а было нечего.
     По  крупицам собирались данные о  пострадавшей,  но  они  были зачастую
противоречивы и неубедительны. Жительница станции Киик Журавлева опознала по
фотографии  одну  из  своих  знакомых  со  станции  Моинты.   Однако,  когда
Журавлевой сообщили,  что  ее  знакомая в  начале  мая  умерла,  та  страшно
удивилась.
     - Не может этого быть.  Я  ж ее три дня назад видела в магазине,  когда
ездила в Моинты к мужу в больницу.
     Проверка подтвердила показания Журавлевой.  Ее знакомая, действительно,
была очень похожа на женщину с фотографии.
     Оперативным работникам не давала покоя Вагонная улица,  No 17.  На всех
станциях  и  разъездах,  на  крупных  узлах  и  в  маленьких поселках искали
Петухова - шофера лесхоздвора.
     В  пределах Казахской железной дороги ни  на  одной станции,  где  есть
улицы Вагонные, Петухов не проживал, да и таких организаций, как лесхоздвор,
в  наших степных краях нашлось немного.  И все же улица Вагонная с домом под
номером 17,  где жил шофер Петухов,  была найдена.  Ее  разыскали в  поселке
Кос-Кудук,  бывшей  станции  узкоколейной дороги,  по  которой  когда-то  на
станцию Чу возили саксаул.
     Оказалось,  что  Петухов  работает  шофером  в  Алгирском свеклосовхозе
Чуйского  района.  Дирекция совхоза  охарактеризовала его  весьма  нелестно:
недисциплинирован,   любит  в   рюмку  заглянуть.   Петухов  отрицал  всякие
знакомства с другими женщинами.
     - У  меня своя семья,  свое хозяйство,  -  твердил он,  -  и заниматься
глупостями у меня нет времени.  А что иногда выпиваю, так я на свои деньги -
в долг не лезу.
     Фотография,  которую показали Петухову,  не  произвела на него никакого
впечатления. Он не знал эту женщину и никогда ее не видел.
     Приглашенная на  допрос  жена  Петухова  Валентина рассказала,  что  по
фотографии она  узнает  одну  женщину,  которая  у  нее  перед  первомайским
праздником на  рынке города Чу купила два мешка зеленого лука.  Какого точно
числа  она  не  помнит.  Помнит только,  что  на  рынок ее  подвозил муж  на
совхозной машине -  его посылали в  Чу  за  какими-то  запчастями.  Женщина,
которая купила лук,  назвалась Шурой,  и,  узнав, что муж Петуховой работает
шофером,  попросила на  всякий случай дать  свой адрес.  Обещала приехать за
луком  прямо  в  поселок.  Адрес свой  Валентина написала собственноручно на
половинке листа  из  ученической тетради,  который  попросила у  соседки  по
рынку.  Было ли что написано на обороте этого листка -  Петухова не обратила
внимания.
     На  вопрос,  узнает ли Петухова женщину,  у  которой брала бумагу,  она
ответила утвердительно и  добавила,  что "эту тетку на базаре все знают".  У
нее даже деньги берут в долг.
     Далее  Валентина  сказала,   что  купленный  лук  и  килограммов  10-15
семенного гороха  Шура  погрузила на  повозку и  уехала  с  рынка.  Петухова
обрисовала приметы хозяина повозки.
     Старика долго искать не  пришлось.  С  наступлением весны он  ежедневно
бывал  на  рынке  и  за  небольшую плату  предлагал желающим нехитрые услуги
своего осла, запряженного в повозку.
     Александр Миронович Чураков оказался словоохотливым стариком. Привыкший
к  базарному гомону,  переплетая свой рассказ различными поговорками,  после
опознания своей  спутницы  по  фотографии,  он  сообщил,  что  действительно
подвозил два мешка лука и  какой-то  узел только не  на  вокзал,  откуда все
уезжают,   а   к   трансформаторной  будке.   Она   находится  недалеко   от
железнодорожных путей.  Какого числа это было?  Точно не  помнит,  но хорошо
запомнил женщину и особенно место, куда он ее подвез.
     В Алгирском свеклосовхозе дали справку, что шофер Петухов действительно
выезжал в город Чу за запчастями 29 апреля рано утром.
     Проверкой  железнодорожных документов  еще  раньше  сотрудники  милиции
установили, что полувагон No 990624 был отправлен в составе поезда No 2208 с
шестого пути станции Чу 29 апреля в 9 часов 23 минуты московского времени.
     Дежуривший  29  апреля  слесарь-автоматчик пункта  технического осмотра
вагонов рассказал,  что видел старика и  женщину с двумя мешками,  по одежде
вроде  железнодорожницу,  которая перед  отправлением поезда с  шестого пути
попросила помочь ей  забросить мешки в  полувагон.  Она еще кого-то  ругала,
может,  этого старика:  "Прождала вот и  на пассажирский опоздала,  да мне и
ехать-то недалеко, спасибо". Она уехала, а старик больше не появлялся.
     Оперативники произвели  несложный расчет  и  приблизительно определили,
где  была  Шура  в  момент убийства.  Весь  маршрут Чу-Экибастуз по  времени
занимает 43 часа.  Труп обнаружен через 36-40 часов после убийства,  значит,
пострадавшая находилась в 3-7 часах езды от станции Чу.
     Таким  образом,  участок,  где  совершено  преступление,  сократился  с
полутора тысяч до 400 километров.
     Шло  время,  менялась обстановка,  корректировался и  вновь составлялся
план розыска.
     Май  не  принес  желанного  успеха,   хотя  кое-кто  из  большой  массы
опрошенных людей  подтвердил,  что  пострадавшую действительно звали Шурой и
что  она  появлялась на  станциях  Агадырь,  Сары-Шаган,  Чиганак  иногда  с
каким-то стариком,  с которым вместе торговали на рынках различными овощами.
А откуда она - никто не знал.
     В июне старшим лейтенантом Мантровым фотокарточка Шуры была предъявлена
бывшему базаркому станции Агадырь Фомину,  который узнал ее;  по его словам,
она приезжала в конце марта или начале апреля на станцию Агадырь и торговала
на базаре морковью.
     С  помощью  Фомина  и  других  местных  жителей  оперативные  работники
выяснили, что Шура несколько раз останавливалась на квартире Мурзинцевой.
     - Да, это действительно так, - подтвердила Мурзинцева.
     Весной,  после оттепели,  у  нее  на  квартире жила  примерно с  неделю
Минаева  Шура,  которая приезжала из  Джамбула со  своим  мужем  -  глубоким
стариком.  Она  продавала на  базаре  морковь.  Мурзинцева подробно  описала
приметы старика,  но его фамилию она не знала,  а имя - Федя или Петя. Точно
не  запомнила.  Других лиц,  имевших отношение к  Шуре Минаевой,  Мурзинцева
назвать не могла.  Казалось,  была нащупана,  наконец, нужная нить. Но... по
прописке в городе Джамбуле и его окрестностях Минаева Шура не проживала. Это
осложняло  поиски.  Мурзинцева продолжала настаивать,  что  фамилия  Шуры  -
Минаева и приезжала она со своим мужем именно из Джамбула.
     Пришлось  искать  старца  по   имени  Петя  или  Федя,   руководствуясь
описанием, данным Мурзинцевой. И вот, наконец, долгожданная встреча.
     ...Петру Матвеевичу Зубову шел  сто  четвертый год.  Чуть выше среднего
роста,  несколько сутуловатый,  довольно  бодрый  дед  встретил  оперативных
работников у  калитки.  Внешне не  было  похоже,  что  ему  уже  более века.
Казалось,  что посох,  который держал Петр Матвеевич в правой руке,  был ему
при ходьбе больше помехой, чем помощником.
     Сразу о  деле разговор начинать было не совсем удобно,  тем более,  что
старик принял оперативных работников не очень дружелюбно, но когда убедился,
кто у него в гостях, сам рассказал о многом и предъявил паспорт свой и жены.
     С  фотографии смотрело  довольно  молодое  лицо,  окаймленное вьющимися
локонами волос.  Видно, при обмене паспорта, как иногда делают женщины, Шура
сдала фотокарточку прошлых лет. В паспорте стоял штамп "Бессрочный".
     Минаева Александра Ивановна,  1924  года рождения,  инвалид II  группы,
оказалась прописанной в  поселке Тюлькубас,  где,  по словам Зубова,  раньше
работала  на  железной  дороге.  Сейчас  она  ежемесячно получает пенсию.  С
Минаевой вместе они живут с февраля,  то есть с того дня, когда Шура, будучи
в   Джамбуле,   не  решилась  поздно  ехать  домой  и   попросилась  у  него
переночевать.  Из  родственников Минаевой  Зубов  назвал  старшую  сестру  -
Антонову,  которая проживает в  Комсомольске-на-Амуре,  но  они с  ней давно
никакой переписки не имеют.
     Старик опознал свою жену по фотографии и, не дожидаясь других вопросов,
встревоженно спросил:  "А что случилось?".  Узнав о несчастье,  Зубов как-то
сник, сгорбился, долго ходил по комнате взад и вперед, не находя себе места,
а немного успокоившись, стал расспрашивать о подробностях. Губы его дрожали,
лицо стало серым. В таком состоянии допрашивать старика было бессмысленно.
     Чем  был так потрясен Зубов?  Неожиданным сообщением о  смерти жены или
причастностью к убийству?  Не его ли видел осмотрщик вагонов на станции Чу в
день отъезда Минаевой? Но ведь она уехала одна.


                                * * *

     После похорон своей 76-летней жены Дарьи Захаровны Зубов жил в  течение
двух лет один.  Имел свой домик и  небольшой приусадебный участок.  В летние
месяцы  он  почти  все  время  проводил в  саду.  По  мере  сил  ухаживал за
деревьями,  собирал урожай.  На  привокзальном рынке  продавал свежий  урюк,
яблоки,  а для своих нужд выращивал лук,  огурцы и другие овощи.  С соседями
общался мало,  в  его  домик  тоже  редко кто  заглядывал.  Жил  он  тихо  и
неприметно.
     С  приходом в  его  дом Минаевой к  ним стали иногда приезжать какие-то
люди, в основном мужчины, но что они привозили, какие вели разговоры, никому
из соседей не было известно.  Заметным было одно, что Петр Матвеевич с этого
момента  как-то  преобразился,   помолодел,   стал  опрятнее  одеваться,  но
по-прежнему ни с  кем не общался.  Иногда Шура обращалась к  соседям,  чтобы
взять в долг денег, только и всего.
     В  один  из  теплых весенних вечеров Петр Матвеевич даже веселил жену и
двух  подгулявших гостей игрой  на  балалайке.  Долго  потом  обсуждали этот
"концерт" соседние старухи.
     Из  ревности или  по  другим  мотивам однажды Зубов  учинил скандал,  и
соседка видела,  как он выгнал одного мужчину из дому,  слышала,  что старик
грозился убить Шуру.
     Вот  все,   что  узнали  оперативные  работники  о   жизни  103-летнего
молодожена и его супруги.
     Таинственное исчезновение Минаевой,  как  и  ее  внезапное  появление у
Зубова, никого из соседей не удивило и никто этим не заинтересовался.
     Однако угрозы Зубова в  адрес жены не  могли быть сброшены со счета. На
допрос его доставили утром. От душевной травмы он полностью еще не оправился
и  выглядел далеко не так браво,  как в  день первой встречи с  оперативными
работниками.
     Зубов показал,  что действительно в  марте у него ночевал знакомый Шуры
по  имени  Коля.  Ему  лет  35-40,  среднего роста,  с  коротко остриженными
волосами. Они познакомились в поезде.
     Старик пустил в  ход  костыль и  выгнал непрошенного гостя.  На  вопрос
угрожал ли Зубов Шуре убийством, он ответил утвердительно, пояснив при этом,
что просто хотел "припугнуть ее".
     При  уточнении имени знакомого Минаевой Петр Матвеевич долго вспоминал,
но  определенного сказать ничего не  мог.  "Коля или  Толя,  что-то  одно из
двух".  В свои 103 года Зубов страдал двумя недугами:  он плохо слышал и "на
погоду" у него болели суставы.
     Шофера Петухова и  его жену Валентину Петр Матвеевич не знал,  и Шура о
них ему также ничего не рассказывала.
     - Что хотите делайте,  а  я не убивал,  -  говорил,  уставившись в одну
точку,  Зубов.  -  Я как раз приболел в ту пору. А Шура поехала в Чу, оттуда
она  собиралась повезти свежие овощи в  Караганду к  празднику,  чтобы денег
заработать немного. Дал я ей 90 рублей да 40 у нее было.
     Соседи подтвердили слова  Зубова.  Он  действительно в  конце  апреля и
начале мая был болен,  находился дома и  почти не  выходил во двор.  Одна из
соседок даже посылала внука узнать,  живой ли дедушка,  не надо ли ему в чем
помочь.  И  помогали.  Приносили воду,  ходили  в  аптеку  и  в  магазин  за
продуктами, а о его "квартирантке" никто не спрашивал.
     Итак,  старик,  видимо,  не виновен в гибели Минаевой. И вместе с тем у
оперативников создалось  впечатление,  что  Петр  Матвеевич сказал  не  все,
что-то утаил от следствия. Быть может, очень важное.


                                * * *

     Из  множества свидетельских показаний по делу об убийстве Минаевой одно
представляло  наибольший  интерес  для  оперативных  работников.   Свидетель
Шишилов рассказал, что в конце марта он выезжал на станцию Сары-Шаган, чтобы
продать редьку.  Там на рынке он познакомился со стариком "Матвеичем", с ним
была женщина по имени Шура.  Поезд на Чу был ночью, поэтому они договорились
держаться вместе,  чтобы  потом пойти прямо на  вокзал,  где  можно поесть и
отдохнуть в ожидании поезда.
     Днем на  рынке появился какой-то  мужчина,  на вид ему примерно лет 40,
среднего роста, худощавый, светло-русый, одет был в фуфайку и сапоги.
     Был он пьян и приставал к женщинам. Увидев Шуру" подошел к ней.
     По разговору было видно,  что они знакомы,  потому что мужчина перестал
браниться и  даже  спросил:  "А  где  твой  старик?"  В  этот момент подошел
Матвеич. Он, видимо, тоже знал этого человека и неспроста ринулся на него со
своей палкой,  как с рогатиной на медведя,  со словами: "Чего тебе еще надо?
Убирайся отсюда,  пока я  тебе не накостылял!"  И этот мужчина "убрался",  а
старик с Шурой остались на рынке.
     Вечером на вокзале знакомые Шишилова пошли в  столовую.  Когда примерно
через час  они  вернулись,  Матвеич рассказал,  что чуть не  пострадал из-за
Шуры.  Этот пьяный снова приставал к ней, требовал деньги, а когда старик за
нее заступился,  он кинулся драться и  даже угрожал ножом.  К счастью,  мимо
проходил военный патруль, и вымогатель удрал.
     На этом рассказ оборвался. Шишилов не стал спрашивать Матвеича, что это
за  человек,  да  и  разговаривать  на  эту  тему  было  неудобно.  Рыночное
знакомство их было кратковременным, в поезде же они ехали в разных вагонах.


                                * * *

     Итак,  убийца по-прежнему был на свободе.  Повторные допросы свидетелей
ни к чему не привели.
     Молчал Зубов.  Он совершенно замкнулся и, кроме одной фразы: "Я Шуру не
убивал",  не желал ничего говорить.  В  конце концов майору Куликову удалось
расположить к себе старика,  разговорить его. Способствовала этому, наверно,
и  погода.  Стало  по-летнему тепло,  и  ревматизм оставил Петра  Матвеича в
покое. На этот раз Зубов самостоятельно пришел в линейный отдел.
     Одно  время  оперативных работников здоровье Зубова  беспокоило больше,
чем его самого.  103 года -  не шутка, тут пустяковая простуда может вызвать
роковой исход. А ведь так важно, чтобы старик заговорил.
     Но  все  обошлось благополучно.  Петр  Матвеич  не  только  рассказал о
некоторых своих знакомых, но и обещал сам помогать в поисках убийцы.
     Из  знакомых  Зубова  внимание  оперативных  работников  привлек  некий
"Брант".  Он  хвастался старику,  будучи у  него  дома,  что  ему  тюрьма не
страшна. Настоящего своего имени "Брант" не называл, говорил, что так лучше,
а  то у людей,  даже у пожилых,  язык без костей.  "Брант" нигде не работал,
ночевал  где  попало,  в  разговоре  постоянно  употреблял воровской жаргон.
Иногда занимался спекуляцией,  но  на  что жил,  он  Зубову не  рассказывал.
Однажды "Брант" вместе со своим дружком приезжал к старику, когда в его доме
уже  жила  Минаева,  и  попросил помочь сбыть  краденые вещи,  которые якобы
привез "приезжий",  как  он  называл своего друга.  Зубов  отказался,  тогда
"Брант" стал уговаривать Шуру.
     Та испугалась и  убежала из дому.  "Приезжий" кинулся за ней,  подумав,
что она заявит в  милицию,  но  Шура,  боясь расплаты,  не  собиралась этого
делать.
     Они допили остаток водки и  навеселе отправились неизвестно куда,  даже
не остались ночевать.  "Брант" на прощанье предупредил Зубова:  "Ты,  старый
хрыч,  молчи,  о чем мы тут толковали.  Не вздумай "продать", а не то я тебе
язык отрежу".
     Старик описал внешность "Бранта" и  добавил,  что  после сары-шаганской
встречи он его больше не видел.
     На  участке  от  Джамбула до  Целинограда весь  оперативный состав  был
ориентирован на  поиски "Бранта".  Под  особый контроль были взяты все места
возможного его появления.  В розыске принял участие и Зубов,  который хорошо
знал "Бранта" в лицо.  Были обследованы все городские и привокзальные рынки,
вокзалы.  Оперативные группы сопровождали каждый пассажирский поезд. "Брант"
как в воду канул.
     Его  исчезновение усиливало подозрения в  том,  что именно он  является
убийцей.


                                * * *

     От  воды веет свежестью летней ночи.  Горит костер.  На  берегу Балхаша
трое "рыбаков",  наслаждаясь вкусной ухой,  ведут степенную беседу с местным
жителем - семидесятилетним дядей Степой.
     Дядя Степа рассказывает своим слушателям о том,  что там,  где проходит
сейчас линия железной дороги,  была вода,  и что он хорошо помнит, каким был
многоводный Балхаш.  Рыбаков тогда можно было перечесть по пальцам. Издалека
никто почти не приезжал,  а  в  нашей деревне,  она была верстах в  тридцати
отсюда,  только семь дворов ловили рыбу,  остальные два пасли скот. "Рыбаки"
рассмеялись.
     - А много ли людей приезжает теперь? - спрашивает один из рыбаков.
     - Да  хватит  народу,  -  говорит дядя  Степа.  -  Приезжают из  разных
городов,  привозят зелень,  фрукты,  а  отсюда везут  рыбу.  Железная дорога
помогает.  Раньше-то от нас увозили только вяленую и сушеную рыбу, а взамен,
кроме соли да сетей, редко кто чего вез.
     Дядя Степа рассказал, что чаще всех сюда приезжает "хромой".
     - Вроде молодой,  а что с ногами,  не пойму.  Недавно, кажись, здоровый
был,  нам зелень привозил,  а теперь, как волк, ночью появится, рыбу купит и
назад. Может, стесняется своих костылей, кто его знает.
     Слушатели насторожились,  а  затем один из  них  сказал,  как бы  между
прочим.
     - У  меня  бабушка сама  себе всякие настои из  трав делает,  все  ноги
лечит. Говорит, что помогает.
     - О! Смотри! Не перевелись травники. А раньше только травой и лечились.
Сам от  лихорадки пил полынный настой,  больше вроде ничем и  не  хворал,  -
отозвался дядя Степа.  Потом он попросил у  молодого "рыбака" адрес бабушки,
может,  "хромому" поможет ее средство.  "Я "хромому" подскажу..." - пообещал
он.


                                * * *

     Знакомство с  "хромым"  состоялось через  два  дня.  По  приметам  этот
человек был похож на "Бранта",  но ходил он на костылях, медленно передвигая
ноги.
     Во время первого разговора с  сотрудниками милиции задержанный сообщил,
что  он  проживает в  Джамбуле,  инвалид,  временно нигде не  работает.  Его
привезли в Чу.  Сюда же был доставлен Зубов, который сразу опознал "Бранта",
но заявил, что раньше он обходился без костылей.
     Задержанный назвал  свою  фамилию:  Максименко Анатолий Михайлович.  На
вопрос,   знаком  ли  он  с  Минаевой,   Максименко  без  колебаний  ответил
утвердительно,  но причастность к  ее убийству категорически отрицал.  Когда
его попросили рассказать,  где он был в  момент убийства Минаевой,  "хромой"
стал давать путаные показания. Он и не подозревал, что в руках следствия уже
достаточно неопровержимых улик, вещественных доказательств, изобличающих его
в  совершенном преступлении.  Он не знал,  что его настоящая фамилия и имя -
Брайт Владимир Иосифович -  и  другие данные из  его  темной биографии также
известны оперативным работникам.
     ...Свою  кличку "Брант" Брайт получил будучи в  лагере и,  даже  избрав
себе  новую фамилию Максименко,  среди преступного мира продолжал оставаться
"Брантом".  Был  неоднократно судим.  После освобождения из  мест заключения
общественно-полезным  трудом  не   занимался,   вел  бродячий  образ  жизни,
спекулировал, употреблял анашу.
     Инвалидность его  была  ложной  -  пытался  замести следы,  но  тщетно.
"Бранту"  казалось,   что   действовал  он   осмотрительно  и   нет  никаких
доказательств его вины, но он ошибался.
     Еще в  конце июля житель разъезда У