ую дверь, чтобы
не беспокоить никого из прислуги. Дверь  же  квартиры  оставалась  постоянно
отпертой.
   Камердинер убрал спальню, приготовил постель,  опустил  шторы,  вышел  из
комнат, запер их на ключ  и  через  дверь,  соединявшую  коридор  с  сенями,
направился  в  людскую,  где  его  поджидал  повар.  Четверть  часа   спустя
камердинер с поваром сели на извозчика и уехали.
   Вот и все, что удалось узнать от прислуги.
 
   * * *
 
   В спальне  князя  царил  хаос.  Одного  взгляда  было  достаточно,  чтобы
убедиться, что  князь  был  задушен  после  отчаянного  сопротивления.  Лицо
убитого было закрыто подушкой, и когда  по  распоряжению  прокурора  подушка
была снята, то присутствовавшие увидели труп, лежащий  ногами  к  изголовью.
Руки его были сложены на груди, завернуты  в  конец  простыни  и  перевязаны
оторванным от оконной шторы шнурком. Ноги были завязаны выше колен  рубашкой
убитого, около щиколоток же они были перевязаны обрывком бечевки. Когда труп
приподняли, то под ним нашли фуражку.  На  белье  были  видны  следы  крови,
вероятно, от рук убийц, так как на теле князя никаких ран не было.
   По словам камердинера были похищены разные вещи, лежавшие в столике около
кровати: золотые французские монеты, золотые часы, два  иностранных  ордена,
девять бритв, серебряная мыльница, три револьвера  и  пуховая  шляпа-цилиндр
покойного.
   В  комнате  рядом  со  спальней  мебель  была  перевернута.   На   крышке
несгораемого  сундука,  где  хранились  деньги   князя   и   дипломатические
документы, были заметны повреждения и следы  крови.  Видимо,  злоумышленники
потратили много сил, чтобы открыть сундук  или  оторвать  его  от  пола,  но
толстые цепи, которыми он был прикреплен к полу, не  поддались.  Около  окна
валялся поясной ремень, а на окне стояла маленькая пустая "косушка" и  лежал
кусочек чухонского масла, завернутый в бумагу.
   С этими данными нам предстояло начать поиски.
 
   * * *
 
   Чтобы получить еще какие-нибудь улики, я начал внимательно  всматриваться
в убитого и снова обратил внимание, что труп князя лежал головой в  сторону,
противоположную от изголовья кровати.
   "Это положение трупа не случайное",- подумал я. Злодеи  во  время  борьбы
прежде всего постарались отдалить князя от сонетки,  висевшей  как  раз  над
изголовьем и за которую князь неминуемо должен был ухватиться рукой, если бы
злодеи на первых же порах не позаботились переместить тело так, чтобы он  не
мог уже достать до сонетки и, стало  быть,  позвать  на  помощь  спавшего  в
людской кухонного мужика. Но так поступить,  очевидно,  мог  только  человек
домашний, знавший хорошо привычки князя и расположение комнат.
   Вот первое заключение, к которому я пришел за  те  несколько  минут,  что
провел  у  кровати  покойного.  Само   собой   разумеется,   что   об   этих
предположениях я не сообщил пока ни прокурору, ни всему блестящему обществу,
присутствовавшему в квартире князя при осмотре.
   Я принялся опять за расспросы камердинера, кучеров,  конюха,  дворника  и
кухонного мужика. Не надо было прилагать много усилий, чтобы убедиться,  что
среди них убийцы нет. Ни смущения, ни сомнительных ответов,  вообще  никаких
данных, бросавших хотя бы тень подозрения на  домашнюю  прислугу  князя,  не
обнаружилось. С этой  стороны  вопрос,  как  говорится,  был  исчерпан...  И
все-таки я не отказывался от мысли,  что  убийца  князя  -  близкий  к  дому
человек.
   Тогда я вновь принялся за расспросы прислуги, питая  надежду,  что  между
знакомыми последней найдутся подозрительные лица. Надо сказать, что прислуга
покойного князя, получая крупное жалованье  и  пользуясь  при  этом  большой
свободой, весьма дорожила своим местом и жила  у  князя  по  нескольку  лет.
Исключение составлял кухонный мужик, который поступил к князю фон Аренсбергу
не более трех месяцев тому назад. Прекрасная аттестация о нем  графа  Б..  у
которого он служил десять лет до отъезда графа за границу, все  собранные  о
нем сведения и правдивые ответы о том. как он провел последнюю ночь. внушали
полную уверенность в его непричастности к этому делу. Я хотел уже  закончить
допрос, как вдруг у меня появилась мысль спросить кухонного мужика, кто  жил
у князя до его поступления.
   - Я поступил к князю, когда  прежний  кухонный  мужик  был  рассчитан,  и
потому я его не видал и не знаю.
   Стоявший тут же дворник при последних словах сказал:
   - Да он вчера был здесь.
   - Кто это "он"? - спросил я у дворника.
   - Да Гурий Шишков, прежний кухонный мужик, служивший у князя,- последовал
ответ.
   После расспросов прислуги и дворников оказалось, что служивший месяца три
тому назад у князя кухонным мужиком  крестьянин  Гурий  Шишков,  только  что
отсидевший в тюрьме за кражу, совершенную им где-то на стороне,  заходил  за
день до убийства во двор  этого  дома,  чтобы  получить  расчет  за  прежнюю
службу, но, не дождавшись князя, ушел, сказав, что зайдет в другой раз,
   Предчувствие и опыт подсказали мне,  что  эта  личность  может  послужить
ключом к разгадке тайны.
   Но где  же  проживает  Шишков?  У  кого  он  служит  или  служил  раньше?
Немедленно я послал агента в адресный стол узнать адрес Шишкова.
   Прошел томительный час, прежде чем агент вернулся.
   "На жительстве, по сведениям адресного стола. Гурий Шишков  в  Петербурге
не значится",- сообщил мне агент.
   Между тем для успеха дела было весьма важно узнать местожительство  Гурия
Шишкова. Но как  это  сделать?  Подумав,  я  решил  пригласить  полицейского
надзирателя Б., велел ему немедля ехать в тюрьму, в которой сидел Шишков,  и
постараться получить сведения о крестьянине  Гурии  Шишкове,  выпущенном  на
свободу несколько дней тому назад. Сведения эти он должен  был  получить  от
сидевших с Шишковым, но отбывающих еще срок наказания. Полицейский  чиновник
уехал.
   Я был абсолютно уверен, что этот прием даст желаемые результаты. "Быть не
может,- думал я,- чтобы во время трехмесячного сидения в  тюрьме  Шишков  не
рассказал о себе или своих родных тому, с кем вел  дружбу".  Весь  вопрос  в
том. сумеет ли выведать Б. то, что нужно.
   Через три часа я уже знал, что Шишкова во время его  заключения  навещали
знакомые и жена, жившая,  как  указал  товарищ  Шишкова  по  заключению,  на
Одиннадцатой линии Васильевского острова у кого-то в кормилицах.
   Приметы Шишкова следующие: высокого роста, плечистый,  с  тупым  лицом  и
маленькими глазами, на лице слабая растительность. Смотрит исподлобья.
   - Прекрасно, поезжайте теперь к его жене,- сказал я Б.,  передавшему  мне
эти сведения,- и если Шишков там, то арестуйте его и немедленно доставьте ко
мне.
   - А если Шишкова у жены нет, то  прикажете  ли  арестовать  его  жену?  -
спросил меня Б.
   - Но не сразу. Оденьтесь на всякий  случай  попроще,  чтобы  походить  на
лакея, полотера, вообще на прислугу. В этом виде вы явитесь  к  мамке  через
черный ход, вызовете ее на минуту в  кухню  и,  назвавшись  приятелем  мужа,
скажете, что вам надо повидать Гурия. Если же она вам на это заявит, что его
здесь нет, то, как бы собираясь уходить,  с  сожалением  в  голосе  скажете:
"Жаль, что не знаю, где найти Гурия, а место для него у  графа  В.  было  бы
подходящее... Шутка сказать, пятнадцать рублей жалованья  в  месяц  на  всем
готовом, за этим я и приходил... Ну, прощайте, пойду искать другого земляка,
время не терпит. Хотел поставить Гурия, да  делать  нечего".  Если  и  после
этого жена вам не укажет адреса знакомых или  родных,  где,  по  ее  мнению,
можно найти Гурия, то  вам  надо  будет,  взяв  дворника,  арестовать  ее  и
доставить ко мне, обыскав предварительно ее вещи.
 
   * * *
 
   Дальше события развивались так. Между четырьмя и пятью  часами  вечера  к
воротам дома по Одиннадцатой линии Васильевского  острова  подошел  какой-то
субъект в стареньком пальто, высоких сапогах, с шарфом вокруг шеи. Он  вошел
в дворницкую и, узнав номер квартиры, в которой жила госпожа К-ва,  пошел  с
черного хода и позвонил. Дверь отворила кухарка.
   - Повидать бы мне надо на пару слов мамку,- произнес Б. просительно.
   Кухарка вышла и через минуту воротилась с мамкой. С  первых  же  слов  Б.
понял, что ее мужа в квартире нет. Когда он довольно подробно объяснил  цель
своего прихода и сделал вид, что собирается уходить, мамка его остановила:
   - Ты бы, родимый, повидался с дядей Гурьяна... Он всегда пристает у  него
на квартире, когда без места. А у меня он больше трех месяцев не  был,  хоть
срок ему уже вышел. Неласковый какой-то он стал! - с грустью заключила баба.
   Кроме адреса дяди, мамка сказала еще два адреса его земляков, где, по  ее
мнению, можно встретить мужа.
   Я решил сделать одновременно обыск у дяди  Шишкова,  крестьянина  Василия
Федорова, проживавшего по Сергиевской улице кухонным  мужиком  у  греческого
консула Р-ки, и еще в двух местах по указанным адресам.
   Обыск у крестьянина Федорова был поручен тому же Б.,  которому  уже  были
известны приметы Гурия, а в помощь ему откомандированы два агента.
   Несмотря на приближение ночи - было уже около девяти часов,- Б.  с  двумя
агентами и околоточным  надзирателем  подъехали  на  извозчиках  к  дому  на
Сергиевской улице. Звонком в ворота были вызваны дворники.
   Из соседнего дома, также по  звонку,  явились  еще  два  дворника,  а  по
свистку околоточного надзирателя - два городовых. Все  выходы  в  доме  были
заняты караулом, после  чего  полицейский  чиновник  Б.  вместе  с  агентом,
околоточным надзирателем и старшим  дворником  стали  взбираться  по  черной
лестнице во второй этаж. Чтобы застать преступника врасплох, Б. распорядился
своим отрядом так: старший дворник должен был позвонить у черных  дверей  и,
войдя в кухню, спросить у Василия  Федорова,  нет  ли  у  него  Шишкова,  за
которым прислала его жена с Васильевского  острова.  Вслед  за  дворником  у
черных дверей, которые дворник не должен был затворять наглухо, чтобы  можно
было с лестницы слышать все, что  происходит  на  кухне  и  сообразно  этому
действовать, должны были встать чиновник Б. и околоточный надзиратель. Агент
же должен был занять  нижнюю  площадку  лестницы  и  по  свистку  явиться  в
квартиру.
   Старший дворник позвонил в дверь. Ее тотчас  отворила  какая-то  женщина.
Появление в кухне дворника не было необычным делом и никого не  встревожило.
Все продолжали делать свое дело. Дворник, окинув взглядом кухню,  направился
прямо к невзрачному человеку, чистившему на прилавке ножи.
   - Послушай, Василий, мне бы Гурия повидать, там какая-то баба от его жены
прислана.
   - Да он тут валяется, должно быть, выпивши!
   И Василий крикнул:
   - Гурьяша, подь-ка сюда! Тут в тебе есть надобность!
   Из соседней комнаты вышел плечистый малый  с  заспанным  лицом  и  мутным
взглядом и буркнул:
   - Чего я тут понадобился?
   Но не успел он докончить фразу, как его схватили.
   - Где ты эту ночь ночевал? - обратился к Шишкову чиновник Б.
   - У дяди,- последовал ответ.
   - Василий Федоров, правду говорит племянник?
   - Нет, ваше высокородие, это не так. Гурий вышел из квартиры вчера  около
шести часов вечера, а возвратился только сегодня в седьмом часу утра.
   Остальная прислуга подтвердила показание дяди об отсутствии племянника  в
доме в ночь, когда было совершено преступление.
   При осмотре у Шишкова  в  жилетном  кармане  нашли  двадцать  один  рубль
кредитными бумажками, из которых  одна  трехрублевая  бумажка  носила  следы
крови. Больше ничего подозрительного не было найдено ни у Шишкова, ни у  его
дяди. Когда обыск  был  закончен,  чиновник  Б.  приказал  развязать  Гурия,
предупредив его, что при малейшей попытке к бегству он будет  вновь  скручен
веревками. Затем его посадили в карету и  повезли  в  сопровождении  Б-ва  и
околоточного надзирателя. Всю  дорогу  Шишков  хранил  молчание,  исподлобья
посматривая на полицейских чинов.
   Спустя  полчаса  карета  подкатила  к  воротам  дома  управления  сыскной
полиции, помещавшегося в то время на одной из самых аристократических  улиц.
Итак, к вечеру дня совершения убийства задержали одного из подозреваемых.
 
   * * *
 
   Между тем все подробности происшествия, как-то:  вид  задушенной  жертвы,
нещадным образом перевязанной  или,  вернее,  скрученной  веревками,  время,
которое надо было иметь, чтобы оторвать эту веревку от  шторы,  не  выпуская
жертву из рук, так как веревка, очевидно,  потребовалась  для  безопасности,
чтобы не вскочил придушенный, и, наконец, довольно значительные следы  крови
на несгораемом сундуке,  прикованном  к  полу,-  все  эти  признаки,  вместе
взятые, убеждали меня,  что  тут  работал  не  один  человек,  а  несколько,
помогавшие друг другу. Следовательно, ограничиться арестом  лишь  одного  из
подозреваемых в убийстве значило бы не выполнить всей  задачи  по  раскрытию
преступления.
   Но как обнаружить сообщников? Если бы Шишков сознался в убийстве и указал
на сообщников, это, несомненно, облегчило бы поиски  преступников,  поэтому,
как только Шишкова доставили в сыскное отделение, я дал знать о том судебным
властям.
   В силу ли экстраординарности преступления или, быть  может,  потому,  что
быстрота поимки преступника  возбуждала  у  лиц  судебной  власти  некоторое
сомнение насчет того, не  захватила  ли  полиция  по  лишнему  усердию  кого
попало, Шишкова не потребовали на Литейную для  допроса,  как  это  делалось
обыкновенно, а напротив, все высокопоставленное общество - и судебные  чины,
и зрители - все без исключения пожаловали в управление сыскной полиции.
   Прокурор  и  следователи  принялись  за  допрос   Шишкова   с   некоторым
недоверием.  Шишков  упорно  отрицал  свою   виновность.   Судебной   власти
предстояло немало с ним повозиться, но я свою роль уже отыграл.
   Несмотря на то что Шишков отрицал свою причастность  к  убийству,  я  был
глубоко убежден, что  он  является  одним  из  убийц.  Я  решил  искать  его
соучастников среди преступников, отбывавших наказание в тюрьме вместе с ним,
и с этой целью снова отправил в  тюрьму  чиновника  Б.  Из  беседы  с  двумя
арестантами, которым, как старым своим знакомым, не раз побывавшим в сыскном
отделении, он отвез чаю, сахару и калачей,  Б.  узнал,  что  Шишков,  вообще
нелюбимый арестантами за свою злобность и необщительность,  дружил  с  одним
лишь арестантом Гребенниковым, окончившим свой срок  заключения  несколькими
днями ранее Шишкова. Те же арестанты в  общих  чертах  сообщили  Б.  приметы
Гребенникова.
   Однако какие-либо следы местопребывания  Гребенникова  отсутствовали.  Ни
его родных, ни знакомых обнаружить не удалось.
   Узнав от Б. эти подробности, я велел дежурному полицейскому  надзирателю,
чтобы к десяти часам вечера весь наличный состав сыскного  отделения  был  в
сборе и ждал моих дальнейших распоряжений.
 
 * * * 
 
   Около полуночи я собрал агентов и дал им инструкцию обойти все трактиры и
притоны, в которых собирались подонки столицы для раздела добычи и  разгула.
Целью этого обхода было собрать сведения о молодом человеке двадцати пяти  -
двадцати восьми лет, высокого роста, с маленькими черными усиками и такой же
бородкой, кутившем в одном из этих заведений  в  течение  сегодняшнего  дня.
Возможно, что этот субъект при расплате  давал  менять  французские  золотые
монеты.
   - Человек, которого нам нужно найти,- сказал я  агентам,-  сегодня  утром
был в сером цилиндре  с  трауром.  Если  вы  найдете  такого  господина,  не
упускайте его из виду и в крайнем случае арестуйте и доставьте ко мне.
   По справке адресного стола  Гребенников  проживал  раньше  по  Знаменской
улице, и можно было ожидать, что, получив деньги, он явится в  один  из  тех
трактиров, где был завсегдатаем. Поэтому я поручил полицейскому  Б.  и  двум
агентам особенно тщательно осмотреть трактирные заведения и постоялые дворы,
расположенные по  Знаменской  улице,  а  именно:  трактиры  "Три  великана",
"Рыбинск", "Калач", "Избушка", "Старый друг" и "Лакомый кусочек".
   - В этих заведениях,- сказал я им,- если вы  не  встретите  самого  Петра
Гребенникова, то, наверно, от буфетчиков, половых, маркеров  и  завсегдатаев
получите при некоторой ловкости  сведения  о  местопребывании  Гребенникова.
Постарайтесь разузнать, нет ли у  Гребенникова  любовницы.  Особое  внимание
обратите на проституток.
 
   * * *
 
   Спустя полчаса один  из  агентов,  юркий  еврей  М.,  входил  на  грязную
половину трактира "Избушка".  Здесь  дым  стоял  коромыслом.  Из  бильярдной
слышался стук шаров и пьяные возгласы. Агент протолкнулся  в  бильярдную  и,
сев за столик, спросил бутылку пива. Публика, если можно так назвать  сброд,
наполнявший трактир, все прибывала и прибывала. Агент, севший в тени,  чтобы
не обратить на себя внимание,  зорко  вглядывался  в  каждого  входившего  и
прислушивался  к  разговорам.   Убедившись   наконец,   что   в   бильярдной
Гребенникова нет, М. сел в общем зале недалеко от буфета.  Здесь  почти  все
столики были заняты. Две проститутки были уже сильно навеселе, и  около  них
увивались "кавалеры", среди которых агент без труда узнал  многих  известных
полиции карманных воров и других рыцарей воровского ордена.
   Часы пробили половину двенадцатого, оставалось мало времени  до  закрытия
заведения,  и  М.  перестал  надеяться  получить   какие-либо   сведения   о
Гребенникове, как вдруг его внимание приковал донесшийся до него разговор.
   - Выпил, братец ты мой, он три рюмки водки, закусил балыком и кидает  мне
на выручку золотой. "Получите,- говорит,- что следует". Взял я  это  в  руки
золотой, да больно уж маленьким он мне показался. Поглядел -  вижу,  что  не
по-нашенски на нем написано. "Припасай,- говорю,- шляпа,  другую  монету,  а
эта у нас не ходит".  "Сейчас  видно,-  говорит  он  мне,-  что  вы  человек
необразованный, во французском золоте ничего не смыслите!" Золотой-то  назад
взял и "канареечную" мне сунул. Ну, я ему сорок  копеек  с  нее  и  сдал.  А
самому-то за эти слова обидно стало, ну вот я и говорю ему:  "Давно  ли  вы,
Петр Петрович, форсить в цилиндрах стали? По  вашей  роже  и  картуз  впору.
Видно, у факельщика взяли, да траур снять  позабыли..."  Это  я  про  черную
ленту на шляпе. Ну а он: "Серая необразованность",- говорит,  да  и  стречка
дал. Конфузно, видно, стало! - заключил буфетчик, обращаясь  к  стоявшему  у
прилавка испитому человеку в фуражке  с  чиновничьей  кокардой,  как  видно,
своему доброму приятелю.
   М. дождался закрытия трактира и подошел к буфетчику. Объявив ему, кто  он
такой, М. расспросил о приметах  человека  в  цилиндре.  На  основании  этих
примет М. сделал твердый вывод, что утренний посетитель был не кто иной, как
Гребенников. От того же буфетчика агент узнал, что  утром  в  трактире  была
любовница Гребенникова Мария Кислова. Заручившись адресом Кисловой и объявив
буфетчику, что в случае  прихода  Гребенникова  он  должен  быть  немедленно
арестован,  как  подозреваемый  в  убийстве,  М.  отправился   к   любовнице
Гребенникова, но застал  дома  только  ее  подругу.  Подруга  сообщила,  что
Кислова не являлась домой с восьми часов вечера (был уже второй  час  ночи).
Сделав распоряжение о немедленном аресте Гребенникова и Кисловой,  если  они
явятся сюда ночевать, М.  оставил  квартиру  под  наблюдением  двух  опытных
агентов и отправился в публичные дома искать Гребенникова.
 
   * * *
 
   В течение целой  ночи  агенты  докладывали  мне  о  своих  поисках,  пока
безрезультатных. Явился и агент М. Выслушивая его  доклад,  я  все  более  и
более убеждался, что сегодня Гребенников будет в наших руках.
   Я приказал М. и еще нескольким агентам наблюдать за трактиром  "Избушка".
Другие агенты отправились караулить  квартиру  любовницы  Гребенникова.  Еще
двенадцати агентам я поручил следить за всеми  трактирами  по  Знаменской  и
прилегающим к ней улицам.
   Около семи часов утра, когда открываются трактиры, агент  Б.  и  два