ц  богов! И - озарение зорчайшее: да нет -
не  просто,  и  не любимец!  Нелюбимец,  из тех юнцов, некогда  громоздивших
Пелион на Оссу.

   ---

   Пастернак: растрата.  Истекание светом. Неиссякаемое  истекание светом.
На нем сбывается закон голодного года: только не бережа - не избудешь. Итак,
за него мы спокойны, но о нас, перед лицом  его сущности, можно  задуматься:
"Могущий вместить - да вместит". -? -
   ---

   Но  довольно  захлебываний.  Попытаемся  здраво и трезво.  (Не страшно,
уцелеет при наибелейшем  дне!)  Кстати, о  световом в  поэзии Пастернака.  -
Светопись:  так  бы я назвала.  Поэт  светлот (как  иные, например, темнот).
Свет. Вечная Мужественность- Свет в пространстве, свет  в движении, световые
прорези  (сквозняки),  световые  взрывы,  -  какие-то   световые  пиршества.
Захлестнут и залит. И не  солнцем только: всем, что  излучает, - а для него,
Пастернака, от всего идут лучи.
   Итак, выработавшись, наконец, из сонных водовертей толкований  - в явь,
на трезвую мель тезисов и цитат!

   1. Пастернак и быт.
   2. Пастернак и день.
   3. Пастернак и дождь.

   ---

ПАСТЕРНАК И БЫТ

   Быт.  Тяжкое  слово. Почти как: бык.  Выношу его  только,  когда за ним
следует:  кочевников.  Быт,  это - дуб,  и под  дубом (в  круг) скамья, и на
скамье  дед, который вчера был  внук, и  внук, который  завтра будет  дед  -
Бытовой дуб и дубовый быт-- Добротно, душно, неизбывно. Почти что забываешь,
что  дуб,  как  древо, посвященное  Зевесу,  чаще  других  удостаивается его
милости: молнии. И, когда мы это совсем  забываем,  в последнюю  секунду, на
выручку, - молнией в наши дубовые лбы: Байрон, Гейне, Пастернак.

   ---

   Первое,  что в круговой  поруке пастернаковских первизн  нас  поражает:
быт.  Обилие его, подробность его - и: "прозаичность" его. Не только приметы
дня: часа!
   - Распахиваю. - "Памяти Демона".

   ...От окна на аршин,
   Пробирая шерстинки бурнуса,
   Клялся льдами вершин:
   - Спи, подруга, лавиной вернуся!

   Дальше, в стихотворении "Сестра моя Жизнь":

   ... Что в грозу лиловы глаза и газоны,
   И пахнет сырой резедой горизонт.
   Что в мае, когда поездов расписанье
   Камышинской веткой читаешь в купе...

   (Намеренно привожу и сопутствующие строки: установить соседство.)
   Дальше, про плетень:

   Он незабвенен тем еще,
   Что пылью припухал,
   Что ветер лускал семечки,
   Сорил по лопухам...

   Дальше, про ветер:

   Ветер розу пробует
   Приподнять по просьбе
   Губ, волос и обуви,
   Подолов и прозвищ.

   Дальше, про дачу:

   Все еще нам лес - передней,
   Лунный жар за елью - печью,
   Все, как стираный передник,
   Туча сохнет и лепечет.

   Дальше, о степи:

   Туман отовсюду нас морем обстиг,
   В волчцах волочась за чулками...

   -  Одну  секунду? - "Набор слов, все ради  повторяющегося  "ча"...  Но,
господа, неужели ни с кем из вас этого не было: репья, вгрызающиеся в чулки?
Особенно в детстве, когда мы все в коротком. Да, здесь вместо репей: волчец.
Но разве "волчец" не лучше?  (По хищности, цепкости,  волчиной своей  сути?)
Дальше:

   На желобах,
   Как рукава сырых рубах,
   Мертвели ветки...

   (здесь же):

   В запорошенной тишине,
   Намокшей, как шинель.

   (Это стихотворение "Еще более душный рассвет" - руки горят привести его
здесь целиком, как -  вообще  - изодрав в  клочья эти  размышления по поводу
пустить по  книжным рынкам  Запада самое "Сестру мою  Жизнь".  - Увы, рук  -
мало!) Дальше:

   У мельниц - вид села рыбачьего.
   Седые сети и корветы...

   Затем, в чайной:

   Но текут и по ночам
   Мухи с дюжин, пар и порций,
   С крученого паныча,
   С мутной книжки стихотворца,
   Будто это бред с пера...

   Подъезжая к Киеву:

   Под Киевом - пески
   И выплеснутый чай,
   Присохший к жарким лбам,
   Пылающим по классам...

   (Чай, уже успевший превратиться в пот и просохнуть. - Поэзия Умыслов! -
"Пылающим  по  классам",  -  в  III жарче  всего!  В этом  четверостишии все
советское "за хлебом".) "У себя дома":

   С солнца спадает чалма:
   Время менять полотенце,
   (-Мокнет на днище ведра).

   В городе - говор мембран,
   Шарканье клумб и кукол...

   Дальше, о веках спящей:

   Милый, мертвый фартук
   И висок пульсирующий ...
   Спи, Царица Спарты,
   Рано еще, сыро еще.

   (Веко: фартук, чтобы не запылился праздник:  прекрасный праздник глаз!)
Дальше, в стихах "Лето":

   Топтался дождик у дверей,
   И пахло винной пробкой.
   Так пахла пыль. Так пах бурьян.
   И, если разобраться,
   Так пахли прописи дворян
   О равенстве и братстве.

   (Молодым вином: грозой! Не весь ли в  этом "Serment du jeu de paume".)*
__________________ * "Клятва игры в мяч" (фр.)

   И, наконец, господа, последняя цитата,  где уже кажется вся разгадка на
Пастернака и быт:

   И когда к колодцу рвется
   Смерч тоски, то - мимоходом
   Буря хвалит домоводство.
   - Что тебе еще угодно?

   Да ничего! Большего, кажется, сам Бог не вправе требовать с бури!
   Теперь осмыслим. - Наличность быта, кажется,  доказана. Теперь  - что с
ним  делать? Верней, что  с ним делает  Пастернак, и что он - с Пастернаком?
Во-первых, Пастернак его зорко видит: схватит и отпустит. Быт для Пастернака
- что земля для шага:  секунды придерж и отрывание. Быт у него (проверьте по
цитатам) почти всегда в движении: мельница, вагон,  бродячий запах бродящего
вина,  говор мембран,  шарканье клумб,  выхлестнутый  чай-  ведь  не за  уши
притягиваю! - проверьте: даже сон у него в движении: пульсирующий висок.
   Быта, как  косности, как обстановки, как дуба  (дубовая, по объявлению,
столовая, столь часто подменяемая  поэтами  - павловскими и  екатерининскими
палисандрами) -  быта,  как дуба,  вы не найдете  вовсе. Его  быт  на свежем
воздухе. Не оседлый: в седле.

   Теперь о прозаизме. Многое тут  можно  было бы сказать  -  рвется! - но
уступим дорогу еще более рвущемуся из меня: самому Пастернаку:

   ...Он видит, как свадьбы справляют вокруг,
   Как спаивают, просыпаются,
   Как общелягушечью эту икру
   Зовут, обрядив ее, - паюсной.

   Как жизнь, как жемчужную шутку Ватто
   Умеют обнять табакеркою,
   И мстят ему, может быть, только за то,
   Что там, где кривят и коверкают,

   Где лжет и кадит, ухмыляясь, комфорт,
   Где трутнями трутся и ползают...

   Прозаизм Пастернака, кроме природной зоркости, это святой отпор Жизни -
эстетству:  топору - табакерке. -  Ценнее ценного.  Где  на  протяжении  136
страниц вы  найдете хоть  одну эстетствующую  запятую? Он так же свободен от
"обще-поэтических"  лун-струн, как  от "крайне-  индивидуальных"  зубочисток
эстетства. За сто верст на круг обойден этой двойной пошлостью. Он человечен
- durch*. Ничего, кроме жизни, и любое  средство - лучшее. И  - не табакерку
Ватто он топчет, сей бытовой титаненок, а ту жизнь, которую можно вместить в
табакерку. ____________________ * Насквозь (нем.)

   Пастернак   и   Маяковский.   Нет,  Пастернак   страшней.   Одним   его
"Послесловием" с головой покрыты все 150 миллионов - Маяковского.
   Смотрите конец:

   И всем, чем дышалось оврагам века,
   Всей тьмой ботанической ризницы,
   Пахнет по тифозной тоске тюфяка
   И хаосом зарослей брызнется.

   Вот  оно -  Возмездие!  Хаосом  зарослей  -  по  разлагающемуся  тюфяку
эстетства!

   Что перед Гангом - декрет и штык!

   Быт  для Пастернака  - удерж,  не более чем земля -  примета (прикрепа)
удержать (удержаться). Ибо исконный соблазн таких душ - несомненно - во всей
осиянности: Гибель.

ПАСТЕРНАК И ДЕНЬ

   Не о дне  вселенском,  предвещаемом  денницей,  не  о белом дне,  среди
которого все ясно, но о стихии дня (света).
   Есть   другой   день:  злой  (ибо   слеп),   действенный   (ибо  слеп),
безответственный (ибо слеп) -  дань  нашей  бренности, дань-  день: сегодня.
-Терпимый лишь потому, что еще вчера был завтра и завтра уже будет вчера: из
бренности - в навек: под веки.
   Летний  день  17-го года жарок:  в  лоск - под  топотом  спотыкающегося
фронта. Как же встретил Пастернак эту лавину из лавин - Революцию?

   Достоверных  примет  семнадцатого  года  в  книге мало,  при  зорчайшем
вслушивании,  при учитывании тишайших  умыслов  - три,  четыре,  пять  таких
примет.
   Начнемте. (В стихотворении "Образец"):

   ...Белые годы за пояс
   Один такой заткнет.
   Все жили в сушь и впроголодь,
   В борьбе ожесточась.
   И никого не трогало,
   Что чудо жизни - с час.

   Затем, в стихотворении "Распад":

   ...И где привык сдаваться глаз
   На милость засухи степной,
   Она, туманная, взвилась
   Революцьонною копной...

   И - в том же стихотворении - дальше:

   ... И воздух степи всполошен:
   Он чует, он впивает дух
   Солдатских бунтов и зарниц,
   Он замер, обращаясь в слух,
   Ложится - слышит: обернись! (не о себе ли?).
   Еще, в стихотворении "Свисток милиционера" (с естественно отсутствующим
милиционером):

   ...за оградою
   Север злодейств сереет...

   Еще три строчки из стихотворения "Душная ночь":

   ...В осиротелой и бессонной
   Сырой, всемирной широте
   С постов спасались бегством стоны...

   Стихотворение Керенскому  "Весенний дождь" со  следующими изумительными
строками:

   В чьем это сердце вся кровь его - быстро
   Хлынула к славе, схлынув со щек...

   - Я бы истолковала магией над молодостью слова: Энтузиазм, - отнюдь  не
политическим пристрастием.
   -  И все.  -  Из  приведенных гадательностей ясно  одно:  Пастернак  не
прятался  от Революции в те или иные  интеллигентские подвалы. (Не подвал  в
Революции - только площадь в поле!)  Встреча была. - Увидел он  ее впервые -
Там где-то - в маревах - взметнувшейся копной, услышал - в  стонущем бегстве
дорог. Далась она ему (дошла), как все в его жизни - через природу.

   Слово  Пастернака  о Революции, как  слово  самой Революции  о  себе  -
впереди. Летом 17-го года он шел с ней в шаг: вслушивался.

ПАСТЕРНАК И ДОЖДЬ

   Дождь. - Что прежде всего встает, в дружественности созвучий? - Даждь.-
А за "даждь" - так естественно: Бог.
   Даждь Бог - чего? - дождя! В самом имени славянского солнца уже просьба
о дожде. Больше: дождь в нем уже  как бы дарован.  Как  дружно!  Как кратко!
(Ваши учителя, Пастернак!) И, поворотом лба - в прошедшее десятилетие. Кто у
нас писал природу? Не хочу ворошить имен (отрываться, думать о других), но -
молниеносным  пробегом  -  никто,  господа. Писали  -  и много, и  прекрасно
(Ахматова первая) о себе  в  природе,  так  естественно - когда  Ахматова! -
затмевая природу, писали о природе в себе (уподобляя, уподобляясь), писали о
событиях  в  природе,  отдельных  ее ликах и  часах, но  как  изумительно ни
писали, все - о, никто - ее: самое: в упор.
   И вот: Пастернак. И задумчивость встает: еще кто кого пишет.
   Разгадка: пронзаемость. Так дает пронзить  себя листу, лучу, - что  уже
не он,  а: лист, луч.  -  Перерождение. - Чудо. - От лермонтовской лавины до
Лебедянского лопуха - все  налицо, без  пропуску, без промаху.  Но страстнее
трав, зорь, вьюг - возлюбил Пастернака: дождь. (Ну и надождил же он поэту! -
Вся  книга плывет!)  Но какой  не-осенний, не  мелкий, не дождичек  - дождь!
Дождь-джигит, а не дождичек!
   Начнемте:

   Сестра моя Жизнь - и сегодня в разливе
   Расшиблась весенним дождем обо всех...

   Дальше:  "Плачущий сад" (изумительное  от  первой строки до  последней.
Руки грызу себе, что приходится разрывать).

   Ужасный! Капнет и вслушается,
   Все он ли один на свете.
   (Мнет ветку в окне как кружевце)
   Или есть свидетель (Пропуск:)

   Ни звука. И нет соглядатаев.
   В пустынности удостоверясь,
   Берется за старое - скатывается
   По кровле, за желоб, и через...

   (Упираю:  одиночество  дождя,  а  не  человека  под  дождем!)   Дальше:
"Зеркало".

   ...Так после дождя проползают слизни
   Глазами статуй в саду.
   Шуршит вода по ушам...

   А вот совсем очаровательное:

   У капель - тяжесть запонок,
   И сад слепит, как плес,
   Обрызганный, закапанный
   Мильоном синих слез...

   Дальше, в стихотворении "Дождь":

   Снуй шелкопрядом тутовым
   И бейся об окно.
   Окутывай, опутывай,
   Еще не всклянь темно!..

   (и, пропускаю:)

   Теперь бежим сощипывать,
   Как стон со ста гитар,
   Омытый мглою липовой
   Садовый Сен-Готард.

   Дальше - (руки вправду будут изгрызаны!)

   На чашечку с чашечки скатываясь,
   Скользнула по двум, и в обеих -
   Огромною каплей агатовою
   Повисла, сверкает, робеет.
   Пусть ветер, по таволге веющий,
   Ту капельку мучит и плющит,
   Цела, не дробится, - их две еще
   Целующихся и пьющих...

   Дальше, начало стихотворения "Весенний дождь":

   Усмехнулся черемухе, всхлипнул, смочил
   Лак экипажей, деревьев трепет...

   Дальше: ("Болезни земли")

   Вот и ливень. Блеск водобоязни,
   Вихрь, обрывки бешеной слюны...

   Четверостишие из стихотворения "Наша гроза":

   У кадок пьют еще грозу
   Из сладких шапок изобилья.
   И клевер бурен и багров
   В бордовых брызгах маляров.

   Через несколько страниц:

   Дождь пробьет крыло дробинкой...

   Дальше: (начало стихотворения "Душная ночь", одного из несказаннейших в
книге)

   Накрапывало, - но не гнулись
   И травы в грозовом мешке.
   Лишь пыль глотала дождь в пилюлях.
   Железо в тихом порошке.

   Селенье не ждало целенья,
   Был мрак, как обморок, глубок...

   и - давайте уже подряд:

   За ними в бегстве слепли следом
   Косые капли...
   ...Дождик кутал
   Ниву тихой переступью...

   Накрапывало. Налегке
   Шли пыльным рынком тучи...

   Грянул ливень всем плетнем...

   Мареной и лимоном
   Обрызгана листва...

   ...Дождь в мозгу
   Шумел,  не  отдаваясь  мыслью...*  _____________________ *  Курсив  мой
(примеч. М. Цветаевой).

   (потому-то  и дождь  (жизнь!),  а не  размышления  по поводу!)  и  - на
последней странице книги:
   ...в дождь каждый лист
   Рвется в степь-
   Господа, вы теперь знаете про  Пастернака и дождь. Так же у Пастернака:
с  росой, с  листвой, с  зарей,  с  землей,  с травой...-  Кстати,  попутное
наблюдение:  разительное  отсутствие  в  кругу  пастернаковской   природы  -
животного царства: ни клыка, ни рога. Чешуя  лишь проскальзывает. Даже птица
редка. Мироздание точно  ограничилось для него  четвертым днем.  - Допонять.
Додумать. -

   Но вернемся к траве, верней шагнем за поэтом:

   ...во мрак, за калитку
   В степь, в запах сонных лекарств...
   (мяты, ромашки, шалфея)

   Шалфея? Да, господа, шалфея. Поэт: как Бог, как ребенок, как нищий,  не
брезгует ничем. И не их ли это - Бога, ребенка, нищего - ужас:
   И через дорогу за тын перейти
   Нельзя, не топча мирозданья.

   Ответственность  каждого  шага,  содрогающееся: не нарушить!  - и какое
огромное - в безысходности  своей - сознание  власти!  - Если бы поэт уже не
сказал этого о Боге, я бы сказала это о самом поэте: тот -
   ...тому ничто не мелко...
   Земные приметы, его гениальное "Великий Бог Деталей":

   ...Ты спросишь, кто велит,
   Чтоб август был велик,
   Кому ничто не мелко,
   Кто погружен в отделку
   Кленового листа,
   И с дней Экклезиаста
   Не покидая поста
   За теской алебастра?

   Ты спросишь, кто велит,
   Чтоб губы астр и далий
   Сентябрьские - страдали?
   Чтоб мелкий лист ракит
   С седых кариатид
   Слетел ни сырость плит
   Осенних госпиталей?
   Ты спросишь, кто велит?

   - Всесильный Бог деталей,
   Всесильный Бог любви,
   Ягайлов и Ядвиг...

   У Пастернака нет вопросов: только ответы.  "Если  я так ответил, кто-то
где-то очевидно об  этом спросил, может быть  я сам во сне, прошлой ночью, а
может быть  еще только в завтрашнем сне спрошу..." Вся  книга - утверждение,
за всех и за все. Есмь! И - как мало о себе в упор! Себя не помнящий...
   О Пастернаке и мысли. Думает? Нет. Есть  мысль? Да. Но вне его волевого
жеста: это  она  в нем  работает,  роет  подземные ходы, и вдруг -  световым
взрывом - наружу. Откровение. Озарение. (Изнутри.)

   ...Но мы умрем со спертостью
   Тех розысков в груди...

   В  этом  двустишии  может быть  главная  трагедия всей  пастернаковской
породы: невозможность растратить: приход трагически превышает расход:

   И сады, и пруды, и ограды,
   И кипящее белыми воплями
   Мирозданье - лишь страсти разряды,
   Человеческим сердцем накопленной...

   И, беспомощней и проще:

   Куда мне радость деть свою?
   В стихи? В графленую осьмину?

   (А еще говорят: нищие духом!)

   ...Будто в этот час пора
   Разлететься всем пружинам

   Где? В каких местах? В каком
   Дико мыслящемся крае?
   Знаю только: в сушь и в гром
   Перед грозой, в июле. - знаю (Не взрыв?)

   Как в неге прояснялась мысль!
   Безукоризненно. Как стон.
   Как пеной, в полночь, с трех сторон
   Внезапно озаренный мыс. (Не озарение?) И - последнее -

   Как усыпительна жизнь.
   Как откровенья бессонны!

   - Пастернак, когда вы спите?
   Кончаю. В отчаянии. Ничего  не сказала. Ничего - ни  о чем - ибо передо
мной: Жизнь, и я таких слов не знаю.

   ... И только ветру связать,
   Что ломится в жизнь, и ломается в призме.
   И радо играть в слезах...

   Это  не  отзыв:  попытка  выхода,  чтобы  не захлебнуться. Единственный
современник, на которого мне не хватило грудной клетки.
   Так  о  современниках не пишут. Каюсь. Исключительно ревность  Ремесла,
дабы не уступить через  какое-нибудь  пятидесятилетие первому бойкому перу -
этого кровного своего славословья.
   Господа, эта книга - для всех. И надо, чтоб ее все знали, эта книга для
душ то, что Маяковский для тел: разряжение в действии. Не только  целебна  -
как те его сонные травы - чудотворна.
   Только  доверчиво,  не сопротивляясь, в полной кротости: или снесет или
спасет! Простое чудо доверия: деревом, псом, ребенком в дождь!

   - И никто не захочет стреляться, и никто не захочет расстреливать...

   ... И вдруг пахнуло выпиской
   Из тысячи больниц!

   Берлин, 3-7 июля 1922


КОММЕНТАРИИ

   Впервые - в журнале "Эпопея" (Берлин, 1922, э 3).
   Летом 1922 г. М. Цветаева получила от Б. Пастернака только что вышедший
сборник  его  стихов "Сестра моя  -  жизнь" (М.: Изд-во Гржебина.1922),  под
впечатлением от которого в короткий срок ею была написана статья "моя первая
статья в  жизни -  и боевая" (Русский Берлин 1921-1923.  Париж. 1983 г.,  с.
158).
   ..это его первая книга (1917 г.). - Цветаева ошибается, первая книга Б.
Пастернака "Близнец в тучах" вышла в 1914г.
   "Тишина, ты лучшее..." - из стихотворения Б. Пастернака "Звезды летом".
   ...  чудаковатый  ли  колпак  марбургского  философа  -   в  1912  г  в
Марбургском университете Б. Пастернак слушал курс лекций по философии.
   "Какое, милые, у нас..." - из стихотворения "Про эти стихи" (1917)
   ... из  тех юнцов,  некогда громоздивших Пелион  на Оссу.- Братья От  и
Эфиальт  (греч.  миф.),  добиваясь  любви  богинь  Геры  и Артемиды,  решили
подняться на небо, поставив горы Олимп, Пелион и Оссу одна на другую.
   "Он незабвенен тем еще..." - из стихотворения "Образец".
   "Ветер розу пробует..." - из стихотворения "Звезды летом".
   "Все еще  нам лес - передней..." - из стихотворения "Меin  Liеbсhеn was
willst du nосh mеhr?" ("Любимая, что тебе еще угодно?" - нем.)
   "Туман отовсюду нас морем обстиг." - из стихотворения "Степь"
   "На желобах..." - из стихотворения "Еще более душный рассвет"
   "У мельниц - вид села рыбачьего." - из стихотворения "Мучкап"
   "Но текут и по ночам..." - из стихотворения "Мухи Мучкапской чайной".
   "Под Киевом - пески..." - из стихотворения "Как усыпительна жизнь!..".
   "Милый, мертвый фартук..." - из стихотворения "Елене".
   "И когда к колодцу  рвется..." -  из  стихотворения "Меin  Liebсhеn was
willst du nосh mеhr?"
   "..  Он  видит,  как  свадьбы  справляют вокруг. "  - из  стихотворения
"Любимая - жуть! Когда любит