ет, сыграете с нами?
   Юрка смотрит на часы:
   - Мне бы ваши заботы. - Снисходительно кривит  рот,  уступает:  -  Ладно,
давайте. Пару партий.
   Следуют пять сыгранных партий, требующих некоторого растолкования. Играли
мы по странным, принесенным  взрослым  Юркой  правилам.  Под  каждую  партию
оставлялся залог - сто рублей. Игра была с "призом", поощряющим  активность.
Кто первым в партии набирал  сорок  очков,  писал  на  каждого  уйму  вистов
(единица измерения выигрыша, эквивалентная какой-то ставке). Кто брал  приз,
тот обычно и выигрывал. Какая бы сумма в партии ни выигрывалась,  победивший
получал с каждого не больше сторублевого залога. Остаток выигрыша писался  в
долг. При этом, если выигрывал  тот,  кто  должен,  залог  он,  конечно,  не
получал.
   Так что нам с  Шурой  следовало  спешить,  доход  зависел  от  количества
сыгранных партий. После  каждой  партии  к  кому-нибудь  из  нас  переходила
заветная сотня. При этом и  долг  Юрию,  набежавший  за  все  прошлые  игры,
исчислялся тысячами. Получить даже эти заложенные нами две сотни с  него  не
было ни малейшего шанса.
   Продолжение содержания пьесы.
   Юрка, в сердцах, при последней раздаче карт в третьей, четвертой и  пятой
партиях:
   - Чтобы я когда-то еще сел!? Целый день пашешь,  как  начальник  лагерной
плантации (всегда этот образ),  а  потом  эти  триста  (четыреста,  пятьсот)
рублей каким-то ссыкунам-негодяям за один вечер... Надо  же,  чтобы  так  не
везло. Все!.. Последняя "пуля"! Больше никогда в жизни!..
   На этих  словах  он  обычно  расчерчивал  новый  лист,  прятал  под  него
очередную сотню. После "никогда в жизни" шел текст-вопрос:
   - Кто сдает?
   Но спектакль неспроста имел такую чудную посещаемость, неспроста нравился
Юрке. У пьесы был хороший конец. Ну  и  что,  что  один  и  тот  же?..  Зато
счастливый.
   Шестую партию выигрывал Юрка. И как выигрывал!
   Начиналось с того. Что я привычно набирал тридцать восемь очков. При этом
у остальных двух игроков было пусто. Ноль. Невезение невероятное.
   Юрка отрабатывал все реплики, как положено: про лагерного карьериста, про
нашу юношескую беспечность и связанные с беспечностью  отрицательные  черты,
про фортуну, имеющую слабость именно к этим чертам...
   И тут начиналось!..  Фортуна,  словно  послушавшись,  меняла  вкус.  Юрка
начинал набирать очки.
   Сначала, пока счет шел до десяти, продолжал еще бурчать, хотя  уже  и  не
так самозабвенно. Когда счет был в пределах двадцати, он затихал, становился
сосредоточен, весь был занят только игрой. Ближе  к  тридцати  -  безуспешно
прятал улыбку в ответ  уже  на  мои  полные  трагизма  реплики.  Когда  счет
приближался к сорока, Юрка замирал. Играл затаив  дыхание,  боясь  спугнуть,
обидеть неосторожным словом удачу.
   Я  в  этот  момент  тоже  опасался.  Чтобы  Шурик  сдуру  не  всунулся  с
какой-нибудь неожиданностью, не помешал Юрке взять приз.
   Последнюю, спрятанную под лист сотню Юрка не проигрывал. Но это для  него
уже не  имело  значения.  Он  чувствовал  себя,  как...  Золушка,  найденная
принцем...  Гадкий  утенок,  испытавший  чудо  превращения   в   прекрасного
лебедя... Ребенок после воскресного посещения цирка!  Ей-богу,  я  завидовал
ему.
   Обычно мы провожали Юрку (он жил неподалеку),  и  по  дороге  он  уже  не
вспоминал о том, какое  количество  газовых  колонок  пришлось  ему  сегодня
подключить, чтобы заработать на кусок хлеба. Он читал нам стихи своего отца,
репрессированного Сталиным, делился воспоминаниями детства. Подолгу держал у
своего подъезда, не желая отпускать. Жалко  было  отпускать.  Ведь  мы  были
свидетелями сказки.
   - Ну ничего, - наконец утешающе завершал он, -  в  жизни  всякое  бывает.
Если что, в следующую пятницу загляну...
   Юрка - пожилой работящий человек, сосед по кварталу.  Друг  детства  отца
Шурика... Нет, совесть нас почему-то не мучила.
   Она не давала о себе знать и когда я обыгрывал Севу Бухенвальда.
   Прозвище Сева получил не за худобу.
   Он  выглядел  вполне  упитанным,  благообразным.  Ответственный  работник
пароходства,   ничем   не   отличающийся   от   других    ответственных    и
безответственных  работников.  Немолодой,  всегда  при  костюме,   несколько
суетливый и заикающийся.
   Имелось одно отличие. На внутренней стороне его руки у локтя был  выколот
многозначный номер. След пребывания в Бухенвальде.
   Сева иногда подавался за границу, на слеты-встречи с  коллегами-узниками,
и каждый раз по приезде  делился  впечатлениями.  Не  часто,  но  случалось,
рассказывал и о лагерной жизни. В годы войны он был ребенком, но помнил все.
Рассказы всегда поражали реальностью.
   Поражали, но не мешали обыгрывать. Впрочем, Сева и сам был не подарок.
   Однажды полдня обыгрывал его в покер. Один на один. Используя  достаточно
сложный технический прием  -  "вольт".  Вдруг,  уже  под  конец  игры.  Сева
насторожился:
   - Дай-ка подстрахуюсь, - говорит, - чтобы не было "вольтмайстера". -  Это
он так, немецким аккордеоном, "вольт" обозвал.
   И действительно начал с этого момента умело страховаться. И ведь  не  был
уверен, что трюк исполняю, но как подстраховаться - знал. Чего ж  раньше  не
начал?.. Я так и не понял...
   Нет, не мучают почему-то выигрыши у Севы.
   Что же тогда мучает? Другие ситуации, схожие. Вроде ничего особенного, но
и сразу, в момент их, чувствовал себя  неуютно,  и  до  сих  пор  вспоминаю,
краснея.
   Тот же Сева, случалось, играл с Ракушкой.
   О Ракушке долго говорить не хочется.  В  настоящее  время  он  занимается
разведением кроликов. В прошлом, далеком прошлом,  во  время  войны,  служил
полицаем у немцев. После  войны  отсидел  двадцать  пять  лет  в  Норильске.
Вернулся бодрым, жилистым, хватким. Дело с кроликами  наладил.  Я  вроде  не
шибко пафосный, но не разделял приветливости пляжников в отношении  Ракушки.
И совсем уже непонятной была доброжелательность Севки Бухенвальда к  бывшему
полицаю.
   Однажды играют они.
   За спиной Бухенвальда стою, наблюдаю. Сева мне всегда доверял (все  равно
не совестно), за спину пускал.
   Вдруг этот падлюка. Ракушка, шлет мне "маяк", запрос, значит. По Севкиным
картам.
   Хотел ему показать... "маяк" из особо секретных... Не стал при отдыхающих
рядом детях. Отошел. Через некоторое время оглядываюсь... За спиной у Севы -
другой из наших, пляжных жуликов. Из тех,  кому  Бухенвальд  тоже  доверяет.
"Маячит" вовсю Ракушке.
   Ну подойди же, или в рыло  дай,  или  просто  авторитетом  придави...  Не
подошел. Теперь краснею, вспоминая...
   Некую закономерность вывел. Если видишь в клиенте заведомо неполноценного
по жестким карточным  меркам  соперника,  совести  обеспечено  беспокойство.
Конечно, если противник болен (пусть даже верой в людей) или сохранил в себе
душу  ребенка,  как  выйдешь  к  нему  во  всеоружии?..  А   ведь   выходить
случалось...
   Как-то  в  Аркадии  поймали  фраера.  Явно  провинциального,  обгоревшего
по-поросячьи мужичонку. Добродушного такого, с приплюснутыми добрыми губами,
с животиком умеренным. С взлохмаченным ободком  вокруг  подгоревшей  лысины.
Поймали на пару с другим пляжником, тоже  "каталой",  но  не  членом  своей,
засекреченной корпорации.
   Фраер приручился легко и сразу.  Играет  только  с  нами.  Если  приходит
раньше - дожидается. Другие подбирались, капризничает,  отказывает.  Клиент,
хоть и не особо  денежный,  но  из  радующих:  спокойный,  печально  добрый,
преданный.
   Обыгрываем день, другой, третий...
   На четвертый - спускаюсь по аллее в Аркадию.
   Вдруг впереди он - фраер. С семьей. Женой и двумя  дочками.  Вся  семейка
аналогичная,  все  умеренно  полненькие,  все  подгоревшие,  все  добродушно
провинциальные. И печальные.
   Не спешу обогнать, следую за ними. И  как-то  нехорошо  уже  под  ребрами
пошкрябывает...
   Доходит семейство до низу, где развилка: на южный  пляж  и  на  северный.
Папа начинает прощаться с женой, дочурками. Те опечалены, что папа покидает,
совсем уж чуть не плачут. Жена тоже недовольна. Но не скандально. Прощаются,
расходятся. Жена с детьми - на один пляж, папа-фраер - на  другой.  На  наш.
Проигрывать деньги, с которыми в отпуск приехал, семью на море вывез. И ведь
явно не из тех он, кто делами ворочает. Инженерик из средней полосы  России.
В лучшем случае.
   Так скверно на душе стало. И досада за него взяла. Ну, что теперь  с  ним
делать, придурком возрастным, добродушным?..
   Что сделал? Продолжал играть. Если бы отказался, другие "грузили" бы.  До
упора. "Свято место пусто не бывает". Я хоть и с оглядкой, но играл. На жену
его и детей, горемычных. И все  равно  до  сих  пор  как  вспомню  -  тошно,
совестно.
   ...День Победы.
   Среди преферансистов - ветеранов войны - оживление. Все помолодевшие, при
орденах. Все - в настроении.
   Среди них - Эдик. Давний знакомый, фанат преферанса, ветеран-истребитель.
Любящий выпить мужичок с землистым лицом. Так-то он осторожный,  с  молодыми
(кому меньше шестидесяти) в жизни не  сядет.  Но  сегодня  -  такое  дело...
Праздник! Его праздник!
   Обыграли Эдика в его праздник. Крупно. Для Эдика  крупно.  Он  на  пенсию
существовал. Обыграли подло, на сменке колоды. Наши, из самых бессовестных.
   Эдик  крепко  выпил  по  этому  поводу.  Тут  же  на   пляже.   Ко   всем
присутствующим стал приставать с рассказом, как бесчеловечно  его  обыграли.
Участия искал. Соратники-ветераны, конечно, сочувствовали.
   Женщина одна, при орденах, тоже преферансистка,  предложила  собрать  для
Эдика матпомощь. Молодцы старички, дружная братия,  скинулись:  кто  сколько
может. По мелочи, конечно. До слез Эдика растрогали.
   И наши некоторые растрогались.
   Особенно один. Пожилой, по возрасту Эдику подходящий. Хотя  и  жулик,  из
матерых пляжных ветеранов, но человек деликатный, не лишенный сочувствия.
   Прибился к нему Эдик, моральную поддержку нашел. Этот матерый, мало того,
что и по возрасту  Эдику  соответствовал,  так  еще  и  стакан  потерпевшему
истребителю  почти  полный   поднес,   и   кивал   во   время   жалостливого
повествования.
   И  надо  же,  матерому,   известному   всему   пляжу   этой   матеростью,
подворачивается  вдруг  фраерок.  Туристик  тридцатилетний.  Ветеран   пляжа
благородно предлагает ветерану войны долю. В связи  с  несчастьем.  Выигрыш,
если он состоится, поделят пополам. Если состоится проигрыш, то и его делить
придется. Но играть-то будет  ветеран-шулер.  Какой,  к  черту,  проигрыш?..
Чудес не бывает...
   Бывают.
   Пришлось  Эдику  не  только  матпомощь  отдать,  но  еще  двойную  пенсию
выплачивать. В рассрочку.
   Турист, конечно же, напарником матерого оказался. Наверное,  непросто  им
было рассрочку делить на двоих, неудобно. Не знаю: рассчитался  ли  Эдик  до
конца. Конец скорым оказался. Через несколько месяцев умер он.
   Тошно вспоминать. Но надежда есть: если вслух вспомню, может, реже  будет
вспоминаться втихаря. Я ведь присутствовал при той игре. И знал, что матерый
и турист играют в пару. Смолчал тогда, уставу шулерскому следовал.
   Звали этих двух... Нет, каждому надо оставлять шанс на исповедь...
 
 
   Глава 15
   О МИСТИКЕ
 
   Туз пик преследовал меня всю карточную  жизнь.  Мог  вытянуть  из  колоды
карту наугад. Она оказывалась тузом пик. Случалось, колоду бросил на топчан,
одна карта отлетела в сторону, перевернулась. Туз. Из  коробки  вытряхиваешь
карты - одна застряла, не вытряхнулась. Опять он. Обнадеживающие намеки.
   Всю карточную жизнь приходилось ждать от провидения  какой-либо  гадости.
Так ничего путного и не дождался.
   Потом уже объяснили слециалисты-мистики, что преследующий пиковый  туз  -
совсем не обязательно к беде. Скорее всего - просто моя  карта.  Присвоенный
свыше знак. Пояснили бы раньше... Сколько бы нервов сберег и пользы получил.
   Хотя, честно  говоря,  жаловаться  -  грех.  Давно  уже  заметил:  ничего
кошмарного  не  происходит.  Наоборот,  если   туз   являлся,   все   как-то
устраивалось. Даже  в  очень  бесперспективных  ситуациях.  Но  каждый  раз,
выбравшись, думал: "Ну вот. Если здесь обошлось,  можно  представить,  какую
пакость в будущем ожидать следует. Там уж  мне  за  все  отольется...  "  Не
отливалось.
   Тогда  решил  так:  это  все  ангел-хранитель,  спасибо  ему,  с  дурными
предзнаменованиями справляется.
   С тех пор, как понял, что туз с хранителем либо  заодно,  либо  первый  -
визитная карточка второго, неловко себя чувствую. Как будто оказал недоверие
порядочному человеку. Или не оценил преданности Друга.
   Но к пиковому тузу еще вернемся...
   Картежники - публика весьма суеверная. Даже  самые  матерые,  прожженные,
все умеющие, понимают: с "той стороны" заупрямятся - и никакое всеумение  не
поможет. Каждый профессионал рано или поздно приходит к пониманию  этого.  А
не приходит - поплатится.
   И еще одно - лучше как можно раньше угадать, насколько могущественен тот,
кто свыше курирует персонально тебя.
   Часто бывает, игрок - умничка: руки - исполнителя, мозги - на месте, душа
- не амеба... А все - из рук вон. Смотришь на такого коллегу и сочувствуешь:
эх, еще б маленько сверху подстраховали!..
   Возьмем Джигита-неудачника. Красавец, держался аристократом, фраера липли
к нему, как у иных - загар к вспотевшей лысине... И что же?..
   То клиента, пока Джигит на  пляже  проигрывает,  обворуют,  из  номера  в
гостинице последнее вынесут, так что весь долг - насмарку...  То  кто-то  из
своих за спиной у фраера смачно чихнет от солнца, а  Джигит  чих  за  "маяк"
примет. И чужая невоспитанность обойдется ему в семь взяток на мизере.
   Единственный раз адмирал жене на пляже скандал устроил, не дал  доиграть.
И это случилось именно  в  тот  день,  когда  адмиральша  рискнула  сесть  с
Джигитом.
   И именно он, ловкий спортивный мужик, возвращаясь под утро после  игры  с
хаты-заповедника,  в  которую  проник  в  результате  многоходовой   изящной
комбинации, поскользнулся на тротуаре  на  рассыпанном  арахисе.  Грохнулся,
потерял сознание. Пришел в себя скоро, люди только-только начали  собираться
(в те времена  на  граждан,  потерявших  сознание  на  улице,  еще  обращали
внимание). Здоровый мужик; до дома добрался своим ходом. Но  без  выигранных
денег. Похоже, первый из тех, кто поспешил к нему на помощь,  кто  находился
ближе всех, оказался нечистым на руку...
   Коллеги сочувствовали Джигиту. Всякий раз при встрече  на  пляже  взирали
вопросительно: ну, что там у тебя опять? И тому всегда  было  что  поведать.
Причем без  особого  огорчения,  потому  как  уже  выработалось  смирение  с
неприятностями, неудачи вошли уже в привычку...
   Бывает наоборот. Игрок  -  врожденный  фраер,  жизнерадостный,  денежный,
беспечный, не желающий ума  набираться.  Такому  и  проигрыш  в  радость,  и
потеряется не скоро. Явный кормилец. Пристраивайся  грамотно  да  помаленьку
дои себе...
   Ан нет. Что с ним ни затеваешь, как ни изощряешься, куратор  не  дремлет.
Его куратор. Когда-никогда отлучится  на  минутку,  должно  быть,  по  малой
нужде. За такой отрезок времени много не урвешь.
   Студе-е-нт! Думаю, любой из наших, прочитав  предыдущий  абзац,  вспомнит
именно его. Легенды ходили о фраерском  счастье  этого  щуплого,  улыбчивого
юноши.
   Вот пример из моего опыта общения с ним.
   Играем на хате Лысого. В преферанс. За студента  решили  взяться  плотно.
Развеять миф о его феноменальном везении.
   Насчет играем - неправду сказал. Меня он к себе не подпускал. Когда-то  в
самом-самом начале "хлопнул" его, должно быть, именно в  тот  момент,  когда
опекуна приспичило. Студент, конечно, не  насторожился,  но  один  из  наших
общих дружков все про меня поведал ему, предостерег. Потерял я легендарного.
Ничего: сообщников хватает:
   Против    Студента-фраера    играют    три(!)    профессионала.    Шурик,
кандидат-математик и Лысый. Лысого пришлось взять в долю как хозяина хаты.
   Через десять минут игры за столом возникает конфликт. Лысый, как все люди
оригинальной внешности,  шибко  неуравновешен.  Вступает  в  конфронтацию  с
математиком и осознанно крушит слаженность содружества.  Цинично  занимается
вредительством. Своим не дает работать. Игра становится не то чтобы лобовой,
но лишенной шулерской осмысленности, лишенной контроля.
   С тоской наблюдаю за происходящим со стороны.
   Такого я еще не видывал!.. Играющие в преферанс оценят... Студент  сыграл
восемнадцать игр подряд. Из них только три "шестерных",  минимальных.  И  ни
разу не сел. Каждый раз, когда он был на прикупе,  игрались  "распасы".  Вот
это куратор, я понимаю!
   Правда, закралось подозрение, не  подсобил  ли  куратору  Лысый.  Вариант
проверили и отвергли. Да и для Студента с его фартом Лысый,  что  справочник
"Секс в вашей жизни" для путаны на пенсии.
   Позже слух  пророс:  студент  в  церковь  регулярно  захаживает.  Нужному
святому свечки ставит.
   Не знаю, посещал ли Студент храм божий, но то, что  многие  наши  грешили
корыстным отношением к Всевышнему, - это точно.
   И меня подмывало. Но как-то совестно было, не по себе. К тому же  до  сих
пор так для себя и не определился: богоугодное  ли  дело  -  игра.  Конечно,
загрязнение душ смертных страстями, суетой навряд ли от  бога.  Но  уверенно
ответить "нет" - не рискую. Библия на этот счет - ни слова.
   Зато  неуверенное  "нет"  готов  отстаивать.  Интуитивно  чувствую:  есть
зависимость судьбы держащего в руках колоду от расклада карт.
   Конечно, есть незатейливая зависимость: расклад случился не тот, привел к
проигрышу - самое время стреляться, но сейчас не о ней.
   Есть зависимость позначительнее, понеотвратимей. Потусторонняя.
   Погодите снисходительно отмахиваться, дескать, эка  невидаль,  гадалки  с
этой зависимости и живут. Зависимость - обратная. Не  судьба  через  расклад
сообщает, какой она будет, а карты, тасуясь, меняя положение  среди  других,
программируют судьбу.
   Не думаю, что богоугодно вмешиваться в предначертанность.
   Надо бы остановиться на драматическом термине "фраерское счастье".  Любой
шулер знаком с этой неприятной проблемой. В чем смысл ее?
   Если профессионал столкнется с фраером в "лобовой" игре, то скорее  всего
проиграет. Провидение почти всегда на стороне лоха.
   Это вполне увязывается с заурядной  теорией  вероятности.  Взять  тот  же
фокус с монетой. Если умудришься десять  раз  выбросить  "орел",  можешь  не
сомневаться: в дальнейшем чаще будет выпадать "решка". Провидение  стремится
привести результаты в соответствие с теорией вероятности.
   "Катала" от игры к игре прет против теории, чего ж рассчитывать, что она,
теория,  будет  за  "каталу".  Причем  чем  дальше,  тем  труднее  бороться.
Сказывается груз прошлых неравновероятных результатов.  Со  временем  теория
вступает в борьбу уже и с мастерством. И пенять не на  кого  -  справедливо.
Сколько неприятностей доставила эта справедливость.
   Запомнилась одна из игр на Ланжероне.
   В клуб этого пляжа проник неказистый игрок. Никакой. И как  проник,  тоже
непонятно. Скорее всего общались с ним из сострадания. Не так уж и общались.
Позволяли  наблюдать,  иногда  комментировать...  Совершеннейшие  альтруисты
соглашались  на  игру  с   ним.   Затурканный,   занудный   пожилой   мужик,
заглядывающий в глаза даже самым слабым игрокам.
   Однажды и ко мне подступился. В толпе болельщиков я наблюдал за игрой. Он
обнаружился рядом. Незаметно подкрался, заискивающе щурясь, спросил:
   - Случайно, не играете?.. - И весь съежился от собственной дерзости.
   Наши услышали, на миг притихли. Даже те,  кто  играл,  головы  повернули.
Зануда был из свежих, не знал, что со  мной  здесь  играть  не  принято.  Он
всегото меня второй или третий раз видел.
   Болельщики обсмаковали непосредственность новичка.  Беззлобно,  намеками.
Так, что тот не понял причину  насмешек.  Посчитал,  похоже,  что  побрезгую
сыграть. Это напрасно. К  фраерам  я  уже  давно  относился  без  гонора,  с
по