..- помимо воли прошелестели мои пересохшие губы,- ты
даже не представляешь, как тебе будет хорошо со мной... не думай ни о чем,
забудься, растворись во мне... Я стану рекой, которая понесет тебя с бурных
верховий к медленным плесам... я буду водой, смешанной с молоком и медом...
чистым лесным воздухом, можжевеловым и мятным, чтобы наполнить твои легкие,
которые еще не дышали...

Я хотела поцеловать его и протянула руки к его лицу, но он перехватил мои
запястья и, грустно усмехнувшись, произнес: "Что толку в соединении тел,
когда дух томится?.. Не искушайся обо мне, царица. Ступай".

Как раненая лань, я рванулась вон. Я летела к себе, прикусив кулак, чтобы
не закричать от обиды. А в голове звенело и жужжало странное... последнее,
что я почувствовала... Когда я бросилась к двери, Эсак чуть задержал мою
рванувшуюся руку, слегка сдавив ускользающую кисть, так что вся она,
влажная и горячая, с неизъяснимо тонким сладострастием протиснулась сквозь
его холодные твердые пальцы... Когда в своей опочивальне я - уже совсем без
сил - упала на постель, до меня дошло, наконец, что Эсак, оттолкнув, отнюдь
не отпустил меня! Связь не исчезла... Она должна была существовать под
постоянной угрозой исчезновения... чтобы МЫ ОБА жили в непрерывном
напряжении не нарушенного запрета... чтобы греховное чувство изнемогало в
своей идеальности, сводило с ума... терзало, жгло... вся изощренная натура
волхва вожделела именно такой невыносимой безысходности, которую можно было
бы нарушить... одним взглядом, одним движением руки ... и не нарушать!

Это было уже слишком!.. Зарывшись с головой в тяжелые подушки, я взвыла,
как схваченная капканом волчица...

И тут ко мне вошел Приам. Я проглотила крик, скомкав его подушечным углом,
и притворилась спящей. Как бы не так! Приам разбросал защищавшую меня
постель и, насильно повернув к себе мое лицо, потребовал объяснений. В его
настойчивости не было и тени ревнивого недоверия. Он просто был искренне
встревожен, мой добрый Приам. Всхлипывая и размазывая слезы по распухшим
щекам, я неловко села на постели и что-то пролепетала про дурной сон...
Приам бережно привлек меня к себе, и такая от него исходила спокойная,
добрая, чистая сила, что я вся размякла, словно внутри меня лопнула
пружина. Он шептал какую-то утешительную чушь, большой преданный пес,
кротко слизывающий мои слезы...

Вдруг моя ладонь оказалась в его ладони, он осторожно сжал мои пальцы...
его рука была совсем не такая, как у волхва, она была теплая, упругая,
крупная... но сам контраст мгновенно всколыхнул чуть притаившуюся боль, и
страсть, сдерживаемая почти нечеловеческими усилиями, взорвалась во мне,
хлынула наружу и всей своей мощью обрушилась на ничего не подозревавшего
Приама. Любовь, ненависть, ужас, раскаяние, гнев, ошеломление обнаруженной
в себе склонностью к пороку - все смешалось в этом порыве! Ни одна гетера,
должно быть, в своих профессиональных упражнениях не доходила до
разнузданностей, какими в эту ночь я испепеляла супружеское ложе... Как
тропический ураган, я поглотила изумленного мужа... Шипя от горя и злобы, я
обвивалась вокруг него, как разъяренный удав... я впивалась в его кроткие
уста, как будто намеревалась высосать из него мозг... я заставляла его
бороться со мной, доводя эту гору железных мускулов до рычания и щенячьего
визга... я кусалась и царапалась, как кошка, хмелея при виде выступавшей
крови... все завершилось какой-то уж совсем запредельной судорогой и
сбивчивым жалобным шепотом... я, кажется, клялась Приаму в любви... Приам
потрясенно молчал. Его возвышенное целомудрие не допускало подозрений в
неверности. Но сам факт был странен... Приам откровенно не знал, как к нему
относиться.

Наша жизнь с этих пор приобрела странный оттенок. Я старательно избегала не
только встреч с волхвом, но даже упоминаний его имени. Несколько раз я
издали видела его в храме и потом еще - во время праздника, в священной
роще. Но душа моя была всецело поглощена бесконечным монологом, обращенным
к Эсаку... я все время ловила себя на том, что бессознательно стремлюсь к
нему . Внешне это никак не выражалось, разве что - в неизменной пылкости, с
которой я теперь несла - прежде такое скучное - бремя супружеских
обязанностей. Я обнаружила потрясающую возможность предаваться своей
страсти, не нарушая обета... нужно было лишь вообразить... впрочем, со
временем я стала замечать, что страшный яд моей преступной влюбленности
начинает понемногу проникать в Приама. Он - словно проснулся. Впервые за
несколько лет супружества мы открыли друг в друге любовников. Я любила
его... и любила другого... в нем - в его роскошном мужском теле - любила
чуждый, родной, загадочный, беззвучно и бессловесно призываемый Дух. Умница
Приам, конечно, догадывался о чем-то... Однажды я проснулась среди ночи от
его тяжкого упорного взгляда. "Ты все время зовешь его..."- сказал Приам и,
подавленно вздохнув, спустился с ложа и мрачно удалился. Однако на
следующую ночь он как ни в чем не бывало пришел ко мне и никогда уже больше
не напоминал о своих горестных догадках. Он понял, мой добрый Приам, что за
пламя во мне горит, и что за горючее питает это пламя... Он догадался
кротким своим рассудком, кому н а с а м о м д е л е он обязан упоением
любовного избытка, в котором пылает моя душа... Он знал, что без того,
другого, этот избыток вряд ли когда-нибудь обнаружился бы... Наверное, это
едва не разбило ему сердце. Но, будучи прост и ясен до мозга костей, он
смирился с тем, что есть, и стал спокойно п о л ь з о в а т ь с я
имеющимся, как единственно возможным и честно заслуженным достоянием.

Спустя несколько месяцев после нашей последней встречи Эсак явился во
дворец и потребовал царской аудиенции. О чем они беседовали с Приамом,
запершись в кабинете с утра до двух часов пополудни, я так никогда и не
узнала. Но после этого Эсак стал в доме своим человеком, он приходил, когда
ему хотелось, надолго уединяясь с царем и время от времени оказывая мне
изысканные и никому, кроме нас, не понятные знаки внимания.

Эсак и Приама околдовал! Силы небесные! Все это напоминало какую-то жуткую
игру... Мы, трое, были втянуты в невидимую клетку и, как безумные, метались
по ее периметру, не находя выхода и... страшась его найти! Неизвестно,
сколько все это продолжалось бы... должно быть, я в конце концов сошла бы с
ума ... но вскоре на меня обрушилось несчастье...

Эсак до сих пор остается одним из тех редких прорицателей, предсказания
которых, как правило, подтверждаются. Я-то думала, что, намекая Приаму на
прибавление в семействе, он просто отвлекает его внимание. А оказалось, это
было настоящее пророчество. Эсак ЗНАЛ о появлении на свет моих близнецов
еще до того, как они были зачаты.

Как могут жечь и ранить воспоминания! А еще говорят, что время лечит...
Двадцать с лишним лет минуло, а не забылось ничего.

Эсак застал меня в тяжком оцепенении.

- Не знаю, царица, обрадуют ли тебя мои слова... Но сомнения нет... Молодой
пастух с Иды, которого все называют Парисом, - царского происхождения.
Мужайся, Гекуба! Это - ТВОЙ СЫН.


                                    4.

ЭСАК. В тот год расположение планет определенно указывало на возникновение
самых неблагоприятных и разрушительных тенденций для южного побережья
Пропонтиды - и особенно для областей, прилегающих к восточной береговой
линии Геллеспонта. Чтобы развиться в полную силу, вихревым потокам энергии
понадобилось бы полвека, не меньше... но их движение уже поддавалось
наблюдению. Я был тогда молод, неопытен, и все-таки улавливал непрерывно
возникающие приметы неуправляемого процесса, который простодушные люди
называют историческим катаклизмом. Особого рода личности стали встречаться
на моем пути - вспыльчивые, гневливые, волевые, подверженные необузданным
страстям, красивые и гордые, в равной мере достойные восторга и отвращения.
Когда живешь среди таких, поневоле становишься ОДНИМ ИЗ... Это как в
сказке: хочешь пережить ее, испытать ее сладость и жуть, так становись
сказочным персонажем, люби, дрожи и погибай всерьез... Но далеко не многие
могут при этом продолжать оставаться ВНЕ, за переплетом, вернее - НАД
страницами книги, что вознамерилась - ай -я-яй! - притвориться твоей
судьбой. Опасно это! Но я игрок, - что делать! - страстный игрок...

Царицу Гекубу я сразу приметил. Она так и не поняла, что она - из особо
отмеченных. На ее царственном челе уже тогда отчетливо видна была печать,
что ставят на девичьи лбы в подземельях Гекаты. Я не поверил своим глазам,
кинулся сверять гороскоп, провел все необходимые вычисления... так и есть!
Еще в конце прошлого эона эта монада во время неудачного перехода была
захвачена астральным протуберанцем сатурнического цикла. Это была
высочайшего плана светлая монада, но ей не повезло, и царица Гекуба в
качестве человеческой личности должна стать последней фазой ее искупления.
Ах, Гекуба... Она ни в чем не виновата, ее вечная память спит... но кто бы
сумел отделить бессмертную монаду от нежной, гибкой, соблазнительной, здесь
и сейчас живущей Гекубы! Они - единое целое, в котором в силу ряда причин
активизирована лишь крохотная часть, самосознание конкретного исторического
человека. Благодаря возможности исследовать это сознание я открыл такие
горизонты мировых судеб, о которых прежде и не догадывался. Глупец! Я
замыслил эксперимент. Я его начал... И, как последний дурак, в азарте забыл
об осторожности. В результате обложка захлопнулась. Я попался. Мне слишком
дорога эта женщина, чтобы я мог - даже ради самой высокой цели -
ИСПОЛЬЗОВАТЬ ее... Как это случилось?.. Как я умудрился нарушить первую
заповедь экспериментатора - ни в коем случае не смешивать собственную жизнь
с обстоятельствами эксперимента - до сих пор не могу понять... Но это
произошло. Стряслось! Потому что результат оказался весьма плачевным. Как
дикий зверь, слишком долго получавший пищу из рук человека, я стал терять
нюх...

Мировое целое не знает добра и зла. Человеки же без этих категорий
обходиться не могут. Мое сознание было кристально чистым, пока его
представления держались между " это есть " и " этого нет ", а не так, как у
людей - " это хорошо ", " это плохо"... Мудрецом сказано и еще будет
неоднократно повторено : пусть слова ваши будут

" да-да", "нет - нет", а что сверх того - то от лукавого... Я не брал на
себя труд судить... я был честен! А что теперь?

Однажды дерзнув ПРЕДПОЧТЕНИЕМ - я вынужден беспрерывно выбирать. Мучаясь.
Разрываясь внутри себя на пререкающиеся части. Хорош исследователь! Стоило
мне выбрать ОДНУ, как тут же пришлось выбирать ЭТИХ, а не ТЕХ, клан, город,
страну, эпоху... И - СЛУЖИТЬ, отождествляя ДОБРО с благом для мною же
избранных, то есть на самом деле для крохотной кучки людей, несопоставимой
ни по масштабам, ни по значению с Мировым Равновесием - единственным, ради
чего не противно трудиться. Я перестал быть Умом. Я стал человеком. Всякий
человек - грешен. Поневоле. Ибо как бы человек ни поступил при выборе - он
ПРЕСТУПАЕТ черту своих полномочий... Человек не может не убивать, все время
предпочитая либо себя, либо другого; либо верховное, либо насущное... В
любом случае - он ПРЕСТУПНИК. Умаляя себя - он умаляет другого. Отвергая
насущное - он святотатствует. И наоборот. Esse homo. Поэтому - грешен.

В моих записях этого нет. Только в памяти. Лето 3256 года. Душная ночь,
полнолуние. Я вышел из кельи, всем существом чувствуя враждебность
нагретого камня. Я остановился в роще, среди вековых пиний... Как они
благоухали! Так, должно быть, пахнет будуар куртизанки... Ночь. Душная
неподвижность небес и земли. Истомный аромат хвои и фиалок, раскрывающихся
после захода солнца. Жуткая тишина, не нарушаемая даже звуками птиц и
насекомых. Такие ночи без последствий не остаются. Божество совершало
ДЕЯНИЕ во всем величии полной сосредоточенности.

Я подумал: сейчас за мной пришлют от Приама... И они пришли, прибежали,
крича от страха и нетерпения. Я ничего не стал спрашивать. Надо было
спешить.

Где-то, в неизмеримой дали, с надсадным скрипом приближались друг к другу
звенья разорванной цепи... Еще несколько мгновений - и они соединятся. Я
еще не мог знать, что и кому несет это сближение. Одно было ясно: точка, в
которой исковерканные края астральных колец вот-вот сомкнутся, -
существование царицы Гекубы. Пробил ее час! Я предвидел это еще несколько
лет назад. И все-таки сердце болезненно сжалось.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: Гекуба при смерти. Она
металась в бреду, стеная и выкрикивая страшные слова, которые смутили бы
самую трезвую душу. В объятой пророческим безумием голове царицы бушевал
пожар: горели, рушились на глазах стены и башни великого города; залитые
кровью мостовые сотрясались под копытами чужих коней - гордые троянцы,
мужчины, женщины, дети, падали к ногам воинов в пернатых шлемах, и те
кромсали блистающим оружием беззащитные тела, рубили головы, спешившись,
черпали ладонями дымящуюся кровь и пили ее, оглашая погибающий город
нечеловеческим хохотом. По узким улицам Трои скакала белая лошадь с
прекрасным юным всадником в золотом седле. Он держал в правой руке
невероятных размеров пылающий факел. Прикоснется факелом к башне - и башня
превращается в груду обломков, укажет факелом на человека - и человек
падает мертвым... На мраморной лестнице дворца Гекуба увидела саму себя :
ужасный всадник приближается, она протягивает к нему руки - и узнает!
Чудовищно! Невообразимо! Сын! Это ее сын! Юноша смеется серебристым смехом
- и бросает в нее факел. И вот уже сама Гекуба становится смертоносным
костром. Превратившись в сгусток багрового пламени, она несется над Троей и
поджигает небеса. Нет спасения! Нет спасения!

Она кричала и стонала, пугая столпившихся у постели слуг и домочадцев
странно окаменевшим лицом... Это было уже не лицо - гипсовая маска,
производившая глухие скрежещущие звуки. Хуже всего было то, что она вот-вот
должна была родить. И роды, видимо, начались, потому что все ее тело
конвульсивно корчилось с периодичностью, какая бывает при схватках. Вдруг
царица затихла, вытянулась, лицо ее разгладилось, озарилось умиротворенной
улыбкой, она открыла глаза, посмотрела на меня и еле слышно произнесла мое
имя. Все,- подумал я,- сейчас я ее потеряю.

У изголовья ее постели самый лучезарный из демонов, Танатос, развернул свой
бархатный плащ. Он был готов принять сияющий кокон, в котором радостно
звенела освобождающаяся монада. Вырваться сейчас - было бы величайшим
благом и для нее, и для всей Эллады, не говоря уже о южном побережье
Пропонтиды! Я и не предполагал, что она обладает такой мощью... она
воспротивилась Року! И - ускользала от него! Спасая тем самым родину от
катастрофы... А себя и своих близких от нестерпимых страданий в уже
обозримом будущем.

Я должен был бы тихо и счастливо молиться ей вослед...

Что такое - монада? Кто видел когда-нибудь хоть одну монаду? Абстракции
все... Ученость хитрая... Может, этого и нет ничего...

Опомнись! Умирает Гекуба, живая, настоящая, единственная. Она умрет, и ты
останешься один. Еще на несколько десятков лет - в мире, где, кроме нее, у
тебя нет никого... Как ты будешь ОДИН? Ведь ты уже не можешь - ОДИН! Спасай
ее, идиот! Не дай торжествовать ЗЛУ!

Я колебался и мучился, пока не понял: еще мгновение - и вмешиваться будет
поздно.

Я выгнал всех, кроме повитухи. Приам задержался - было, искательно
прикоснувшись к моему плечу, но я свирепо рыкнул на него, и он не посмел
противиться... Я стал творить заклинания, отгоняющие Танатоса. Мне пришлось
применить все хитрости ремесла, все тонкости сложнейшего научного расчета,
все вдохновение колдуна - я был в ударе, как никогда. Я неистовствовал,
угрожал, умолял... Я напоминал Гекубе о ее любви... я обещал! чего только я
не обещал, заклиная ее остаться! И я добился своего! Я не отпустил ее!

Гекуба родила близнецов - мальчика и девочку. Оба - отмечены когтем
Сатурна... Особенно - девочка, наделенная врожденным пророческим даром
невероятной силы. Кассандра... мудрое прекрасное дитя!

Что же касается мальчика, то ему предстояло стать причиной разорения Трои и
мученической смерти всех своих родных. Воля Рока совершилась. С моей
добровольной помощью...

В ослеплении своем я покусился играть по собственным правилам. Как же! Ведь
только что я самому себе доказал, как я могуч и всеведущ! Я, Человек,
бросил вызов сверхчеловеческому - и победил!

Некому прощать меня... Некому судить...

Прежде всего я пошел к Приаму - и посвятил его в ситуацию. Тот возмутился и
обвинил меня в покушении на основы трона. Я настаивал.

- Ты еще можешь все поправить, - убеждал я его, - Чего стоит младенец,
которому и двух дней нет от роду! На карту поставлена судьба твоего народа.
Не будь эгоистом, Приам! Гекуба еще родит тебе двенадцать детей! Я на твоем
месте не стал бы жадничать!

Ребенка удалили из дворца, втайне от Гекубы, которая была еще слишком
больна, чтобы принимать решения государственного порядка... Я не
интересовался им. Я был уверен, что он умер. Я даже не рассматривал его
вблизи, когда он родился, так очевидно было его предназначение. Если такие
выживают - то только на горе себе и другим. Ему было два дня, когда я видел
его в последний раз.

И, тем не менее, я сразу узнал его. Двадцать с лишним лет спустя.
Царевич... Настоящий царевич! Гораздо красивее Гектора. Сильный, дерзкий...
но, видимо, совершенно бессердечный... да еще и склонный к похоти - к
утонченным артистическим формам порока, к оргиям и пышным увеселениям.

Гекуба тоже его узнала. Хотя и не сразу поняла, в чем дело. Она не помнит
своего смертного кошмара, к которому я сумел прикоснуться. Но и без того ее
мучат жестокие подозрения. Если бы она все вспомнила, ее ужасу не было бы
предела. Парис, особенно в праздничной одежде, - один к одному... тот,
Поджигатель...


                                    5.

КАССАНДРА. Я вообще не отсюда. Здесь все не мое. Все чужие. Их можно жалеть
и ненавидеть. Любить - нет. Я никого не люблю.

Мне было интересно узнать, чем я от них отличаюсь. Я хорошо подумала и
поняла. Во-первых, я умею летать. И частенько делаю это. Я видела такое,
что им, вероятно, и во сне не снилось. Как-то я рассказала Поликсене...
так... небольшой эпизод... Она сказала, что никогда про такое не слыхала...
ни в сказках... никак... Во-вторых, если хочу, то вижу другое лицо
человека, а иногда и третье. Этого никто не может, кроме меня, судя по
тому, как они хохочут и злятся, когда я про это говорю. Я теперь больше
помалкиваю. Что с них взять... В-третьих, у меня много тел, которыми я умею
пользоваться... У них тоже не по одному, но знают они только про одно,
самое грубое и грязное... Они лишь им и пользуются, да и то, по неведенью,
неумело. В - четвертых... Впрочем, и трех пунктов вполне достаточно, чтобы
убедиться: я вообще не отсюда...

Откуда? Где все мои? Не знаю...

Я прочла множество книг. Должно быть, мои все умерли. Иногда в книгах я
встречаю их следы... Но среди мертвых они мне тоже не попадались...

Среди здешних предпочтительней всех - Эсак. Когда я была маленькой, он учил
меня слушать и понимать саму себя. Но я очень скоро догадалась, что многое
из того, что мне по природе присуще, - от него безнадежно скрыто. Я
перестала учиться... он, чтобы видеть по-настоящему, учился двадцать или
сорок лет... а во мне это просто есть. Чему может научить тот, кто сам еще
всему не научился?

Еще - мама... У меня посреди лба - глаз. Я им пользуюсь. Иногда. В зеркало
его почти не видно - легкое теневое пятнышко... бледно-лиловая сеточка
размером с ноготь большого пальца. Так вот, у мамы что-то подобное
проступает время от времени на лбу... подрожит, померцает - и исчезнет. Она
об этом не знает ничего. Я ей не говорю. Потому что во всем остальном она
мало чем отличается от Эсака. А про него мне уже давно все ясно...

 

Я здесь совершенно одна. Что - пыльные лабиринты книгохранилищ, кабаки и
лавчонки, сады богачей и рабские