ела дежурка.
   Впрочем, дежуркой это помещение называют по старинке. Еще год назад, в
старом здании управления, действительно была дежурка: тесная, вечно
прокуренная комнатенка с зашарпанными столамп и крохотным окошком в
коридор для посетителей. А сейчас это просторный светлый зал с широкими
окнами и паркетным полом. Здесь два пульта со множеством рычажков, кнопок
и телефонных тру"
   бок. Один для ответдежурного, другой - для помощника.
   Здесь же телетайп, рации, телефоны прямой связи. Есть и телевизор.
   Капитан Утешен вызвал нового помощника, как было приказано, а сам все
пытался попять: как же это полковник узнал про двадцатый километр? Не
иначе, кто-то позвонил или еще каким-то путем сообщил ему лично. Хотелось
об этом спросить, но полковник промолчал, а субординация есть
субординация. Капитан не зря пятнадцать лет милицейские погоны носит.
   За окном было уже светло, но пасмурно. Начинался новый день -
понедельник двадцатого июля. Ночь прошла спокойно.
   Только ведь это как сказать - спокойно. Смотря для кого. Сюда вот, в
управление, почти и не звонили. Значит, в городе и в районах действительно
было тихо. Л на двадцатом километре автодорожное, есть жертвы. Или
жертва... все одно.
   В семь позвонил дежурный Октябрьского райотдела Изатов. Он, как всегда,
говорил громко, напористо;
   - Жаке? Привет, товарищ капитан, Изатов докладывает. Запиши в сводку.
Кража из магазина, точка. Написал? Вечером 19 июля в точно не
установленное время, между 20 и 23 часами, неизвестные преступники путем
взлома замка проникли в магазин совхозрабкоопа совхоза "Кубань". Написал?
Пиши еще: из магазина выкрадены товаро-материальные ценности, точка. Сумма
похищенного устанавливается, меры к розыску преступников приняты,
расследование ведет Октябрьский РОВД. Все. Точка. Как у тебя?
   - Плохо, - ответил капитан. - Ночь прошла спокойно.
   Конечно, плохо было не то, что ночь прошла спокойно.
   Всегда бы они, эти дни и ночи милицейской службы, проходили так. Просто
у дежурного окончательно испортилось настроение, все в связи с
автодорожным на двадцатом километре. Там, на большаке, возле километрового
столба с цифрой 18 находится пост ГАИ. Ребята несли службу исправно: связь
по рации с ними была. Что-то не то, что-то не так...
   В семь тридцать пришел посетитель-первый за всю ночь. Это был мужчина
лет сорока, сорока пяти. Он робко проскользнул в дежурку, так же робко
присел на краешек стула и сообщил, что у него украли "Волгу". Когда
украли-не знает. Увели из личного гаража, который находится на его,
Егорова, личном участке.
   - Как же так, не знаете? - удивился капитан УтеИ!ев. - Разве так бывает?
   - Или в субботу, или в воскресенье... - промямлил потерпевший. - А
может быть, сегодня ночью...
   - После дождика в четаерг, - не выдержал новый помощник дежурного
Алькен Булатов. - Пить, папаша, нужно меньше.
   От "папаши" и впрямь густо несло перегаром. Он прикрыл рот платочком,
кашлянул, и все так же робея, рассказал, что он, Егоров Семен Андреевич,
бухгалтер базы "Торгплодоовощ", со своей женой Анной Федоровной, в субботу
утром пошли в гости к сватам обмывать внука. Так и сказал: "Обмывать".
Гуляли и субботу и воскресенье. До сегодняшнего утра там были. А сегодня в
понедельник, в семь, первым автобусом домой приехали, на работу надо.
   Булатов опять не сдержался.
   - Как же вы на работу собираетесь, а? Ведь от вас за три метра против
ветра...
   Дежурный предупреждающе постучал карандашом по пульту: не о том сейчас
речь.
   - Что дальше?
   - Как, что? Гараж пустой, вот что. Машина тю-тю, митькой знали, -
Егоров начинал смелеть. - Замок вместе с пробоем моим же ломом выдернули,
гады.
   Дежурный постучал карандашом, потерпевший опять оробел.
   - Лом у меня на усадьбе возле сарая стоял, где лопаты и грабли. А
теперь в гараже валяется. За место "Волги".
   Оформили документы, и Егоров бочком проскользнул в дверь, на улицу.
   Ровно в девять капитан Утешев пошел докладывать руководству о событиях
последних часов дежурства. В коридоре второго этажа, возле дверей
приемной, он столкнулся со своим ночным помощником лейтенантом Шматлаем.
   Опергруппа, значит, вернулась.
   Шматлай шел от начальника. Он спешил.
   - Бегу, Жаке. Допросить там надо одного. Да вы не волнуйтесь, все в
ажуре, о происшествии начальнику на дом Криков позвонил, участковый из
Семиозерного. Только там не автодорожное, а убийство. И не на большаке, а
немного севернее, по грейдеру. Вам полковник расскажет...
   Шматлай торопливо пошел по коридору, а капитан несколько секунд еще
стоял и думал: "Ишь ты, майор Кринов.
   Серьезный ведь мужик... Прямо начальнику, ночью"...
   О своем думал, торопясь к себе в кабинет, и лейтенант Шматлай. Вот,
наконец, и первое настоящее дело, в раскрытии которого поручил ему
участвовать начальник управления. Работать вместе с опытными "старичками"
из управления придется, не иначе. И то ведь два года, как из университета,
высшее юридическое, а все по мелочам.
   Смешно подумать: голубей украли - ищи, мопед увели-бегай. Белье у
хозяйки с веревки сняли,.. мокрое прямо, тоже ищи. Смех. Нашел Антон это
белье. Правда, начальник отдела говорил тогда, что белье- его нужно было
найти, конечно, но это не самое главное. Важно, что лейтенант Шматлаи ту
квартирную воровку нашел.
   И еще думал Антон Шматлаи о том, что хорошо вот так идти с серьезным
заданием к себе, в свой кабинет. Именно в "свой", хоть маленький, но в
свой, где стоят всего лишь стол, два стула и тумбочка с книгами. Раньше, в
старом здании, сидел он с тремя коллегами. Ребята хорошие, опытные, но что
получалось? Ты, например, бумагу срочную сочиняешь, а напарник кого-то
допрашивает. Волей-неволей послушать хочется, как говорит с человеком
опытный товарищ. А то и два товарища,
   Вот сейчас он будет допрашивать свидетеля, который первым увидел ту
машину на грейдере. В своем кабинете.
   И никто ему не помешает. Поэтому он будет допрашивать не торопясь,
узнавать все подробности. Он хорошо знает, как важны подробности.
   Конечно, после дежурства положен отдых. Да только он не устал: ночь
была спокойной.
   В коридоре, усевшись на стул, ждал человек. Это был мужчина лет
пятидесяти в кожаной потертой куртке, сапогах и военной шапке-ушанке со
следом кокарды. Входя в кабинет, он посмотрел на свои пыльные,
забрызганные чем-то белым сапоги и осторожно ступил на паркет.
   Лейтенант положил перед собой бланки протоколов. Допрос начался.
   - Я, товарищ лейтенант милиции, как вам уже известно, Свиридов Тихон
Семенович, - начал свидетель, а лейтенант кивком головы подтвердил, что
это ему уже известно.
   И попросил:
   - Только я еще раз прошу вас: говорите подробнее, рассказывайте все с
самого начала.
   - Так я то же самое говорю: надо с самого начала, чтобы во всем полная
ясность была. Как вам известно, работаю я шофером в совхозе "Узун-Булзк".
Уже двадцать пять лет. Как из армии пришел, так и живу там. Тогда еще эго
колхоз был. Шоферю там и ссгчас. А дело, значит, вышло так: выпил я в
воскресенье. И крепко выпил, на свадьбе у племянника Витьки был. И поездок
вроде бы не предвиделось. Гулял я на свадьбе, нд аккордеоне играл, с воины
он у меня, и не знал, чем день кончится.
   Часа так в четыре приходит экспедитор наш совхозный Ельтай. Подарок
молодым принес, рюмку армянского выпил, а мне говорит: не хотел я тебя,
Семенович, от компании уводить, а надо. В город поедем, мне в понедельник
в "Сельхозтехнике" быть.
   Я ему: "Ты что, Байжумыч, здоров ли? Ведь при градусах я. Как можно?
Давай лучше вздрогнем по одной"...
   Он и слушать не хочет. "Ты, - говорит, - Семенович, мне друг или сапог
кирзовый? Ведь с меня директор шапку снимет". А директор наш, товарищ
Шлыков, мужчина серьезный. С ним лучше так: сказано-сделано.
   Ельтай меня уговаривает: "Поспи часа три, четыре, Семеныч, чайку
крепкого попей, а вечером и подадимся. До города сто шестьдесят, на нашем
проселке ночью не то что старшего лейтенанта, младшего сержанта не
встретишь.
   Движения никакого. Кто сейчас поедет? Только я да ты"...
   Уговорил. В девять часов вечера бросил я в кабину на сиденье "тулку"
свою шестнадцатого калибра, патронташ-я, между прочим, всегда ружьишко с
собой беру.
   Дорога степью и лесом, глухая, мало ли что. Ельтай приходит с
портфельчиком своим желтой кожи. Поехали. Так-то я в норме, только во рту,
ровно в погребе. Едем. Ельтай мне про Сухуми рассказывает, ездил недавно
туда. Проехали мы степную дорогу, едем лесом. За лесом начинается грейдер,
с километр-полтора всего, а потом асфальт, и от поворота до города - ровно
двадцать километров, но столбам.
   Двигаем мы потихоньку. Я и говорю Ельтаю: "Знаешь, Байжумыч, давай на
асфальт ночью не будем соваться. На восемнадцатом километре пост ГАИ
постоянный, а от меня перегаром, понимаешь... Заночуем в степи. Недалеко
от опушки сено свежее есть, там и остановимся, котелок взварим, поужинаем
под звездами, а утром--как в рог и не брал.
   Ельтай согласился.
   Поредели сосенки, скоро опушка будет. Вдруг Байжумыч толкает меня в
бок, показывает вправо - смотри, мол, вроде костер горит?
   Посмотрел я туда и обомлел. У меня, понимаешь, глаз - телескоп. Это я
сейчас, когда читаю, очки стал одевать - плюс два. А далеко хорошо вижу.
Посмотрел, значит, туда, куда Байжумыч указывает, в жар бросило.
   "Какой, - говорю, - костер, беда там. Машина там, - кричу, - горит!"
   И кладу руль направо, еду напрямик, по целине. Командую, чтоб, когда
остановлюсь, Байжумыч лопату в кунове брал, да не подходил бы, пока огонь
не собью, бензобак пеной не залью. Не взорвался бы. Два у меня
огнетушителя пенных, на всякий случай. Пригодились, видишь.
   Саданул я пеной, быстро сбил пламя. Внутри там горело, огня не так
много было. Это потом уже посмотрели, при вас, бак совсем пустой оказался.
Покидали мы для надежности землей, я фонариком посветил, жужжалкой.
   На фронте я всякое видел. Стреляли людей, бомбами и минами рвали,
танками давили. А увидел в машине человека, труп, вернее, на заднем
сиденье лежал, лицом вниз, и нехорошо стало, сердце зашлось. Тут у нас
разговор состоялся:
   - В город, - говорю, - Ельтай, надо. В милицию.
   - Надо, - отвечает, - езжай.
   - А ты?
   - Возьму твое ружье и спрячусь за сосной, покараулю.
   Мало ли что.
   - Не того, - утоляю, - не боишься?
   - Езжай, - психует он, - давая скорее. Ты лучше не в город, в
Семиозерное подайся, туда ближе. Там участковый Криков.
   И правда: до города, мне по шоссе все двадцать километров, а до
Семиозерного всего пять. Только в другую сторону. И опять же, если в город
ехать, поста ГАИ не миновать.
   Может, и неправильно я тогда размышлял, но принял такое решение: в
Семиозерное еду. Жал я на всю железку.
   Участкового, майора Крикова Евментия Пахомовича, с постели поднял...
Ну, а дальше вы лучше меня знаете...
   Шматлаи написал самое главное, попросил собеседника расписаться и
подождать в коридоре. Потом позвонил Смолиной. Она допрашивала Байжумова и
сразу подвела итог их бесед:
   - Я тоже закончила разговор. Хороший парень этот экспедитор. Я полагаю,
пусть себе едут в свою "Сельхозтехнику". Как, не возражаете? Я так и
думала. Позвоните дежурному. Если выберете время, загляните ко мне.
   Антон сказал, что зайдет непременно. Вот только бумаги приведет в
порядок. А по правде говоря, убирать было нечего: ему хотелось осмыслить
случившееся.
   Он плохо знал окрестности города, работал, главным образом, в жилых
массивах областного центра. В скверах, на рынках. А тут степь, опушка
леса, бегущий из сибирских пределов тракт с малоизвестными ему населенными
пунктами.
   Щматлай достал карту области, довольно подробную.
   В правом верхнем углу красный неправильный многоугольник - областной
центр. От него, почти по диагонали, извивается жирная красная линия -
"большак", как его здесь называют. Антон прикинул по масштабу-вот здесь
двадцатый километр. В этом месте с жирной красной чертой пересекается
тоненькая - "прочие дороги", как написано в условных знаках, это тот самый
грейдер, по которому почти нет движения, и на котором примерно в
двух-полутора километрах от большака каким-то образом оказалась горящая
"Волга". Грейдер, пересекая на двадцатом километре Большой тракт,
образовывал крутую дугу на восток и опять вливался в большак. "Для заезда
в Шалкудук и тянули эту дорогу", - решил Антон. Он прикинул опять
расстояния между основаниями дуги. От двадцатого километра до того места,
где грейдер вновь пересекался с шоссе, было примерно пять километров. Это
и хотел узнать Антон.
   Где-то по середине отрезка шоссе, соединяющего основания дуги,
находился постоянный пост ГАИ. Значит, на грейдер, на то место, где
находилась "Волга", можно было проехать и из города, минуя пост.
   Дело в том, что Антону совсем не пришлось быть на месте происшествия.
Людей приехало много, на трех машинах. Был здесь потрепанный "газик"
участкового Крикова из Ссмиозерного, он прибыл первым. Потом подкатила
внушительная оперативная машина с возглавляемой полковником опергруппой, а
вслед за ней желтая "Волга" госавтоинспекции. С ребятами из ГАИ был
дежурный следователь областной прокуратуры. Людей много, у каждого - свое:
полковник быстро распределил обязанности. Шматлаи пробежал в темпе по
следам "Волги", шагами измеряя расстояние, нашел место, где машина
свернула с грейдера на целину. То же самое проделал и со следами
совхозного грузовика. Потом нужно было измерить расстояние от "Волги" до
ближайших ориентиров. Беготни было много. И пока никаких следов. Только
примятые шипами кустики полыни.
   Затем полковник приказал ему и Смолиной отправляться в управление на
машине Свиридова и допросить первых и единственных свидетелей - шофера и
экспедитора, а по пути взять все сведения о прошедших за ночь машинах у
работников ГАИ, дежуривших на посту. Узнать, не проходила ли мимо "Волга"
темно-коричневого цвета и без номерных знаков. Эти самые знаки были,
оказывается, сняты, и Смолина легко определила, что сняты они недавно...
   На посту дежурили лейтенант и старшина. Они были изрядно удивлены тем,
что в столь ранний час мимо них проскочила, не остановившись,
управленческая машина с синим маячком-мигалкой, так же стремительно
пронеслась желтая "Волга" ГАИ. Ночь, оказывается, и у них была спокойной.
Ребята аккуратно вели запись всех машин, пробежавших мимо поста в обе
стороны. Машин было немного, все с номерами. Номера записаны, учтены.
   - Контора пишет, - сказала тогда недружелюбно Смолина, - в четырех
километрах от вас машина сгорела, за поворотом на грейдер.
   Пожилой лейтенант смутился, и, оправдываясь, сказал, что им с поста
грейдера не видно, лесок прикрывает.
   Действительно, Антон это приметил, к востоку от грейдера, почти до
самого шоссе, клином вдавалась густая березовая роща. И ночь была
пасмурная, дул северо-восточный ветерок. Огня с поста можно и не заметить.
Да и какое, и сущности, дело посту ГАИ до какого-то огня? Мало ли кто
костер в степи может разжечь ночью?

   3

   Смолина была старожилом управления, работала пятнадцать лет. Эта
сорокалетняя худенькая женщина считалась специалистом по расследованию
весьма неприятных уголовных дел: грабежей, разбойных нападений и
автодорожных происшествий. Не отказывалась она и от дел других категорий,
но терпеть не могла затяжных и нудных, как она считала, уголовных дел о
хозяйственных преступлениях: о хищениях, растратах, злоупотреблениях
служебным положением.
   Лейтенанту Шматлаю не приходилось работать со Смолиной по одному
уголовному делу, пока были разные профили. Поэтому и знал ее он мало.
   - Пришли? - Смолина по-мужски пожала ему руку и сразу к делу:
   - Следствие по убийству, да, по убийству, это уже точна, - сказала она,
заметив, как Шматлай удивленно поднял брови, - мне сейчас звонили из
научно-технического отдела. Убит из пистолета "ТТ"... Так вот, уголовное
дело по убийству возбудила прокуратура, это их компетенция. Но искать-то,
ловить, нам. Потому что сейчас какое время?
   Летних отпусков. Только не для нас. В нашем отдел? мальчиков всего
ничего. Почти все в районах. У вас тоже не густо. Да и начальника вашего
отдела час назад в госпиталь положили - стенокардия. А на место
происшествия выезжал, храбрился. Вот полковник и сказал: "Крутитесь!"
   Антон растерянно спросил:
   - Как? На такое дело всего два человека?
   - Да нет, будет опергруппа. Будет. Шеф на время отзывает из
Семиозерного Крикова: у него там дружина надежная - потерпят немного...
   Антон вспомнил неожиданный ночной звонок полковника.
   - Майор Криков? Это тот неприятный старик?
   Смолина засмеялась:
   - Ну, почему же старик? Ему всего пятьдесят четыре года. Всего. Для
кого и много, а есть и такие, как этот Криков. Поработаете с ним -
узнаете. А ведь самое интересное.
   Антон, я вам еще и не сказала. Установлен владелец сгоревшей "Волги",
некий Егоров, бухгалтер базы "Торгплодоовощ.".
   Антон вздрогнул.
   - Вот, почитайте. Эти протоколы писали ребята из городского отдела.
   Антон читал: "...когда угнали не знаю..., в период между 11 часами 18
июля и 6 часами 20 июля..., никого не подозреваю..."
   - Чушь какая-то, - сказал он. - А может, это он сам, а?
   - Исключено. Он действительно два дня "не просыхал" - на крестинах, это
проверено. Там за ним открываются другие делишки. Для него, как говорится,
беда не пришла одна.
   По это потом. Вот что любопытно: в машине был ключ, родной ее ключик. А
Егоров пользовался другим, самодельным. Ключ потерял года два назад, и
где, не помнит.
   - Прямо склеротик какой-то, - усмехнулся Антон.
   - Да тут не склероз. Обилие водки. А о ключе следует подумать всерьез.
К Егорову сейчас Криков поехал с Аликом Булатовым из БХСС. Алик что-то
очень заинтересовался этим пьянчугой. Ну и пусть, нам же легче.
   Они расстались. Шматлай не поехал на квартиру, которую снимал. Пообедал
в управленческом буфете. У буфетчицы Клавы был всегда выбор вкусной пищи;
творог, сливки, горячие беляши.
   Клавой ее называли с давних времен, когда она, лет двадцать пять назад,
пришла в управление на эту должность. Сейчас ей было за пятьдесят и
побаливали ноги. Она обычно сидела в своем белом халате где-нибудь в
сторонке: летом-у открытого окна, зимой-поближе к батарее и командовала,
называя почти всех на "ты", но с обязательным упоминанием звания, если
таковое имелось:
   - Что, товарищ лейтенант, (или подполковник, все равно), кушать будешь?
Молочко холодное? Возьми в холодильнике. Пирожки с картошкой горячие.
Бери, бери...
   Деньги положь, сдачу сам возьми...
   Или: "Товарищ майор, а кто посуду уберет за тобой?
   Ну-ка, ну-ка, поставь тарелочку под кран"...
   В молодости, в войну, она служила где-то в авиационных частях. Никто не
сердился на нее за эту добродушную фамильярность. Молодые, зеленые
пытались называть ее Клавдией Николаевной, но это не прививалось.
   Шматлай допивал свои сливки, когда услышал: "А вот и наш Антон!"
   Это в буфет вошел Алик Булатов с Криковым. У Алика была привычка
говорить запанибрата, грубовато, и это не всем нравилось. Но сейчас Антон
обрадовался встрече. Эти двое начали действовать, где-то уже побывали,
что-то делали. Крикова лейтенант узнал не сразу. Ночью майор был в форме:
в погонах, в кителе с широкой орденской колодкой и значком заслуженного
работника МВД. Сейчас на нем были светлые брюки и новая белая
рубашка-сеточка с расстегнутым воротничком. Выглядел oн совсем не так, как
в тот предрассветный час: похож был на немолодого спортивного тренера.
Загорелый, подтянутый, с развитыми мышцами. Впрочем, Антон этого не знал,
но так оно и было: участковый на общественных началах вел в местной школе
кружки самбо, бокса и мотоспорта.
   Они прошли в кабинет.
   Евментию Пахомовичу Крикову было за пятьдесят. Точнее -пятьдесят четыре
года. Фронт с 1941 - с самого начала. И до конца. Неоднократно ранен, но
обходилось, возвращался в строй. В недолгие