орит,что это твой отец.
Конец.

О,носорог!он смотрит на луну,
Скребет бока,живот и поясницу
И придавив до плача половицу,
Икотой нарушает тишину.
Ну-ну...

Потом в туфлях спустился в сонный сад,
В аллеях яблоки опавшие сбирает,
Их с чавканьем и хрустом пожирает
И в тьму впирает близорукий взгляд.
Назад!

К стволу с отчаяньем и гневом я приник.
Застыл. молчу.а в сердце кастаньеты...
Ты спишь,любимая?конечно,нет ответа,
И не уходит медленный старик-
Привык!

Мечтает...гад!садится на скамью...
Вокруг забор,а на заборе пики.
Ужель застряну и в бессильном крике
Свою любовь и злобу изолью?!
Плюю...

Луна струит серебряную пыль.
Светло.прости!..в тоске пе-ре-ле-за-ю,
Твои глаза заочно ло-бы-за-ю
И с тррреском рву штанину о костыль.
Рахиль!

Как мамонт бешеный,влачился я,хромой.
На улицах луна и кружево каштанов...
Будь проклята любовь вблизи отцов тиранов!
Кто утолит сегодня голод мой?
Домой!..

        ****
        1910



На музыкальной репетиции



Склонив хребет, галантный дирижер
Талантливо гребет обеими руками,-
То сдержит оком бешеный напор,
То вдруг в падучей изойдет толчками...

Кургузый добросовестный флейтист,
Скосив глаза,поплевывает в дудку.
Впиваясь в скрипку,
Тоненький,как глист,
Визжит скрипач,прижав пюпитр к желудку.

Девица-страус,сжав виолончель,
Ключицами прилипла страстно к грифу
И,бесконечную наяривая трель,
Все локтем ерзает по кремовому лифу.

За фисгармонией унылый господин
Рычит,гудит и испускает вздохи,
А пианистка вдруг без видимых причин,
Куда-то вверх полезла в суматохе.

Перед трюмо расселся местный лев,
Сияя парфюмерною улыбкой,-
Вокруг колье из драгоценных дев
Шуршит волной томительной и гибкой...

А рядом чья-то меRе,в избытке чувств,
Вздыхая,пудрит нос,горящий цветом мака:
"ах,музыка,искусство из искусств,
Безумно помогает в смысле брака!.."

        ****
        1910



Вильна



Праздник

Генерал от водки,
Управитель акцизами,
С бакенбардами сизыми,
На новой пролетке,
Прямой,как верста,-
Спешит губернатора сухо поздравить
С воскресеньем христа.

То-то будет выпито.

Полицмейстер напыженный,
В регалиях с бантами,
Ругает коней арестантами.
А кучер пристыженный
Лупцует пристяжку с хвоста.
Вперед на кляче подстриженной
Помаялся стражник с поста...
Спешат губернатора лихо поздравить
С воскресеньем христа.

То-то будет выпито.

Директор гимназии,
Ради парадной оказии
На коленях держа треуголку
И фуражкой лысину скрыв,
На кривой одноколке,
Чуть жив,
Спускается в страхе с моста.
Спешит губернатора скромно поздравить
С воскресеньем христа.

То-то будет выпито.

Разгар кутерьмы!
В наемной лоханке
Промчался начальник тюрьмы.
Следом-директор казенного банка,
За ним предводитель дворянства
В роскошном убранстве,
С ключами ниже спины.
Белеют штаны.
Сомкнуты гордо уста.
Спешат губернатора дружно поздравить
С воскресеньем христа.

То-то будет выпито!

        ****
        1910



Уездный город болхов



На одерской площади понурые одры,
Понурые лари и понурые крестьяне.
Вкруг одерской площади груды пестрой рвани:
Номера,лабазы и постоялые дворы.
Воняет кожей,рыбой и клеем.
Машина в трактире хрипло сипит.

Пыль кружит по улице и забивает рот,
В'едается в глаза,клеймит лицо и ворот.
Заборы- заборы-заборы-заборы.
Мостки,пустыри и пыльный репей.

Коринфские колонны облупленной семьей
Поддерживают кров "мещанской богадельни".
Средь нищенских домов упорно и бесцельно
Угрюмо-пьяный чуйка воюет со скамьей.
Сквозь мутные стекла мерцают божницы.
Два стражника мчатся куда-то в карьер.

Двадцать пять церквей пестрят со всех сторон.
Лиловые,и желтые,и белые в полоску.
Дева у окна скребет перстом прическу.
В небе караван тоскующих ворон.
Воняет клеем,пылью и кожей.
Стемнело.день умер.куда бы пойти?..

На горе бомондное гулянье в "городке":
Извилистые ухари в драконовых
И вспухшие от сна кожевницы в корсетах
Ползут кольцом вкруг "музыки", как стая мух
В горшке.
Кларнет и гобой отстают от литавров.
"как ночь -то лунаста!"-"лобзаться вкусней!"-

А внизу за гривенник волшебный новый яд-
Серьезная толпа застыла пред экраном:
"карнавал в венеции", "любовник под диваном".
Шелушат подсолнухи,вздыхают и кряхтят...
Мальчишки прильнули к щелкам забора.
Два стражника мчатся куда-то в карьер.

        ****
        1914
Лирические сатиры



Под сурдинку

Хочу отдохнуть от сатиры...
У лиры моей
Есть тихо дрожащие,легкие звуки.
Усталые руки
На умные струны кладу,
Пою и в такт головою киваю...

Хочу быть незлобным ягненком,
Ребенком,
Которого взрослые люди дразнили
И злили,
А жизнь за чьи-то чужие грехи
Лишила треьего блюда.

Васильевский остров прекрасен,
Как жаба в манжетах.
Отсюда,с балконца,
Омытый потоками солнца,
Он весел,и грязен,и ясен,
Как старый маркер.

Над ним углубленная просинь
Зовет, и поет,и дрожит...
Задумчиво осень последние листья желтит.
Срывает,
Бросает под ноги людей на панель...
А в сердце не смолкнет свирель:
Весна опять возвратится!

О зимняя спячка медведя,
Сосущего пальчики лап!
Твой девственный храп
Желанней лобзаний прекраснейшей леди.
Как молью из'еден я сплином...
Посыпьте меня нафталином,
Сложите в сундук и поставьте меня на чердак,
Пока не наступит весна.

        ****
        1909



Из финляндии



Я удрал из столицы на несколько дней
В царство сосен,озер и камней.

На площадке вагона два раза видал,
Как студент свою даму лобзал.

Эта старая сцена сказала мне вмиг
Больше ста современнейших книг.

А в вагоне-соседка и мой VIS-а-VIS
Об'яснялись тихонько в любви.

Чтоб свое одинокое сердце отвлечь,
Из портпледа я вытащил "речь".

Вверх ногами я эту газету держал:
Там в углу, юнкер барышню жал!

Был на иматре,-так надо.
Видел глупый водопад.
Постоял у водопада
И,озлясь,пошел назад.

Мне сказала в пляске шумной
Сумасшедшая вода:
"если ты больной,но умный-
Прыгай,миленький, сюда!"

Извините.очень надо...
Я приехал отдохнуть.
А за мной из водопада
Донеслось:"когда-нибудь!"

Забыл на вокзале пенсне, сломал отельную лыжу.
Купил финский нож и вчера потерял.
Брожу у лесов и вдвойне опять ненавижу
Того,кто мое легковерие грубо украл.

Я в городе жаждал лесов,озер и покоя.
Но в лесах снега глубоки,а галоши мелки.
В отеле все те же комнаты,слуги,жаркое,
И в окнах- финского неба слепые белки.

Конечно,прекрасно молчание финнов и финок,
И сосен,и финских лошадок,и неба,и скал,
Но в городе я намолчался по горло,как инок,
И здесь я бури и вольного ветра искал...

Над нетронутым компотом
Я грущу за табльдотом:
Все раз'ехались давно.

Что мне делать-я не знаю.
Сплю,читаю,ем,гуляю:
Здесь иль город-все равно.

        ****
        1910



Песнь песней



Поэма

Нос твой- башня ливанская,
Обращенная к дамаску.
"песнь песней"

Царь соломон сидел под кипарисом
И ел индюшку с рисом.
У ног,как воплощенный миф,
Лежала суламифь
И,высунувши розовенький кончик
Единственного в мире язычка,
Как кошечка при виде молочка,
Шептала:"соломон,мой, соломончик!"

"ну,что?-промолвил царь,
Обгладывая лапку.-
Опять раскрыть мой ларь?
Купить шелков на тряпки?
Кровать из янтаря?
Запястье из топазов?
Скорей проси царя,проси,цыпленок,сразу!"

Суламифь царя перебивает:
"о мой царь!года пройдут как сон,
Но тебя никто не забывает-
Ты мудрец,великий соломон!
Ну а я,шалунья суламита,
С лучезарной смугло красотой,
Этим миром буду позабыта,
Как котенок в хижине пустой!
О мой царь!прошу тебя сердечно:
Прикажи,чтоб медник твой хирам
Вылил статую мою из меди вечной-
Красоте моей нетленный храм!.."

"хорошо!- говорит соломон.-отчего же?"
А ревнивые мысли поют на мотив:
У хирама уж слишком красивая рожа-
Попозировать хочет моя суламифь.
Но ведь я ,соломон,мудрецом называюсь,
И хирама из тира мне звать не резон...
"хорошо,суламифь,хорошо,постараюсь!
Подарит тебе статую царь соломон..."

Царь тихонько от шалуньи
Шлет к хираму в тир гонца,
И в седьмое новолунье
У парадного крыльца
Соломонова дворца
Появился караван
Из тринадцати верблюдов,
И на них литое чудо-
Отвратительней верблюда-

Медный в шесть локтей болван!
Стража,чернь и служки храма
Наседают на хирама:
"идол?чей?кому?зачем?"
Но хирам бесстрастно нем.
Вдруг выходит соломон.
Смотрит:"что это за гриф
С безобразно длинным носом?!"
Не смущаясь сим вопросом,
Медник молвит:"суламифь".

"ах!"- сорвалось с нежных уст,
И живая суламита
На плиту из малахита
Опускается без чувств...
Царь,взбесясь,уже мечом
Замахнулся на хирама,
Но хирам повел плечом:
"соломон,побойся срама!
Не спьяна и не во сне
Лил я медь,
О царь сердитый,
Вот пергамент твой ко мне
С описаньем суламиты:

Нос ее-башня ливана!
Ланиты ее-половинки граната.
Рот-как земля ханаана,
И брови-как два корабельных каната.

Сосцы ее-юные серны,
И груди-как две виноградные кисти,
Глаза-золотые цистерны,
Ресницы-как вечнозеленые листья.

Чрево-как ворох пшеницы,
Обрамленный гирляндою лилий,
Бедра-как две кобылицы,
Кобылицы в кремовом мыле...

Кудри- как козы стадами,
Зубы-как бритые овцы с приплодом,
Шея -как столп со щитами,
И пупок-как арбуз,намазанный медом!"

В свите хохот заглушенный.улыбается хирам.
Соломон,совсем смущенный,говорит:"пошел
К чертям!
Все,что следует по счету,ты получишь
За работу...
Ты-лудильщик,а не медник,ты сапожник...
Стыд и срам!"
С бородою по колена,из толпы пророк аврам

Выступает вдохновенно:"ты виновен-
Не хирам!
Но не стоит волноваться,всякий может
Увлекаться:
Ты писал и расскакался,как козуля
По горам.
"песня песней"-это чудо! и бессилен здесь
Хирам.
Что он делал?вылил блюдо в дни,когда ты
Строил храм...
Но клянусь!в двадцатом веке по рождении
Мессии
Молодые человеки возродят твой стиль в
России..."

Суламифь открывает глаза.
Соломон наклонился над нею:
"не волнуйся, моя бирюза!
Я послал уж гонца к амонею.
Он хоть стар,но прилежен,как вол.
Говорят,замечательный медник...
А хирам твой-бездарный осел
И при этом еще привередник!
Будет статуя здесь-не проси-
Через два или три новолунья".
И в ответ прошептала "меRсI!"
Суламифь,молодая шалунья.

        ****
        1908



Весна мертвецов



Зашевелились корни
Деревьев и кустов.
Растаял снег на дерне
И около крестов.

Оттаявшие кости
Брыкаются со сна,
И бродит на погосте
Весенняя луна.

Вот вылезли скелеты
Из тесных скользких ям.
Белеют туалеты
Мужчин и рядом-дам.

Мужчины жмут им ручки,
Уводят в лунный сад.
И все земные штучки
При этом говорят.

Шуршание.вздохи.шепот.
Бряцание костей.
И слышен скорбный ропот
Из глубины аллей:

"мадам!плохое дело...
Осмелюсь вам открыть:
Увы,истлело тело-
И нечем мне любить!"

        ****
        1910



Потомки



Наши предки лезли в клети
И шептались там не раз:
"туго,братцы...видно,дети
Будут жить вольготней нас".

Дети выросли. и эти
Лезли в клети в грозный час
И вздыхали:"наши дети
Встретят солнце после нас".

Нынче так же,как вовеки,
Утешение одно:
Наши дети будут в мекке,
Если нам не суждено.

Даже сроки предсказали:
Кто-лет двести,кто- пятьсот,
А пока лежи в печали
И мычи,как идиот.

Разукрашенные дули,
Мир умыт,причесан,мил...
Лет чрез двести?черта в стуле!
Разве я мафусаил?

Я,как филин, на обломках
Переломанных богов.
В неродившихся потомках
Нет мне братьев и врагов.

Я хочу немножко света
Для себя,пока я жив,
От портного до поэта-
Всем понятен мой призыв...

А потомки... пусть потомки,
Исполняя жребий свой
И кляня свои потемки,
Лупят в стенку головой!

        ****
        1908



Бегство



Зеленой плесенью покрыты кровли башен.
Зубцы стены змеятся вкруг кремля.
Закат пунцовой бронзою окрашен.
Над куполами золотом пыля,
Садится солнце сдержанно и сонно,
И древних туч узор заткал полнебосклона.

Царь-колокол зевает старой раной ,
Царь-пушка зев уперла в небеса,
Как арбузы охвачены нирваной,
Спят ядра грузные,не веря в чудеса,-
Им никогда не влезть в жерло родное
И не рыгнуть в огне,свистя и воя...

У красного крыльца, в цветных полукафтаньях е
Верзилы певчие ждут,полы подобрав.
В лиловом сумраке свивая очертанья,
Старинным золотом горит плеяда глав,
А дальше терема,расписанные ярко.
И каменных ворот зияющая арка.

Проезжий в котелке,играя модной палкой,
В наполеоновские пушки постучал,
Вздохнул,зевнул,взглянул и, улыбаясь жалко,
Поправил галстук,хмыкнул,помычал-
И подошел к стене: все главы,главы,главы
В последнем золоте закатно-красной лавы...

Широкий перезвон басов-колоколов
Унизан бойкою серебряною дробью.
Ряды опричников,монахов и стрельцов
Бесшумно выросли,и ,хмурясь исподлобья,
Проходит грозный в черном клобуке,
С железным костылем в сухой руке.

Скорее в город ! современность ближе-
Проезжий в котелке как бешеный подрал.
Сесть в узенький трамвай,мечтать,что ты
В париже,
И по уши уйти в людской кипящий вал!
В случайный ресторан забраться по пути,
Газету в руки взять и сердцем отойти...

"эй,человек,скорей вина и ужин!"
Кокотка в красном дрогнула икрой.
"маDам, присядьте...я москвой контужен!
Я одинок... о,будьте мне сестрой".
-"сестрой,женой иль тещей-чем угодно,-
На этот вечер я совсем свободна".

Он ей в глаза смотрел и плакал зло и пьяно:
"ты не царь-колокол?не башня из кремля?"
Она,смеясь, носком толкнула фортепьяно,

Мотнула шляпкой и сказала:"тля!"
Потом он взял ее в гостиницу с собой,
И там она была ему сестрой.

        ****
        1909



Карнавал в гейдельберге



Город спятил.людям надоели
Платья серых будней,пиджаки,
Люди тряпки пестрые надели,
Люди все сегодня- дураки.

Умничать никто не хочет больше,
Так приятно быть самим собой...
Вот костюм кичливой старой польши,
Вот бродяги шествуют гурьбой.

Глупый михель с пышной супругой
Семенит и машет колпаком,
Белый клоун надрывается белугой
И грозит кому-то кулаком.

Ни проехать,
Ни пройти,
Засыпают конфетти,
Щиплют пухленьких жеманниц.

Нет манер,хоть прочь рубаху!
Дамы бьют мужчин с размаху,
День во власти шумных пьяниц.

Над толпою серпантин
Сетью пестрых паутин
Перевился и трепещет.

Треск хлопушек,свист и вой,
Словно бешеный прибой,
Рвется в воздухе и плещет.

Идут,обнявшись,смеясь и толкаясь,
В открытые настежь пивные.
Идут,как братья,шумя и ругаясь,
И все такие смешные...

Смех людей соединил,
Каждый ел и каждый пил,
Каждый делался ребенком.

Вон судья навеселе
Пляшет джигу на столе,
Вон купец пищит котенком.

Хор студентов свеж и волен,-
Слава сильным голосам!
Город счастлив и доволен,
Льется пиво по столам...

Ходят кельнерши в нарядах-
Та матросом,та пажом,
Страсть и дерзость в томных взглядах:
"помани,и...обожжем!"

Пусть завтра опять наступают будни.
Пусть люди наденут опять пиджаки
И будут спать еще непробудней,-
Сегодня мы все-дураки...

Братья!женщины не щепки-
Губы жарки,ласки крепки,
Как венгерское вино.

Пейте,лейте прочь жеманство!
Завтра трезвость,нынче пьянство...
Руки вместе- и на дно!

        ****
        1909



Из "шмецких" воспоминаний



Посвящается а. григорьеву

У берега моря кофейня.как вкусен густой
Шоколад!
Лиловая жирная дама глядит у воды на закат.
Мадам,отодвиньтесь немножко!подвиньте ваш
Грузный баркас.
Вы задом заставили солнце,а солнце прекраснее
Вас..."

Сосед мой краснеет,как клюква,и смотрит
Сконфуженно вбок.
"не бойся! она не услышит: в ушах ее ватный
Клочок".

По тихой веранде гуляет лишь ветер да пара
Щенят.
Закатные волны вскипают, шипят и любовно
Звенят.

Весь запад в пунцовых пионах,и тени играют
С песком.
А воздух вливается в ноздри тягучим парным
Молоком.

"михайлович,дай папироску!" прекрасно сидеть
В темноте,
Не думать и чувствовать тихо,как краски
Растут в высоте.

О,море верней валерьяны врачует от скорби и
Зла...
Фонарщик зажег уже звезды,и грузная дама
Ушла.

Над самой водою далеко,как сонный,усталый
Глазок,
Садится в шипящее море цветной,огневой ободок.

До трех просчитать не успели,он вздрогнул и
Тихо нырнул,
А с моря уже доносился ночной нарастающий
Гул...

        ****
        1908




Шмецке,вблизи гугенбурга