о  краснеет...
Кто говорит - это сосуды залегают близко под кожей, кто - легко возбуди-
мая личность. Паренек из села Путивль Сумской области Украины, со  сред-
ним образованием, не так давно он прорвался в столицу. Работал оперупол-
номоченным уголовного розыска первого отдела  внутренних  дел  окружного
УВД подмосковного Зеленограда.
   "За время  работы  зарекомендовал  себя  как  старательный,  исполни-
тельный, но юридически слабограмотный сотрудник..." Это - из характерис-
тики с места работы. Служба давалась Александру нелегко, особенно оформ-
ление многочисленных документов: грамотностью и изяществом стиля они  не
отличались. Что ж, таких в милиции немало. И тут он ничем не выделялся.
   ...Картина, которую увидели милиционеры, войдя в  квартиру,  была  не
для слабонервных. Николай Воронин и Павел Дубенко, иначе говоря, Коля  и
Паша, приятели Шаповалова, лежали в лужах крови.
   Судебный приговор, оглашенный год спустя, сухо констатировал: "Подсу-
димый А. М. Шаповалов... открыл, стоя в дверях комнаты, стрельбу из  та-
бельного оружия - пистолета системы "ПМ" N 7647 - и произвел шесть выст-
релов. Затем он еще несколько раз стрелял в Воронина и  Дубенко,  причем
настиг и после борьбы застрелил Воронина в другой комнате". Оба  сконча-
лись на месте. Жена Шаповалова Людмила и его друг Виктор Акимов,  ранен-
ные, но не опасно, остались живы.
   Это было бы заурядное убийство на почве ревности, если  бы  Александр
не был милиционером.
   Жена ему изменяла. Классический сюжет шекспировского Отелло в  совре-
менных декорациях и костюмах. Слухи об этом доходили до Шаповалова  дав-
но, но к концу лета 1995 года переросли в уверенность:  Людмила  сделала
его рогоносцем. Как-то Александр зашел в гости к Николаю Воронину и сра-
зу же учуял запах конопли. Коля признался, что "балуется" травкой. И  не
только сам. Жену Шаповалова как-то угостил, и ей это "тоже понравилось".
А немного позже Людмила сообщила сама мужу, что спит со своим  знакомым,
Николаем Барчуком. Александр стал было  "выяснять  отношения",  но  жена
только плечами пожимала в ответ на его упреки.  Тогда  Шаповалов  тайком
взял записную книжку Людмилы и с помощью служебной компьютерной програм-
мы проверил всех ее знакомых. И, как показал  на  следствии,  ужаснулся.
"Донжуанский список" супруги был представлен целой когортой мужчин  раз-
ного возраста, рода занятий и  общественного  положения.  Объединяло  их
только одно - любовь к сексу и половая неразборчивость.
   Александр начал с последнего - того самого Барчука, в связи с которым
призналась жена. Он заехал за ним и отвез в здание  1-го  ОВД.  Разговор
шел в служебном кабинете Шаповалова, при закрытых, естественно,  дверях.
Предлог для беседы оперуполномоченный нашел без труда: есть, мол, подоз-
рение, что Барчук употребляет наркотики. Барчук ничего не скрывал, да  и
скрывать, похоже, не собирался. Да, наркотики употребляю, с бабами сплю,
что в этом такого... Примерно в таком роде исповедовался он. Среди своих
любовниц Барчук назвал некую Людмилу  и  дал  ей  такую  характеристику:
"женщина без комплексов". Рассказал, что спала она не только с ним, но и
с другими мужиками из 2-го и 4-го микрорайонов Зеленограда. Однажды Люд-
мила показала ему, Барчуку, 410-й корпус, где стала "порнозвездой  зеле-
ноградского розлива". Там происходила какая-то непотребная  оргия,  поп-
росту говоря, "групповик", в котором она принимала участие, и  пикантные
сцены были засняты на видеопленку.
   Все, что рассказывал Барчук, Шаповалов выслушал с виду  спокойно.  Но
что испытал в эту минуту... Тогда-то он и принял окончательное решение.
   В то злополучное воскресенье, 10 сентября, Александр Шаповалов и Вик-
тор Акимов приехали на акимовском "БМВ" к Людмиле Шаповаловой.  Светало,
было шесть утра. Под давлением мужчин, кстати говоря,  чисто  психологи-
ческим, женщина назвала еще двоих своих любовников. В том, что она стала
вести разгульную жизнь, Людмила обвинила Павла Дубенко - именно  он,  по
ее словам, снял ее на пленку в сцене группового секса. Вторым,  как  она
говорила, был Николай Воронин.
   Около семи утра Шаповалов и Акимов заехали за  Ворониным  и  Дубенко,
посадили обоих в машину, в которой уже была Людмила. И все пятеро  прие-
хали к Шаповаловым домой.
   "У Шаповаловых мы выпили", - скажет потом Акимов следователю. Пили на
кухне. Наконец Александр задал тот самый вопрос, ради которого и  собрал
всех участников "застолья": спала ли его жена с гостями? Дубенко  немед-
ленно признают этот факт, причем не без гордости:  вот,  мол,  мы  какие
современные! А Воронин все отнекивался.
   Может быть, все и обошлось бы, но у Шаповалова за поясом был заряжен-
ный служебный "макаров".
   Впоследствии свои действия Александр вспоминал очень смутно. Но  сох-
ранилась запись, незадолго до стрельбы он включил  магнитофон,  а  затем
позаботился о том, чтобы поменять кассету. На пленке зафиксировано все.
   Убив Воронина и Дубенко, Шаповалов по рации вызвал  милицию,  сказал,
что у него в квартире два трупа и двое раненых. И что сейчас  будет  еще
один труп. Он имел в виду себя,  хотел  застрелиться.  По  словам  жены,
Александр плакал. Акимов предложил ему вывезти и закопать трупы. Но  Ша-
повалов ответил другу, что обстановку  на  месте  происшествия  нарушать
нельзя.
   Бред какой-то... А суд счел это проявлением "служебного рвения"!  Суд
вообще очень сочувственно отнесся к герою этой истории. "Несчастный  че-
ловек" - так оценивает нашего Отелло судья Московского городского  суда,
под председательством которого слушалось дело. Сам Шаповалов в  качестве
главной причины убийства дал суду такое объяснение: "Сорвался". По  сло-
вам Александра, нервный срыв, боль, обида, а не заранее продуманное  на-
мерение заставили его взяться за оружие.
   И тем не менее приговор - виновен в умышленном убийстве при  отягчаю-
щих обстоятельствах. Почему? Суд пришел к выводу, что Шаповалов  не  мог
действовать в состоянии аффекта. Никто не заметил,  чтобы  лицо  у  него
покраснело или задрожали руки. Он успешно справлялся с оружием,  переза-
ряжал и снова прицельно стрелял, пользовался рацией и магнитофоном.  Су-
дебно-медицинская экспертиза признала Шаповалова вменяемым, в том  числе
и во время совершения им преступления. Приговор, нет никакого  сомнения,
аргументированный и справедливый. А преступника - жаль. В  том  числе  и
судье, вынесшему этот приговор. Может, дело всего-навсего в мужской  со-
лидарности? Эх, мужик, мол, пропадает из-за  бабы!  Может  быть,  женщи-
на-судья не так жалела бы, но срок бы скостила? А срок у Шаповалова впе-
реди немалый - 12 лет лишения свободы.
   ...В следственном изоляторе его навещала жена - темноволосая  худоща-
вая женщина среднего роста, внешне спокойная и сдержанная. Наверно, нес-
мотря на ее "веселую жизнь" и его роковые выстрелы,  что-то  их  все  же
привязывает друг к другу. Думается, что нормальный человеческий разум не
может понята эту привязанность.
   Рассказанная история - не мелодрама. Она о  многом  заставляет  заду-
маться. Например, о том, как мог Шаповалов, ежедневно сталкиваясь с  по-
добного рода ситуациями, не спросить себя: "А что будет потом? Стоят  ли
его будущие жертвы его собственной жизни?"
   А вот другой случай. Его участником был довольно крупный  милицейский
чин. Он находился на службе, когда ему сообщили, что во дворе  его  дома
дебоширит группа парней. Начальник едет домой  и,  действительно,  видит
"хулиганов" у своих окон. Они поют песни и весело с ним здороваются.  Им
по восемнадцать - двадцать лет, он всех их знает с детства. Не говоря ни
слова, он вынимает табельное оружие и убивает ребят. Потом смотрит на их
неподвижные тела, видит испуганные, потрясенные лица соседей,  будто  бы
просыпается, подносит пистолет к виску и стреляется сам.
   Тоже - "сорвался"? И убил себя, когда осознал, что натворил? Необъяс-
нимые действия. И нет им оправдания.
   Но что правда, то правда - сотрудники правоохранительных органов  ра-
ботают на пределе сил и возможностей. Нет у них ни автомобилей,  которые
мы видим у американских колов, ни технического, ни электронного  обеспе-
чения, как у заокеанских собратьев, нет и психологов, которые не  допус-
кали бы подобных кровавых срывов. Не думать сегодня  об  этих  и  многих
других проблемах правоохранительных органов - значит  подталкивать  само
государство к развалу.
   А вот что бывает, когда кому-то надо придать бытовому делу политичес-
кую окраску.
 
   ПОЛИТИЧЕСКОЕ ДЕЛО (Из практики И. М. Костоева)
 
   В апреле 1981 года в селении Чермен, что находится в  семи  -  восьми
километрах от столицы Северо-Осетинской АССР Орджоникидзе, было соверше-
но тяжкое преступление: вырезана целая семья Калаговых -  отец,  мать  и
трое дочерей. Туда немедленно выехала большая группа следственных работ-
ников центрального аппарата, прокуратуры и  МВД  РСФСР.  Дело  приобрело
неслыханный по тем временам резонанс еще и потому, что в Пригородном ра-
йоне, где проживают совместно осетины и ингуши,  напряженность  сохраня-
лась еще с 1957 года, когда была восстановлена Чечено-Ингушетия. Работая
после окончания университета 10 лет в Осетии, я, зная ситуации противос-
тояния осетин и ингушей, предполагал,  что  данное  преступление  сильно
обострит и без того сложные межнациональные отношения.
   Дело это, как обычно в подобных случаях, было взято на  особый  конт-
роль ЦК КПСС, задействовано руководство республики. И  скоро  стало  из-
вестно, что органами прокуратуры, МВД и КГБ задержана большая группа лиц
ингушской национальности, подозреваемых в кровавом злодеянии. На  одежде
некоторых из них были обнаружены следы крови.
   А дело между тем приняло уже скорее политический, чем уголовно-право-
вой, характер. В местных средствах массовой информации была поднята мощ-
ная пропагандистская шумиха, вновь вытащен тезис  о  невозможности  сов-
местного проживания осетин и ингушей. Вот в связи со всем этим ажиотажем
в Орджоникидзе был направлен старший следователь по особо  важным  делам
М. Валсев для принятия дела к своему производству. Но вскоре  стало  из-
вестно, что Валеев, видите ли, не согласен с избранной местными правоох-
ранительными органами версией о совершении преступления теми лицами, что
были арестованы как подозреваемые. Более того, допросив  арестованных  и
проверив их показания, он дал указание задержать местного  оперуполномо-
ченного милиции, который на первоначальной стадии участвовал в расследо-
вании и допускал недозволенные методы: избивал  задержанных,  вышибая  в
буквальном смысле показания из них, фальсифицировал материалы.
   Как и следовало ожидать, по поводу этого задержания в ЦК КПСС был не-
медленно выдан звонок руководства республики о том, что московский  сле-
дователь занял совершенно непонятную для местных властей  позицию.  Ведь
ни у кого нет сомнений, что преступление совершили арестованные на  дан-
ный момент лица ингушской национальности, но Валеев умышленно направляет
следствие по ложному пути и пошел даже на арест офицера, добропорядочно-
го и толкового работника. Вместе с тем руководство республики не  исклю-
чает, что действиям Валеева есть объяснение. Они могут быть продиктованы
тем обстоятельством, что ингуши, проживающие в Пригородном  районе,  как
стало им известно, собрали значительную сумму денег и через своего  зем-
ляка, работающего в генпрокуратуре, Костоева,  сумели  "воздействовать",
так сказать, на Валеева. Понятно, что дальнейшее участие Валеева в расс-
ледовании дела об убийстве представляется невозможным.
   Центральный Комитет дал немедленную установку российской Прокуратуре,
Валеева без всякого разбирательства отстранили от этого дела и освободи-
ли от должности старшего следователя. Однако, не имея  возможности  вме-
нить ему хоть что-нибудь конкретное, кроме голословных обвинений  в  не-
объективном расследовании, перевели его на какую-то  рядовую  должность,
где он занимался вопросами статистики целых три года,  когда  его  также
без объяснений возвратили на прежнюю должность.
   Расследование возглавили мои коллеги Р. Савин и В. Пантелей.  Получи-
лось теперь так, что параллельно стали вести два дела: об убийстве Кала-
говых и о применении недозволенных методов в отношении арестованных.
   Примерно через полгода было полностью подтверждено алиби первой груп-
пы арестованных. Кровь на их одежде оказалась кровью от  скота,  который
они забили и вывозили на продажу за пределы республики, и вообще в  день
убийства они находились в Горьковской области. Таким образом, после дол-
гих издевательств, которым подвергали их местные детективы, арестованных
вынуждены были освободить. Затем появилась другая версия.
   Некая гражданка Цицхиева, женщина  легкого  поведения,  ингушка,  под
грубым нажимом и шантажом все тех же местных работников милиции дала по-
казания о том, что она знает убийц. Да, хочу заметить, что некоторые фа-
милии я из этических соображений буду изменять.
   В ночь совершения преступления в селении Чермен  некоторые  свидетели
видели автобус, принадлежащий орджоникидзевской птицефабрике, обычно пе-
ревозивший рабочих. Водитель автобуса, некий Дагаев, ингуш, после недол-
гого запирательства рассказал, что выехал с Цицхиевой за село, там заст-
рял, ждал, пока появится помощь и его вытащат. А вот сама женщина  пока-
зала другое. Да, она действительно находилась в ту ночь в  автобусе.  Но
посреди ночи к ним подъехали несколько ингушей, которых она  назвала,  и
предложили совершить разбойное нападение на дом очень богатого человека,
завскладом птицефабрики Дзоцы Калагова. Договорившись совершить  разбой-
ное нападение, они подъехали к дому жертвы, монтировкой взломали дверь и
проникли внутрь. Далее совершили убийство пятерых членов семьи,  забрали
деньги, хранившиеся в стеклянной банке, около 6 тысяч, разделили  добычу
между участниками и разъехались в разные стороны.
   Все эти люди, разумеется, были  моментально  арестованы,  и  началась
раскрутка новой версии. Позже некоторые из  этой  группы,  доказав  свое
алиби, исключались и выходили из-под ареста, их же места  занимали  дру-
гие, обязанные этой "честью" все той же Цицхиевой.
   Ну, предположим, кому-то удавалось доказать свое алиби, что в ту ночь
он был с тем-то. Свидетель подтверждал: да, он был у меня дома. Цицхиева
тут же, на очередном допросе, заявляла, что из-за боязни не упомянула на
прошлых допросах фамилию и этого свидетеля, который находился  вместе  с
ними во время совершения преступления. Таким вот образом следствие обес-
печивало себя все новыми и новыми фигурантами.
   Расследование длилось уже 5 лет. В стадии завершения  группа  аресто-
ванных стала интернациональной. Нашли бродяжку, некую Дарью  Украинскую,
которая показала, что была из милости пущена в дом Калаговых на ночевку,
спала в коридоре и по сговору с преступниками открыла им дверь. Подтвер-
дила тем самым показания Цицхиевой. Словом, арестовывали новых людей, их
опознавали все те же Цицхиева и Украинская. Под откровенным оговором  их
признавались и другие арестованные. Дело разбухало. Оно десятки раз  об-
суждалось на всех уровнях, включая самые высокие инстанции, органы  Про-
куратуры и МВД. По существу, оно стало в стране делом N 1.
   Принципиальная необходимость его раскрытия связывалась вот еще с  ка-
ким обстоятельством. В первые же дни после убийства Калаговых в населен-
ных пунктах республики прокатилась волна массовых митингов, шли  партий-
ные активы с требованием немедленного выселения  за  пределы  республики
всех ингушей. В самой же  Ингушетии  в  маршрутном  автобусе  разразился
скандал, во время которого один из скандалистов был убит. Им,  на  беду,
оказался осетин. И вот в декабре 81-го года, неся гроб с  телом  убитого
на плечах, осетины организовали массовое шествие на центральной  площади
Орджоникидзе, после чего немедленно начались беспорядки: погромы, попыт-
ки поджогов ингушских домов, поджоги автомашин и  так  далее,  длившиеся
три дня. В столицу Северной Осетии  вылетели  руководители  государства,
которые безрезультатно уговаривали толпы народа прекратить бесчинства. И
тогда под командованием заместителя министра МВД Ю. Чурбанова были  выд-
винуты войска, очистившие площадь. Но эта акция стоила Кобалоеву  кресла
первого секретаря обкома, которое он занимал 18 лет.
   Между тем следствие продолжалось, количество томов росло, проводились
тысячи  всевозможных  экспертиз,  допросы,  передопросы,  очные  ставки,
объяснения...
   Где-то в середине 85-го года, когда данное дело готовилось следовате-
лем Пантелеем к направлению в суд, меня пригласил прокурор России и поп-
росил все-таки поработать с арестованными, которые в  большинстве  своем
признались в совершении преступления, а вот главный  из  них,  на  кого,
собственно, и делалась ставка, отказывается. Этот Макаров, находящийся в
настоящий момент в Бутырской тюрьме, и на допросах, и на  очных  ставках
продолжает категорически отрицать и свое, и участие других  арестованных
в убийстве Калаговых. Коль скоро в этом же году я уже  был  назначен  на
должность начальника отдела по расследованию убийств и заместителем  на-
чальника следственной части, просьба эта была  совершенно  естественной.
Да и актуальность самого дела не стихала. Во всяком случае,  руководству
нашей Прокуратуры при каждом разговоре в ЦК настойчиво напоминали о нем.
   Я попробовал было возразить в том смысле, что на меня с самого начала
следствия была брошена тень в связи с этим делом и потому, займись я им,
буду неправильно понят. Однако прокурор настаивал, упирая на то, что са-
мо дело давно уже вышло за рамки узконационального конфликта. К тому  же
во время следствия умерла в заключении обвиняемая Украинская, двое  дру-
гих превратились в калек. Без всякого движения повисло параллельное дело
о нарушениях законности. Внутри самой следственной группы шло постоянное
противоборство, а сотни докладов и справок не вносили ни малейшей яснос-
ти.
   Поскольку ключевая фигура - Макаров, по национальности русский -  на-
ходился в Москве, в СИЗО-2, я и согласился поработать с  ним.  Для  того
чтобы закончить дело и направить его в суд, нужны были признательные по-
казания Макарова. Если их удастся получить, конечно.
   Имея на руках официальное разрешение на проведение допросов, я из со-
тен томов выбрал непосредственно те  материалы,  которые  касались  лишь
последней стадии расследования. Изучать все остальное дело  не  было  ни
времени, ни сил. Приехал в Бутырки, вызвал Макарова, начал с  ним  рабо-
тать. Сказал ему, что пятилетнее следствие подходит к концу, дело, веро-
ятно, скоро пойдет в суд и для того, чтобы занять  объективную  позицию,
мне самому хотелось бы понять, как оно развивалось. Допрос шел два  дня.
Многократно я воспроизводил возможный ход суда. Убеждал Макарова в бесс-
мысленности голословного отрицания. Наконец  он  стал  соглашаться,  что
иного выхода, как признать свое участие в преступлении, у него  нет.  Но
при этом он вовсе не собирается брать на себя основную роль, которую ему
отводили другие участники дела. Словом, он обещал  еще  раз  подумать  и
дать показания. Мне же от него требовалось другое: показания он собирал-
ся давать или сознаться в том, что было на самом деле? "Нет, - отвечает,
- на самом деле ни я, ни другие участники там не  были  и,  стало  быть,
убийства не совершали..."
   Вот так. Люди сидели под стражей пять лет. Сотни раз их  допрашивали,
но сломать Макарова не смогли. А у меня появилась  реальная  возможность
развязать этот узел буквально в три дня. Надо только помочь Макарову по-
догнать его показания к показаниям других  участников,  положить  их  на
стол прокурора и сообщить: с Макаровым все в порядке. Я за три дня  сде-
лал то, чего другие не смогли сделать за 5 лет. Но ведь после этого  ко-
го-то из обвиняемых наверняка расстреляют... Невиновные люди будут стра-
дать в колониях. И самое стр