е  все наоборот.
Счастье  очень специфично. Несчастье  - это обобщенное  понятие. Обычно люди
точно  знают  почему  они  счастливы.  Очень  редко  они  знают  почему  они
несчастны.
  Несчастье  - это вакуум. Пространство без  воздуха, задушенное  мертвое
место  -  цитадель  несчастья.  Несчастье  -  это  многоквартирный   блок  с
комнатами-клетушками  -  сиди  на своем  собственном  помете,  лежи на своих
собственных нечистотах. Несчастье - это дорога без поворотов, без остановок,
Отправляйся по ней, подталкиваемый теми кто  сзади, отпихиваемый  теми,  кто
впереди. Отправляйся по ней на бешенной  скорости, хотя  дни  мумифицированы
свинцом.  Стоит только начать и  дальше  все  происходит очень быстро -  нет
якоря из  реального мира, который может придержать тебя, нет  ничего за  что
можно  ухватиться. Несчастье  вытаскивает  скрепки жизни,  оставляя  тебя  в
свободном падении. Каким бы  то ни был твой  личный ад,  ты найдешь миллионы
подобных тебе в Несчастье. Это  город, в котором сбываются все  кошмары всех
людей.
  В вагоне поезда,  за толстым стеклом я испытываю уютную защищенность от
ответственности. Я знаю, что я убегаю, но мое сердце стало стерильной зоной,
где ничего уже не  может произростать.  Я  не хочу  вставать  перед фактами,
придавать им  форму, смотреть им в лицо. В выкачанном, иссохшем  русле моего
сердца, я учусь жить без кислорода.  Может  быть я полюблю это  из какого-то
мазохистского  удовольствия. Меня затянуло слишком глубоко, чтобы можно было
принимать  какие-либо  решения, и  это  приносит определенную легкомысленную
свободу. Хождение по  луне, где  нет гравитации.  Мертвые души  в сплоченной
шеренге  -  скафандры чересчур  громоздкие для  прикосновений, шлемы слишком
толстые  для  того,  чтобы  говорить.  Миллионы  несчастных, двигающихся  во
времени без надежды. В Несчастье нет часов, только бесконечное тиканье.
  Поезд  задерживается и мы сидим на  железнодорожном пути, где раздается
только  хруст вечерних  газет и  усталые обороты колес локомотива. Ничто  не
вторгнется в эту инертную  бесприютную картину. Я сижу с ногами на скамье  с
грязной обивкой. Человек, через два  сиденья от меня, храпит  во  сне. Мы не
можем входить, не можем выходить. Что это значит?
  Почему  бы не расслабиться  в этом  перегретом  застоявшемся воздухе? В
ЭКСТРЕННОМ СЛУЧАЕ  РАЗБЕЙТЕ  СТЕКЛО.  Это  экстренный  случай,  но  я  не  в
состоянии поднять свою  руку достаточно высоко, чтобы пробить себе выход.  У
меня  не  хватает сил  бить  тревогу.  Мне  хочется  стать сильней  и  выше,
выпрыгнуть из окна, стряхнуть осколки со своих рукавов и  сказать:  "То было
вчера, а это сегодня". Я хочу принять все, сделанное мной, и отпустить. Я не
могу  отпустить, потому  что Луиза  может быть все  еще находится  на другом
конце веревки.
  Маленький вокзал в деревне ведет прямиком к маленькой дорожке и дальше,
через  поля, заросшие зимней  пшеницей. Здесь никогда не бывает  контролера,
есть только  лампа,  мощностью в 40 ватт  и надпись "СЮДА". Спасибо за  этот
маленький совет.
  Тропинка  усеяна  угольным  мусором,  который  пронзительно скрипит под
ногами. На обуви останутся пятна от угля и хлопья белого пепла, но это лучше
чем  грязь в дождливую ночь. Сегодня ночью нет дождя. Небо ясное и твердое -
ни  облачка, только  звезды и  пьяная луна раскачивающаяся  на своей  спине.
Цепочка  вязов, стоящих за  изгородью, уводит  тебя от предметов,  сделанных
руками  человека в глухую местность, где земля  пригодна только  для овец. Я
слышу  овец, жующих  траву, невидимых за зарослями травы,  густой, как шкура
животного. Осторожно, держись правой стороны, здесь есть канава.
  Такой поздней ночью  можно было  взять такси  вместо  того,  чтобы идти
шесть миль пешком и без фонарика. Но  внезапная  пощечина холода, этот шок в
моих легких, погнали  меня вдоль  по угольной тропинке, прочь от  паба  и от
телефона. Я  перекидываю  сумку  за  спину  и отправляюсь  туда,  где  видны
очертания холма. Вверх  и  дальше. Пять  километров вверх,  пять  километров
вниз.  Однажды мы шли всю  ночь  - Луиза  и  я,  выходили  из темноты как из
туннеля. Мы вступили в утро, утро ожидало нас, оно уже достигло совершенства
-  солнце  стояло  высоко  над  плоской  равниной.  Обернувшись  назад,  мне
показалось, что темнота все еще там,  где  мы оставили ее. Мне не  верилось,
что она может пойти за нами.
  Я  пробиваюсь сквозь стадо  пасущихся коров - копыта животных облеплены
грязью. мои собственные  ноги в липких комьях. Я не предвижу здесь половодья
- покатые склоны холма служат водостоком для переполнившихся родников. Дождь
на  высушенной земле, после  засушливого лета,  не  доходит через  почву  до
водоносных   слоев,   только   до   источников,   которые   питают  их.  Они
выплескиваются пенистыми потоками, чтобы найти покой в мягких днищах луж, по
которым  бредет  скот  в  поисках  длинной  травы.  Мне  повезло,  что  луна
отражалась в воде, выискивала дорогу для меня, хоть и грязную, но не мокрую.
Мои городские туфли и тонкие носки долго не продержались. Мое длинное пальто
скоро запачкалось.
  Коровы припасли для меня свои скептические  взгляды,  которыми животные
обычно осматривают людей в сельской местности. Мы выглядим так глупо, совсем
не похожи на часть природы. Выскочки, вмешивающиеся в строгую экономию ловца
и добычи.  Животные  знают что  к  чему, пока  не встретят нас.  Ну  хорошо,
сегодня  коровы  смеются последними.  Их  мирное жевание,  их простые  тела,
чернеющие  на  фоне холма,  насмехаются  над  качающейся  фигурой  с тяжелой
сумкой, которая ковыляет мимо них. Тпру! Верните назад этот огузок. Со своей
вегетарианской  колокольни я даже не могу раздумывать  о  мести. "Ты  можешь
убить  корову?"  Это игра,  в которую я  иногда играю с  собой. Кого я  могу
убить?  Из всего, перечисленного в  уме, я останавливаюсь на утке, и потом я
вижу  одну в  пруду, бесшабашно  крякающую, ныряющую кверху  задом  - желтые
перепончатые лапы бьют по коричневой воде.
  Вычерпнуть ее оттуда  и свернуть ей шею? Мне приходилось  подстреливать
их из ружья, но это намного легче,  потому что  происходит на расстоянии.  Я
никогда не буду  есть то, что не в состоянии убить.  Это кажется фальшивым и
лицемерным.   Вам,  коровы,  нечего  меня  бояться.  Их  головы  поднимаются
одновременно,  как-будто принадлежат  одному  телу. Как мужчины в  сортирах,
коровы и овцы все делают в унисон. Мне всегда это казалось ненормальным. Что
общего  в  глазении,  жевании  и мочеиспускании? Я иду помочиться  за  куст.
Почему посреди  ночи, посреди ничего, человек все  же выискивает  куст - это
еще одна загадка природы.
  На вершине холма, на  сухой земле,  свистящий ветер и  вид  на деревню.
Деревенские  фонари как  опознавательные знаки  времен войны,  Тайный  совет
домов и дорог, приглушенных темнотой. Я сажусь, чтобы доесть сэндвич с яйцом
и кресс-салатом. Кролик пробегает мимо меня и, перед тем как сверкнуть своим
хвостиком  в норе, одаривает  меня  тем  самым  скептическим взглядом,  Свет
вьется лентой там, где  проходит дорога. Яркие  вспышки  света  в отдаленной
промышленной  зоне.  В небе  красный  и  зеленый  посадочные  огни самолета,
полного сонных людей.  Прямо  под ним - более  мягкие деревенские огни, и  в
отдалении - одинокий огонек висящий над всеми другими, как сигнальный фонарь
в  окне.  Сухопутный маяк, указывающий маршрут.  Мне бы хотелось жить в нем.
Чтобы поднявшись  на его вершину мне можно было увидеть куда  я отправляюсь.
Мой путь  лежит сквозь мрачные заросли и крутые спуски перед  долгой дорогой
домой.
  Я скучаю по тебе,  Луиза.  Многие воды не могут затушить любовь, как не
могут  ее  затопить  наводнения.  Тогда что  убивает  любовь?  Только  одно:
Пренебрежение. Не видеть тебя, когда ты стоишь передо мной. Не думать о тебе
в мелочах.  Не делать дорогу широкой для  тебя, стол накрытым. Выбирать тебя
просто из привычки, а не из-за желания, проходить мимо продавцов цветами без
всякой мысли. Оставлять посуду немытой, кровать незаправленной, Игнорировать
тебя по утрам, пользоваться тобой по ночам. Страстно желать чего-то другого,
целуя тебя в  щеку.  Произносить твое  имя, не  слыша  его, Считать что  оно
откликнется  по первому зову. Почему мне не  удалось услышать тебя, когда ты
сказала,  что  не вернешься  к Элгину? Почему не удалось  мне  увидеть  твое
серьезное  лицо? Мне действительно казалось, что я поступаю правильно, и мне
казалось  я  имею  на  то  достойные  причины.  Время  выявило  определенную
шероховатость  в самом  центре принятых мной решений.  В  чем  на самом деле
заключался мой  героизм  и моя жертва? Было ли это  твое  упрямство или  мое
собственное?
  Перед моим отъездом из Лондона, мой друг сказал, "По  крайней мере твои
отношения с Луизой не были неудачными. Это была совершенная любовная связь".
  На самом  деле?  Так  вот  чего стоит  совершенство? Оперный  героизм и
трагический конец? А  как  насчет опустошительного  конца? Большинство  опер
заканчиваются опустошающе. Счастливый  конец  считается компромиссом.  И это
весь выбор?
  Луиза,  звезды  в твоих глазах - мои собственные созвездия. Мне удалось
уверенно следовать за тобой, но не удалось не смотреть вниз. Ты понесла меня
над  домами,  над  крышами,  по  дороге,  минующей  здравый  смыл и  хорошее
поведение. Без всяких компромиссов. Мне следовало довериться тебе, но у меня
сдали нервы.
  Я захожу  в  коттедж. Дверь открыта. Гейл  Райт  полудремлет  в кресле.
Огонь горит  как заклинание и  на столе стоят  свежие цветы. Свежие цветы  и
скатерть.  Новые  занавески на  ободранных окнах.  Мое  сердце  упало. Гейл,
должно  быть,  переехала  ко  мне. Она  проснулась,  осмотрела свое  лицо  в
зеркале, потом коротко поцеловала меня и развязала мой шарф.
  "На тебе все промокло насквозь".
  "Мне пришлось остановиться у реки".
  "Надеюсь без мысли положить всему конец?"
  Я  качаю  головой  и  снимаю  пальто,  которое  показалось мне  слишком
большим".
  "Садись дорогуша. У меня есть чай".
  Я сажусь в продавленное кресло. Вот это и есть подходящая концовка?
  Или если не подходящая, то неизбежная?
  Гейл возвращается  с чайником, дымящимся как джин, вышедший из кувшина.
Это новый чайник, Не тот старый треснувший предмет, плесневеющий на полке. -
Принесите два старых чайника и получите один новый!
  "Мне не удалось найти ее, Гейл"
  Она погладила меня. "А где велись поиски?"
  "Во всех местах, где можно было найти. Она пропала".
  "Люди не исчезают".
  "Еще как исчезают. Она пришла из воздуха и теперь вернулась в него.
  Где бы она ни была я не могу попасть туда".
  "Я если бы у тебя была такая возможность?"
  "Тогда у меня не  было бы  сомнений. Если  бы мне удалось поверить, что
есть  жизнь после  смерти, уже сегодня мое тело  лежало бы в  той  форельно-
пятнистой речке".
  "Не делай этого", - говорит Гейл. "Я не умею плавать".
  "Ты думаешь она умерла?"
  "А ты?"
  Я  не могу найти ее.  Я не могу даже продвинуться в  своих поисках. Как
будто  Луиза никогда  не существовала, как персонаж из книги. Может быть она
плод моей фантазии?"
  "Нет,  но  ты   пытаешься  сделать  ее  таковой",   сказала  Гейл  "Она
существовала не для того, чтобы выдумывать ее."
  "Не кажется  ли тебе странным, что жизнь,  описанная  так ярко и полно,
эта звериная тропа приключений, должна сжаться до мира размером с монетку? С
одной стороны голова, с другой стороны история. О ком-то кого ты любил и что
из этого  вышло.  И это  все  что есть,  если ты пороешься в своих карманах.
Самая значительная вещь - это чье-то лицо.
  Что еще выгравировано на твоих руках кроме нее?"
  "Значит ты все еще ее любишь".
  "Всем сердцем".
  "Что ты будешь делать?"
  "А что я могу сделать? Луиза однажды сказала, "Всему виной стереотипы".
Что ты хочешь  мне сказать? Что я это переживу? Это верно, не так ли?  Время
великий могильщик".
  "Мне жаль", сказала Гейл.
  "Мне тоже. Мне бы хотелось иметь возможность сказать ей правду".
  Из двери кухни лицо Луизы. Более бледное, более худое, но ее волосы все
еще  как густая грива цвета крови. Я  протягиваю  руку и чувствую ее пальцы
она берет мои пальцы и прикладывает их ко рту. Шрам под губой обжигает меня.
У меня что, полное помешательство? Она теплая.
  Именно здесь начинается история, в этой обшарпанной комнате.
  Стены  взрываются.  Окна  превращаются  в  телескопы.   Луна  и  звезды
увеличиваются  в этой комнате. Солнце висит над каминной полкой. Я вытягиваю
руку и достаю до углов мира. Мир  свернулся  в  этой комнате. За дверью, где
есть река, где есть дороги, будем и мы, Когда мы пойдем,  мы возьмем с собой
мир и перекинем солнце через плечо. Поторопись, уже  становится поздно. Я не
знаю, счастливый ли это конец, но вот мы здесь - отпущены на волю в открытом
поле.