Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
- Разрешите доложить?
- Юрий?
- Так точно! Докладываю об успешном окончании летного училища!
Значит, не ошиблись, давая ему рекомендацию. А как будет рад Меркурий
Петрович Стреляев, воспитатель Юрия! Ведь это он, бывший авиатор, увлек
подростков рассказами о полетах, о беспокойной и счастливой судьбе летчиков.
- Значит, служить на Дальний Восток? И только для нас сделал такой
крюк? Ну спасибо. Перед ребятами выступишь.
Так случилось, что в тот же день пришел еще один бывший воспитанник -
Александр М. Незадолго перед этим он прислал письмо:
"Очень рад, что помогли мне вернуться в колонию. Но теперь уже
воспитателем".
Да, бывший колонист теперь сам воспитатель в одной из колоний
Казахстана. В колонии помнят скрытного, угрюмого паренька. Товарищей
сторонился. Ко всему относился презрительно. Но воспитатели заметили, что
умеет парень рисовать. Попросили как-то оформить стенгазету. Потом еще
что-то, выбрали в санитарную комиссию. И постепенно втянулся в жизнь
коллектива.
- Хочу быть воспитателем, - сказал он. - Как вы думаете, получится?
Из колонии Александр поехал в родное село. Пошел работать. Поступил на
заочное отделение института.
Закончив институт, попросил помочь стать воспитателем в одной из
колоний. Не мог забыть товарищей по колонии, их искалеченные судьбы.
Отделение ему досталось трудное. Но уже через некоторое время написал:
"Работаю вместо пяти часов, которые мне положено, пятнадцать. Отделение
заняло первое место по дисциплине".
В тот же день позвонили Валерию. Он сейчас дирижер. Закончил
музыкальное училище. Женился, воспитывает сына.
...Они стояли втроем - Юрий, Александр и Валерий перед ребятами,
нынешними воспитанниками.
- И вы здесь были? - удивлялись и переспрашивали их.
- А за что?
Они рассказывали свои невеселые истории.
- Жалко тех лет. Вот и вы сидите здесь, а юность-то одна.
Спасибо воспитателям нашим. Сделали нас людьми.
Потом они ходили по колонии, смотрели, слушали.
- Продукцию нашу поставляем не только на заводы СССР, но и на экспорт,
в 24 страны. Уже три года колонисты полностью окупают расходы на свое
содержание, - рассказывали им.
- А хотите познакомим вас с первыми экспонатами нашего музея боевой
славы? - предлагает заместитель начальника Кан Марат Семенович. - Колонисты
разыскали недавно по переписке одного из руководителей Осинторфского
комсомольского подполья, героя книги "Зарево над юностью" Шмугалевского.
Сейчас он председатель колхоза в Белоруссии. Вы только почитайте его письмо
ребятам: "После завершения подпольной деятельности я воевал в составе 16-й
Смоленской партизанской бригады; мне пришлось командовать взводом бывших
беспризорных из Харькова. Фашисты увезли их в самом начале войны из колонии,
надеясь подготовить из них шпионов и диверсантов. Но эти мужественные ребята
уничтожили охрану и перешли на сторону партизан. Я глубоко уверен, что и вы,
поняв свои заблуждения, сможете честно служить нашей Родине". Письмо это мы
передавали по радио. А теперь оно - в нашем музее. А вы, ребята, приезжайте
в колонию почаще, - просит на прощание Марат Семенович. - Ваши рассказы,
ваша судьба убедительнее всяких бесед. О многом задумаются воспитанники
после таких встреч.
Часто приходят в колонию добрые вести от бывших воспитанников. Многие
из них работают по специальности, полученной в колонии.
"Спасибо вам, всему педагогическому коллективу за хорошее воспитание
моего сына, особенно за науку честно трудиться, - пишет из Караганды мать
бывшего воспитанника Николая К., - он стал неузнаваем... первую получку
принес отцу и подарки сестре... мы так рады и благодарны вам за это...".
Естественно, что письма бывших воспитанников вызывают самый живой
интерес в колонии. Педагогический коллектив умело использует их в своей
повседневной работе с подростками.
Отличительная черта многих ребят, попавших сюда не по доброй воле, -
недоверие к взрослым. Исправить таких воспитанников невозможно до тех пор,
пока они не поверят своим наставникам. Несовершеннолетние правонарушители
только тогда потянутся к наставникам, учителям и мастерам, когда
почувствуют, что их не столько осуждают, сколько стараются помочь. Чуткость,
умение внимательно отнестись к личности подростка, изменяют его отношение к
людям.
Был в колонии некоторое время Коля С., у которого умерла мать, -
угрюмый и недоверчивый парнишка. Дома остались отец и две младшие сестры.
Чувствовалось, что он любит их, очень ждет писем. И вдруг письмо о
трагической гибели отца на производстве. Сестра просит помочь - остались
совсем одни. Обсудили это письмо на общем собрании колонистов. Решили:
выделить из общего заработка деньги сестрам, написать письмо на завод, где
работал отец, с просьбой взять опеку над девочками. Сейчас Коля уже дома,
работает, часто пишет воспитателям.
Опыт показал, что правильно организованный и умело направляемый
педагогами коллектив воспитанников может сделать многое. Хорошие традиции
становятся правилом жизни всего коллектива, и многие подростки выходят из
колонии людьми с вполне сложившимися нравственными устоями, с жаждой
возвращения к честной трудовой жизни.
"Большое спасибо вам, моим воспитателям, за все хорошее. С вашей
помощью я получил специальность и научился работать в коллективе, успешно
закончил восьмой класс, а теперь учусь в вечерней школе и работаю на заводе
в бригаде коммунистического труда. Еще раз большое вам спасибо".
Читая такие письма, с удовлетворением отмечаешь, что труд коллектива
сотрудников колонии не пропал даром.
Н.ЯНИНА
СВЕТ В ЧУЖИХ ОКНАХ
Мальчишка сидел и молчал, хмурил белесые брови, морщил лоб, - видно, не
так просто было ему сладить с собой и выплеснуть все, что накопилось в его
жизни.
Было разное. О некоторых его поступках можно только догадываться, а кое
о чем рассказала его мать, женщина болезненная, с иссохшими от слез глазами.
Валентина Георгиевна знала, что мало было в Витькиной жизни ярких,
запоминающихся дней. Она не хотела повторять те вопросы, которые обычно
задают в детских комнатах милиции, когда просят написать объяснительную и
дать слова, что подобное не повторится. Она начала свою работу с
доверительного отношения к чувствам и мыслям подростка. Пока что она не
добивалась от него раскаяния, а пыталась уяснить, как произошло, что он стал
красть и ушел от матери...
Витькина мать вначале не знала, с кем разделить свое горе, сунулась к
соседке.
- И-и, милая, иди к директору. Ты целыми днями на работе, а они, что
смотрели, учителя-то...
- Была, говорила... Разве школа уследит за ними: у них там пятьсот, а я
одного проглядела.
- Тогда иди в милицию, пока не поздно. К Головиной Валентине
Георгиевне. Она поможет.
Тяжело было переступить порог детской комнаты милиции и рассказывать о
своем сыне. Одно успокаивало ее, что старший инспектор, хоть и в милицейской
одежде и в офицерском звании, - женщина.
Витькина мать ошиблась, думая, что ей начнут задавать вопросы, учинят
допрос и заставят подписать протокол. Когда же этого не произошло, она стала
допытываться у самой себя.
- Почему так получилось, почему? - и смотрела на Валентину Георгиевну,
в глазах которой видела сосредоточенность.
- Кажется, ведь все у него было, отказу ни в чем не имел - одежонка,
обувь, книжки... А может, хлестать его надо было - уважай, коль хлеб еще не
свой ешь, - рассуждала Витькина мать вслух. - Конечно, побоями не всегда
своего добьешься. Вот велосипед просил, а я нет и нет! А за что такие
подарки?
Говорила сбивчиво, знакомо и буднично, переходя от одной житейской
мудрости к другой. Таких объяснений Валентина Георгиевна выслушивала немало.
Противоречивые мысли - и в этом-то вся беда. Мог ли мальчишка иметь
устойчивые взгляды...
В первый день откровенного разговора, когда Валентина Георгиевна
рассказала о своем детстве, Витька был даже угнетен.
- Ну ты что? - потрепала она его непокорную голову. - У тебя вся жизнь
впереди. Вот пойдешь снова в школу, все войдет в свою колею. А ко мне
заглядывай почаще.
С ним много было возни. И хотя в комиссии по делам несовершеннолетних
большинство высказалось о спецшколе, Валентина Георгиевна еще не решила для
себя этот вопрос. Ей казалось, что пока неразумно отрывать мальчишку от
матери. Оставив подростка в семье, она всю дальнейшую ответственность брала
на себя. Витька был на строгом контроле, и надо знать о каждом его шаге. Но
и этого мало - знать.
* * *
Когда работала в школе, то, как говорят, "лепила характеры", здесь же,
в детской комнате милиции, характеры меняли - искореняли изъяны воспитания.
И бороться приходилось с такими изъянами не только у подростков, но что еще
труднее - у взрослых, их родителей.
Это была крайняя мера - лишение родительских прав. И на этом она
настаивала после долгих раздумий и обсуждений на совете общественности.
Узнав, что дело передано в суд, родители Коли притихли. В доме тишина,
мир, повышенное внимание к ребенку. Он уже не лишний. И мальчишка потянулся
к ласке, как чахлое растение к солнцу. В доме появились деньги, которых
давно уже не было, - раньше все уносили выпивки. Новые ботинки жали ноги, но
Коля шел в школу в праздничном настроении. По вечерам отец подсаживался к
столу и листал учебник - что там задано? Из кухни доносился запах домашней
пищи. Все быстро нормализовалось, и уже стали забывать о злополучной
повестке, когда накануне суда снова появилась Валентина Георгиевна. Ее
встретили настороженно. Все эти дни они жили на грани "или - или". И уже
видя счастливое лицо Коли, Валентина Георгиевна задумалась: какую позицию
занять на суде.
Ей очень хотелось верить им, но было и "но". Надолго ли их хватит?
Лишение родительских прав могло круто изменить их жизнь - общественное
мнение, с которым приходилось считаться, отцовские и материнские чувства -
их тоже так просто не сбросишь, они уже дали знать о себе перед лицом
выбора... Отступить, поверить им?
В ее работе такие случаи встречаются нечасто, и решение не извлечешь из
опыта, но и без веры в людей тоже нельзя.
Разговор затянулся до глубокой ночи и, что показалось странным
Валентине Георгиевне, - родители Коли и не подозревали о том, что им
предстоит рано или поздно держать ответ за свои поступки перед обществом.
- Ну кому какое дело... - храбрилась мать.
- Если бы знали, да разве бы... - понуро отвечал отец.
Она приняла незамедлительное решение. На другой день договорилась с
отделом народного образования провести в городском доме культуры
родительскую конференцию "Отцы и дети", на которой выступила с беседой
"Безнадзорность детей порождает преступление".
Возвращалась тихой, уже засыпающей, улицей. Гулко раздавались быстрые
шаги за спиной, ее догоняли. Валентина Георгиевна остановилась, подождала.
Это был отец Коли.
- Понимаете, не мог я там к вам подойти. А поговорить надо... задумался
я серьезно о судьбе Кольки, виноват я перед ним. Бесхарактерность... а она
от чего? От водки... Попустительство тоже. А что он чувствовал от нас...
Вот, понимаете, Валентина Георгиевна, худо нам будет без сына; наказывайте
по всей строгости, что заслужили, а Кольку оставьте при нас.
Долг службы... Она с ним хорошо знакома с детства, ее отец всю жизнь
посвятил охране общественного порядка. Но вместе с ним она еще впитывала и
другой долг - долг человека перед человеком.
Природа состоит из противоположностей - зима и лето, день и ночь,
молодость и старость, добро и зло... Одно переходит в другое. И зло может
перейти в добро.
И не всегда все можно разложить по полочкам - вот это - черное, а это -
белое, не признавая светотеней.
Ее могли упрекнуть в излишней доверчивости, когда вместо крутых мер
были уговоры, убеждения, она выискивала в человеке хорошее и делала на это
ставку, отбрасывая словно наносное плохое. Это был ее метод работы. В нем не
было ничего, в общем-то, нового, многие воспитатели "трудных подростков"
поступали именно так, но, избрав этот путь, она никогда уже не отступала от
него.
Душевный мир подростка глубок и не всегда понятен, и нет рецептов -
каждый отдельный случай требует своего подхода.
И когда однажды Витька подвел ее - легче всего было смотреть на него
осуждающим взглядом, но она не отошла от самой себя, не сорвалась, начала
разговор с ним, как будто бы ничего не произошло. Отпустила его, до конца
веря, что это последнее приземление перед взлетом.
Он пришел на другой день, несмело подошел к столу, сел напротив и стал
терпеливо ждать, когда она закончит телефонный разговор. И для него и для
нее это были бесконечные минуты, а когда она положила трубку и долгим
тревожным взглядом посмотрела ему в глаза, он еще больше окреп в
уверенности, что только правдой можно вернуть доверие.
На ее столе стоит стакан для карандашей, сделанный Витькиными руками,
но его она получила потом, вместе с благодарностью его и матери, а пока
предстоял еще долгий путь непрестанного внимания, становления, шефства...
Вспоминается Леня К. Даже не то слово - вспоминается. Он настолько
прочно был связан с детской комнатой милиции, где изо дня в день помнили о
нем, что теперь, когда определили его в спецучилище, почувствовали пустоту,
словно исчез близкий человек.
"Педагогически запущен" - так о нем было написано в личном деле, когда
Леня первый раз появился в детской комнате милиции. Нет нужды расшифровывать
эту лаконичную запись, хотя за ней скрываются такие поступки, что от него
отказались учителя.
С чего начинать? Пожалуй, от них, первых шагов, и зависит в дальнейшем
исход борьбы за человека. Тут мало знать: почему и как он стал таким, надо
учесть и его индивидуальные психобиологические особенности, суметь направить
интересы парня. Он был резв и, не находя нужного выхода энергии, превратился
в забияку. У него была склонность к тщеславию, и, не получив должного
направления, он стал главарем уличных мальчишек. А смелость, пройдя
доступные преграды, привела к кражам.
Вот таким его приняла Валентина Георгиевна. Что и говорить - "трудный"
был, по-настоящему трудный. Она поставила перед собой задачу перевоспитать
его и не ждала быстрого результата - немедленного поворота в нравственном
уровне. Пройдет еще много времени, прежде чем он осознает глубокую
внутреннюю потребность проявлять силу своего характера в нравственных
качествах. Позже он пришлет ей письмо: "Дорогая Валентина Георгиевна! Учусь
я на столяра и хожу в седьмой класс. 9 января у меня день рождения.
Приезжайте ко мне в гости. Если можно, вышлите фотографию..."
Этот день рождения стал для нее рождением нового человека.
Вечерний телефонный звонок. Где-то на другом конце провода случилась
беда - слышалось прерывистое всхлипывание, а потом голос с дрожью поведал
грустную историю. Ждали помощи, а ее оказать было не так-то престо. Случай
редкий и в практике ее работы еще не встречался, чтобы можно было бы
сопоставить, сравнить, хотя вообще ничего не повторяется - каждый раз что-то
новое, во тут было, как никогда. Ее не уговаривали неотложно принять меры,
ничего не требовали, и в то же время невозможно было не отозваться на чужую
беду.
Эту семью нельзя было назвать "неблагополучной", откуда и выходят
большинство трудновоспитуемых детей. Все такие семьи она знала наперечет, с
ними была налажена надежная связь - часто бывала в них сама, бывали и шефы
из нештатных инспекторов. Эта семья была даже слишком благополучной -
уважаемые родители при высоких должностях, единственный сын, примерный во
всем, - их гордость, материальный достаток.
- У него есть все... Мы его воспитывали так, что он ни в чем не
нуждался, - с некоторой гордостью в голосе говорила мать и показывала вещи:
мотороллер, магнитофон, отдельную комнату.
Эта внешняя сторона, по мнению Валентины Георгиевны, пока еще не играла
главнейшей роли в душевной драме Вадима. Было что-то другое, более
значительное, что от нее или тщательно скрывали, или не придавали значения.
Возможно, последнее. Предстояло разобраться, а пока на нее смотрела как на
доктора, который лечит больного ребенка, - с надеждой и опасением.
- Они все там в классе против него, даже учителя... Он может бросить
школу или... что-нибудь сделать с собой... Даже его друг Костя перестал
здороваться с ним и, кажется, назвал подлецом... А за что - спрашивается?
Вадик был первым учеником, его ставили другим в пример...
Да, в благоприятных обстоятельствах он был лучше других, но не выдержал
сравнения с ними в нравственных качествах при сложившихся трудностях. Он
исчез в то время, когда больше всего была нужна его помощь.
Вспомнила до отказа набитый зал школы, когда проводили конференцию
мальчиков на тему: "Ты будешь настоящим мужчиной". После выступления
Валентины Георгиевны ("А хватит ли у тебя силы воли удержаться от дурного
поступка?") зал как будто бы забурлил. Выходили мальчишки и по-разному
говорили об обычном и героическом, выступали учителя. Никогда еще так прямо
не ставился вопрос, и многочисленная аудитория остро реагировала на каждое
выступление. Говорили искренне, без заученных фраз, с примерами из жизни. И
сравнивали себя с самими собой до этого диспута и сейчас, когда появлялась
вера в возможности каждого.
К столу подошел стройный юноша в темных очках и, выжидая тишину,
постоял с прикушенной губой. Ребята галдели, не унимались. Он тряхнул
поднятой вверх головой и вышел из зала. Позже Валентина Георгиевна узнала -
еще недавно он был кумиром ребят и вдруг такое.
- Алька, весь класс задачу не решил, может, объяснишь.
- Представьте, тоже ничего не получилось.
А потом этот урок алгебры. Настороженная тишина и его торжествующий
голос.
- А я эту задачу решил!
Вадим потерял веру к себе при других обстоятельствах, более
драматических, но истоки одни и те же.
Она попросила, чтобы он пришел в детскую комнату милиции. Уверенные
манеры, выправка спортсмена и напряженная улыбка. Опытному глазу можно было
его и не рассматривать. Диагноз был прост - лечение сложным.
Теперь, когда все уже позади, и Вадим заметно изменился, и отношения с
товарищами стали проще, естественнее, честнее, в свободное время, иногда
вечерами, он заходит сюда и рад, что старший инспектор разговаривает с ним
без нравоучений, как равная с равным, не высмеивая его неясных мыслей,
разных "заскоков", и незаметно направляет его.
...А эта женщина появилась у них внезапно и внесла какое-то тревожное и
щемящее чувство. Она жаловалась на свою пятнадцатилетнюю дочь, которая, по
ее словам, "связалась с хулиганом, только что вырвавшимся из колонии". Она
просила принять самые строгие меры "к этому хулигану и ее непокорной
дочери". Она ушла, оставив запах духов и возмущение.
Валентина Георгиевна помнила Станислава. Его мать мало занималась
сыном, постоянно беспокоилась за свою личную жизнь и не ожидала его
досрочного освобождения.