то  стрелять  не
придется. Он знал эти воды, и его уверенности  можно  доверять...  Да,  не
вернулся, но зависело ли это от качества его вооружения?  Вряд  ли.  Ведь,
кроме квантаберов, есть еще и огневая мощь скутеров.  Очень  жаль,  мистер
Болл, однако далеко не всякую беду возможно отвратить удачным выстрелом...
Я легко бы мог представить себе Пашича с геологической киркой в руках.  Но
не с квантабером.  Это  больше  подходит  Дюмону.  Перекресток  прицела  и
ярко-голубые сумасшедшие глаза... Я  погладил  тяжелый  приклад,  поставил
ружье на прежнее место.
   Вскрыл пакет и начал вытряхивать гидрокомбовую оболочку - сыроватую  на
ощупь черную пленку, покрытую похожим на мех  ворсом.  Оболочка  струилась
ручейком поблескивающих складок - она и в самом деле напоминала только что
снятую шкурку морского котика и даже распространяла запах свежей рыбы.  Из
пакета выскользнул и  развернулся  плавник.  Последними  на  металлический
настил шлепнулись черные ласты.
   Одежду долой. Душ, свистящие струи воды с запахом хвои. Неполное сальто
и - вверх ногами: душ по системе неойогов... Ладно, поплескались и хватит,
пора в оболочку. Бр-р-р... липнет к телу: внутри - холодная слизь. Это  не
надолго,  нагреется.  Обтянут  так,  что  ощущается  рельеф   мускулатуры.
Попрыгал, проверяя крепления ластов. Ну  вот,  легко,  удобно,  практично,
эластично. Одним словом, купальник.
   Натягиваю капюшон.  Вместо  отверстий  для  глаз  -  мягкий  и  влажный
теслитовый пластик. Стараясь  не  моргать,  "втираю  очки".  В  буквальном
смысле этого выражения. Резь  под  веками,  слезы,  я  плохо  вижу  сквозь
студенистые линзы. Почти ничего, так... неясные контуры. Но  это  лишь  до
погружения в воду.
   Снаружи  только  ноздри  и  рот.  Теперь  самое  грудное...  На   конце
сдвоенного шланга респиратор особой конструкции,  -  который  раз,  а  все
привыкнуть не могу: загубник в рот, две трубочки в  ноздри.  Вдох,  выдох.
Необыкновенно легко, потому что чистый кислород. Глубокий  вдох  и  полный
выдох - где-то там машина замерит объем. Холодок по спине: вот-вот  хлынут
в горло струи легочного наполнителя. Не успеешь опомниться - о-у-уп!  -  и
уже под завязку.
   О-у-уп!.. Боль в груди - глаза на лоб! Респиратор  в  сторону,  опускаю
край капюшона. Клейкий эластик прочно затягивает разрез в оболочке, ноздри
и рот. Подхватываю пояс и бросаюсь в бассейн.
   Вместе со мной погружаются мириады крохотных пузырьков. Потом  они  все
разом покидают меня, устремляясь к поверхности сверкающим облаком. Прощай,
воздушная стихия!..
   Боль в груди постепенно проходит. В бассейновом  зеркале  скользит  мое
отражение. Острый акулий плавник на спине, как вымпел, на локтях плавнички
поменьше, пальцы  рук  в  перепонках.  Длинные  ласты,  выпуклые  пузырьки
теслитовых  глаз...  Кто-то  из  восторженных  репортеров  назвал   первых
гидрокомбистов   "ангелами   моря".   Название    привилось.    Но    сами
профессионалы-глубоководники величают себя по-другому:  "ангелы  тьмы".  Я
знаю, в чем тут дело, и поэтому чувствую себя хранителем маленькой тайны.
   Ангел тьмы... Что ж, дело привычное. Вынимаю нож и вкладываю  клинок  в
небольшую  щель  возле  зеркала.  Болл  говорил,  что  здесь  обыкновенный
фотоэлемент. Верно - сразу послышался гул компрессорных установок.
   Давление нарастает и быстро и  плавно;  Непомерная  тяжесть  вдавливает
живот. Еще и еще... Кожу покалывает. Жжет. Оболочка словно из крапивы. Все
нормально:  "прорастает"  гидрокомбовый  ворс.  Сквозь  кожные   поры   до
кровеносных сосудов. Творцы оболочки инженеры-бионики использовали принцип
действия крапивных стрекалец - сейчас это кажется делом  простым.  О  том,
как было сначала все очень трудно и сложно, знают немногие...
   Сколько было споров, сомнений и даже человеческих жертв, пока не пришли
окончательно к выводу: дышать в воде так, как привыкли, не обязательно.  И
вот ошеломительный успех: на больших глубинах можно обойтись без легочного
дыхания. "Дышит" вся оболочка: кислород из воды - в гидрокомбы и в  кровь.
Гидрокомбы - мост с двухсторонним движением: туда -  кислород,  обратно  -
углекислый газ. Нет, даже не мост. Правильней - жабры.  Но  лучше,  чем  у
рыб. Совершенней.
   Подношу к глазам руку с перстнем-батиметром.  Карбункул  батиметра  уже
сменил красный цвет на оранжевый: давление в бассейне  перевалило  за  сто
атмосфер.
   Поплавал немного, чтобы организм быстрее  привык  к  новому  состоянию.
Движения обрели  плавность  и  какую-то  уплотненную  легкость.  Жжение  и
покалывание перестали беспокоить, лишь резь в глазах от контакта  роговицы
с  теслитовым  пластиком  еще  напоминала  о  моем  недавнем  человеческом
прошлом.
   Наконец, давление в батинтасовом зале превзошло давление внешней  воды.
Сработали механизмы, открывающие выход в океан, - участок дна  бассейна  с
гулом провалился вниз. Меня  закружило  водоворотом  и  вместе  с  потоком
вынесло  в  темное  пространство.  Тяжелая  плита  проворчала  моторами  и
поднялась на прежнее место.
   Плотная, холодная  тьма...  Но  мне  тепло:  в  оболочке  предусмотрена
система обогрева - лабиринт молекулярных цепочек токопроводящего полимера.
Карбункул батиметра  тлеет  оранжевым  угольком,  циферблат  перстня-часов
фосфоресцирует голубоватым кружочком.
   Луч фары лизнул закругленные стены  подбункерного  резервуара,  спугнул
стайку маленьких рыбок, осветил  холмики  занесенного  сюда  ила,  обломки
раковин и одинокую актинию с мохнатым венчиком ярко-красных щупалец. Выход
из  резервуара  перекрывают  массивные  зубья  ограждения.  Поднимать  эту
решетку, конечно, не  стоит.  Проверяю,  на  месте  ли  нож,  отталкиваюсь
ластами и проскальзываю между зубьями. Тихо, как тень. Осторожная  длинная
тень с плавниками... Будь внимателен, будь начеку! "...Че-ку... че-ку",  -
пульсирует  кровь  в  висках.  Ангел  тьмы,  царь  океана,  будь   начеку!
Осматривай все, наблюдай. Замечай и учитывай каждую мелочь. Ты сегодня  не
просто подводник, ты - подводник-спасатель, десантник. Ищи и найдешь. Если
не Пашича или его следы, то по крайней мере причину помешательства Дюмона.
Ведь не кальмаров же он так  испугался...  "Че-ку,  че-ку",  -  пульсирует
кровь надоедливо. Это пройдет, скоро пройдет. Будь начеку!..
   Дно  перед  станцией  ярко  освещено  прожекторами.  Там  и  тут  видны
полупогруженные в  ил  обломки  гранита,  поросшие  султанами  горгоний  и
цветами морских анемон. Эти "цветы" - белые,  с  матово-голубыми,  как  бы
светящимися кончиками щупалец - приятно разнообразят скучный  пейзаж.  Ил,
всюду ил, светло-коричневый, местами с красноватым оттенком...
   Пошевеливая ластами, выплываю в центр  освещенной  площадки  и,  подняв
облачко  ила,  повисаю  над   самым   дном.   Девятисоткиловаттные   лампы
прожекторов видятся мне обрамленными радужным гало.  Осматриваюсь  вокруг,
хотя для беспокойств, пожалуй, нет оснований:  кальмары  не  любят  яркого
света.
   Вода изумительно прозрачна. На расстоянии двадцати метров в  окружности
отчетливо виден каждый предмет.  Неподалеку,  поблескивая  тубами  опорных
ног,  высится  громада  центрального  бункера  -  яйцеобразное  сооружение
высотой с четырехэтажный дом. За пределами круга отчетливой видимости,  на
фоне непроницаемо-темных пространств, едва проступают расплывчатые контуры
других бункеров станции. Над ними, словно одинокий  минарет  над  городом,
утонувшем во мраке, возвышается узкий цилиндр мезоскафного ангара.
   Внезапно  через  воду  доносится  металлический  удар:   "бан-н-нг...".
Наверное, Болл что-нибудь уронил.
   Мимо проплывает странная рыба. Большие  агатовые  глаза  навыкате,  рот
капризно изогнут - будто рыбу кто-то обидел и она вот-вот заплачет.
   Поворот контактного диска на поясе - и первый толчок бросает меня вверх
и вперед: под действием электрических импульсов  заработала  искусственная
мышца  спинного  плавника.  Летишь  в  воде,  казалось  бы,  со  скоростью
брошенного гарпуна, на самом же деле - три километра в час, не более.
   "Банг,  бан-н-нг"...  -  раздается  опять.  Нет,  это  похоже  на  зов.
Разворачиваюсь  и  плыву  к  центральному  бункеру.  Чуть  выше   карниза,
опоясывающего колоссальное  яйцо  по  экватору,  светится  овал  акварина.
Сквозь стекло вижу голову Болла.  Внезапное  появление  мохнатой  морды  с
выпуклыми глазами производит должное  впечатление:  Болл  вздрагивает.  Не
пугайся, коллега, это всего лишь я.
   Возле  окна  -  головка  сигнала.  Устроено  по  принципу   "китайского
болванчика", но  с  пружинным  возвратом.  Легко  поддается  нажиму  руки:
точка-тире-тире-точка... Болл смотрит вверх, где расположены  динамики,  и
разводит руками. Надо понимать, он не слышит морзянку. Знаками  спрашиваю:
"В чем дело?" Болл  жестами  изображает  стрельбу  из  квантабера,  вертит
пальцем у лба и грозит  кулаком.  Забавы  ради,  делаю  "нос"  пятерней  в
перепонках. Коллега хмурится  и  пишет  мастиковым  карандашом  на  стекле
акварина: "Встречай Манту". Я  кивнул  и  славировал  с  карниза  прямо  к
четвертому бункеру.
   Закругленная  стена  четверки  дрогнула,  осклабилась  щелью,  выдохнув
облачко пузырей. Из  темного  зева  в  воду  скользнула  призрачная  тень.
Осветив меня фарами, крылатая химера пронеслась над  головой.  Нажимаю  на
поясе кнопку ультразвукового сигнала. Манта поднимает плавник и,  выполнив
грациозный поворот, возвращается. Хорошо, значит, она признала хозяина.
   Подводный скутер-ундулятор мне приходится видеть впервые. К  биомашинам
я почему-то всегда питал настороженность, и сейчас, при  виде  шевелящихся
плавников Манты, испытывал прямо-таки неприязнь. Хотя прекрасно знал,  что
у нее внутри нет ничего особенного. Кроме синтетических нервов и мускулов,
разумеется. Ими  управляет  мнемотронный  мозг.  Компактный,  но  довольно
примитивный. Ну и еще, конечно, мощные аккумуляторы.
   Пиролаксовое  тело  машины  прозрачно  и  подсвечено   изнутри   слабым
фиолетовым сиянием. Вместо кабины - удлиненная полость с двумя  подвижными
створками внизу. Широченные  плавники  -  крылья  (около  шести  метров  в
размахе),  глянцевито-черные,  упругие,  действительно   придают   скутеру
сходство  с  одной  из  самых  крупных  разновидностей  скатов  -   мантой
бирострис. В довершение сходства сзади тянется хвост, прямой и тонкий, как
у настоящих мант.
   Я мог бы забраться в полость или, прицепившись за трапецию  под  брюхом
Манты, плыть "на буксире". Но мне  хотелось  понаблюдать  за  скутером  со
стороны. Тем более, что для обследования территории станции мне достаточно
собственных плавников.
   Темные громады бункеров. Замкнутые наглухо, угрюмые.  Плыву,  обшаривая
дно лучом. Крабы спешат укрыться в тени, малоподвижные  ежи  и  звезды  не
обращают на свет никакого внимания. Оставляя за  собой  борозды,  медленно
ползут  пожиратели  или  голотурии.  Их   здесь   видимо-невидимо,   самой
разнообразной окраски.
   Бетонированное  покрытие  люнетов  густо  обросло  актиниями,  морскими
лилиями,  губками.  Нежные  перистые  веера-жабры  морских  червей  -  при
малейшем  движении  воды  мгновенно  исчезают   в   причудливо   изогнутых
известковых трубках и снова расцветают красочными букетами, как  только  я
замираю на месте. Удивительно,  при  таком  разнообразии  придонной  фауны
здесь не видно ни одной крупной рыбы - луч фары выхватывал  из  тьмы  лишь
малочисленные стайки рыбьей молоди. Должно быть, виной тому яркий  свет  и
завихрения воды от вибрации моего плавника. Да и не только  моего:  подняв
голову, я вижу распростертую Манту.
   Внезапно фасеточные  глаза  машины  загораются  зеленым  огнем.  Скутер
отваливает в сторону и удаляется. Тьму  вспорола  голубоватая  вспышка.  В
конвульсивном свете зарницы успеваю разглядеть какой-то темный безобразный
ком, перечеркнутый узким профилем Манты...
   Можно верить жутковатым рассказам о нападениях гигантских кальмаров,  а
можно и не верить. Во всяком случае, никакого определенного мнения на этот
счет  не  имеется,  потому  что  нет  строго  проверенных   доказательств.
Альтернатива на выбор: либо верь, либо нет - вот и все.  Я,  например,  не
верю. И считаю, что  программа  активной  обороны,  заданная  скутерам,  -
лишняя  перестраховка.  Кому  мешал  проплывающий  мимо  кальмар?!  И  что
означает эта атака:  запрограммированное  убийство  или  предупредительные
меры? Судя по мощности разряда, предупреждение могло бы быть и помягче...
   Минуя бункер атомного реактора, плыву к месту схватки. Только тебя  там
и ждут. Неосторожно? Факт, Глупо? Конечно, но я не могу  побороть  в  себе
желание выяснить все до конца. И потом  у  меня  есть  оправдание:  поиски
Пашича. Какая, собственно, разница, где искать.  Он  мог  уплыть  в  любую
сторону света - на юг, на запад, север, восток. И даже вверх  или  вниз...
это самое скверное, если вниз... Впереди вспыхивают прожекторы Манты.  Она
возвращается. Развернувшись, летит за мной, чуть правее и выше.
   Я не знал, что обрыв в  абиссальную  бездну  находится  так  близко  от
станции. Дно неожиданно уходит вниз плавным изгибом песчано-илистой толщи;
я останавливаюсь,  повиснув  над  склоном  -  маленькая  песчинка  у  края
океанической  пропасти,  которую  называют   "Юго-Западной   австралийской
впадиной"... Склон гол и пустынен. Ни скальных обломков,  ни  актиний,  ни
рыб... Великая граница между миром до абиссальным и  миром  самых  грозных
глубин  представлялась  мне  не  такой.  Во  всяком   случае,   не   такой
примитивной. Однако эта оголенность и монументальная  простота  производят
гораздо более  глубокое  и  сильное  впечатление,  чем  ставшее  привычным
великолепие богатых жизнью вод континентального шельфа.
   Манта неподвижно висит над бездной, прожекторы  направлены  вертикально
вниз. Прямые колонны света уходят в кромешную темь и  где-то  там,  окутав
себя едва заметной вуалью,  теряются.  При  одном  взгляде  в  эту  темную
неосязаемую пустоту испытываешь легкое головокружение...
   Я разыскал место,  где  Манта  произвела  электрический  "выстрел".  На
песчаном откосе свежая борозда,  подернутая  илистым  туманом.  Несчастный
кракен... Ему  не  следовало  попадать  в  зону  действия  ультразвукового
локатора Манты. И сейчас, наверное, он, парализованный и  обожженный,  все
еще скользит по склону, опускаясь метр за метром  в  бесконечную  холодную
тьму...
   Возвращаюсь на территорию станции и плыву к центральному бункеру.  Это,
пожалуй, единственное место, где я не все осмотрел. Касаясь рукой  гладкой
стены, не то иду, не то плыву вдоль бункерного карниза.  Направленная  под
ноги фара освещает черные ласты, сметающие  осевший  ил.  Поиски  начинают
казаться мне жалким хлюпаньем в мелкой воде. Перед глазами все  еще  стоит
потрясшая  меня  картина:  голый  склон  и  провальный  зев   ошеломляющей
пустоты...  Вдруг  мои  пальцы  касаются  чего-то  упругого,   скользкого,
толщиной с руку. Содрогаюсь  и  резко  поднимаю  голову.  Это  "что-то"  -
вытянутое в мою сторону щупальце спрута!..
   Кальмар смотрит темным  немигающим  глазом.  Осклизлая  кожа  животного
волнообразно меняет свой цвет: из темно-зеленого в  красновато-коричневый.
И я - невольный виновник этой красочной  метаморфозы  -  не  могу  отвести
взгляда от черного зрачка, загипнотизированный его  странным,  осмысленным
выражением, замер, не в силах пошевелиться.
   Красные  щупальца  вдруг  поднимаются  все  разом,  играют   кольчатыми
извивами. Мешанина теней удесятеряет количество "рук" подводного  монстра,
делая его похожим на клубок взбесившихся анаконд. Прямо на спрута,  грозно
блистая прожекторами, несется Манта... Завихрения воды сбрасывают  меня  с
карниза. В тот самый миг, когда столкновение  казалось  неминуемым,  Манта
вдруг высоко вскидывает плавник и лавирует в сторону!  Кальмар  темнеет  и
разваливается дымообразными сгустками...  Ага,  противник  просто-напросто
сбежал, оставив нам похожий на себя чернильный макет. Он поступил так, как
поступают  спруты  в  минуту  опасности.  Но  Манта!..  Я   ожидал   более
трагической  развязки.  Значит,  она  не  трогает  тех,  кто  предпочитает
уклониться от поединка?.. Забавно.
   Через несколько секунд мы с Мантой оказываемся в  таком  густом  облаке
коричневого  "дыма",  что  я  подивился  красящей  способности  кальмарьих
чернил. Прожекторы машины направлены на меня почти в упор, но я вижу перед
собой  лишь  два  круглых  зрачка,  источающих  слабое  золотисто-янтарное
свечение. Опасаясь, что чернильная жидкость может вредно подействовать  на
гидрокомбовые жабры, выплываю из облака к вершине бункера. Коричневая муть
продолжает расходиться все дальше и дальше, заволакивая освещенные участки
дна...
   Мне  известно,  что  станция  расположена  на  дне  глубокой  седловины
подводного кряжа,  но,  сколько  я  ни  всматриваюсь  в  темень,  не  могу
определить, в какой  стороне  возвышаются  скалы.  На  расстоянии  пятисот
метров от станции, вниз по ущелью, должна  находиться  площадка  комплекса
добывающих агрегатов. Попасть туда легче всего, ориентируясь  по  силовому
кабелю, проложенному от атомного бункера. Если  я  не  найду  Пашича  там,
можно быть уверенным, что мы не найдем его вообще...  Я  берусь  рукой  за
трапецию, и мы с Мантой планируем на дно подальше от станции.
   Со времени укладки кабель успел глубоко погрузиться в ил. Я  нашел  его
довольно далеко от бункера, где начиналось каменистое  дно.  Мы  с  Мантой
уверенно двигались вперед, куда вела нас эта путеводная нить,  толщиной  в
добрый обхват.
   На песчаных проплешинах виднелись сифоны скрытых под песком  моллюсков.
Среди множества ползающих  звезд,  ракообразных  и  голотурий  отсвечивали
пурпуром и золотистой желтизной морские перья - словно кто-то в беспорядке
натыкал в песок цветные флажки. Морские лилии облюбовали место на каменных
глыбах, от малейшего движения воды они покачивались на  тоненьких  ножках,
притворяясь цветами. Трудно поверить, что это - животные.
   Внезапно свет фар выхватил из  темноты  нечто  огромное,  утюгообразной
формы. Поворотом рукоятки демпфера заставляю Манту  сбавить  скорость:  на
такой глубине  можно  встретить  все,  что  угодно,  и  лучше  вести  себя
осторожнее.
   "Утюг" не выказывает ни малейшего намерения уступить нам дорогу.  Иначе
и быть не могло: вблизи я разглядел, что он прикован к одной из  кабельных
муфт массивной цепью;  странный  предмет  оказался  поплавковым  понтоном.
Очевидно, во время монтажа станции его использовали  для  плавного  спуска
кабеля на дно и почему-то решили оставить на месте. Потому,  видимо,  что,
всплывая на поверхность с большой скоростью, он чего доброго мог угодить в
днище монтажного судна. Такие случаи бывали.
   Осматриваю  ржавые  бока  понтона.  Ничего  интересного:   обыкновенная
цистерна   с   бензином,   которая   скоро   потеряет   плавучесть   из-за
разрушительного действия коррозии.  Вдруг  замечаю,  что  меня  потихоньку
относит  к  противоположному  краю  понтона.  Оттолкнувшись  от  неуклюжей
громадины ластом,  отдаю  себя  на  волю  течению.  Манта  плывет  следом.
Голубоватые лучи буравят тьму, но дальше двадцати метров все равно  ничего
не видно.
   Скорость течения ощутимо нарастает. Подводная  река  несет  меня  вдоль
отвесной стены ущелья. Свет скользит по голым однообразным скалам, изредка
выхватывая из темноты расселин одинокую офиуру, скромные цветы актиний. Не
будь со мною Манты, я чувствовал бы себя здесь неуютно.
   Конец ущелья, горло его - самая узкая  часть.  Обе  стены  стремительно
сходятся и, едва не столкнувшись гранитными  лбами,  круто  расходятся.  В
лучах прожекторов синеватый и чистый, но еще  размытый  и  зыбкий  отблеск
титана. Ближе  и  ближе  -  ясней  очертания  странной  плотины,  ажурной,
двухъярусной.
   Впрочем, плотина - сказано громко. То,  что  я  здесь  увидел,  сначала
показалось  мне  кладбищем   затопленных   подводных   лодок.   Добы