впервые появился на зоне и был пойман с поличным.  -  Обязан
сообщить - там уж они сами пусть решают: пятнадцать  суток  дать  или  штраф
выписать... Проведем экспертизу, на предмет половой связи.
   - Нет, что вы! - испугалась Рая. - Я... сама... дала, но кому, не  скажу.
Вы уж меня простите по-соседски...
   - Дала... - хмыкнул майор. - Ну-ну...
   ЗОНА. ЯСТРЕБОВ
   Накрылся план, едрена матрена... По шнуру нашли, падлы. Теперь  и  правда
кранты. Дура безмозглая.
   ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
   "Дробница!  Дробница.  Дробница..."  -  молоточками  звонкими  стучало  в
тяжелой от недосыпа голове.
   - Товарищ майор... - Кляча смотрел на него просительно. - Мать же...
   Медведев поднял голову от бумаг, встретился с ним  взглядом  и  неприятно
поразился: испитые глаза неопределенного цвета пялились  на  него  тускло  и
тяжело...
   "Вот его мать, - вяло отметил майор, - мучается, но любит этого  обноска,
для нее он - самый лучший. Поплакивает, молится, поди, вечерами. Ждет".
   - Вы же знаете  порядок,  Дробница...  -  печально  заметил  Медведев.  -
Причиной  дополнительного  свидания  могут  быть  события  экстраординарного
свойства. Говорю понятно, осужденный?
   Дробница мрачно кивнул, не поднимая головы.
   - Болезнь же вашей матери должна быть в обязательном порядке подтверждена
документально.
   - Справка, что ли? - буркнул нахохлившийся Дробница.
   - Что ли... - передразнил майор, злясь  на  его  манеру  не  говорить,  а
гундосить. - Ты же бьешь ее пьяный, сам видел...  какое  же  здоровье  надо,
чтобы тебя терпеть?
   - Ну, так она там... не встает...
   Майор мельком взглянул на него и разозлился - врет же, врет, подлец!
   - А кто вам  сообщил,  что  она  не  встает?  -  в  упор  и  недружелюбно
разглядывал  доходягу-зэка.  За  свою  богатую  практику  Медведев  научился
распознавать безнадежных заключенных, тех самых, кого по  народной  мудрости
"исправит  только  могила".  Отсиди  он  хоть  сто  лет,  сразу   же   после
освобождения возьмется за старое. Вот такой тип был сейчас  перед  ним.  Все
воспитательные разговоры и  мероприятия  -  равно  что  сыпать  бисер  перед
свиньями... Полная отрицаловка...
   Дробница не выдержал его взгляда, отвернулся.
   - Она писала, кто ж еще...
   - И что написала?
   Кляча замялся - кажется, мучительно соображал: не читал ли майор  письма,
ему адресованные? Вполне же мог...
   Но все же решился.
   - Ну... эт самое, что болеет сильно. Хочет видеть... - С него сошел  весь
азарт и кураж, в состоянии которого пришел он к Мамочке.
   - Это-то понятно. Ну а как же она доберется-то до нас, если не встает? Мы
о свидании вашем говорим, Дробница, или о том, как вас домой отпустить -  за
ваши ошеломляющие успехи? Чего ты темнишь-то?
   - Ничего я не темню... - обиделся осужденный, и глазницы будто впали  еще
глубже, оттуда, из полумрака низких  бровей,  взглядывали  теперь  маленькие
рыбьи глазенки. Они были мертвые, как  у  мороженой  трески,  отчего  майору
стало как-то не по себе. И вдруг из этих пустых глаз закапали - одна, вторая
- крупные нечистые слезинки.
   Майор нахмурился:
   - Ты чего, Дробница? Во-оо...
   Зэк не слышал его, а слезы, будто существовавшие отдельно от его  серого,
никакого лица, катились по щекам, шее, и плакавший не вытирал их.
   Майор закашлял - неодобрительно, плеснул в стакан воды из графина, громко
хлопнул стаканом об стол перед плачущим: он не верил этим слезам,  навидался
он таких слез - два озера - за свою службу.
   Дробница выпил, полил воды на худую синюшную руку, протер глаза, размазав
грязные подтеки. На майора не смотрел.
   - Дядя может заместо ее приехать, дядя Саня. Он ее последний наказ мне  и
передаст, - сказал четко, другим голосом, будто и не плакал только что.
   - Последний... ты тоже... не хорони раньше смерти... Может, и наладится -
выздоровеет, - хмуро буркнул Медведев. - Я могу даже зайти к ней, помню, где
живет... тебя, алкаша, тащил домой. У  тебя  же  такой  геройский  дед  был,
красный командир, орден Красного Знамени получил,  а  в  те  годы  это  была
высшая награда... За что он хоть его получил, знаешь?
   - Бабка говорила, что белых офицеров в Крыму прищучил и утопил  их  целый
полк, пленных.
   - Как, пленных потопил?! Ты что-то не то буровишь. За такие  дела  ордена
не давали... - ошарашенно проговорил Медведев.  -  Врешь  ты  все,  придется
зайти к матери... у нее спрошу...
   - Нет, - звонко сказал Дробница. - Там  же  рак,  гражданин  майор.  Все.
Конец ей.
   Внимательно посмотрел на него Мамочка.
   ЗОНА. МЕДВЕДЕВ
   Или не врет про мать? А я тут целую теорию под него подвел. Ведь  как  же
на мать можно такое наговорить -  рак...  Потухший,  смиренно  сидевший  зэк
вызывал теперь у меня даже что-то вроде сочувствия.
   "Дядя Саня?" - задумался я. Решил  -  не  врет.  А  значит  -  помогу.  И
доходяга Дробница будто сразу понял это, подняв голову, затараторил:
   - Дядька это мой, дядь Саня Валенкин. Он здесь  живет-то,  рядом,  полста
кэмэ, в поселке... станционном. Он бы приехал  на  свиданку  и  все  от  нее
передал.  Наказ.  -  Дробница  смотрел  просительно,  во  взгляде  потухших,
казалось навсегда, глаз теперь светилась надежда.
   Как же я могу лишать тебя и ее надежды этой: кто еще в твоей  бестолковой
жизни может помочь тебе? Пусть пока это будет мент...
   - Хорошо... Будет тебе свидание. Пиши своему... дяде Саше. Ты хоть понял,
что оно внеочередное?
   - А как же? - Зэк воодушевился, и  в  лице  проскользнуло  то  настоящее,
которое было и у него когда-то, еще в детстве. - Век вам буду благодарен  за
мать. - Он неожиданно улыбнулся, обнажив мелкие, как у хорька, зубы.
   - Иди, - говорю. - Я это тыщу раз от  вас  слышал.  Вот  только  ни  разу
благодарности так и не дождался...
   - Это вы зря... - все улыбался Кляча. - Это - не по моему адресу.
   ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
   А когда просочилась в дверь хлипкая фигура зэка, "наказ" - отпечаталось в
голове у майора. И улыбка Клячи, столь же не идущая к его унылому лицу,  как
и слезы.  "Наказ",  -  металлически  звякнуло  последним  звонким  слогом...
"Наказ"... - тихонько позвякивало в голове, когда он смотрел через неделю из
окна второго этажа  за  длинным  костлявым  мужиком,  прощавшимся  у  барака
свиданий с Клячей. Последний был  странно  весел,  будто  получил  по  этому
самому материному наказу, как минимум, полцарства в наследство. Дядька же, в
противоположность веселому племяшу, был строг и задумчив;  сапоги-кирзачи  и
ватник придавали ему вид совсем не вольного,  а  такого  же,  как  Дробница,
только усталого и хмурого зэка.
   Протянул вяло племяннику широкую свою ладонь, положил вторую  руку-лопату
на нее и, не сказав  на  прощание  ни  слова,  повернулся,  быстро  пошел  к
проходной.  Через  несколько  мгновений,   стремительно   выйдя   на   волю,
по-молодому ловко запрыгнул в бричку,  стеганул  кнутом  кобылку  -  сильно,
будто не свою. Лошадь резко дернула, отчего мужик выругался, чуть не потеряв
кепку. Бричка скрылась в лесу, и Медведев, тупо провожавший ее  взглядом,  с
тоской вдруг совершенно явственно понял, что его обманули.
   ВОЛЯ. МЕДВЕДЕВ
   И сейчас ругал я себя последними  словами,  мрачно  слушая  подполковника
Львова.
   - ...самое печальное из всей этой истории то, что из троих бежавших вчера
- все трое из вашего  доблестного  отряда,  товарищ  майор.  -  Подполковник
повернулся ко мне, смерил холодным взглядом. Взгляд я этот  выдержал;  стало
не столь обидно, сколь противно: опять  поверил  человеку,  ясно  видя,  что
верить снова нельзя, и потому влез в очередное дерьмо, человеколюб хренов...
Учит, учит тебя жизнь Зоны, майор, да, видать, все без толку...
   Львов грузно поднялся со стула, приказал раздельно-зло:
   - Так. Группа на станцию Ситниково, там найти дом Ва... - забыл со злости
фамилию  этого  "дяди  Сани".  -  Валенкина,  Варенькина...  посмотреть   по
картотеке - быстро: кто приходил на свидание к  Дробнице  пять  дней  назад.
Поселок этот - двадцать домов, желательно сильно не светиться, иначе  только
пустые бутылки и найдете. Я выезжаю сразу за вами...
   - Никуда вы не выезжаете, майор! - сердито оборвал  подполковник.  -  Мне
завтра в десять надо быть в обкоме, потому сидите пока здесь.  Отвечаете  за
поиск беглецов до моего возвращения. Я задержусь в городе дня на три-четыре.
Вопросы?
   Я хотел возразить, но так и застыл с открытым  ртом,  сжал  на  мгновение
кулаки, но - взял себя в руки. Подполковник, уходя, так и  не  смог  поймать
мой взгляд - я уже будто отсутствовал в этой гадской жизни: нестерпимо болел
левый бок, и хотелось лечь - здесь и сейчас...
   ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
   Этот день  тянулся  необычно  долго  и  утомительно.  Понять  направление
движения сбежавших. Выяснить возможные захоронки. Найти  станцию  Ситниково.
Оповестить близлежащие станции. Все заработало, и  казалось  -  надо  только
ждать, когда испуганные и изнуренные  люди  сами  войдут  в  силки,  на  них
расставленные. Так обычно и было.
   Но это не отбивало желания новых и новых зэков бежать и бежать из Зоны  -
зимой и в распутицу, в комариное лето и под выстрелы, без пищи и  надежд  на
прорыв.
   Их гнала Свобода, и не было страха  смерти,  потому  что  жизнь  там,  на
свободе, как бы не предполагала смерти, казалась им вечною...
   ВОЛЯ. МЕДВЕДЕВ
   Поисковая группа со станции возвратилась к вечеру. Ни с чем: есть путевой
рабочий Варенькин, но - дом его заперт, соседи  ничего,  конечно,  не  знают
("Говорить с милицией не хотят, суки", -  процедил  молодой  лейтенант,  что
вернулся с группой). В общем, пусто-пусто.
   Телефон обрывали из области. Я, сдерживаясь, монотонно отвечал на  звонки
из управления: ищем, знаем, уверены, как только, так сразу...
   А еще ведь надо не проговориться и покуда скрывать свою роль в начавшейся
катавасии. А ведь именно я, майор Медведев, и есть  главный  и  единственный
виновник побега. Я, как слюнтяй, поддался на слезы-сопли прохиндея Клячи,  и
меня, майора Медведева, тусклоглазый щенок обул по первому числу, чем сейчас
похваляется в кругу себе подобных...
   Телефон... опять ударил по нервам...
   Лейтенант, сидевший рядом, осторожно спросил:
   - Поднимать, товарищ майор?
   - Свободен, - зло отдал команду. Открыл тут  глаза,  недоуменно  и  сонно
оглядел лейтенанта, в голове прояснилось, чего ж говорю такое... - Извини. Я
пойду на воздух. Ничего не поднимай.
   На балкончик вышел, будто с долгого сна. Зона, лежащая внизу, копошилась,
двигалась, перекрикивалась. Казалось,  все  зэки,  смотрящие  сейчас  в  мою
сторону,   ухмыляясь,   цедят   медленно-высокомерно:   "Что,   начальничек,
обхезался? Так-то..."
   Так. Теперь режимно-оперативная часть выскажет свое наболевшее о  методах
моей работы с подведомственным контингентом.
   Особенно его превосходительство капитан Волков. Этот не пожалеет...
   НЕБО. ВОРОН
   Вокруг не просто люди за колючей проволокой, должные  вам  беспрекословно
подчиняться, но человеки, каждый  из  которых  мечтает  -  каждый  день,  до
исступления, к любым жертвам при том готовясь, - об одном  -  о  свободе.  А
значит, и каждый здесь сидящий - вечный беглец, во сне и наяву.
   ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
   Волков, большой и осторожный, преувеличенно-вежливый, вошел, потупившись,
в кабинет уже после отбоя. На Медведева было  страшно  смотреть:  один  день
превратил его в усталого страдальца, казалось, не спавшего неделю.
   - Ну? - Он уже не нашел сил казаться перед Волковым этаким бодрячком, как
это было всегда.
   - След нашли, направление - есть. - Волков замер, ожидая, видимо,  бурных
оваций в свой адрес.
   Майор вздохнул, спросил ровно-спокойно:
   - Все трое?
   - Похоже.
   - Похоже или трое?
   - Ну... в общем. - Пожать лавры победителя капитану не удалось, отчего он
нервно кашлянул и продолжил уже гораздо суше: - На  восьмидесятом  километре
есть заброшенная избушка путевого обходчика...
   - Валенкина этого...
   - Возможно. Она уже разрушена. Подсушились они там -  костерок  оставили,
поели: ребята банку из-под тушенки нашли.
   - Почему вы думаете, что это их банка?
   - Привезли и сверили с нашим НЗ на складе.
   - Совпало?
   Волков пожал плечами - еще бы.
   - Ага, - противным голосом сказал старший по званию. - Не хочется  никого
с продсклада наказать, капитан?
   - Хочется, - вздохнув, просто сказал Волков.
   - Они у вас скоро весь запас тушенки к себе в бараки перетащат, - заметил
равнодушно майор. - Продолжайте, - это он остановил  сам  себя,  желчного  и
злого сегодня.
   - Вот. Группа поиска двинулась на юг. Следы двоих, четкие следы, уходят к
магистрали.
   - А третий? - напрягся майор, всю усталость в один момент скинув.
   - Третий, Кочетков, по-видимому, ушел в глубь леса.
   - Кочетков? - эхом откликнулся майор.
   - Ну да, - неуверенно кивнул Волков.
   ВОЛЯ. МЕДВЕДЕВ
   Ха, он же ничего не знает о свидании Дробницы с  этим  "дядей  Сашей",  -
отпустило меня. Иначе бы он сказал - "Дробница, пожалуй, ушел в лес".
   Уже теплее. Давай, Волков, жми на Кочеткова. А Кляча  мой  будет,  я  его
сам, гаденыша, вычислю. Только откололся от них не Кочетков, а Дергач...
   Волков будто слышал, потер задумчиво  короткую  плотную  буйволиную  шею,
продолжил монотонно и вяло:
   - Кочетков Алексей. Два года как прибыл из зоны особого  режима.  Грабеж,
разбой. Пятнашка. Последний раз на свободе был в  побеге,  еще  в  семьдесят
третьем. На воле по-настоящему не был с той поры...
   - С этим всем я ознакомлен, - перебиваю. - Что ты сам думаешь?
   - Думаю, что хорошо, если бы он один ушел.
   - Это почему? Еще трудней будет искать-то.
   - Ну, искать-то трудней. Но если он второго  с  собой  тащит  в  качестве
"теленка", вы же понимаете: чем дольше мы его будем гонять, тем быстрее  эта
сука сожрет парня.
   - Дробницу?
   - Ну а кого же? Он на мясо его и взял.
   - У него общий срок дикий какой-то, у Кочетка?
   - Дикий... Для них - нормальный. Двадцать семь лет. Ну, это ладно бы.
   - А что еще?
   - У него три судимости за лагерные убийства...
   - Сожрет, - соглашаюсь. - Но он вроде как сдружился в лагере с Дробницей.
   - Это не в счет. На "бычка" и выбрал его. А того корми  не  корми  -  все
одно тощий.
   -  Точно,  -  снова  соглашаюсь.  -  Какой  же  Дробница  теленок?  Кости
вонючие... Скажи вот мне, как же это... можно жрать?
   - А толстого никто никогда и не тащит. Худой-то ни за что не  догадается,
что он и есть "бычок", худой - покладистый. Он  думает,  что  его  пахан  за
заслуги берет в побег.
   - Верно... Ближайшее жилье в эту сторону...
   - Километров четыреста, - со значением сказал Волков.
   - Сожрет, - задумчиво мотнул я головой, обрел второе  ночное  дыхание.  -
Оцепление на вокзале есть. Поезд со вторых суток на третьи. Будем ждать.
   Волков кивнул. Достал из бушлата две бутылки пива, поставил на стол.
   - Да ты что? - удивился я.
   - В третьем отряде отобрал. Там у меня стукачок.
   - Пьют...
   - Пьют, - подтвердил капитан. - И нам дают.
   - Думал ли ты, Николай, что их пивом будешь побираться? - вздыхаю.
   - Прямо уж - побираться... - обиделся Волков. - Отобрал. Не положено.  Не
Швеция. Не будете, что ли? Я к тому, что на  свое-то  пиво  денег  нет...  -
грустно заметил Волков, открывая бутылки.
   - Буду... - зло говорю.
   ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
   Наутро они снова сидели напротив друг друга  -  с  красными  от  недосыпа
глазами, но - свежие, с мокрыми после душа головами.
   - Давай сообразим, - поднял палец майор.
   - Давайте, - согласился и с ревом зевнул Волков.
   - Ну что за воспитание? - сморщился майор.
   - Я не нарочно, - совсем по-детски оправдался капитан. - Ладно...  больше
не буду.
   - Итак, зачем пошел в побег Дробница? У него пятерик впереди, много...
   - У них другая логика,  он  сказал  дружкам,  что  очень  ему  пирожки  с
повидлом на воле понравились, на пирожки и дернул, - поджал губы  в  ниточку
капитан, отчего вздувшиеся щеки отчетливей обозначили полноту смуглого лица.
   Медведев в который раз отметил эту смуглость, произнес отрешенно:
   - Так ты не хохол, что ли, капитан?
   - А? - не понял тот.
   - Чего ж ты такой копченый весь? Ты не хохол?
   - Ладно, так и быть... цыган я. Довольны, товарищ майор? - устало  кивнул
Волков.
   - Ну уж... - протянул, усмехнувшись, майор.  -  У  цыган  глазищи  во!  -
показал руками шары. - А у тебя... - Чуть не ляпнул: как у хряка.
   Волков повертел своими маленькими карими глазками почти без ресниц.
   - Не похож? - спросил с надеждой.
   - Не-а, - жестко ответил майор. Волков сдался:
   - Ладно, мавр я. У нас в Житомире намешано  корней...  чукча  я!  Давайте
закончим, товарищ майор. Дробница идет к двоюродной сестре,  набивалась  ему
тут на свиданку. Пока я ее не трахнул, не отстала. Фамилия по бывшему мужу -
Мерзлякова. Такая же шалава, как и он. Лишили материнства за  пьянки,  дочку
отправили в детдом. Там у нее уже ждет его, бегливого, засада... - поджал он
тонкие свои, не идущие к большому лицу губы.
   - Все трахаешь? - устало вздохнул майор. - Не боишься?
   - Да это же дешевки... - махнул рукой капитан.
   - Ясно... Как ты ими не брезгуешь? И потом ложишься к жене  в  постель...
Вот это мне не ясно и никогда не пойму... -  Медведев  не  мигая  смотрел  в
полутемное еще окно, в наступающий рассвет.
   Там горела мертвенно-сизыми огнями, топорщилась горбами проволоки главная
межа, вокруг которой кипели  все  страсти  Зоны,  имя  которой  -  запретка.
Шестиметровая запретная полоса, вышариваемая щупами прожекторов,  что  будет
сниться десятки лет всем, кто побывал здесь; веха,  что  делит  два  мира  -
свободу и  несвободу.  Преодолевший  запретку  -  смельчак,  гордость  Зоны,
воплощение ее неизбывной мечты...
   - Вот как они прорыли  эти  двадцать  метров,  а?  -  озадаченно  спросил
капитан. - Это же фактически на наших с вами глазах. При этом кто-то  должен
был постоянно входить в кабинет этого... - прищелкнул пальцами - забыл.
   - Рентгенолога, - подсказал майор.
   - Ну. А он как бы ни при чем?
   Майор пожал плечами:
   - Как бы. Он второй месяц в отпуске.
   - А как в этой компании Дергач оказался?
   - Ума не приложу! - раздраженно бросил  майор.  -  В  актив  не  вступал,
всегда в стороне.
   - Теперь, похоже, нет. Вышел из тени... Но главный там Кочетков - он кого
хочешь сумеет уболтать. И этот финт с рентгенологом, похоже, он придумал. Он
же, как прибыл с особого режима, сразу в санчасть - туберкулез.
   - Диагноз надо проверить...
   - Да какое сейчас-то это имеет значение... Валялся он в санчасти,  водили
его на рентген. Там он этот побег и придумал.
   Капитан встал, прошел к окну.  Лучи  прожектора  лизали  мокрый  забор  -
взад-вперед. Зона еще дремала, но от этой тишины успокоение обоим  офицерам,
сидящим сейчас в нетопленой комнате, не приходило.
   Волков сказал то, о чем подумал и майор.
   - Да... не завидую я никому, кто на пути этих попадется...  -  Большой  и
нелепый, он стукнул своим огромным кулачищем в ладонь.
   - Да в лесу-то кто их встретит?  -  неуверенно  пожал  плечами  майор.  -
Столкнутся если, конечно, эти не отцепятся - ограбят.
   - Если бы только...
   - Ну, не каркай, Николай. - Майор тоже встал, прошелся,  отчаянно  скрипя
сапогами. - Подумай лучше вот  над  чем:  подкоп  такой  за  две  недели  не
сделать, верно?
   Капитан,  не  оборачиваясь,  кивнул  всей  спиной  -  голова  у  него  не
поворачивалась, как у волка.
   - Копал-то не Кочетков... - после паузы тихо сказал Медведев.
   НЕБО. ВОРОН
   Вот, вот, умеете же мыслить логически! Сразу выстраивается все  в  единую
цепочку. Копал Дергач, умный, инженер.  Недаром  характеристика  на  него  -
просто впору министром выдвигать.  Кочетков  -  обычный  зэк,  персонаж  без
фантазии. Но так как рыл тот месяцев девять, не меньше, Кочетков это  просто
заприметил, обретаясь в санчасти. А когда  решился  пойти  в  побег,  дружка
своего нового пр