зья мои!" Ее лицо остается неподвижным,
ее глаза смотрят вперед, кажется, что она ничего не видит и ничего не
слышит. Из-за рук, связанных сзади, тело ее напряжено, прямо перед собой
глядит она, и пестрота, шум, буйство улицы не воспринимаются ею, она вся -
сосредоточенность, смерть медленно и неотвратимо овладевает ею. Плотно
сжатые губы не дрожат, ужас близкого конца не лихорадит тело; вот сидит
она, гордая, презирающая всех, кто вокруг нее, воплощение воли и
самообладания, и даже Эбер в своем листке "Папаша Дюшен" на следующий день
вынужден будет признать: "Впрочем, распутница до самой своей смерти
осталась дерзкой и отважной"...
  Внезапно в толпе возникает движение, на площади сразу же становится тихо.
И в этой тишине слышны дикие крики, несущиеся с улицы Сент-Оноре;
появляется отряд кавалерии, из-за угла крайнего дома выезжает трагическая
телега со связанной женщиной, некогда бывшей владычицей Франции; сзади нее
с веревкой в одной руке и шляпой в другой стоит Сансон, палач, исполненный
гордости и смиренно-подобострастный одновременно. На громадной площади
мертвая тишина, слышно лишь тяжелое цоканье копыт и скрип колес. Десятки
тысяч, только что непринужденно болтавшие и смеявшиеся, потрясены чувством
ужаса, охватившего их при виде бледной связанной женщины, не замечающей
никого из них. Она знает: осталось одно последнее испытание! Только пять
минут смерти, а потом - бессмертие.
  Телега останавливается у эшафота. Спокойно, без посторонней помощи, с
"лицом еще более каменным, чем при выходе из тюрьмы", отклоняя любую
помощь, поднимается королева по деревянным ступеням эшафота; поднимается
так же легко и окрыленно в своих черных атласных туфлях на высоких
каблуках по этим последним ступеням, как некогда - по мраморной лестнице
Версаля. Еще один невидящий взгляд в небо, поверх отвратительной сутолоки
окружающей ее. Различает ли она там, в осеннем тумане, Тюильри, в котором
жила и невыносимо страдала? Вспоминает ли в эту последнюю, в эту самую
последнюю минуту день, когда те же самые толпы на площадях, подобных этой,
приветствовали ее как престолонаследницу? Неизвестно. Никому не дано знать
последних мыслей умирающего. Все кончено. Палачи хватают ее сзади, быстрый
бросок на доску, голову под лезвие, молния падающего со свистом ножа,
глухой удар - и Сансон, схватив за волосы кровоточащую голову, высоко
поднимает ее над площадью. И десятки тысяч людей, минуту назад затаивших в
ужасе дыхание, сейчас в едином порыве, словно избавившись от страшных
колдовских чар, разражаются ликующим воплем.

  МАРИЯ СТЮАРТ (1542-1587) - шотландская королева. Мятежные шотландские
лорды обвинили Марию Стюарт в соучастии в убийстве ее второго мужа лорда
Дарнли и в 1567 г. вынудили отречься от престола. В 1568 г. она бежала в
Англию, но там королева Елизавета заключила ее в тюрьму. После раскрытия
серии заговоров против Елизаветы, к которым была причастна и Мария Стюарт,
суд приговорил ее к смертной казни. Жизнь и смерть Марии Стюарт стали
благодатным материалом для многих писателей, драматургов, поэтов и,
конечно, не миновали пера Стефана Цвейга, питавшего особый интерес к
смертям королев. Он описывает, с какой тщательностью готовилась Мария
Стюарт к казни - отбирала одежду разборчивее, чем на коронацию.
  "Великолепный, праздничный наряд выбирает она для своего последнего
выхода, самое строгое и изысканное платье из темно-коричневого бархата,
отделанное куньим мехом, со стоячим белым воротником и пышно ниспадающими
рукавами. Черный шелковый плащ обрамляет это гордое великолепие, а тяжелый
шлейф так длинен, что Мелвил, ее гофмейстер, должен почтительно его
поддерживать. Снежно-белое вдовье покрывало овевает ее с головы до ног.
Омофоры искусной работы и драгоценные четки заменяют ей светские
украшения, белые сафьяновые башмачки ступают так неслышно, что звук ее
шагов не нарушит бездыханную тишину, когда она направится к эшафоту.
Королева сама вынула из заветного ларя носовой платок, которым ей завяжут
глаза, - прозрачное облако тончайшего батиста, отделанное золотой каемкой,
должно быть, ее собственной работы. Каждая пряжка на ее платье выбрана с
величайшим смыслом, каждая мелочь настроена на общее музыкальное звучание;
предусмотрено и то, что ей придется на глазах у чужих мужчин скинуть перед
плахой это темное великолепие. В предвидении последней кровавой минуты
Мария Стюарт надела исподнее платье пунцового шелка и приказала изготовить
длинные, за локоть, огненного цвета перчатки, чтобы кровь, брызнувшая
из-под топора, не так резко выделялась на ее платье".
  За нею пришли в 8 часов утра, но бывшая королева сначала дочитала молитвы
и только потом поднялась с колен.
  "Поддерживаемая справа и слева слугами, - продолжает Цвейг, - идет она, с
натугой переставляя пораженные ревматизмом ноги. Втройне оградила она себя
оружием веры от приступов внезапного страха: на шее у нее золотой крест, с
пояса свисает связка отделанных дорогими каменьями четок, в руке меч
благочестивых - распятие слоновой кости: пусть увидит мир, как умирает
королева в католической вере и за католическую веру. Да забудет он,
сколько прегрешений и безрассудств отягчает ее юность, и что как
соучастница задуманного убийства предстанет она пред палачом. На ect
времена хочет она показать, что терпит муки за дело католицизма,
обреченная жертва недругов-еретиков.
  Не дальше, чем до порога - как задумано и условлено - провожают и
поддерживают ее преданные слуги. Ибо и виду не должно быть подано, будто
они соучастники постыдного деяния, будто сами они ведут свою госпожу на
эшафот... От двери до подножия лестницы ее сопровождают двое подчиненных
Эмиаса Паулета: только ее враги, только ее злейшие противники могут, как
пособники величайшего преступления, повести венчанную королеву на эшафот.
Внизу, у последней ступеньки, перед входом в большой зал, где состоится
казнь, ждет коленопреклоненный Эндру Мелвил, ее гофмейстер; шотландский
дворянин, он должен будет сообщить Иакову VI (шотландскому королю, сыну
Марии Стюарт. - А.Л.) о свершившейся казни. Королева подняла его с колен и
обняла. Ее радует присутствие этого верного свидетеля, он укрепит в ней
спокойствие духа, которое она поклялась сохранить. И на слова Мелвила:
"Мне выпала самая тяжкая в моей жизни обязанность сообщить о кончине моей
августейшей госпожи" - она отвечает: "Напротив, радуйся, что конец моих
испытаний близок. Только сообщи там, что я умерла верная своей религии,
истинной католичкой, истинной дочерью Шотландии, истинной дочерью королей.
Да простит Бог тех, кто пожелал моей смерти. И передай моему сыну, что
никогда я не сделала ничего, что могло бы повредить ему, никогда ни в чем
не поступилась нашими державными правами".
  Затем Мария Стюарт выпросила у графов Шрусбери и Кента право
присутствовать на ее казни четырем слугам и двум женщинам.
  "Сопровождаемая своими избранными и верными, а также Эндру Мелвилом,
несущим за ней ее трен, в предшествии шерифа, Шрусбери и Кента входит она
в парадный зал Фотерингейского замка.
  Здесь всю ночь стучали топорами. Из помещения вынесены столы и стулья. В
глубине его воздвигнут помост, покрытый черной холстиной, наподобие
катафалка. Перед обитым черным колодой уже поставлена скамеечка с черной
же подушкой, на нее королева преклонит колени, чтобы принять смертельный
удар. Справа и слева почетные кресла дожидаются графов Шусбери и Кента как
уполномоченных Елизаветы, в то время как у стены, словно два бронзовых
изваяния, застыли одетые в черный бархат и скрывшиеся под черными масками
две безликие фигуры - палач и его подручный... Зрители теснятся в глубине
зала. Охраняемый Паулетом и его солдатами, там воздвигнут барьер, за
которым сгрудилось человек двести дворян, сбежавшихся со всей округи...
  Спокойно входит Мария Стюарт в зал... С гордо поднятой головой она всходит
на обе ступеньки эшафота... Безучастно слушает она, как секретарь снова
зачитывает приговор. Приветливо, почти радостно светится ее лицо - уж на
что Уингфилд ее ненавидит, а и он в донесении Сесилу не может умолчать о
том, что словам смертного приговора она внимала, как будто благой вести.
  Но ей еще предстоит жестокое испытание... Протестантским лордам важно не
допустить, чтобы ее прощальный жест стал пламенным "верую" ревностной
католички; еще и в последнюю минуту пытаются они мелкими злобными
выходками умалить ее царственное достоинство. Не раз на коротком пути из
внутренних покоев к месту казни она оглядывалась, ища среди присутствующих
своего духовника, в надежде, что он хотя бы знаком отпустит ее прегрешения
и благословит ее.
  Вместо духовника королевы у эшафота появился протестантский священник из
Питерсбороу доктор Флетчер. Он заводит долгую и скучную проповедь, которую
королева то и дело прерывает. "Три или четыре раза, - продолжает Цвейг, -
просит она доктора не утруждать себя", но он "знай, бубнит свое, и тогда,
не в силах прекратить это гнусное суесловие, Мария Стюарт прибегает к
последнему средству: в одну руку, словно оружие, берет распятие, в другую
- молитвенник и, пав на колени, громко молится по латыни, чтобы священными
словами заглушить елейное словоизвержение".
  Граф Кент пытался прервать ее молитву, "требуя, чтобы она оставила эти
"popish trumperies" - папистские фокусы. Но умирающая уже далека всем
земным распрям. Ни единым взглядом, ни единым словом не удостаивает она
его и только говорит во всеуслышание, что от всего сердца простила она
врагов, давно домогающихся ее крови, и просит Господа, чтобы он привел ее
к истине.
  Воцаряется тишина. Мария Стюарт знает, что теперь последует. Еще раз
целует она распятие, осеняет себя крестным знамением и говорит: "О
милосердный Иисус, руки твои, простертые здесь на кресте, обращены ко
всему живому, осени же и меня своей любящей дланью и отпусти мне мои
прегрешения. Аминь".
  По средневековому обычаю, палач и его помощник "склоняют колена перед
Марией Стюарт и просят у нее прощения за то, что вынуждены уготовать ей
смерть. И Мария Стюарт отвечает им: "Прощаю вас от всего сердца, ибо в
смерти я вижу разрешение всех моих земных мук"...
  Между тем обе женщины раздевают Марию Стюарт. Она сама помогает им снять с
шеи цепь с "agnus dei"*. При этом руки у нее не дрожат, и, по словам ее
злейшего врага Сесила, она "так спешит, точно ей не терпится покинуть этот
мир". Едва лишь черный плащ и темные одеяния падают с ее плеч, как под
ними жарко вспыхивает пунцовое исподнее платье, а когда прислужницы
натягивают ей на руки огненные перчатки, перед зрителями словно
всполыхнулось кроваво-красное пламя - великолепное, незабываемое зрелище.
И вот начинается прощание. Королева обнимает прислужниц, просит их не
причитать и не плакать навзрыд. И только тогда преклоняет она колена на
подушку и громко, вслух читает псалом: "In te, domine, confido, ne
confundar in acternum"**.
  А теперь ей осталось немногое: уронить голову на колоду, которую она
обвивает руками, как возлюбленная своего загробного жениха. До последней
минуты верна Мария Стюарт королевскому величию. Ни в одном движении, ни в
одном ее слове не проглядывает страх. Дочь Тюдоров, Стюартов и Гизов
достойно приготовилась умереть. Но что значит все человеческое достоинство
и все наследованное и благоприобретенное самообладание перед лицом того
чудовищного, что неотъемлемо от всякого убийства! Никогда - и в этом лгут
все книги и реляции - казнь человеческого существа не может представлять
собой чего-то романтически чистого и возвышенного. Смерть под секирой
палача остается в любом случае страшным, омерзительным зрелищем, гнусной
бойней***. Сперва палач дает промах, его первый удар пришелся не по шее, а
глухо стукнул по затылку -сдавленное хрипение, глухие стоны вырываются у
страдалицы. Второй удар глубоко рассек шею, фонтаном брызнула кровь. И
только третий удар отделил голову от туловища. И еще одна страшная
подробность: когда палач хватает голову за волосы, чтобы показать ее
зрителям, рука его удерживает только парик. Голова вываливается и, вся в
крови, с грохотом, точно кегельный шар, катится по деревянному настилу.
Когда же палач вторично наклоняется и высоко ее поднимает, все глядят в
оцепенении: перед ними призрачное видение - стриженая седая голова старой
женщины.
  Дурной пример заразителен, говорит русская пословица. Елизавета публичным
судом и казнью коронованной особы низвела в глазах всего мира королей до
простых граждан государства и, тем самым, стала невольной пособницей
будущих казней монархов.
  * Божественным агнцом.
  ** "На тебя. Господи, уповаю, да не постыжусь вовек". Псалом 71.
  *** Тут Цвейг противоречит самому себе, ибо многие его книги рисуют казнь
и смерть с возвышенно-романтической стороны.

  МАТА ХАРИ (настоящее имя Маргарита Целле) (1880-1917) - танцовщица,
куртизанка и шпионка. Во время Первой Мировой войны Мата Хари стала
сотрудницей немецкой разведки. Французская контразведка с помощью своего
агента Ганны Виттиг сумела раскрыть деятельность Маты Хари и 14 февраля
1917 г. арестовать ее.
  "Мата Хари совершенно спокойно села на скамью подсудимых 24 июня 1917 года
в третьем парижском военном суде. Судьями были двенадцать офицеров...
  Само собой разумеется, процесс слушался при закрытых дверях. Сначала Мата
Хари верила, что хотя дело серьезно, но ей как-нибудь удастся спасти свою
преступную голову от смерти. Но по мере хода процесса, когда стали
всплывать даже суммы, полученные ею от германской разведки, она все больше
убеждалась, что спасения ей ждать нечего. Ее положение с каждым часом
становилось все
ужаснее.
  Она оправдывалась тем, что деньги эти, хотя и полученные ею от различных
руководителей немецкой контрразведки, следовали ей вовсе не за службу по
шпионажу.
  - Нет! - воскликнула она. - Отнюдь не за это! Я получала их за
свою любовь...
  Когда суд выступил со слишком неопровержимыми доказательствами, она
выбросила свой последний козырь и заявила:
  - Да, господа судьи, сознаюсь, иногда занималась я и шпионажем. И вам этот
случай, когда я решилась на такое позорное дело, должен быть хорошо
известен. Припомните случай, когда я выдала вам две германские подводные
лодки.
  При этих словах защитник ее* вскочил с изумлением: он ничего не знал об
этой истории. Но председатель ловко отпарировал выпад подсудимой и с
возмущением бросил:
  - Это правда. Вы это действительно сделали, но это как раз и
свидетельствует против вас. Вы только что утверждали, что никогда не
говорили о военных вопросах ни с германскими шпионами, ни с высшими чинами
германской армии. Позвольте спросить вас, каким же путем вы узнали о месте
стоянки германских субмарин?
  На этот вопрос, притиснутая к стене, несчастная женщина ничего не могла
ответить.
  В заключение процесса ее поверенный произнес блестящую, талантливую речь и
доказывал в ней, что все обвинения, предъявленные его подзащитной,
основаны лишь на агентских донесениях, самих же агентов на суде не было.
Самое большое, что удалось обвинению - это предъявить ряд полицейских
протоколов, справедливость сущности которых на суде не представлялось
возможным проверить. Оратор требовал открытого судоговорения.
  Ответ прокурора на эту речь был короток. Он требовал смертной казни.
Вечером на второй день судебного разбирательства судьи удалились на
совещание, которое продолжалось недолго. Когда они вернулись в зал
заседания, председатель предложил встать, и секретарь суда прочел
следующие строки вынесенной резолюции:
  - Именем Республики и французского народа военный суд, признав голландскую
подданную, именующую себя Мата Хари, виновной в шпионаже против Франции,
постановляет осудить ее к
смертной казни.
  В мертвой тишине зала раздался истерический крик несчастной
осужденной:
  - Но это невозможно, это невозможно!..
  Через секунду усилием воли она овладела собой и твердыми шагами
направилась к выходу. Конвойные отвели ее обратно в тюрьму.
  На следующий день защитник подал апелляцию, но ее даже не стали
рассматривать. Тогда он подал прошение о помиловании на имя президента. И
опять получил отказ.
  Вслед за защитником к президенту с ходатайством о помиловании обращается
ряд французских и нейтральных высокопоставленных лиц - и тоже безуспешно.
Пуанкарэ неумолим. Смертный приговор остается в силе.
  Во время трехмесячного пребывания в тюрьме Мата Хари продемонстрировала
большое присутствие духа и громадное самообладание, снискавшее ей со
стороны всех, приходивших с ней в соприкосновение, глубокое почтение.
  Спокойно и гордо села она в автомобиль ранним утром 15 октября 1917 года,
отвезший ее к столбу, у которого она тотчас же сама стала. Из всех пуль,
выпущенных в нее расстреливавшими ее солдатами, из всего смертоносного
залпа в нее попала лишь одна, наповал убившая несчастную. Пуля попала
прямо в сердце.
  Из этого следует, что среди всего взвода, расстреливавшего Мату Хари,
нашелся лишь один солдат, прицелившийся в нее. Остальные предпочли
направить пули в сторону, а один молодой солдат даже упал в обморок на
руки врача Бизара, присутствовавшего при казни для освидетельствования
смерти осужденной.
  К этой истории следует еще добавить, что немка Ганна Виттиг, благодаря
которой французы разоблачили Мату Хари, после войны вышла замуж за графа
де Шийн и стала известной актрисой кино под именем Клод Франс. Однако ее
постоянно мучали угрызения совести относительно вины в смерти Маты Хари, и
в конце концов она не выдержала. В 1928 г. Ганна Виттиг - Клод Франс
застрелилась в своем роскошном особняке в Париже, на улице Фезандери, 31.
  * Мату Хари защищал один из самых известных адвокатов того времени доктор
Клюне.

  МАТТЕИ Энрико - президент фирмы ЭНИ (Итальянская государственная нефтяная
монополия). 27 октября 1962 года с аэродрома Катании поднялся в воздух
личный самолет президента фирмы ЭНИ, за штурвалом которого был один из
лучших военных пилотов Италии, соратник Маттеи по партизанской борьбе в
годы Второй Мировой войны Ирнерио Бертуцци. Самолет держал курс на Милан.
На борту, кроме пилота и премьер-министра, находился еще американский
журналист. Самолет уже готовился к посадке, когда над поселком Баскапе с
ним произошла катастрофа.
  По официальной версии, катастрофа произошла из-за неполадок в моторе. Но
два итальянских журналиста, Фульвио Беллини и Алессандро Превиди, в хорошо
документированной книге "Убийство Энрико Маттеи", изданной в 1970 г. в
Милане, утверждают, что катастрофа - общее дело рук мафии и ЦРУ. Этот
вывод долгое время считался абсурдным. Однако по мере того, как миру
становились известными материалы проводимых американским сенатом
расследований "грязных дел" ЦРУ (в частности, дело о подготовке агентами
ЦРУ покушения на Фиделя Кастро), весомость выводов итальянских журналистов
увеличивалась.
  Тот факт, что самолет премьер-министра не потерпел "естественную" аварию,
а взорвался, подтверждают фотоснимки места катастрофы. Самые тяжелые
части машины (фюзеляж, обломки турбореактивных моторов и крыльев) были
обнаружены на дне болотистой ямы, окруженной густыми зарослями высоких
деревьев. На фотоснимках видно, что стволы, ветви и листва деревьев почти
не повреждены, а это практически исключает вероятность падения самолета в
результате аварии. Если бы многотонная машина (плюс 4 тонны топлива) упала
целиком, взорвавшись не в воздухе, а на земле, то на месте ее падения
образовалась бы огромная воронка. Но не было не только воронки, а даже
деревья оказались целы. Прошло несколько дней после катастрофы и - деревья
спилили! Умолкли по разным причинам и те свидетели, которые рассказывали,
что в день падения самолета Маттеи они видели в небе яркую вспышку и
следом за ней услышали грохот взрыва.
  Позднее, во время некоторых разоблачений, связанных с деятельностью
американских спецслужб, появились факты, свидетельствующие, что катастрофу
самолета Маттеи организовал т.н. "потенциал смерти" ЦРУ под руководством
Уильяма Харви. "Подготовку убийства, - пишет п