ыпрямилась.
   - Он невиновен! - закричала она.- Это я, я одна все сделала!
   - Поедемте, и там вы все расскажете...
   Ж. помог ей одеться, вышел с ней и,  заперев  квартиру,  спрятал  ключ  в
карман. У  подъезда  уже  стояла  толпа,  и  в  середине  ее  Анютка  что-то
рассказывала, оживленно жестикулируя. Ж. взглянул в  ее  сторону  и  коварно
улыбнулся.
   Дворник по его приказанию привел извозчика. Ж. усадил Синеву,  сел  подле
нее, и через двадцать минут я уже принимал ее в своем кабинете. А Ж.  тотчас
же  пошел  в  страховое  общество  и  попросил  немедленно   вызвать   Якова
Степановича Синева.
   Словно предчувствуя недоброе, тот вышел взволнованный и  бледный.  Анютке
сказал:
   - Ну, Анна Васильевна, а вы  собирайте  ваши  пожиточки  и  переселяйтесь
отсюда. Вы проследите,-  приказал  он  околоточному,-  а  потом  закройте  и
опечатайте квартиру.
 
   * * *
 
   Дело об убийстве Кузнецова разбиралось  в  феврале  следующего  года.  На
скамье подсудимых сидели Синев,  бледный,  исхудавший,  с  окладистой  русой
бородой, жена его, походившая на  прекрасную  восковую  фигуру,  страшную  в
своей апатичной покорности, и похудевшая Сонька-гусар.
   Присяжные заседатели услыхали тяжелую семейную драму, драму двух  любящих
существ.
   Синев женился на Марье Ивановне  Крапивиной  по  любви,  на  которую  она
отвечала ему взаимностью. И с первой же ночи  началась  их  трагедия.  Синев
узнал о страшном прошлом своей жены.
   Она была бедная сирота, окончила Николаевский институт и сразу  поступила
гувернанткой к девочке у вдовца. Вдовец  совершил  над  ней  насилие,  потом
отказал ей от места.
   Синев слушал ее рассказ, испытывая при этом и безумную ревность, и жгучее
сострадание. Кто этот человек? Как его зовут? Где он проживает? Синев  хотел
знать все, но жена не отвечала на его вопросы.
   Их семейная жизнь превратилась  в  настоящий  ад.  Он  бил  ее,  а  потом
вымаливал  прощение.  Он   заставлял   ее   повторять   историю   несчастья,
останавливаясь на самых оскорбительных подробностях, и потом обзывал  самыми
обидными именами. Наконец он вырвал у нее имя ненавистного  человека.  Много
раз Синев был готов убить его. Жизнь стала для них  невыносимой,  и  в  одну
безумную ночь они решили, что Кузнецов должен быть убит. Эта мысль все более
овладевала их умами, превращаясь в жажду отмщения.
   Он нашел Соньку-гусара, продумал весь план и привел его в исполнение. Для
этого он купил нож.
   В шесть часов они заняли второй номер и  пили  в  нем,  поджидая  жертву.
Потом он отодвинул шкаф, открыл дверь. В девять часов  они  услыхали  голоса
Кузнецова и Соньки. Их разделяла только стенка шкафа. Часов в десять  Сонька
ушла. Вошел слуга и ушел, хлопнув дверью. Они подождали  еще  с  полчаса,  и
Синев, отодвинув шкаф, вошел  в  номер.  Она  следила.  Он  отомстил  своему
врагу...
   Когда они вернулись в  номер,  она  лишилась  чувств.  Он  закрыл  дверь,
задвинул шкаф, вымылся и привел  ее  в  чувство.  Дождавшись  рассвета,  они
уехали. Она вернулась домой, а он поехал в Псков и вернулся оттуда в  другом
пальто и обритый.
   Присяжные чуть не плакали,  слушая  их  душевную  драму,  и  содрогались,
слушая историю мести. Защитник сказал блестящую речь, но присяжные  все-таки
нашли их виновными.
 
   * * *
 
   Суд приговорил их к каторжным работам, его на восемнадцать лет, ее  -  на
двенадцать. Соньку-гусара оправдали.
 
 
   Убийство в духовной академии
 
   9 января 1886  года  пристав  первого  участка  Александро-Невской  части
сообщил  сыскной  полиции  об  убийстве  сторожа  церкви  при  Петербургской
духовной академии, отставного рядового Павла Новикова.
 
   * * *
 
   Убийство  несчастного  церковного  сторожа  было  совершено  в   сторожке
покойного. Это было убогое, крохотное жилище. Стол, несколько  табуретов,  в
углу - кровать, около нее в луже крови лежал Павел Новиков. Голова его  была
разбита, череп проломлен.  Из  черепной  трещины  виднелись  мозги,  залитые
кровью. На лице застыло выражение жестокого страдания. На полу неподалеку от
трупа Новикова лежало старое, рваное пальто. Из  опроса  служащих  в  здании
духовной академии установили, что пальто это не принадлежало убитому, потому
что у него было другое, которое, очевидно, похищено убийцей.
   - Скажите,-  спросил  следователь,-  не  слыл  ли  покойный  за  человека
состоятельного? Убийство совершено, по-видимому, с целью грабежа...
   - Нет,- ответили все опрашиваемые.
   - Не замечалось ли, чтобы кто-нибудь особенно часто посещал убитого?
   - Да к нему, почитай, никто и никогда  не  приходил.  Он  жил  совершенно
бобылем. Вот разве не прослышал ли злодей, что у Новикова находится ключ  от
церкви?
   - А ключ действительно хранился у убитого?
   - Всегда. А в церкви ведь большие сокровища находятся. Может, кто вздумал
ключ украсть у бедняги, отпереть им церковь и обокрасть ее.
   Стали разыскивать ключ. Найти его было не трудно - он лежал под  подушкой
убитого. Осмотрели церковь - там все оказалось в полнейшем порядке, в полной
сохранности. Ничего из церковных богатств не было тронуто.
   Дело представлялось чрезвычайно  странным.  Церковь  не  ограблена,  вещи
убитого тоже были целы, к ним убийца даже не  прикасался.  Единственно,  что
исчезло из сторожки церковного сторожа - это его пальто.
   Новикова видели поздно вечером, а обнаружено кровавое  происшествие  рано
утром. Отсюда следовало, что убийство было совершено глухой ночью,  то  есть
как раз в то время, когда все было погружено в глубокий сон.
   - Скажите,- обратился следователь  к  смотрителю  здания,-  все  ли  ваши
служащие налицо?
   - Все.
   - И что же, эти служащие - все старые, давнишние или, быть  может,  среди
них есть недавно поступившие?
   - Один есть действительно вновь поступивший два  дня  тому  назад  вместо
уволенного от службы при водокачке Андрея Богданова.
   - А за что был уволен этот Богданов?
   - За пьянство, грубость, вообще за отвратительное поведение.
   Из путаных и  разноречивых  показаний  низших  служащих  установили,  что
Богданова видели не далее, как накануне убийства  Новикова.  Одни  говорили,
что он пробыл тут недолго, другие - что он даже в ночь происшествия играл  в
пекарне в карты.
   Путаные показания  служащих  можно  было  легко  объяснить.  Они  боялись
сознаться  перед  начальством  в  том,  что  водят  знакомство  и  дружбу  с
прогнанным за пьянство и скандалы Богдановым.
   Следственная власть сразу заподозрила Богданова  в  убийстве  несчастного
сторожа. По всем трактирам и трущобам были  разосланы  агенты  с  целью  его
задержания.
 
   * * *
 
   Обследовав  несколько  трактиров  и  притонов,  агенты  зашли  в  трактир
"Коммерческий" на Гончарной улице. Их внимание привлек субъект, сидевший  за
бутылкой водки, полупьяный,  отталкивающей  наружности.  Одному  из  агентов
бросилось в глаза, что  рукава  пальто  этого  субъекта  непомерно  коротки.
Пальто было явно узко и в груди, вообще сразу было заметно, что оно с чужого
плеча.
   - Обратите внимание на этого человека,-  обратился  тот  агент  к  своему
товарищу.- Что вы скажете о пальто этого субъекта?
   - Вы думаете, оно с убитого  Новикова?  -  ответил  тот,  сразу  понявший
сослуживца,- Ошибаетесь. Служители духовной академии  показали  на  допросе,
что у Новикова пальто было хорошее, а это. взгляните, рвань какая-то.
   - Ну, уж такого ответа я не  ожидал!  -  тихо  промолвил  первый  агент.-
Неужели вам неизвестна привычка воров и убийц обменивать  украденную  одежду
на плохонькую и получать разницу, которую они на своем мошенническом жаргоне
окрестили "пониманием"?
   - Ваша правда,- сконфуженно пробормотал недогадливый агент.- Что  же  нам
делать? Арестовать его?
   -  Погодите...  Прежде  чем  мы  это  сделаем,  не  мешает  убедиться   в
справедливости моего подозрения. Кто знает? Мало ли  по  Петербургу  шляется
субъектов в пальто с чужого плеча. Вы сидите за столом, а я подойду к нему и
немного попытаю.
   Агент поднялся и колеблющейся  походкой  пьяного  человека  направился  к
столику,  за  которым  пил  водку  подозрительный   субъект.   Этот   агент,
Шереметьевский, был одним из наиболее ловких и даровитых чиновников  сыскной
полиции. Подойдя  к  столику.  Шереметьевский  остановился,  шатаясь,  перед
пьяным субъектом.
   - Позвольте присесть?
   - Зачем? - прохрипел тот.
   - Компанию разделить. Кучу я сегодня! Деньги получил, ну и того...  кучу!
А лицо мне ваше симпатично, друг мой любезный!
   - Пожалуй... Садись...- запинаясь, буркнул тот.
   -  Че...  ло...  век!  Нам  пару  пива!  Желаем   мы   оное   распить   с
другом-приятелем Федором!
   - Какой я тебе Федор? - захрипел подозрительный тип.
   - Федор... Непременно Федор! - выкрикнул Шереметьевский.
   - Ан нет!
   - Ан да!
   - АН Андрей, понял? Андрей, а не Федор!
   - Андрей? Да неужто?  Ах,  шут  тя  возьми,  обознался  я!  -  воскликнул
Шереметьевский и незаметно для пьяного мигнул другому агенту.
   Тот все понял, встал с места и направился к двери.
   - Ну, братец, Андрей  Михайлов,  давай  теперь  пиво  пить...-  продолжал
Шереметьевский.
   - Опять ты врешь! Не Андрей Михайлов, а Андрей Богданов.
   - Богданов? Скажи пожалуйста, опять не туда попал. Извини, мил друг!
   Он принялся вести незначительный пьяный разговор. Прошло несколько минут,
Шереметьевский взглянул на дверь.  Там  рядом  с  агентом  стоял  городовой.
Шереметьевский  незаметно  махнул  рукой.  Городовой  и  агент  бросились  к
столику.
   - Бери его! - приказал Шереметьевский городовому, указывая на Богданова.
   - Как?! Что?! - вскочил тот, успев схватить в руки пивную бутылку.
   - Ну, любезный, теперь начинается расплата за убийство сторожа Новикова.
   Богданов задрожал, бутылка со звоном упала на пол. Через  двадцать  минут
он был доставлен в управление сыскной полиции, и началась исповедь убийцы.
 
   * * *
 
   - Седьмого января, должно, часу в седьмом  вечера,-  начал  Богданов,-  я
получил от вахтера академии Андрея Фомича расчет. Пошел я за  водкой,  купил
несколько сороковок и вернулся опять в академию. Распили мы две сороковки  с
пирожниками в пирожковой при академии. Оттуда я пошел  в  пекарню  академии,
где тоже пил водку, угощая пекарей. Потом мы стали в карты играть  и  играли
до трех часов ночи. Кончив игру, все стали спать укладываться.  Пошел  я  на
водокачку, чтобы переночевать,  а  водокачка,  гляжу,  заперта.  Стучать  не
посмел, потому - уволенный я. Отправился тогда к сторожу Новикову,  попросил
позволения переночевать в его сторожке. Разостлал я  на  полу  свое  пальто,
лег, а спать что-то не могу.  Пробило  пять  часов  утра.  Пришел  истопник,
затопил печь, ушел. Как только он ушел, взбрело мне на ум убить  Новикова  и
воспользоваться его пальто.
   Встал я, взял стоявшее у печки полено, подошел к спящему Новикову  и  что
есть сил ударил его по лбу. Потом еще три раза. Захрипел он, потом  свалился
на пол. Снял я тогда с него пальто, которым он был покрыт, и  ушел.  Походил
по городу, затем пришел на Апраксин рынок. В одной  из  лавок  променял  это
пальто на то, которое на мне, получил придачи три рубля пятьдесят копеек.
 
   * * *
 
   И все. Просто и коротко. Пролил человеческую кровь за три рубля пятьдесят
копеек.
 
 
   Трагедия в Морском корпусе
 
   7 сентября 1887 года ровно  в  четыре  часа  паспортист  здания  Морского
корпуса, титульный  советник  Шнейферов  явился  обедать  в  свою  квартиру,
находившуюся в том  же  здании.  Пройдя  кухню,  Шнейферов  вошел  в  первую
комнату. Вошел - и в ту же секунду  выбежал  вон,  оглашая  здание  страшным
криком:
   - Убили! Зарезали!
   Он  понесся  что  было  силы  по  двору  к  канцелярии.  Вбежав  туда   и
столкнувшись нос к носу со смотрителем зданий, он заговорил  прерывистым  от
волнения голосом:
   - Ради Бога... Скорей сообщите в полицию. У меня в квартире несчастье...
   - Что такое? Какое несчастье?
   - Сейчас вхожу... И вижу... В комнате...  лежит  в  огромной  луже  крови
прислуга моя, Настасья Сергеевна, с воткнутым в горло ножом.
   Эта весть, как громом, поразила всех служащих Морского корпуса.  Началась
паника. Не растерялся только смотритель здания.  Он  тотчас  же  помчался  в
полицию.
 
   * * *
 
   Когда мы приехали в Морской корпус,  судебных  властей  еще  не  было.  У
дверей квартиры паспортиста стоял городовой и виднелась кучка любопытных. Мы
вошли в кухню. В ней было чисто прибрано, все в полнейшем порядке. На  плите
стояли кастрюли с готовившимся кушаньем.  В  следующей  за  кухней  комнате,
убранной не богато, но с претензией  на  комфорт,  на  полу  лежала  молодая
миловидная женщина. Голова ее была запрокинута назад, посредине  шеи  торчал
большой кухонный нож. Кровь, которая и теперь  продолжала  еще  сочиться  из
огромной, зияющей раны, образовала огромную лужу. Прибывший  доктор  занялся
осмотром трупа, а мой агент Виноградов беседовал  с  растерянным  титулярным
советником.
   - Ну-с, доктор?
   - Убийство совершено приблизительно два часа тому назад,- заявил доктор.-
Убийца нанес всего один удар, но зато по силе и меткости он был смертельным.
Глубоко вонзившись, нож  перерезал  дыхательное  горло  и  поразил  жизненно
важные артерии. Смерть наступила мгновенно.
   - Заметны следы борьбы?
   - Ни малейших. Все говорит за то, что никакой борьбы  не  было.  Если  бы
происходила борьба, такого меткого удара убийце не удалось бы нанести.
   Покончив с осмотром трупа, мы приступили к опросу самого Шнейферова.
   - Прежде всего скажите, все ли ваши вещи целы?
   - Нет, господа... Меня ограбили.
   - Что из ваших вещей пропало?
   - Во-первых, пальто, сюртук, бритвы, потом ордена  -  Станислава  и  Анны
третьей степени - и двести рублей наличными деньгами.
   - Где находились эти вещи?
   - Пальто и сюртук - в спальне, там же и бритвы, и ордена, и  деньги  -  в
верхнем ящике комода.
   Действительно, верхний ящик комода был взломан и все  вещи,  находившиеся
там, перерыты.
   - Что вы знаете о покойной? - спросил следователь.
   - Служила она у меня около года. Я был ею очень доволен. Тихая, скромная,
непьющая, старательная, Настасья производила отличное впечатление...
   - Скажите, господин Шнейферов, убитая была девица?
   - По паспорту  так  значилось,  а  что  там  дальше,  не  знаю,-  отрезал
злополучный титулярный советник.
   В эту минуту меня отозвал в сторону мой помощник Виноградов.
   - А ведь мы, ваше превосходительство, убитую-то отлично знаем,- начал  он
тихо.
   - Как так? - удивился я.
   - Очень просто. Я вспомнил, что убитая Настасья Ильина Сергеева  судилась
дважды за кражи и была, между прочим, замешана в последний  раз  в  деле  об
ограблении  Квашнина-Самарина.  Помните  это  дело?  Тогда  еще   виновником
оказался сын титулярного советника, лишенный прав Николай Митрофанов.
   - Да-да, помню.
   - И оказалось, что этот Митрофанов находился в любовной связи с Настасьей
Сергеевой.
   Я снова обратился к Шнейферову:
   - Скажите, господин Шнейферов,- начал я,- бывал ли кто-нибудь у убитой?
   - Никого. Только за два дня до убийства, возвратись со службы, я увидел у
нее на кухне какого-то молодого, прилично одетого человека. На  мой  вопрос,
кто это, она ответила, что это ее брат.
   - Отлично. Ну а вы бы узнали по фотографии  этого  неизвестного  молодого
человека?
   - Наверное. Я хорошо рассмотрел парня, ибо, признаюсь, меня  удивило  его
появление у убитой.
   - Есть в нашем альбоме портрет Митрофанова? - спросил я тихо Виноградова.
   - Конечно.
   - Так вот что, голубчик, поезжайте и сейчас же привезите его карточку.
   Пока мы производили опросы и осмотры, Виноградов уже вернулся с карточкой
Митрофанова.
   - Ну-с, господин Шнейферов,-  обратился  я  к  нему,-  взгляните  на  эту
карточку и скажите: не этого ли человека видели вы  третьего  дня  у  убитой
Насти?
   Шнейферов впился глазами в карточку и почти тотчас воскликнул:
   - Да, да! Это он, тот человек... Брат.
   - Увы, господин Шнейферов, не  брат,  а  любовник,  и  ваша  "девица"  по
паспорту, горемычная Настя - воровка и участница многих темных дел.
   Титулярный  советник  побледнел  как  полотно  и  с   дрожью   в   голосе
пробормотал:
   - Вот-с не ожидал... И подумать только, что они и меня убить, как барана,
могли. Я ведь один...
   Истово перекрестившись, Шнейферов добавил:
   Благодарю тебя, Боже, что спас меня от рук злодеев!
 
   * * *
 
   Начались  энергичные  поиски  Митрофанова.   Это   был   ловкий,   смелый
преступник. Несмотря на его молодость, бывший  "сын  титулярного  советника"
прошел блестящую и разнообразную воровскую школу.
   Откомандированный моим помощником Виноградовым  для  розыска  Митрофанова
агент Жеребцов донес, что он напал на след преступника.
   - Каким образом?
   - От некоторых лиц, знающих Митрофанова,  мне  удалось  выведать,  что  у
Митрофанова есть любовница, крестьянка Ксения  Петровна  Михайлова,  которая
посещает сестру свою Устинью.
   - Вы узнали, где проживает любовница Митрофанова?
   - Нет, пока не удалось,  но  зато  я  узнал  местожительство  сестры  ее.
Устинья живет в доме по Малой Итальянской улице.
   - Вы сделайте вот что,- сказал я Жеребцову.- Отправляйтесь  немедленно  к
этой Устинье и узнайте у нее адрес ее сестры Ксении. Саму  Устинью  пока  не
арестовывайте, но распорядитесь о том,  чтобы  за  ней  был  учинен  строгий
негласный надзор. Арестовывать ее не надо потому, что важно проследить,  кто
будет к ней  являться.  Результат  вашего  визита  к  Устинье  сообщите  мне
немедленно.
 
   * * *
 
   Было около двух часов дня, когда Жеребцов вместе с другим агентом сыскной
полиции, Проскурилом, и с околоточным местного участка  подошли  к  большому
каменному дому несколько мрачного вида по Малой Итальянской улице.  Жеребцов
позвонил к дворнику. Околоточный надзиратель и другой  агент  спрятались  за
выступом подъезда.
   - Чего вам? - флегматично обратился дворник к Жеребцову,  не  подозревая,
конечно, в нем агента.
   - Скажите, любезный, живет у вас в доме Устинья Михайлова?
   - Живет. В кухарках у господ Ивановых.
   - А где эта квартира?
   - Да вот, во дворе, прямо. Во втором этаже. Только Жеребцов повернулся  к
тротуару, чтобы предупредить другого агента и околоточного  о  том,  что  он
сейчас отправится к Устинье Михайловой,  как  увидел,  что  к  воротам  дома
подъехала извозчичья пролетка. В ней сидели мужчина  и  женщина.  Машинально
взглянув на них. Жеребцов  вздрогнул  и  остановился  пораженный.  Что  это?
Видение? Ведь  этот  слезавший  с  пролетки  мужчина  -  не  кто  иной,  как
Митрофанов! В груди Жеребцова забушевала буря радости. Делая вид, что читает
объявление на  воротах  дома,  он  искоса,  одним  глазом  стал  следить  за
приехавшей парочкой.
   Сунув в руку извозчика какую-то мелочь, Митрофанов вошел первым во  двор.
За ним последовала  его  спутница,  красивая  женщина,  одетая  прилично,  с
шелковым белым платком на голове. Они скрылись в подъезде.
   - Стой здесь на месте, не делай ни шагу! Я - чиновник сыскной полиции!  -
приказал дворнику Жеребцов.
   Тот вытянул руки по швам.
   - Ну, господа,- сказал Жеребцов, подходя к  Проскурилу  и  околоточному,-
случилось  нечто  весьма  замечательное  -  сюда  сейчас  приехал  со  своей
любовницей Митрофанов.
   С лихорадочной поспешностью начал он задавать вопросы дворнику:
   - Этот дом не проходной?
   - Никак нет-с!
   - Стало быть, только один вход и выход?
   - Так точно!
   - Ну. так слушай! Ты видел сейчас человека,  приехавшего  с  женщиной  на
извозчике?
   - Видел-с.
   - Так вот. Ты встанешь у подъезда, в который они вошли, и, лишь только он
появится, немедленно бросайся на него и сгребай в  охапку.  На  помощь  тебе
подоспеет городовой, околоточный, словом, все. Мы будем у  ворот.  Дожидайся
моего свистка: как только свистну, бросайся на этого молодч