ять запечатлела все в один миг чтобы потом повторить  несчетно,
повторить когда становилось совсем невыносимо. "Ты не можешь уйти вместе
со мной" - сказала она еще раз с  печальной  улыбкой...  медленно  текло
время, как и сейчас "Мы приглашаем в нашу жизнь то, о чем думаем, и  это
так... есть много причин тому, что этот момент наступил в моей  жизни...
в твоей тоже. Нет ничего случайного в том, что ты сейчас  со  мной  -  в
этом есть то, ради чего мы встретили друг друга. Когда нет времени ждать
легко. Твоя цель еще впереди..." и внезапно прорезавший  тишину  пронзи-
тельный визг диагностического аппарата, как во сне  затворившиеся  перед
лицом двери и неуловимая четкость движений белых фигур, которая была уже
напрасна, но упорна, яростна и жестока в нежелании отпускать жизнь исте-
кавшую из тела мгновенно и страшно. Полное сознание, вот так улыбаться и
говорить, а жизнь внезапно оборвется  лентой  раскручивающегося  фильма.
Захлебнувшись криком ты просто перестанешь быть. Но  она  не  кричала...
Кошмар исчез мгновенно, сознание выдернуло меня из лепкой пелены - перед
глазами постепенно обретало ясность лицо начальника охраны - я спал мно-
го часов, скоро посадка.
   Под крылом проплывала чужая американская ночь, где-то пока еще далеко
виднелись редкие огоньки окрайных районов  огромного  города  Нью-Йорка.
Сколько раз этот самолет садился в различных аэропортах на  всех  конти-
нентах этого мира.. Было это и в Москве, Париже, Вашингтоне, Сиднее, Ри-
ге... Запомнился в последнее время Рим, который  пережил  всех  и  вся..
грандиозный город, где жили и процветали несколько сотен лет великие лю-
ди, и на закате своей истории создали несокрушимые знания при несокруши-
мых городах. Но города рассыпались в прах, а знания остались наедине  со
своей памятью. Спустя много лет после  гибели  строителей  этих  замеча-
тельных архитектурных сооружений, после гибели ученых, оставивших  сотни
тысяч томов нам в наследство, я иногда просиживал в  библиотеках  многие
часы, читая книги, чтобы ощутить кладезь мудрости в своей памяти... Пом-
ню прилетев в этот город я узрел гигантский хроникальный ролик и  ступая
словно во сне был обескуражен грандиозной находкой. Или вот  Джакарта...
это сейчас там студенческие беспорядки, а еще год назад было почти тихо.
Помню как-то однажды ужасающая жара к  вечеру  разрешилась  великолепным
ураганом. Грандиозная и чем-то булгаковская черная туча, пришедшая с да-
лекого океана, накрыла цветущий сад, называемый Индонезией с городами  и
дорогами. Исчезли далекие цепи гор, растворились в густой  пелене  дождя
потускневшие блюдца долин, и с заходившего на посадку самолета,  уже  не
желавшего уходить на другой аэродром была видна далекая и мокрая,  осве-
щенная яркими огнями посадочная полоса к которой лайнер бесстрашно  про-
рывался сквозь упругие потоки воды и ветра. Ежесекундно яркие взрывы не-
бесного огня летели к земле, озаряя весь этот мутный мир короткими  фио-
летовыми вспышками.... ммм - была буря и  была  прекрасная  южная  ночь.
Весь мир грохотал и полыхал огнем... из самой черноты ночи как  призраки
мгновенно вспыхивали и пропадали  строгие  очертания  близких  джунглей.
Тогда все было в первых раз... Однажды мы вырастаем, выходим за  пределы
своего дома и обретаем весь мир - все меняется и самые  простые  вопросы
на самом-то деле самые сложные. Где ты родился? Где твой  дом?  Куда  ты
идешь? Что ты делаешь? Делает ли это тебя счастливым? И что  тебе  нужно
для того, чтобы быть счастливым? Что ты делаешь для этого? И ради  кого,
ради чего ты пришел и живешь в этом мире? Думая об этом время от времени
я наблюдаю, как меняются мои ответы... Ведь лучше всего  мы  учим  тому,
чему нам больше всего надо научиться самим...
   Стрелки часов вздрогнули и остановились на цифре 4  -  около  четырех
утра. Мелодия, казалось плывшая вокруг, летела к концу впрочем как и сам
полет. Несколько минут и белоснежный "Фалькон"  сбросив  скорость  мягко
коснется посадочной полосы и  прокатившись  еще  какую-то  сотню  метров
плавно и четко вырулит к частному сектору пассажирского  терминала  чар-
терных рейсов аэропорта имени  Кеннеди.  А  пока  мы  плавно  снижались,
встраиваясь в плотную очередь самых различных самолетов, приготовившихся
совершить посадку в огромном городе, что за глаза называли Big  Apple...
Господи, Нью-Йорк - такой разный, такой парадоксальный  город!  Нью-Йорк
остается Нью-Йорком даже ночью. Он хорош, только если вы  приехали  сюда
ненадолго по делам, либо поразвлечься, либо просто  повалять  дурака.  В
принципе, при известной сноровке русскому человеку в этом  городе  можно
даже жить, но это сложно и уже на любителя.. А так, те  же  кучи  мусора
возле переполненных баков, те же отсутствующие взгляды редких  прохожих,
те же нищие. Пар от разбитых труб из-под земли, машины на  каждом  углу,
холод и пестро одетый народ. Ну и еще пронизывающий ветер, налетающий  с
океана. Только ночью меньше света, и все этого почти не  видно,  поэтому
ночной Нью-Йорк все-таки приятней. И еще  ночью  не  видно  той  замеча-
тельной Нью-Йоркской архитектуры, после которой московские трущобы могут
показаться творением Микельанжело...
   Меня уже ждали. Фигуры в темных одинаковых плащах без суеты и показу-
хи осматривавшие все вокруг в инфракрасные приборы  ночного  видения  не
вызывали ровно никаких чувств. Наверное так и должно было быть  -  никто
же не смотрит на собственную тень, которая присутствует у каждого.  Воп-
рос лишь в том, что тени  бывают  разными.  Огромные  очертания  джипов,
приглушенное освещение, рассредоточившиеся на расстоянии двухсот  метров
подразделение. Все как обычно, но по-разному - всегда.
   Турбины утихли, чуть потускнели маленькие прожектора над шасси,  про-
бивавшие предрассветную тьму, здесь несколько более сгущенную чем на ос-
тальной территории. Открыли люк, впуская в нагретый салон морозный  воз-
дух знакомой, такой знакомой но все же чужой страны. Легкие шаги по тра-
пу, двести метров до притихших вертолетов. Ребята пытались протестовать,
но оборвал их одним движением руки - я желаю,  подчиняйся.  Помрачневшие
лица, несколько команд произнесенных в передатчик и  удвоенное  внимание
по периметру было мне ответом.
   Я шел один, что всегда заставляло телохранителей много времени прово-
дить в тренировочных залах - преодолеть разделявшие нас несколько метров
всегда требовало неимоверных усилий и реакции, особенно  если  на  такой
рывок отводилось чуть больше полутора секунд. Ровно подогнанные  одна  к
другой плиты площадки, покрытые изморозью неровные  очертания  терминала
неподалеку, залитый огнем город где-то уж совсем далеко.  Гул  заходящих
на посадку аэробусов был далек, но тем не менее слышен, завывания мощных
двигателей переходили в натужное рычание  и  спустя  определенное  время
стихали. На миг наступала тишина, потом все начиналось сначала.  Но  это
не отвлекало... разные мыли кружились в  голове,  плавно  уступая  места
друг другу. Скоро Рождество в этой благополучной Америке. Как в  детстве
мне говорили в этот день - этот праздник  заканчивает  ссоры...  Найдите
давно забытого друга, замените подозрение доверием... Будьте  понятливы,
добры и напишите письмо любви - распространите как сокровище мягкий свет
вашей души. Ведь мы молоды, пока умеем мечтать. Сдержите обещание и най-
дите свободное время, откажитесь от злобы. Простите  несерьезную  обиду,
прислушайтесь к чужому мнению. Извинитесь если Вы были не правы и пытай-
тесь понять других людей. Проверьте ваши требования на других. Подумайте
о тех, кто вам дорог. Оцените внимание и будьте любезны. Заслужите дове-
рие и не обижайте неопытную молодость. Найдите средство против  злобы  и
выразите вашу искреннею благодарность. Обрадуйте сердце ребенка. Найдите
удовольствие в красоте и удивлении чудесам, что иногда случаются в нашей
жизни. Как многое понятно из тех далеких детских полунаивных  воспомина-
ний, что лишь изредка дают о себе знать то непонятным звонком, то  сооб-
щением по электронной почте, то просто случайной встречей. Некоторые ли-
ца приходят во сне и лишь там мы знаем их настоящие имена. Осознание от-
ветственности является основой человеческого существования и  когда  нам
плохо и больно, то, наверное, стоит сказать себе: "Все, на что я ни пос-
мотрю, серое. Но хотя небо может быть в данный момент закрыто  облаками,
солнце все-таки существует. Подобным образом я не могу видеть смысл моей
жизни во время депрессивной фазы, и все же смысл  существует".  Это  уже
воспоминания из практики, из разговоров долгих и интересных,  в  которых
познавался человек, если была на то цель. Пессимизм - это признак ума  и
довольно здравого, но по большей части уставшего и загруженного.
   Впереди блестели темные силуэты вертолетов, до  которых  было  двести
метров тишины. Легкое вращение лопастей, сосредоточенные  лица  пилотов.
Расслабятся они потом, когда закончится смена. Сейчас возможность созер-
цать и размышлять имел только я... Пять минут прогулки на  морозном  ве-
терке открытых пространств, чтобы потом окунуться в теплоту  и  мягкость
салона и не успев соскучиться и присмотреться к мелькающим за ботом  ог-
ням, через двенадцать минут полета наконец добраться до "пульмана",  ко-
торый уже ждет. Они все ждут, приходя в свое время.  Фишки,  пешки...  а
все вокруг лишь необходимость... И она мне нравится, однако как часто  я
ее не замечаю. Взобраться, трудиться, думать бессонными ночами. Годы уш-
ли на достижение, но я пытался совмещать, боялся что засосет. И лимузины
и вертолеты, в которых теперь мчусь расталкивая кортежем  потоки  транс-
порта или вообще паря на ними. Это мне разрешают бреющие полеты над  го-
родами и столицами стран, и мне улыбаются бригады секретарей,  это  и  я
поднимаюсь в лифтах на сотые этажи компаний чужих и собственной, это и у
меня в распоряжении судьбы многих сотрудников,  партнеров,  компаньонов,
клиентов,.. еще черт знает кого. Да, все это есть,... вот  только  этого
ли я хотел. Еще тогда, в стране победившей розовой демократии, шлепая по
улицам заваленной снегом столицы бывшей кровавой империи о том ли я меч-
тал и думал? С востока подбирался новый век и тысячелетие, ветер  трепал
волосы. О том ли я думал, о том ли что есть сейчас? Я знаю ответ, я знал
его всегда..
   Пустота наполняла коридоры, тишина следовала за легким дыханием и от-
сутствием слов. Лампы безуспешно пытались внести немного света  ушедшего
дня. Замершие лифты, приглушенное освещение. Лишь где-то там, в  корпусе
скорой помощи не гасли этажи и иногда слушался стрекот уходившего на по-
садочную площадку патрульного вертолета подразделения emercom.  Я  сидел
на мягком стуле, прислонившегося спинкой к чисто покрашенной в нежно-го-
лубой цвет стене. Пробирала легкая тоска ожидания, на которое  нельзя  и
не нужно было влиять - не теперь, не сегодня. Зря, как  это  плохо,  как
напрасно - все что сделал и все что не успел. Все остались внизу, застыв
на подходах к медицинскому комплексу. На этот этаж я поднялся один и ми-
новав пост дежурной медсестры пошел по этажу. Иногда очень тяжело  знать
события наперед, наверное помогает что я могу предотвратить их  с  более
дорогим и любимым человеком... помогло бы. Она здесь, за плотно  прикры-
той дверью, в тишине и полумраке палаты. Но войти нельзя, эти секунды мы
проживем врозь... Текло время словно кровь, также медленно, сонно и  ле-
ниво. Пульс становился реже, факты и часы этого дня мелькали перед  гла-
зами. Поздно. Но не для нее - уйдет другая. Ни взглядов  ни  слов,  лишь
меркнущий свет где-то в глубине коридоров. Ожидание... путь  в  пустоте,
когда нет опор, нет мыслей и только редкие слова слетают с губ.... но ты
не слышишь их ибо не можешь даже произнести... Очнулся от шороха  закры-
вающейся двери. Она плакала, из ласковых  глаз  медленно  падали  слезы.
Когда плачет женщина, значит уже нет сил молчать, а говорить  пока  было
нечего. Обнять, увезти от сюда где пахнет лекарствами,  дезинфекцией  но
не меньше и смертью. Не так быстро, но не медля. Время слов  придет  по-
том, сейчас лишь тихое "Пойдем" и тепло своего пальто в которое  закутал
прежде чем бережно подхватить на руки. Нас не остановил никто, может по-
тому что некому. Пустой вестибюль, ни человека, ни  взгляда,  ни  слова.
Как приказывал, молодцы. Мелькнувшее перед  взглядом  стекло  отворенных
дверей, врезавший в лицо ледяной порыв. Бронированные очертания  "мерсе-
десов" почти рядом, открытая дверь и сомкнувшийся периметр черных фигур,
не обращавших никакого внимания на начинавшуюся снежную бурю, лишь плот-
но прикрывавших меня пока я шел к машинам, прорезавшим сгустившуюся тем-
ноту и снегопад синими и красными сполохами  пульсирующих  спецсигналов.
Запечатавшая салон дверь отгородила от холода и льда, и только сейчас  я
заметил, что пока они спускались она успела заснуть тяжелым сном, харак-
терным только тем, что снимает усталость...
   Кортеж мчался по влажной трассе уходя через плавную развязку к  аэро-
порту. Моргающие в темноте сапфировые россыпи сигналов на мокрых боках и
радиаторах германских "мерсов" вычищали две из шести полос автобана  ибо
приказом было "пропустить". Сопровождение патрульного подразделения  по-
лиции сегодня не заказывали, впрочем в нем небыло нужды - дорогу несуще-
муся картежу из черных автомобилей уступали быстро и без разговоров. Мо-
жет быть сказывалось отсутствие "музыки", хотя в общем было  совсем  все
равно - бронеавтомобили отличались отличной звукоизоляцией. Легкий  отб-
леск лежал на лицах, замерших в мягкости салона.  Она  спала,  время  от
времени устраиваясь  поудобнее  на  его  руках.  Молчание  и  неуловимое
скольжение тяжелых авто делали беспокойство совсем неуместным,  наверное
потому что создавалось ощущение собственных сил и  удачи.  Возможно  это
было и не так далеко от истины...
   Тяжелая ночь, множество звезд. Надо будет узнать наконец что  же  там
наверху, возникла шальная тягучая мысль. Тонированными  стекла  казались
только снаружи. С обратной стороны  открывалось  прекрасное  изображение
проносившейся за бортом реальности. Точечки круживших над аэропортом са-
молетов, выстраивавшихся в высотные эшелоны на посадочные полосы, созда-
вали странное впечатление над которым не хотелось размышлять. Вот и там,
за этими серебристыми фюзеляжами, за крупинками иллюминаторов  потягива-
ясь в ожидании посадки дремали пассажиры, чтобы вернуться в  этот  город
как домой. Он был их домом, они знали и любили его. Город... он разный и
никогда один и тот же - по образу и подобию  человека,  здесь  множество
прекрасного и безобразного,  сверкающие  чистотой  и  комфортом  деловые
центры, заваленные помоями и развалинами окраины старых  районов  начала
века, множество тех, кто никогда не покидал и не покинет его - и некуда,
и незачем. От этой мысли передернуло, и на неуловимое мгновение  в  душу
закрался настоящий ужас - вот так остаться, остаться навсегда. Чтобы ви-
деть другие города только по дурацкому ящику, чтобы не помнить что  чер-
той города не ограничивается мир, и не считать телефонные звонки в  дру-
гие страны наивным развлечением дурачков. Я и не думал, что это еще спо-
собно настолько испугать меня, может потому что часто задавал этот  воп-
рос себе и в ответ всегда отзывалась тупая боль, которая тут же утихала.
Ласково погладил по головке притихшую на руках женщину, в раздумье убрал
волосы с кроткого, во власти сна, лица. Она еще спала, прижимаясь к  не-
му, по-детски мягкая и расслабившаяся во сне. Заботы, слова, дела, смена
городов и часовых поясов, огромные скорости  и  оперативная  информация,
океан которой полонит мониторы офисов - пусть это минует  тебя  хоть  на
несколько часов, впрочем как и ты сама себя.
   По лицу проносились в секунду тая лучи фар встречных авто, совсем  уж
неуловимо похрипывала рация за поднятым тонированным стеклом, отделявшим
салон от кабины водителя. Я знал, что всего в трех метрах за лимузином и
немного справа и слева мчатся машины сопровождения, ребята в которых по-
хожи на пианистов - надо успевать не только держать прекрасной  реакцией
и долголетней выучкой машины почти вплотную друг  к  другу  без  всякого
риска полететь кувырком на скорости более ста миль в час, но и  говорить
по рации, поддерживая интенсивный радиообмен друг с другом, с группой на
частном секторе пассажирского терминала, да и с центром совсем не здесь.
Но они умеют, кажется в этом сомнений возникать не должно, прежде у  них
самих...
   Опять мягкость салона, в котором можно утонуть. Турбины перестали на-
тужно реветь в режиме форсажа, самолет набрав скорость и высоту  лег  на
курс, уходя в сторону океана. Как будто небыло нескольких часов, которые
сейчас ускользают исчезающим туманом зимней столицы мифической  империи.
В глазах плывут две звезды, а мысль все еще Там.  Вылетевшие  в  россыпи
сигналов, на мгновение включенных сирен, и огней на летное поле  машины,
плавно сбросившие скорость только у самого трапа, высыпавшие  из  джипов
бесшумные тени, за которыми не слышно  даже  хлопанья  дверей,  которого
просто нет. Медленно открытая дверь лимузина и ворвавшийся в салон осве-
жающий легкий бриз, совсем не похожий на четкие установки бортовой  кли-
матической системы - педантичные немцы так и не поняли смысла абревиату-
ры "русский ветер", специально проставленной в заказе, впрочем воплотить
тоже не сумели... Они не помогали мне выбраться  наружу,  впрочем  такой
помощи и не требовалось. Приглушенного освещения хватало только  на  то,
чтобы не споткнуться на трапе, который обозначался фосфорицирующими  пе-
реплетениями линий. Несколько шагов, растаявшие под ногами десять ступе-
нек.
   Ее взгляд блуждал по сглаженным очертаниям новой  машины,  в  которую
внесли знакомые руки. В глазах еще блестели слезинки, чуть горечи, плес-
калась непостижимая сперва глубина. Помнится только ему удалось  увидеть
такое тогда. Сколько же времени прошло с того вечера  на  теплом  закате
тысячелетия, за несколько лет до конца века. Немногим больше года, вдруг
пришло в голову. Секунды как дым сигарет - пропадают мгновенно, хотя  их
можно чувствовать чуть дольше. Он сидел рядом, мягко сжимая  ее  ладонь.
Немного реже бьется пульс, дыхание становится  ровнее.  Он  успокаивался
вместе с ней, заставляя сердце жить медленнее. Чуть секунд и  стало  ка-
заться что он дышит за двоих, а может так и  было  на  самом  деле.  Вот
только жить две жизни не получится, как не старайся. В иллюминаторах го-
рят звезды, уже которое тысячелетие никак не желая догорать. Плывут ред-
кие облака в которые резво врезался белоснежный фюзеляж "Фалькона", сов-
сем не помня о том, что со стороны это выглядит красиво... впрочем как и
изнутри. Иногда можно жить забыв о себе, но о любви не получается,  быть
может не выйдет никогда. Выбирая останавливаешься на вечности, совсем не
соглашаясь на призрачное настоящее. Самый верный  способ  знать  историю
наперед - самому сотворить ее, впрочем как и собственную жизнь... и  для
кого-то это правильно, может и для них тоже. Сила не  измеряется  разви-
тостью мускулов - этого добра всегда можно прикупить  на  пару  взводов,
притом оптом. Но ты никогда не купишь дух и порыв, никогда не променяешь
его на кучи золота... если только не создашь в себе сам, или сама что  в
общем волен сделать каждый, но прежде чем с другими - с собой сперва.

   Ночь чиста как взгляд любимой.


   Oracle

   21 декабря 1998 года.

   Максим

   21 декабря 1998 года.

   НОЧНОЙ РАЗГОВОР...

   Всем, кому одиноко
   и немного грустно в эту ночь,
   посвящается...

   Милый дpуг, и в этом тихом доме
   Лихоpадка бьет меня.
   Hе найти мне места в тихом доме
   Возле миpного огня!
   А.А. Блок

   День Воспоминаний лентой голубой
   Опоясал теплый вечер
   Все, что было с нами можешь взять с собой
   И хранить до первой встречи
   Ну а скажу тебе - самый лучший день,
   Самый лучший день у нас се