ое время. Рассмотрим, как обстоит
здесь дело в двух сверхдержавах.
  В СССР точные сроки исполнения казни после вынесения приговора не
оговорены. Советский закон предусматривает достаточно активную защиту
осужденного (хотя и не столь эффективную, как в США). После вынесения
приговора осужденный в течение 7 дней вправе обжаловать приговор. Если по
каким-то причинам он этого делать не хочет, кассационную жалобу должен
подать адвокат, защищавший его на суде. Жалоба вместе с делом специальной
почтой направляется в Верховный Суд республики. До того момента, когда
документы попадают для изучения к члену Верховного Суда, проходит нередко
1-2 месяца. Дело, связанное со смертным приговором, как правило, большое
по объему, и полный его разбор в Верховном Суде занимает до полугода. Бели
обнаружена ошибка, суд, где вынесен приговор, извещается об отмене
приговора телеграммой на правительственном бланке. Если же приговор
оставлен в силе, осужденный вправе обратиться к Президиуму Верховного
Совета республики. Там получают дело и направляют его на повторное
рассмотрение в Верховный Суд, а затем - в прокуратуру республики. Они
должны дать свое заключение о законности и обоснованности приговора. До
фактического рассмотрения дела Президиумом Верховного Совета проходит от 3
до 6 месяцев, а иногда и больше.
  Если высшие республиканские органы не сочли возможным изменить меру
наказания, ходатайство осужденного поступает в отдел Секретариата
Верховного Совета СССР по вопросам гражданства и помилования. Отсюда оно
направляется в Верховный Суд СССР и Прокуратуру СССР, которые также должны
дать свое заключение.
  Получив нужные документы из этих ведомств, отдел по вопросам гражданства и
помилования передает их для рассмотрения членам комиссии Верховного Совета
СССР по помилованию (в ее составе 7 человек). Потом назначается дата
рассмотрения ходатайств - как правило, на рассмотрение дела уходит год.
Таким образом, на практике случается, что осужденный на смерть ждет
исполнения приговора в течение двух лет.
  Это в СССР. А в США процесс подачи и рассмотрения апелляций может
растягиваться на десятилетия, хотя за последние 15 лет Верховный Суд США
несколько раз давал заключения, ужесточая процедуру отмены смертных
приговоров по апелляциям осужденных. На сегодняшний день приговор
приводится в исполнение в отношении примерно половины всех приговоренных к
смертной казни. Отсрочки исполнения и отмены приговоров большей частью
происходят во время подачи апелляций в федеральные органы.
  Хотя американский сенат выдвинул предложение об ограничении числа
подаваемых в федеральные органы апелляций по любому смертному приговору,
пока каких-то реальных ограничений на этот счет не существует. Например,
адвокаты Роберта Харриса, приговоренного к смертной казни, за 11 лет со
дня вынесения приговора подали 4 апелляции в штате и три на федеральном
уровне. И они намерены апеллировать и дальше.
  Среди ожидавших казни в XX веке есть немало рекордсменов. В Индонезии 12
лет ждал казни бывший член парламента и руководитель Федерации профсоюзов
Мохаммад Мунир. Он был арестован по обвинению в мятеже в 1968 г., осужден
на смерть в 1973 г., а казнен (расстрелян) лишь в 1985 г. Еще двое
индонезийских заключенных, осужденные за убийство молодой женщины, были
казнены через 25 лет после вынесения приговора!
  Очень долго, порой десятилетиями, ожидают казни приговоренные к смерти в
Японии. Например, в 1983-1984 гг. после повторного рассмотрения дела были
освобождены три человека, которых приговорили к смертной казни за якобы
совершенные ими убийства еще в 1950-х годах. Представим себе хоть на
мгновенье - каково этим людям, невиновность которых доказана после
30-летнего ожидания казни! Рекордсменом среди такого рода заключенных в
Японии является Садамиши Хирасава. Его история заслуживает подробного
рассказа.
  26 января 1948 года в одно из районных отделений банка "Тэйгин" (Токио) в
три часа дня, когда банк уже закрывался для ежедневного переучета, через
боковую дверь вошел мужчина с повязкой "городская дезинфекционная служба".
Он подошел к заведующему и обменялся с ним визитными карточками. Затем он
попросил всех служащих собраться в зале и сообщил, что в этом районе
обнаружена дизентерия и что американское оккупационное командование очень
обеспокоено. Он получил прямое указание от американского капитана,
возглавляющего дезинфекционную службу, принять профилактические меры. Для
этого все присутствующие должны выпить специальную жидкость, которую он
принес.
  После этого он попросил служащих взять свои чашки и продемонстрировал, как
надо принимать лекарство. Мужчина достал две бутылки, одну с красной
жидкостью, другую с бесцветной, пипеткой капнул себе на язык из первой
бутылки, через минуту налил немного бесцветной жидкости в чашку и выпил.
Служащие банка под руководством пришедшего проделали то же самое. Прошло
совсем немного времени, и они с душераздирающими криками стали падать на
пол, корчась в судорогах. Все 15 служащих потеряли сознание, 12 из них
позднее умерли. Посетитель, не торопясь, взял из кассы 150 тысяч иен (по
тем временам немалую сумму) и скрылся. Убийца, очевидно, имел большой опыт
работы с отравляющими веществами, о чем свидетельствует хладнокровие, с
которым он демонстрировал принятие "лекарства". Видимо, пипеткой он взял
верхний, менее плотный слой, представлявший собой легкое безобидное масло.
Полиция в поисках преступника схватила известного художника-пейзажиста
Садамиши Хирасаву. По натуре он был впечатлительным, нервным, рассеянным.
Никакого отношения к ядам художник никогда не имел. Кроме того, он был
состоятельным человеком, хорошим семьянином, отцом трех дочерей. Почему-то
полиция не стала отрабатывать другие версии, которые вели к "отряду 731"
из секретных органов, занимавшемуся во время войны разработкой химического
и бактериологического оружия. На принадлежность преступника к "отряду 731"
указывало то, что он применил для отравления разновидность цианистого
калия, так называемый "митрин", который как раз и разрабатывался в этом
подразделении секретных служб. Хирасаву подвергли в тюрьме изощренным
пыткам и заставили подписать признание в том, что это он убил 12 человек
при ограблении банка "Тэйгин". Он попытался покончить жизнь самоубийством,
но тюремщики успели его спасти. Для суда он нужен был живым. Судебное
разбирательство продолжалось полтора года. Было много прямых и косвенных
доказательств невиновности Садамиши Хирасавы, однако 24 июля 1950 г.
художник был приговорен к смертной казни. После этого еще пять лет дело
Хирасавы рассматривалось на разных уровнях японской судебной системы, пока
не был вынесен окончательный вердикт о виновности, подтверждавший
первоначальный приговор. И вот с 1950 по 1987 год, 37 лет, до самой своей
смерти Садамиши Хирасава ожидал смертной казни. Он умер в тюремной камере
в возрасте 95 лет, пережив многих из тех, кто добивался его реабилитации и
освобождения.
  Чуть меньше пробыл в тюрьме в ожидании казни Сакэ Менда -"всего лишь" 32
года. В конце концов, приговор его был пересмотрен, осужденного оправдали.
Он успел выйти из тюремных стен живым.
  В некоторых странах ожидание казни связано с тем, какое решение примет
семья жертвы (если осужденный приговорен к смерти за убийство). Так, в
Иране лицо, осужденное за убийство, может быть казнено только при согласии
ближайшего родственника потерпевшего мужского пола, который может вместо
казни принять денежную компенсацию (diya, "цену крови") от семьи убийцы.
Если этому родственнику слишком мало лет, то приговоренный к смерти ждет в
тюрьме, когда малолетний родственник убитого достигнет совершеннолетия и
выберет: деньги или его жизнь. Такая же практика существует и в Судане, но
там право выбора имеет вся семья жертвы, а не только ближайший родственник
мужского пола.

  Что чувствует человек, ожидающий казни.
  Этот вопрос следует разделить на две части.
  1. Что чувствует человек, приговоренный к смерти, при долгом ожидании.
  2. Что чувствует человек в непосредственной близости от казни.
  Реакция на смертный приговор бывает абсолютно диаметральной. Есть люди,
которые воспринимают его в совершенно подавленном состоянии, а бывает и
наоборот. Когда американец Леонард Лоус (штат Миссури) узнал о смертном
приговоре, его охватил неудержимый смех. Он отказался подавать прошение о
помиловании или какие-либо апелляции по своему делу.
  Долгое ожидание казни иногда приводит к парадоксальным случаям. Так, в
ноябре 1986 г. на Ямайке двое осужденных, которые ждали казни более 5 лет,
покончили с собой в своих камерах. Американец Перри Смит, ожидавший казни
в тюрьме штата Канзас в 1950-65 гг., пытался покончить с собой путем
голодовки. С.П.Мель-гунов пишет о татарине в Бутырской тюрьме, который
перерезал себе горло куском стекла в минуты ожидания увода на расстрел.
Как отметил в 1988 г. в докладе Комиссии по правам человека специальный
докладчик по вопросу о пытках, если "приговоренным к смерти приходится
ждать длительное время, прежде, чем они узнают, будет приговор приведен в
исполнение или нет", и "если неопределенность... продолжается несколько
лет... психологические последствия этого могут быть сравнимы лишь с
сильными душевными страданиями, которые часто приводят к серьезным
физическим расстройствам...
  Приведу несколько примеров из жизни обитателей камер смертников.
  "В страшную камеру под сильным конвоем нас привели часов в 7 вечера. Не
успели мы оглядеться, как лязгнул засов, заскрипела железная дверь, вошло
тюремное начальство, в сопровождении тюремных наблюдателей.
  - Сколько вас здесь? - окидывая взором камеру - обратилось к старосте
начальство.
  - Шестьдесят семь человек.
  - Как шестьдесят семь? Могилу вырыли на девяносто человек, -недоумевающе,
но совершенно спокойно, эпически, даже как бы нехотя, протянуло начальство.
  Камера замерла, ощущая дыхание смерти. Все как бы оцепенели.
  - Ах, да, - спохватилось начальство, - я забыл, тридцать человек будут
расстреливать из Особого Отдела.
  Потянулись кошмарные, бесконечные, длинные часы ожидания смерти. Бывший в
камере священник каким-то чудом сохранил нагрудный крест, надел его, упал
на колени и начал молиться. Многие, в том числе один коммунист,
последовали его примеру. В камеру доносились звуки расстроенного рояля,
слышны были избитые вальсы, временами сменявшиеся разухабисто веселыми
русскими песнями, раздирая и без того больную душу смертников - это
репетировали культпросветчики в помещении бывшей тюремной церкви,
находящейся рядом с нашей камерой. Так по злой иронии судьбы переплеталась
жизнь со смертью'.
  Вот фрагменты из писем приговоренных к смерти, которые собрал
В.Г.Короленко, активный борец против смертной казни в дореволюционной
России.
  "Я напишу вам, но предупреждаю, что я человек малограмотный, неразвитый и
малоначитанный. Я чувствую себя очень хорошо (курсив в письмах осужденных
принадлежит В.Г.Короленко. -А.Л.). Смерть для меня ничто. Я знал, что это
рано или поздно, но должно быть. Я был уверен на воле, что меня повесят
или застрелят где-нибудь на деле. Так вот, товарищ, может ли мне казаться
страшной смерть? Да, конечно, ничуть. Я не знаю, как другие, но до суда и
после суда я был в одном настроении. Только обидно: со мной приговорили
одного невиновного. Я в суде не утерпел и кринул судьям... За это мне
попало от "сознательного конвоя"...
  "Вы спрашиваете, как я провожу время. Определить трудно. Я сам себя не
могу учесть в этом случае. Одно могу сказать, что душевно я спокоен. Очень
даже спокоен. Наружный вид, можно сказать, веселый. С утра до ночи
смеемся, рассказываем различные анекдоты, конечно юмористические. Конечно,
вопрос о жизни приходит иногда в голову. Задумаешься на несколько минут и
стараешься забыть это все потому, что все уже кончено для меня на сей
земле. А раз кончено, то такие мысли стараешься отогнать и не поднимать в
своей голове. Я вижу, что времени для жизни осталось очень мало, и в такие
короткие минуты ничего не могу разрешить. Чем понапрасну ломать голову,
лучше все это забыть и последнее время провести веселее. Я сам себя не
могу определить: я как будто ненормальный. Иногда хочется отравиться.
Отравиться тогда, когда мне этого захочется. Уж очень не хочется идти
помирать на задний двор, да еще в сырую погоду, в дождик. Пока дойдешь,
всего измочит. А мокрому и висеть не особенно удобно. Да еще и то: берут
ночью ( эта традиция - забирать на казнь ночью сохранилась в советских
тюрьмах и при Сталине. - А.Л.). Только разоспишься, а тут будят,
тревожат... Лучше бы отравиться..."
"Чувствую себя ничего. Даже удивлен, что в душе не сделалось никакого
переворота. Точно ничего не случилось..."
"Спать ложимся мы в три часа ночи. Это постоянно. Р. научил нас играть в
преферанс, и мы до того им увлеклись, что играем как будто бы за интерес.
Увлеклись сильно. Тут есть и сожаление от проигрыша, и маленькие радости
от выигрыша. Упадка духа ни в ком как будто и не замечается. Если
посмотреть со стороны и не
знать, что мы приговорены к смерти, то, можно счесть нас просто за людей,
отбывающих наказание. Если же наблюдать нас, зная, что нас ждет смерть,
то, вероятно, можно подумать, что мы ненормальны. Действительно, и самому
приходится удивляться тому, что мы так хладнокровны... О том, что ждет
нас, буквально забываешь. Это, по моему мнению, происходит от того, что
сидишь не один... Чуть кто пригорюнится, так другой старается, может быть,
ненамеренно, оторвать его от тяжелых мыслей и вовлечь в разговор или во
что-нибудь другое... Находят минуты какой-то беспричинной злобы, хочется
кому-нибудь сделать зло, какую-нибудь пакость. Насколько я наблюдал, если
такому человеку поволноваться и вылить свою злобу в руготне, то он
понемногу успокоится. На некоторых в такие моменты действует пение. Затяни
что-нибудь - он поддержит".
  "Жизнь приходится считать минутами, она коротка. Сейчас пишу эту записку и
боюсь, что вот-вот растворятся двери и я не докончу. Как скверно я
чувствую себя в этой зловещей тишине! Чуть слышный шорох заставляет
тревожно биться мое сердце... Скрипнет дверь... Но это внизу. И я снова
начинаю писать. В коридоре послышались шаги, и я бегу к дверям. Нет, снова
напрасная тревога, это шаги надзирателя. Страшная мертвая тишина давит
меня. Мне душно. Моя голова налита как свинцом и бессильно падает на
подушку. А записку все-таки окончить надо. О чем я хотел писать тебе? Да,
о жизни! Не правда ли, смешно говорить о ней, когда тут рядом с тобой,
смерть. Да, она недалеко от меня. Я чувствую на себе ее холодное дыхание,
ее страшный призрак неотступно стоит в моих глазах... Встанешь утром и,
как ребенок, радуешься тому, что ты еще жив, что еще целый день предстоит
наслаждаться жизнью. Но зато ночь! Сколько она приносит мучений - трудно
передать.... Ну, пора кончить: около двух часов ночи. Можно заснуть и быть
спокойным: за мной уже сегодня не придут".
  "Я давно не писал вам. Все фантазировал, но не мог сообразить своим
больным мозгом. Я в настоящее время нахожусь в полном неведении, и это
страшно мучает меня. Я приговорен вот уже два месяца, и вот все не вешают.
Зачем берегут меня? Может быть, издеваются надо мной? Может быть, хотят,
чтобы я мучился каждую ночь в ожидании смерти? Да, товарищ, я не нахожу
слова, я не в силах передать на бумаге, как я мучаюсь ночами! Что-нибудь
- скорей бы!"
Да, чем дольше человек ждет казни, тем тяжелее это испытание сказывается
на его психике. Криминолог Роберт Джонсон в 1978 году провел исследование
в тюрьмах штата Алабама людей, ожидавших исполнения смертного приговора.
Большинство из 35 опрошенных не могли думать ни о чем, кроме предстоящей
казни. Их преследовали мысли о том, как будет проходить казнь на
электрическом стуле и с воздействием тока на тело, они ярко и во всех
подробностях представляли казнь в своем воображении. Их заботило, как они
будут себя вести, когда за ними придут и поведут в
камеру для казни; случится ли с ними истерика, нервный срыв; будет ли
казнь болезненной; как воспоминания о казни скажутся на их семьях. Такие и
аналогичные мысли стали для многих осужденных навязчивыми. Некоторых
осужденных постоянно преследовали ночные кошмары, в которых этап за этапом
проходила вся процедура казни... Перспектива расстаться с жизнью и чувство
бесполезности поддержания каких-либо связей нередко приводили к тому, что
осужденные проявляли все меньше желания встречаться с родственниками и
друзьями. Утрата связей с внешним миром и изоляция осужденных в камере
смертников порождали чувство покинутости, что приводило к состоянию,
которое Р.Джонсон назвал "смертью личности"; в ряде случаев такое
состояние возникало задолго до момента казни. Для этого состояния
характерны глубокая депрессия, апатия, потеря чувства реальности,
физическая и умственная дегра-дация.
  Это - опыт США, где приговоренные к смерти ждут исполнения приговора в
среднем 7-8 лет. В СССР этот срок в среднем равен 1,5 - 2 года. Так что
здесь и опыт иной. Обратимся к свидетельствам советского журналиста
Георгия Рожнова, который до прихода в журналистику более 25 лет работал
замполитом следственного изолятора тюрьмы в гор.
Петропавловске-Камчатском, тюрьмы, где были и камеры смертников.
"Признаюсь теперь, - вспоминает он, -обходя тюремные коридоры, я старался
как можно тише ступать в том из них, где заключены смертники. Особенно в
конце дня, когда чувствовал, что запас сострадания полностью растрачен,
что ни говорить, ни слушать, ни улыбаться уже невмоготу. А им, смертникам,
нужно только это: просто слово, просто внимание, просто улыбка. Не можешь
- ступай на носках, проходи мимо. Но не тут-то было. "Гражданин замполит!
Подойдите! Я же слышу!" - доносится из-за пудовой двери.
  Конечно, это Костя Иванов. Нашему знакомству уже полтора года. Полтора
года Костя ждет, когда его убьют. Я пристрастил его к чтению, и то, что
это удалось, поразило нас обоих. Костя уже знает Чехова, прочел "Теркина",
сейчас впился в Шолохова, в "Тихий Дон". В своей одиночке он громко, со
слезой жалеет Григория, жалеет Аксинью, жалеет Подтелкова и офицеров,
порубанных под Глубокой. Хоть полчаса, да надо пожалеть их с ним вместе -
так Косте легче. И не только ему - то у одного, то у другого смертника
время от времени наступает период разговорчивости, а собеседника нет. На
прогулку их не водят, в баню - поодиночке. Круглые сутки - четыре стены и
тишина. И думы. Ясно, что тому же Косте очень трудно избавиться от
каждодневных расчетов, когда же именно его убьют. Верховный Суд приговор
оставил в силе, первая "поми-ловка" в Президиум Верховного Совета России -
отказ. Теперь у Иванова последняя надежда - на самого Громыко (в 1986-88
гг. А.А.Громыко был Председателем Президиума Верховного Совета СССР. -
А.Л.).
  - Дело у меня глухое, - часто говорит Костя. - Убьют. И правильно сделают,
  - И немного помолчав: - Интересно, до лета меня не убьют?
  Я помню день, когда его привезли к нам сразу после ареста. Прочитал
протокол задержания - мерзкая история, дикая. Иванов -лицо без
определенных занятий, без определенного места жительства, пьяница и
браконьер - уложил дуплетом рыбинспектора. Там и штраф-то грозил всего
ничего, и свидетелей было полно, и рыбинс-пектор спокойный мужик был - с
какой такой стати хватать ружье и убивать?
  В камере страх вползал в Иванова постепенно. После приговора облсуда он
еще хорохорился, доводил контролеров (тюремная должность. - А.Л.) до
белого каления и при моем появлении демонстративно зевал. Определение
Верховного Суда, казалось, тоже его не очень встревожило. А вот время -
недели, месяцы, год в одиночке -дело свое сделало. Не знаю, может быть, и
чтение тут повлияло, и наши с ним разговоры - другой человек ждал сейчас
решения, жить ему или не жить.
  Однажды он мне сказал:
  - Вы не смейтесь, я только здесь, в тюрьме, человеком стал. Вся жизнь -
одна сплошная пьянка. Я ведь только здесь целый г