▌ыхъЄЁюээр  сшсышюЄхър
┴шсышюЄхър .юЁу.єр
╧юшёъ яю ёрщЄє
╒єфюцхёЄтхээр  ышЄхЁрЄєЁр
   ─Ёрьр
      . ╨рёёърч√ 20-ї уюфют Ёрчэ√ї ртЄюЁют -
╤ЄЁрэшЎ√: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  -
ежал вон из комнаты. - Товарищ Сорокопудов, я полагаю, выгодней будет нам проделать, как мы думали раньше, - предложил Ферапонт. - А как так? - Нам предложил Никифор Салин за эту рожь два пуда на пуд. - А кто такой Никифор Салин? - Да довольно крепкий хозяин... - Ну, так мы у него этот излишек и так выудим. Я с ним нынче же поз- накомлюсь. Никифор да еще Салин... Будьте уверены. Пообедав, на прощанье перекрутив несколько раз Настю, Сорокопудов убежал на село. - Вот бес, - простодушно заявила Настя, - как с цепи сорвался. Никто не ответил, все сидели угрюмо. Эти восемьдесят пудов (пятьдесят да тридцать, предполагавшихся ста- линских) скупщики взяли бы не меньше чем по пяти рублей пуд. "Это четы- реста рублей!" думал каждый. А четыреста рублей - это четыре коровы или четыре лучших лошади. Да к ним двухлемешный плуг, или... словом четырес- та рублей. Пчелы, кролики - все это мелочь. Пропала половина бюджета, который так лелеяли. Федя и Катерина сидели на пчельнике притихшие. Ферапонт один ушел в поле. Никитка об'яснял Алексею. - Это почему ж отдаем? Нет такого права! Нам чего дали? Эх, вы, то-то кашееды. Я бы этого рыжего взашей. Нет, с вами каши не поешь. Это вы те- перь на моих кроликов только и надеетесь? Алексею надоела его нудная болтовня. Ему так все осточертело, что за- сосало под ложечкой. Взять да напиться бы! Ферапонт дошел до самого седьмого оврага, на дне которого умер Свеча. Он остановился. "Этот бы все отдал, и радости его не было бы конца, что послужил стране. Никто из ребят не имеет и частицы его света. Тянет их земля, достаток. И верно - кашееды! В конце концов - что нам сделается? Четы- реста рублей отдадим стране. Всей артелью мы заработаем в лесу эти деньги в месяц. Коммуна не развалится. Потрудней немного будет. Здесь в нас играет самый примитивный эгоизм. Признаться, и мне жалко. И, пожа- луй, мне немножко боязно не за себя..." Он улыбнулся. Здесь мысли Ферапонта приняли совсем иной оборот и уже ничего общего не имели с делом хлебозаготовок. Вечером еще издали заметили приближение Сорокопудова. Он шел, разма- хивая руками, а за ним семенил Никишка Салин, запинаясь, снимая шапку, прижимая ее к груди и что-то бормоча. - Тебе дорога советская власть? - громовым голосом спрашивал Сороко- пудов. - Дорога... - Ну, тогда чего же? - он продолжал итти дальше. Никишка не отставал. Отсчитав сто шагов, Сорокопудов снова останавли- вался и повторял: - Тебе дорога советская власть? - Дорога, - совсем упавшим голосом отвечал Никишка. - Ну, тогда чего же... утром запрягай, - и снова шел. У самых ворот коммуны Никишка спохватился, видя наблюдающих за этой сценой ребят, надел шапку и, приосанившись, тихо пошел обратно. - Смотри, дядя Никифор, брось раздумье, а то я тебе еще кое что подс- читаю! Никишка ускорял шаг. - Тебе для спекуляции кое что осталось - смотри, браток! Никишка пошел на рысях. - Ой, какого об'ездил! - всплеснула руками Анюта, и глаза ее с инте- ресом обратились к Сорокопудову. - Ну, не мешает поужинать... Ну-ка, сдоба! - обратился он к Насте. Все посмотрели на него, насупившись. Слишком далеко вторгается этот человек в жизнь коммуны. Но это не Дедюлин, этого не вытащишь за ноги. - Ну и кряжи у вас! Здесь не только три тысячи пудов, здесь десять тысяч излишков! Под суд, под суд вас всех, к чортовой матери! Чего вы смотрели? Ну ладно, дело поправимое. Я уж дал телеграмму, чтоб встречали красный обоз. Я всем на вас указывал: смотрите, коммуна все излишки от- дала. Я всех извозчиков в Лесоватке мобилизовал. Давайте, ребята, гармо- нистов созовем. Песни разучим. Как в'езжаем в какое село - песняка. Да- вайте частушек хлебных насочиняем!.. Ну-ка, ты говорят, гармонист! Алексей нахмурился. - У меня гармонь сломана... - И-и, неужели? Что ж ты раньше не сказал! Да я бы теперь уж ее поп- равил! Я же гармонии когда-то делал! Алексей чуть не заплакал с досады и стыда: гармонь была в совершенной исправности. И вот хмурые, против собственной воли, все восемь кашеедов сидят и поют: Мужики, бросай гадать, Надо лошадь запрягать. Посмотри, мы всем селом Государству хлеб везем. Сорокопудов буйно дирижирует, и рыжая голова его пылает на восходящем месяце. * Все коммунары стояли растерянные, улыбающиеся. Утро - свежее, с ве- терком и росой - играло на их лицах. Рыжий хватался за живот и покаты- вался со смеху. - Черти, за кого ж вы меня приняли? Ха-ха-ха! А я смотрю: что они частушки, как в церкви поют, на похоронный лад! А им хлеба жалко! - Да нет... - Ну, какое там... - Ладно, ладно, я сразу догадался. Ну чудаки! Вы уж думали, я все де- ло вам завалил, в гроб вогнал, ограбил... Ух ты, мол, рыжий чорт, вот этим бы вальком от плуга бы тебе по темени... Верно? Верно, ведь?! - Да что ты... - Ну как же ты... - Ах вы, черти, молокососы! Вам воспитания нехватает! Поняли теперь, в чем дело? Я вам расцвет сделаю! Сколько вы потеряли - по спекулятивным ценам - четыреста рублей? Так. Считаем. А вот приезжаем мы завтра на станцию и я заявляю: "Коммуна отдала все! Поддержим коммуну!" Враз - местный комсомол организует субботник. И один день работы железнодорож- ных мастерских покрывает к чортовой матери убыток! Покупай чего хотите: коров - коров, лошадей лошадей! А затем шефство... Да мы трактора добьемся, чорт возьми! Во, брат! И вам радость и государству торжество! Энтузиазм масс не учли, кашееды... - Ладно, ладно, не сердись, - улыбается сконфуженная Настя. Да и все сконфузились. Алексею хочется расцеловать рыжего. Такой он лохматый, приятный, свой... По селам, по деревням ехал обоз. Впереди на пяти подводах сидели го- лосистые девки, гармонисты, балалаечники. Настя, Паша, Катерина и Анютка пели звонче всех. Алексей растягивал гармонь. * Не прошло недели после красного обоза, как снова примчался на тряской двухколесной таратайке рыжий Сорокопудов. - Братцы мои! Я снова за хлебом. Дело-то какое! Оказывается, в нашем округе правый уклон практику проделал. Указали уменьшенные контрольные цифры. Вдвое, втрое! Выясняется и большая площадь засева и больший уро- жай! Я проверял планы в уезде, так в вашей Жуковке скрыто от обложения не больше не меньше как сотенки десятин! Неудобью, пустошью числилась! Показано было, что у вас по двенадцать сажен на едока в поле, а их пят- надцать. Я это дело разберу! Анютка подошла к нему и попросила взять ее в помощницы. - Идет. Записывать будешь. Писать умеешь? - Умею. - А стрелять умеешь? - Плохо... - Пойдем, научу... А то как бы нам где-нибудь по темечку обухом не стукнули. Анюткино воинственное сердце ликовало. Они пошли к оврагу. Сорокопу- дов взял газету, сложил вчетверо и красным карандашом нарисовал сердце. - Ну, давай палить! - Он вынул маузер. - Учись. Звонкая пуля жадно влепилась в сердце. Анютка уцепила револьвер. Длинный нос его никак не хотел глядеть пря- мо, клонился в землю. - Не годишься ты для маузера, - сокрушенно заключил рыжий, - отстре- лишь себе большой палец ноги. Рука Анютки не подошла и к нагану. Тогда Сорокопудов полез за голени- ще, вынул браунинг второй номер. Анютка выстрелила. Пуля зарылась в тра- ву. Рыжий совсем опечалился и полез в боковой карман кожаной куртки. Ма- ленький браунинг совсем был незаметен в его широкой руке. - Ну, уж если этот не по тебе, тогда ты в помощники не годишься. Анютка целилась со всем вниманием. Выстрел попал в цель - левый край сердца дрогнул от пули. Сорокопудов пришел в восторг, и Анютка для его радости повторила несколько раз свою удачу. Все сердце было расстреляно. - А в человека все равно не попадешь. - Почему? - задорно тряхнула головой Анютка. - Женская рука дрогнет. - Становись - увидишь! - Спасибо! Я ее научил - и она ж меня безработным хочет сделать? Лов- ка девка. Ну, однако, пойдем щупать куркулей. - Кого? - На Украине кулаков так зовут. Кур-куль. Кур-куль, зарыл куль. И не один куль! - С веселой присказкой отправился Сорокопудов щупать кулаков. - Зайдем к этому старичку: четверо ребят, безлошадный - это что-ни- будь да стоит. И они зашли к Чугунку. - Здорово, старичок! Как поживаем? - Небо коптим. Тебе не мешаем, - засуровился Чугунок, увидя Анютку. - Бедно живешь, бедно. - Как уж бог дает! - Бог-то у тебя недалеко, через три двора. - Это как же? - Не знаешь? А Никишка Салин. Вот твой и бог. Сколько он от твоей земли-то тебе нынче хлеба дал? - А какое твое дело? - Законное. А ну-ка, садись, товарищ Валаева, записывай каждый его ответ, чтоб он сказки не рассказывал. Ты, я вижу, дед, сказочник? - А чего ты ко мне пристал? - Ты-то мне не нужен, мне до твоего бога добраться. Исполу убирает? - Ну, исполу. - Точно. Пиши: Никифор Салин убирает мне землю исполу. - Зачем же писать? Брось, не пиши! - Чугунок подскочил к Анютке. - Папаша, не настраивайся. Мы учитываем боговы излишки, а ты здесь при чем? - А кто мне на весну пахать будет? Вот здесь при чем! - Спашем. - А ты ручаешься? - Головой, со всеми рыжими волосами. - Ух ты, едовитый! - отошел Чугунок. - Урожай был, примерно, сам-шест, сам-сем, пудов семьдесят с десяти- ны, а засеву у меня было три десятины... - Откуда три? - Пиши, пиши, товарищ Валаева. - Откуда три, я тебя спрашиваю! - Папаша, ты, я вижу, вор, жулик. Да-да. Украл у своего государства полдесятины, так и ладно? - Это ты откуда? - Ваш прежний председатель сознался. - Я тут, ей-богу, не виноват, я, как все... Товарищ Сорокопудов, не пиши, не надо про это. Не пиши вором! - Милый человек, это я к разговору. Этого не напишем. Так, значит, бог-то твой забрал у тебя сто пудиков хлебца... Это хорошо. Пиши, това- рищ Валаева, пиши. Чугунок стоял в смущеньи. - Сто пудов! Это можно купить корову, кобылу, сапоги, - дразнил Соро- копудов. Чугунка начинала забирать давнишняя обида на эти сто пудов. Обида, которую скрывал он от самого себя, и только сейчас понял, что она есть. И гложет сердце больно и бередит. - Эх ты, а еще седой. У твоих детей кусок хлеба изо рта вырывают, а ты спасибо говоришь! - Да ну тебя, леший, не растравляй! - заорал Чугунок. - А ты не настраивайся. Эти сто пудов мы тебе вернем. - Как? - привскочил Чугунок. - Очень просто. Вот мы запишем твои показания. Затем Никишку возьмем за сальник. Сдать сто пудов по твердой цене государству. Сдаст. В госу- дарстве от этого полное выполнение генерального плана. И даже с излиш- ком, тогда выполняется и план кредита бедняку. А постановлено отпустить сто миллионов. Уж из ста-то миллионов для тебя на лошадь и корову добьемся! Понял - какое коловращенье? - Тьфу, опутал рыжий! А я думал, и правда. Анютка и Сорокопудов ушли. Чугунок остался с растравленным сердцем. Он не мог усидеть дома. Побежал по селу. - Вот угробители ходят! Родная Анютка - и та шлюхой стала! Пишет, пи- шет, мужики, все записывает. Я слово, - она его в карандаш! Что мне те- перь будет? Кого-кого, а меня в первую очередь! Говорил Чугунок, а сердце ныло. "Зачем ты это? Против кого народ распаляешь? Не надо, остановись". Сорокопудов, любезно раскланиваясь, уж входил в избу Никифора Салина. Никишка отвечал на поклоны сплошной ласковостью. Лучились, маслились его глаза. Волосатые руки его, огромная спина - и те как-то хотели выра- зить удовольствие и ласковость. - Оха-ха, хороша погодка стоит. Бабье лето. - Насчет погоды, действительно, - отвечает Никишка. - И ясно, и не жарко, и разный гнус-овод не донимает... - Как в первейшем Крыму, - рад Никишка угодить и погодой. - По такой погоде только и делать, что хлеб отвозить... Никишка молчит. Анютка деловито и строго раскладывает бумаги. Огром- ный красный с синим карандаш, для которого в боковом кармане Сорокопудо- ва специальное углубление, как страшное оружие в ее руках. - Нет, товарищ, насчет возки вы ошибаетесь. Крестьянин привык хлеб возить зимой. Осенью еще вспашка под зябь. Лошадей сбивать не резон. Зи- ма, товарищ, для этого... - До зимы, милый папаша, ты его спровадишь весь, ищи-свищи тогда... А сейчас он у тебя дома. Никишке вдруг страшно захотелось взять тяжелую дубину, которой зако- лачивают лошадиные приколы, и дать рыжему по маковке. Да так, чтоб зубы щелкнули и язык откусил. Несколько минут он был во власти этого желания и, наслаждаясь, пере- живал его. - Это почему же так про меня шутите?.. Я ведь не кулак да в середняки себя только сам перед вами причисляю. - А четыре лошади? - Так я их и не вижу. Я в бедняцкой супряге. Они там и работают. - Супряга - это значит спрягаются несколько лошадей для артельной вспашки. А с кем твои лошади спрягаются? Вокруг тебя восемь семейств - ни одной у них лошади. Сами подпрягаются, что ли? Интересная супряга. И какая тебе от нее выгода? - Я, дорогой товарищ, крестьянин. Я свою нужду познал и чужой со- чувствую... - За сто пудов я любому посочувствую! - Какие сто? (и кто проболтался - Семка или Чугунок? С обоих по сту... раклы...) - И первые сто и вторые... "Оба". Дрожь пронизывает Никишку. - Сколько же в нынешнем году, гражданин Салин, ссыпал хлебу в амбар? - Я двести пятьдесят пудов - всему селу для примера - сам назначил и отвез. Это власть должна чувствовать. Вот что. - От тысячи пудов двести пятьдесят можно. Я бы пятьсот отвез. - Пятьсот? Согласен! По рукам, товарищ! Я за власть все отдам! Я себя в мешок завяжу! По рукам! - Никишка бросился обнимать и охлопывать по плечам Сорокопудова. - Идем, - потащил он, - идем в амбар, сам увидишь, сколько себе оставляю. На прокорм! В обрез! Жена, ты где там? У меня чтоб поддержать! Завтра же хлеб пеки с картошкой. Рожь - любимой советс- кой власти! Сорокопудов махнул рукой Анютке и они пошли в амбар. Огромный ключ, похожий на обрез, с громом и звоном отпер дубовую дверь амбара с развод- ными железными петлями. Пахнуло сухой рожью и защекотало в груди. Рожь лежала не в сусеках, а в мешках. На котлах - чтоб не лазили мыши. В каждом мешке пять мер. Со- рокопудов сосчитал триста мер. Это будет триста пятьдесят пудов. - Сто пудов себе оставляешь, а все излишки власти? - Именно, именно, с любовью. В газетах напиши! - Ладно. Вот это сознательность. Запиши, товарищ, Валаева: гражданин Никифор Салин оставляет себе сто пудов на хозяйство, все же излишки, ка- кие нашли, отдает государству по твердой цене. К сему сам Никифор Салин. - Распишись, папаша, в газету пошлем! Пойдем собрание делать. Об'явим. - С восторгом! - Никишка засучил рукав и расписался. Во время всех разговоров присутствовал и Мотька. Он молчал, как ка- менная баба. Он глаз не сводил с Анютки. По лицу его ходили рыжие пятна. Собрание собрал Сорокопудов в несколько часов. Он сам помогал Чугунку оповещать население. Разослал всех боевиков. Перед собранием все разго- варивал с Никишкой. Очень интересовался хозяйством, постройками. Долго удивлялся на нужник, стоявший внутри двора, недалеко от дома, на пригор- ке. - Хозяин ты культурный. Один ученый немец предлагал определять культуру по отхожим местам. Нужника у вас на все село три, четыре. У тех, кто в городе жил, да в школе. Аккуратный мужик! - он заглянул туда. - Аккуратное обращение, даже листочки от календаря! Ну, брат, ты пример- ный... Никишка расцветал от похвал. Угостившись квасом, оба вместе, рядышком, пошли на собрание. Слух о новых поисках хлеба Сорокопудовым, о страшном карандаше и Анютке, кото- рая сама указывает, к кому зайти, взбудоражил село. Пробегая на собра- ние, мужики кричали ее матери: - Сука ты, знать! Сучку и родила! - Змея ты, чорт, змею нам подарила! - Предупреди дочку-то: пусть опомнится. - Скажи ей, кабы чего с ней не стряслось. Бог ее накажет! Мать не знала, что и подумать. Предсельсовета открыл собрание. Был он растерян. Сорокопудов наедине поговорил с ним слишком ласково. Но в этом разговоре были такие слова, как мошенничество, покрывательство, суд, тюрьма. Председатель сидел, как на кусту терновника. Секретарствовать Сорокопудов усадил Анютку. Она за- дорно поглядывала на Мотьку, на Егора и Авдоньку. Лесоваткинцы явились тоже. Сорокопудов сказал вступительное слово. Попросту, с расстановоч- кой. О пятилетке, о том, почему нужен хлеб. О злостной политике кулаков. Немного сказал. Намекнул, что в Жуковке есть скрытые запасы. Этого госу- дарство не прощает. Особенно тем, кто зарыл в землю и гноит. Наконец, дал слово Никишке. Выступил Салин. Прижимая руки к сердцу, убеждал поступить по его при- меру. И после его слов снова вышел Сорокопудов. Рядом с Никишкой встали Сахарный Лоб и Гришенька. Рядом с Мотькой - Алексей. Кое-кто из родни ихней - Федор, Ферапонт. Сорокопудов пригладил рыжие вихры. - Мужики, - сказал он, вдруг меняя свой всегдашний тон, какого тона еще не слыхали: - пора одуматься, мужики. Кулаки кричат - "деревню гра- бят!", середняки подтягивают, а бедняки себя не поймут. Поймите же: ку- лак лицемерен. Вот он перед вами. Новый кулак, обделистый, ласковый. Ли- цемер. Волк в шкуре ягненка! Вы думаете, он отдал последок? Он любит власть? Он жить без нее не может? Негодяй! Он обманул всех - власть, ме- ня, нас всех здесь, собрание, счел за дураков. Лгал перед сотнями наро- да! У него зарыто не меньше пятисот пудов. Вот моя голова порукой. Идите всем сходом и убедимся, каким гадом, какой змеей может оказаться лице- мер, ваш друг, которого вы покрываете. Сход двинулся к дому Никишки в молчании. Десятники собирали лопаты. Стук железных лопат и - молчание. На ог- ромную угрюмую толпу не лаяли собаки. Никифор машинально перебирал ногами. Перед самым домом он вдруг заго- релся и дико закричал: - Не найдешь, нету! Нет у меня! А не найдешь - за все оскорбление от- ветишь! - и поднял руки, жилистые, скрюченные, к ясному небу. Сорокопудов собрал понятых. - Оставьте лопаты, сперва придется снять с места нужник! Гул удивления пошел по народу. Никишка и Сорокопудов, поглядели друг на друга в глаза. Пристально. Никишка отвернулся и пошел в хату. Под каждым его шагом скрипела по- ловица. Сняв нужник, вынув ящик с нечистотами, понятые начали копать. Земля на пригорке была сухая, рассыпчатая. Сырость не проходила сюда из плот- ного дубового ящика. Первую сажень глубины копали ретиво. Затем стали оглядываться на Со- рокопудова. Он стоял уверенно. Снова копали. - Труба! - вскрикнул вдруг Семка, - жестяная труба! Народ бросился к яме. Все лезли наперебой, заглядывали. Труба шла наклонно. Принялись копать еще ретивей. Семка откапывал трубу. Она ве- лась наискось к дому. Сорокопудов взял у Анютки карандаш. Положил портфель на колени. Стал что-то чертить. Труба привела под дупленую ветлу. Она подходила под самую ветлу и вы- ходила прямо в дупло. Вскоре обнаружили и другую трубу. Та выходила в колодец. Лопата ударила в сруб. Тогда Сорокопудов показал Анютке чертеж вентиляции, нарисованный им. - Механика, - тоном знатока заключила Анюта. Под лопатами загудели бревна сруба. - Готовь мешки! - крикнул весело Семка. - Вот гад, скоро добро забыл, - процедил сквозь зубы Мотька и отошел подальше, чтоб не подать виду. Топорами стали отколачивать и поднимать люк. - Лом давайте! - Пешню, не поддается. Все увлеклись делом, часть народа, склонясь над ямой, помогала сове- тами. Часть лезла в любопытстве в яму. Вдруг по толпе пробежало колы- ханье. - Ложись!

╤ЄЁрэшЎ√: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  - 138  - 139  -


┬ёх ъэшуш эр фрээюь ёрщЄх,  ты ■Єё  ёюсёЄтхээюёЄ№■ хую єтрцрхь√ї ртЄюЁют ш яЁхфэрчэрўхэ√ шёъы■ўшЄхы№эю фы  ючэръюьшЄхы№э√ї Ўхыхщ. ╧ЁюёьрЄЁштр  шыш ёърўштр  ъэшує, ┬√ юс чєхЄхё№ т Єхўхэшш ёєЄюъ єфрышЄ№ хх. ┼ёыш т√ цхырхЄх ўЄюс яЁюшчтхфхэшх с√ыю єфрыхэю яш°шЄх рфьшэшЄЁрЄюЁє