичками. - Мудрено что-то вы говорите, - качает головой Егорюк. - Что в хлебе нехватка - это факт, но, как я понимаю, за его большевики и идут. А неп- равда какая есть - так при Николае ее бочками выкатывали. В раскрытые окна плывет ветер, играя кружевом занавесей. Мадам Лебяд- кина наливает себе чай. - И потом эти... евреи, - закусывает губы Маврикий Назарыч. - Торга- ши, в сущности, по природе. Иуда продал Христа, ныне - продают Россию за навязчивую идею и лезут, лезут. Извините, господа, дайте вздохнуть, по- жалуйста, избавьте! Мадам Лебядкина сочувственно наклоняет голову. Глаза Егорюка тускне- ют. --------------- VIII. Директива. Однажды утром, после ротного учения, Егорюка вызвали в штаб отряда. В комнате командира сидел политком над распластанной на столе картой. Хму- ря брови, командир пытливо заглянул в глаза Егорюку. - Пили? Егорюк усмехнулся, держась рукой за спинку стула: - Отчего же? Пить нужно. Зато - драться будем - кишки вон! Политком поднял голову от карты. - Мне донесли, что солдаты вашей роты занимаются грабежом у евреев: это... правда? На лице Егорюка дрогнул мускул. - Кто донес? - Это правда, мать вашу?.. - взревел политком. - Так же будете Рес- публику защищать, как солдаты ваши мародерствуют? - Насчет защиты, так у меня в грудях две пули шатаются, - глухо про- говорил Егорюк, - вам очков надаю... А таких жидов бить нужно, потому - мутят они революцию. Повернулся и вышел. В ротной канцелярии у себя на столе нашел пакет с надпиской в углу конверта: "Срочно. Оперативное". Разорвал сургучные печати и долго, внимательно, отгоняя хмель, читал: "На основе директивы штаба войск красной гвардии юго-западного райо- на, вверенному мне отряду предписано выступить. Во исполнение приказы- ваю: командирам 1, 2, 3 рот, командиру гаубичной батареи в сорокавосьми- часовой срок закончить пристрелку винтовок, орудий и пулеметов, срочно затребовать провиант и дополнительное снаряжение, немедленно затребовать подвижной состав, приступив к погрузке 15 марта. Ответственность за сво- евременную погрузку и полный порядок возлагаю на помощника командира 2-й роты т. Егорюка. О получении и принятых мерах донести". --------------- IX. Записи Николая Быстрова. Николай Быстров - председатель укома, он же исполком и чека - с пер- вых грозовых дней ведет запись великой революции. В толстой книжке с шершавой бумагой ("Общая тетрадь уч.... класса"), словно врач, пользующий больного, отмечает Быстров, может-быть, для ис- тории, часы, дни и месяцы неведомой еще, кружащейся в бешеной свистоп- ляске жизни родного края. ... Кабинет пуст. Только: широкий стол, два, мертвых сейчас, телефона и пара одинаковых кожаных кресел, мягких, как пух. На столе тетрадь раскрыта и на левой странице после кляксы помечено: "7 марта. Командир Русско-Орловского отряда говорил, что черносотенцы в своих квартирах натравливают красногвардейцев на Советскую власть и евреев. Что же делать: казарменные помещения разбиты в дым по вине немецких ок- купантов, а денег нет. Спросил, как кормят ребят - плохо, очень, говорит, плохо. Кроме того, много босых. Все это - плюс мерзавцам и контр-революции. Относительно черносотенной агитации приказал выяснить. 9 марта. Вызвал Крутоярова. Обиделся. Мы, говорит, снабжаем из последних крох, а что они, говорит, загоняют все на толкучке, то на это никаких наркомп- родов не хватит. Все же Крутояров - крутой упродкомиссар: посадил в подвал зав. третьим распределителем. Уворовал четыре фунта хлеба. Это диктатура. 12 марта. Сегодня проводил доклад о международном в 68 полку. Коряво. Это повс- танческая масса и на всякую политику им начхать. Борьба с Петлюрой для них - грабеж, а потом домой. Много и таких (выяснил по расспросам), что желают Советскую власть, но без жидов. Оказывается, в отряде почти ника- кой политпросветработы не ведется: большинство политкомов - офицерье, остальные беспартийные. 15 марта. По Базарной шла женщина, уронила кулек с огурцами. Мимо шел парень в обмотках и башлыке, поднял три штуки, упрятал в карман. Я говорю, чтобы отдал огурцы женщине, а он покрыл матом и добавил: "Молчи, жид. Скоро вам амба". И это есть революция? Поеду на фр... (зачеркнуто). А тот тип так и ушел с огурцами. Мелочь, но интересно. 17 марта. Звонили из Люблинской волости. За последние восемь суток, неизвестно кто, уводит на полях крестьянский скот. В Тырхове два случая поджога бедняцких хат. Несомненно: - события в городе и деревне тесно связаны. Сегодня на пленуме ставлю вопрос о связи с Б-ской дивизией. 20 марта. Провожали торжественно отряд. Он эшелоном отправляется на Калинко- вичский участок. Красногвардейцы ругаются, командиры глупо смеются. Мое предложение прошло: Белевич сегодня выезжает в Брянск. Крутояров сказал, что из центра прибыл вагон муки. Пломбы сорваны: двести пятнад- цать пудов ухнули. А сегодня распределители выдавали по восьмушке. Фронт в сорока верстах слишком. Петлюровцы пассивны. 23 марта. Вернулся Лапицкий, сопровождавший эшелон. Взволнован, оброс щетиной. По прибытии на фронт красногвардейцев стали провоцировать, будто поляки собрали огромные силы и нашим частям грозит гибель. Полки снялись с позиций. На собрании, где присутствовал Лапицкий, об- вязав себе лицо, будто раненый, из боязни самосуда, постановили немед- ленно отправиться домой. Дальше Лапицкий рассказывал, что коменданты поездов, выделенные отря- дом, с наганами в руках требовали от железнодорожников подвижной состав. Терроризована вся линия. При отказе администрации расстреливали, крас- ногвардейцы самочинно забирали паровозы, а машинистов под угрозой смерти заставляли ехать без пропусков и семафоров. По пр... (зачеркнуто). Надо действовать, всех собрать и... ждать гостей к утру. 22 часа. Лапицкому приказал дать в помощь Крутоярову людей для охраны продскладов и ссыппунктов. А на улицах, словно рождество: шумно, много шляются. Приказал расста- вить патрули, никаких скопищ не допускать. Всех шептунов обывательской породы - в подвал. Довольно!" --------------- X. "Всем... всем... всем..." Дальнейшие события разворачивались, как кино-лента. В ночь с 24 на 25 марта станция стала принимать первые эшелоны повстанцев. Перепуганные на смерть железнодорожники молча наблюдали, как обглоданные теплушки выпле- вывали серошинельную гвардию. В воздухе висела топорная ругань, и в ругань клином врезались разуха- бистые частушки: Ленин Троцкому сказал: брось трепаться, Погуляли, значит, надо ушиваться. Тщедушный паровоз был запален, словно заезженная лошадь. Всклокочен- ный машинист, в рваной блузе, сошел с паровоза и, пошатываясь, направил- ся в депо. С платформ, по сходням, на перрон сгружали пулеметы, зарядные ящики, телефонные аппараты, проволоку, брички с вывороченными, страшно торчащи- ми оглоблями и передками. - Скворцов, давай ящик, ччорт!.. - Эй, брргис-сь! - Легче, легче, дьяволы! Выводили грязных, обросших навозом коней. Они тревожно поводили ушами и ржали протяжно. Красногвардейцы нещадно лупили их ремнями: - У... у... сука! - Гип. Гип... Вылазь. Н-но! Несколько человек, гремя котелками, в растерзанных полушубках бестол- ково носились по станции: - Братишки, и где здесь бухвет? - А воды нема туточки, а? - Катись, бухвет!.. В конце платформы запаливали печь у станционного куба, рубили шашками бревна. Под тусклым фонарем с разбитым стеклом, у дверей багажного отделения сидел на мешках с хлебом молодой еще парень и, сопя, отмечал в списке карандашом: П р и в о р о в Кузьма - командир 1-й роты пошол к пытлюри. С к а ч к о в Дмитрий - фуражир ..... у штаба духонена. К р и в о р о т о в Кузьма ........ самосудом погип. Е г о р ю к Никифор - помкомандира .......... са... Парень остановился, зачеркнул "са", пожевал губами, посматривая на столпившихся вокруг солдат и, усмехаясь, вывел: "... скинутый пад аткос как контра". В аппаратной рыжеволосый, рябой человек в офицерской фуражке, поигры- вая блестящим кольтом, дикто

╤ЄЁрэшЎ√: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  -


┬ёх ъэшуш эр фрээюь ёрщЄх,  ты ■Єё  ёюсёЄтхээюёЄ№■ хую єтрцрхь√ї ртЄюЁют ш яЁхфэрчэрўхэ√ шёъы■ўшЄхы№эю фы  ючэръюьшЄхы№э√ї Ўхыхщ. ╧ЁюёьрЄЁштр  шыш ёърўштр  ъэшує, ┬√ юс чєхЄхё№ т Єхўхэшш ёєЄюъ єфрышЄ№ хх. ┼ёыш т√ цхырхЄх ўЄюс яЁюшчтхфхэшх с√ыю єфрыхэю яш°шЄх рфьшэшЄЁрЄюЁє