сть. Что ты серый... Смирись с этим. Толь. Ведь таких, как ты,  очень
много. Обыкновенных, нормальных.  Не  гениев...  Господи,  какое  страшное
несовпадение желаний и возможностей... Так смирись,  Анатоль.  Серый  цвет
тоже бывает к лицу".
   - Я серьезно, -  повторил  Илья.  -  Великолепный  портрет.  Искренний,
откровенный.
   - Спасибо, - равнодушно улыбнулся Анатоль. - Вы не просто гость. Вы еще
и щедрый гость. С вами даже ветер в наших краях появился.  Слышите,  сосны
расшумелись.


   Наутро Илья поспешно засобирался.  Он  чувствовал  себя  двойственно  и
поэтому муторно. С одной стороны, хотелось еще побыть у  Анатоля  -  милый
ведь парнишка, только душу себе истерзал,  а  с  другой  -  Илью  тяготила
собственная неискренность.  Пусть  необходимая,  оправданная,  но  все  же
неискренность. Неестественное состояние ума и сердца.
   Обжигаясь, проглотил за завтраком несколько печеных картошек, заедая их
розовыми кубиками мороженого сала,  выпил  две  чашки  кофе.  Поблагодарил
Анатоля за угощение и новенькие лыжи, которые уже стояли у порога.
   - Заходите ко мне, - начал было Илья и тут же засмеялся, махнул  рукой:
- Впрочем, меня трудно застать дома. Браслет связи - надежнее. Мой  индекс
запоминается так...
   Он скользил между сосен, иногда оглядывался и еще несколько  раз  видел
неподвижную фигурку человека в коричневом старом свитере,  прислонившегося
к распахнутой двери своего одинокого жилища. Анатоль ничего не  сказал  на
прощанье, даже рукой не помахал. Просто стоял и  смотрел  вослед.  У  Ильи
перехватило дыхание, сердце сжала непонятная боль. Будто  он  не  выполнил
свой  долг.  Будто  бросил  больного.   Одного.   Среди   мертвых   снегов
заповедника.
   - Пошел вон! - замахнулся он лыжной палкой на гравилет, который вырулил
к нему из-за деревьев.
   Илья прибавил  ходу.  Он  использовал  каждый  спуск,  резко  и  сильно
отталкиваясь палками, набирал все большую скорость. Уже  ветер  свистел  в
ушах, жгло в груди, а послушная серая тень гравилета  все  опережала  его,
как бы приглашая в кабину, пока Илья не сдался и не остановился.


   Он выпрыгнул из гравилета, и тот,  мигнув  красными  блюдцами  бортовых
огней, беззвучно взмыл вверх.  Илья  прищурился:  после  величия  "зимних"
Карпат, после адовых глубин  человеческого  одиночества  дремотная  тишина
аллей, синь бассейна и сияние солнца в стеклах верхних ярусов здания Школы
показались нереальными и даже оскорбительными.
   "Сердись на себя, неудачник, - подумал Илья, ускоряя шаг.  -  Когда  ты
был врачом, пусть обычным, но все-таки толковым хирургом, ты  ни  разу  не
терялся за операционным столом.  А  тут  первый  попавшийся  эмоциональный
всплеск чужой психики посчитал за причину депрессии. Все гораздо  сложнее,
мой мальчик. У Анатоля острый комплекс неполноценности.  Несколько  неудач
плюс повышенная требовательность к себе, мнительность, а отсюда неверие  в
свои силы. Букетик, одним словом".
   Он толково и четко рассказал обо всем Ивану Антоновичу, которого  нашел
в  глухом  уголке  лесопарка.  Здесь  росло  несколько  кустов  медейского
кактуса, и наставник ежедневно засыпал молодые побеги песком и  гравием  -
создавал привычные для растения жизненные трудности.  По  мере  того,  как
рассказ  Ильи  близился  к  концу,  старик  все   больше   хмурился.   Его
морщинистое, бледноватое для южанина лицо налилось  внутренним  холодом  и
как бы застыло. Он отбросил лопату, тщательно вытер руки.
   - Я ждал, что ты вернешься не  раньше,  чем  через  две-три  недели,  -
наконец сказал он и добавил, глядя Илье в глаза: - В лучшем случае.
   - Иван Антонович, - Илья не мог понять, что  рассердило  наставника.  -
Ведь я выяснил причины духовной аномалии Анатоля. Пусть в общих  чертах...
Главное, мы теперь знаем "болевые центры" депрессии.
   - И что дальше?
   Вопрос был сложный, но Илья ответил уверенно и быстро:
   - В принципе дозволено все: угроза для жизни... Однако мне не  хотелось
бы прибегать к радикальным методам лечения. Это может  оскорбить,  унизить
Анатоля. Он сейчас особенно раним.
   - Наконец-то ты подумал о методе, - Иван Антонович укоризненно  покачал
головой. - А когда брал с собой контур поливита, когда вскрывал чужую душу
- тайком, без позволения, бесцеремонно, почему тогда не подумал о  методе?
О _наших_ методах! Разве ты не знаешь,  что  зондирование  сознания  может
разрешить только совет Морали? И только в исключительных случаях.
   - Вы же сами говорили, что это особый случай, - угрюмо заметил Илья.  -
От Анатоля можно всего ждать. Он совсем запутался.
   Старик поднял лопату.
   - Не понимаю, - устало  сказал  он.  -  Не  могу  понять,  как  в  тебе
уживаются такие полярные качества. С одной стороны - блестящий ум,  чуткое
сердце, не сердце, а волшебный камертон, настроенный на все боли  мира.  С
другой  -  нетерпение  в  мыслях  и  действиях,  безрассудность   и   даже
авантюризм. Вспомни, как  ты  доказывал  "научность"  телекинеза.  А  идея
вещания снов?!  Да  что  говорить...  Мог  бы  хоть  Школу  закончить  без
фокусов...
   Илья подумал, что улететь лучше сегодня. Вечером  или  даже  ночью.  Но
только не к ребятам. Им и без того нелегко - экзамены дело серьезное. Да и
кто, собственно,  виноват,  что  стрекоза  потеряла  одно  крыло?  Глупое,
норовистое крыло... Дружба наша, конечно, проживет долго, но не будет,  не
будет отныне общей цели, а это  означает  разобщение  душ.  Это  значит  -
прощай, Стрекоза! Прощай... Что же делать? Может, поехать к  сестре?  Нет,
она не поймет. Не поймет потери, не заметит крушения.  Светлана  -  натура
сильная, для нее Служба Солнца так  и  осталась  студенческой  игрой.  Вы,
говорит,  вроде  опекунов:  неврастеников  обхаживаете  да   детям   сопли
утираете... Нет, лучше я  в  путешествие  отправлюсь.  К  своим  секвойям.
Расстыкую модуль и - вперед. Над городами и весями...
   - Я все понял, Иван Антонович, - сказал Илья и не узнал свой  голос.  -
Значит, не суждено мне  быть  Садовником.  Хорошо  хоть,  что  инструменты
сохранил. У меня и тут закавыка - люблю работать своим инструментом.
   - Вот-вот. Тебе до сих  пор  мешают  замашки  хирурга.  Поливит  -  еще
полбеды, вы все им чересчур увлеклись.  Славик,  правда,  светлая  голова,
учуял подвох в этой машинке, но мы сейчас не об этом... Беда в том, что ты
и не искал других путей. Не пытался искать. Раз чужая душа -  потемки,  то
ты решил и не утруждать себя особо. А  теперь,  я  так  понимаю,  и  вовсе
умываешь руки?
   - Иван Антонович, - взмолился Илья. - Ну, провалил  я  свой  экзамен  -
факт. Так что ж теперь - всю жизнь терзаться, что ли?
   - Да, да, терзаться! - рассердился старик. - Ты думаешь, я отчислю тебя
из Школы? Нет уж! Даю тебе, Ефремов, год. Иди и совершай подвиги, - старик
хмыкнул. - Тоже мне Геракл.
   Слова эти - неожиданные и радостные - озадачили  Илью:  наставник  мало
чтил современный способ  общения,  где  владыкой  была  строгая  логика  и
предельная ясность мысли. Речь его чаще всего напоминала овеществленный  в
словах поток сознания со всей его непоследовательностью и метафоричностью,
запутанными улочками ассоциаций и кажущимися логическими тупиками. Тем  не
менее за изобразительными атрибутами,  которыми  охотно  пользовался  Иван
Антонович,  всегда  чувствовалась  прозрачная  струя  мысли.  "Все  ли   я
правильно понял?" - подумал Илья.
   - Мне что - сознательно искать эти самые... подвиги? -  поинтересовался
он.
   Впервые за время тягостного разговора на лице старика мелькнула улыбка,
и оно как бы немножко подтаяло."
   - Нет, конечно, - проворчал он. -  Я  пошутил.  Что  тебе  делать  весь
год?.. Просто жить.
   Над лесопарком разлилась знакомая мелодия.
   - Сигнал ужина? - удивился наставник. - Заговорились  мы.  Недаром  еще
древние  приметили,  что  неприятные  разговоры  длятся   гораздо   дольше
приятных.  Так  что?  Поужинаем  позже  вдвоем   или   не   будем   терять
удовольствие?
   - Общий стол. Конечно же, общий, - поспешно сказал Илья. Его потянуло к
людям. Там уютный  зал  столовой,  там  неполированное  светлое  дерево  и
непридуманные улыбки.
   - Тогда побежали.
   Они бежали сначала по сумеречным тропинкам, потом  по  широким  аллеям,
посыпанным зернистым, будто крупная соль, песком, и вовсе не думали о том,
что уже тысячи лет  назад,  на  заре  своей  цивилизации,  человек  сделал
удивительное открытие: вместе сеять хлеб легче, а есть - слаще.



ПРОТЕСТ ПАРАНДОВСКОГО

   Где-то рядом цокала белка. Но то ли слишком густой была листва,  то  ли
рыжей попрыгунье не сиделось на одном месте - Антуан так  и  не  разглядел
ее. Покрутил, покрутил головой и пошел дальше.
   Он специально приземлился не на крышу института Контактов, а километрах
в двух от его здания, чтобы прогуляться по  лесу.  Здесь  пахло  смолой  и
нектаром, и этот букет казался немного странным: он  предполагал  сосну  и
гречиху, а по обе стороны тропинки росли одни дубы да зеленел орешник.
   Белка зацокала громче. В кустах орешника вдруг что-то затрещало,  и  на
поляну, открывшуюся по ходу впереди, выпрыгнул полосатый зверь.
   Антуан замер. Шагах в двадцати от него щурил желтые глаза тигр.
   "Как же так? - мысли вмиг смешались. - Рядом с институтом... Закричать,
может, кто услышит?! Нет, не успеют... Палка, камень? Ничего! Ничегошеньки
рядом нет... Значит, бой. Если не уйдет, не свернет, если прыгнет - бой!"
   Антуан весь напрягся.
   Послушное приказу мозга,  тело  человека  приготовилось  к  смертельной
схватке. Каждый мускул его мгновенно вспомнил сложную науку тренировок,  а
рассудок, успевший погасить вспышку страха, назидательно заметил:  "Теперь
ты понял, почему вас, Садовников, учили буквально всему?  В  том  числе  и
искусству боя? Совершеннейшему и страшному  искусству,  в  которое,  кроме
вас, посвящены только исследователи дальнего космоса".
   Зверь зарычал. Как-то глухо, даже по-домашнему, будто в огромной  кошке
при  виде   человека   шевельнулось   нечто,   заставлявшее   ее   младших
родственников тосковать по ласке  и  искать  убежища  у  веселого  костра.
Только теперь Антуан заметил, что тигр  держит  в  пасти  добрую  половину
антилопы - рога мертвого животного цеплялись за траву.  "Очень  хорошо,  -
мелькнула четкая мысль. - Во-первых, хищник сыт; во-вторых, чтобы  бросить
добычу, надо потратить четверть секунды. Прекрасный подарок судьбы - такая
огромная фора..."
   Тигр мотнул головой, фыркнул и не спеша побежал  к  человеку.  Шагах  в
десяти от Антуана  он  бросил  добычу,  присел.  Разинулась  окровавленная
пасть.
   Антуан тоже присел, готовясь к встречному прыжку.
   Но зверь вдруг зевнул и отвернулся, как бы утратив всякий интерес  и  к
своей  добыче,  и  к  неожиданному  сопернику.  А  за  спиной  у   Антуана
засмеялись. Звонко, в два голоса.
   - Сюда, Рик, сюда, - позвал зверя высокий блондин. Рядом  с  ним  стоял
коренастый загорелый парень в голубой форме института Контактов.
   - Вы сами виноваты, - укоризненно заметил он, весело глядя на  Антуана.
- Это экспериментальная биозона, и я  ума  не  приложу,  как  и  зачем  вы
проникли через ограждение?
   - С неба, - ответил  Антуан,  все  еще  опасливо  косясь  на  тигра.  -
Рейсовый гравилет высадил. Прогуляться по лесу захотелось.
   - Зона - не место для прогулок, - назидательно сказал загорелый. - Хотя
вы и помогли науке. Саша, - обратился  он  к  напарнику,  -  зарегистрируй
подношение Рика как  внеплановый  эксперимент.  Серия  -  активная  помощь
человеку, условия - максимально приближенные к реальным...
   - Собственно, я здесь не  посторонний,  -  Антуан  протянул  загорелому
карточку экзаменационного задания.
   - Наконец-то мы сразимся. Ну,  держись,  Парандовский,  -  с  напускной
угрозой промолвил тот и представился: - Валерий Платов, специалист по Гее.
   - Вы считаете, что Парандовский не прав? - поинтересовался Антуан. - Но
у  него  несокрушимая  логика.  Я  в  пути  познакомился  с   протестом...
Впечатляет: "в процессе биологической эволюции выживают  те,  кто  достоин
жизни... человек не имеет права вмешиваться... изменять объективные законы
природы..."
   - Это машинная логика, - тихо отозвался Саша. - Он  абстрагирует  чужую
жизнь, не узнав и не поняв ее. Несчастную и задыхающуюся.
   - Полно вам, - сказал Валерий, и Рик мотнул головой, как бы  соглашаясь
с ним. - Такие вопросы одним наскоком не решают.
   На дорожку прыгнула белка. Хвост  распушен,  в  передних  лапках  орех.
Белка зацокала требовательно, даже сердито. Отпрыгнула  в  сторону,  опять
вернулась на тропинку.
   - В кладовую свою приглашает, -  пояснил  Платов.  -  А  Рик  мясо  вам
предлагал, - обратился он к Антуану. - Вот какие у нас звери...
   - Пойдемте, - сказал Саша. - Вам надо повидаться с Яниным, а он куда-то
собирался.


   О Янине ходило много легенд.
   Ветераны Службы Солнца считали, что в лице  руководителя  объединенного
института Контактов  пропадает  идеальный  Садовник,  а  Янин,  когда  ему
говорили об этом, смеялся  и  отвечал:  "Нет-нет,  мне  легче  с  фторовой
медузой договориться, чем с соплеменником...  Да  и  вам  выгодно  -  свой
человек в институте".
   Хозяйство Янина  все  разрасталось,  так  как  люди  его  занимались  в
основном предварительными исследованиями новооткрытых миров,  а  в  них  -
мирах-то - не было  недостатка.  Несколько  десятков  планет,  на  которых
обнаружили жизнь, обхаживали легионы специалистов из  института  Янина,  а
Гея с ее гуманоидами вообще была на положении баловня. Янин лично  отбирал
для нее наблюдателей, летал туда дважды в год, хотя свирепые аборигены еще
в первой экспедиции умудрились раздробить своему опекуну кисть руки.  Янин
и тут нашел место для шутки. "Не-е, - говорил он, -  они  ребята  славные.
Просто я поспешил подсунуть им принцип действия пращи"...
   Кроме всего прочего, академик Янин упорно и мощно воплощал в жизнь свое
понимание любого контакта с  внеземными  мирами  как  проявления  активной
доброты.  "Экологический  кризис  Земли,  -  любил  повторять   он   своим
последователям, - учит нас если не любви к каждому камню,  то  по  крайней
мере уважению к его суверенности и праву  сохранять  в  неприкосновенности
свою кристаллическую структуру". Над его изречениями  порой  посмеивались.
Янин не обижался, тут же заводил разговор, например, о примитивных  формах
сознания и нарочито-доверительно сообщал: "А вы знаете, что путь к  сердцу
аборигена лежит через его желудок?" Антуану чрезвычайно нравился  и  стиль
его научных работ - минимум академичности, минимум истории  вопроса,  одни
предпосылки и выводы. Янина упрекали: где, мол, ваши доказательства? А  он
без тени улыбки пожимал плечами: "Зачем доказывать очевидное?  Я  не  пишу
спорных вещей. Это все, увы, аксиомы..."
   - Не повезло, -  вздохнул  Платов,  выходя  из  кабинета  академика,  -
упустили мы шефа. Наверно, прямо из кабинета отправился на  крышу.  Сейчас
проверим.
   - Тоже поднимемся?
   -  Не-е,  -  протянул  Валерий,  явно  копируя  Янина.  -   Шеф   любит
стратосферный режим. Если стекла дрогнут, значит, улетел.
   Дрогнули не только стекла, но и пол: тяжелая машина проткнула небо алым
сполохом и тут же исчезла.
   - Надеюсь, не на Гею? - поинтересовался Антуан.
   Платов юмора не понял:
   - Не собирался. Вы не волнуйтесь -  к  утреннему  обходу  владений  шеф
будет на месте.
   Они вместе поужинали.  Потом  минут  сорок  играли  в  бадминтон,  пока
Валерий,  который  взял  слишком  быстрый  темп,  не  сдался  на   милость
победителя.
   - Еда, спорт - это хорошо, даже здорово, - сказал Антуан. - А чем еще у
вас развлекают гостей?
   - Яниным, конечно, - улыбнулся Платов.
   - Жизнеописание?
   - И подвиги, - добавил Валерий и тут же под  большим  секретом  сообщил
то, что наверняка знал уже весь институт: - Я пишу о нем книгу...
   Антуан тоже кое-что знал о Янине. Реплики будущего Садовника еще больше
подогрели просветительский пыл специалиста по Гее. Платов оседлал какой-то
громоздкий гимнастический снаряд и, не скрывая торжества, спросил:
   - А когда Янин впервые применил свой принцип активной доброты и что  из
этого получилось, вы, конечно же, не знаете?
   - Грешен, не знаю, - согласился Антуан.
   Он на миг отвлекся от разговора,  чтобы  посмотреть  на  мягкие  краски
вечера, стайку девушек, бегущих к бассейну,  белый  мяч  над  волейбольной
сеткой, а главное  -  чтоб  полюбоваться  зданием  института:  от  круглой
"головы"  конференц-зала   ввысь   наклонно   уходили   два   корпуса   из
поляризованного стекла,  напоминающие  простертые  руки.  Они  уверенно  и
бережно поддерживали небо.  Высокое,  бездонное,  с  редкими  серебристыми
перьями туч, с первыми звездами.
   - ...Я уже говорил, это  было  сорок  семь  лет  назад,  -  рассказывал
Валерий, - и Янин тогда был кем-то вроде меня - молодой ученый только  что
созданного  института  Контактов...  Их  сначала  приняли  за   блуждающие
астероиды. Точнее - это были "пришлые" тела, путь которых лежал по вектору
от созвездия Близнецов. Сам факт -  тела  именно  извне,  так  как  у  них
траектория, а не орбита - очень заинтересовал астрономов. Обоих гостей  из
космоса тщательно исследовали, взяли необходимые пробы. Это были  каменные
ядра поперечником около двух километров, оплавленные, а потом изъеденные в
долгих  странствиях   межзвездной   пылью.   Доктор   Кейт,   руководивший
исследовательской экспедицией, выдвинул  довольно  убедительную  гипотезу:
необычные  гости  есть  не   что   иное,   как...   вулканические   бомбы.
Предположение вызывало невольное уважение  к  далекой  родине  "камушков".
Какой яростной и молодой должна быть планета,  чтобы  ее  вулканы  рождали
бомбы таких размеров, и какая мощь должна кипеть в  ее  огненной  груди  -
попробуйте даже при нашем уровне техники запустить такую  громадину...  Но
не  это  главное.  Чудо  случилось  семнадцатого  августа.  В  этот   день
космические  гости  изменили  курс:  один  отправился  к  Венере,   другой
прямехонько к Меркурию. Представляете?
   - Загадочно, - согласился Антуан, изучая вдохновенное лицо  Платова.  -
Но, насколько я знаю, аборигены с Геи  -  пока  самая  ценная  находка.  В
смысле разума.
   - При чем здесь разум, -  Валерий  досадливо  повел  плечом.  -  Я  вам
рассказываю, как был найден Великий Критерий. И вообще, если хотите,  Янин
- это будущее вашей службы. Вы культивируете добро в людях, а  Янин  -  во
всей доступной нам вселенной. Улавливаете масштаб?!
   - Это он раскрыл тайну "вулканических бомб"?
   К  стыду  своему,  Антуан  действительно  не  знал  этой  занимательной
истории.  Впрочем,  чему  тут  удивляться?  Знания  множатся,   а   память
человеческая...
   - Он работал тогда в филиале института, на Венере, - пояснил Платов.  -
Янин  отпросился  посмотреть   странного   гостя.   Один.   На   маленьком
космоботе... Этот эпизод рассказан в моей  книге  от  первого  лица.  Если
хотите, могу воспроизвести почти дословно.
   - Валера! Случай послал вам редкого слушателя.
   - Начинаю:
   "...Я провозился восемь часов. Все напрасно. Напрасно искать разум там,
где его просто-напросто нет. Не имеет  "гость"  и  каких-либо  движителей.
По-видимому   правы   физики   пространства.   Они    предполагают,    что
маневрирование гостей с Близнецов вызвано гравитационным  полем  Солнца  и
особенностями строения вещества астероидов. Я же думал, что  это  какая-то
форма жизни камня, так как нет и не может быть строгого  разделения  между
живым и неживым веществом и одно незаметно переходит в другое.
   Я покинул  поверхность  астероида,  но  не  улетел.  Хочу  еще  немного
понаблюдать за пришельцем из далеких миров, подумать о его судьбе. Я думаю
так: "А если это все-таки форма жизни? Предположим такое на минутку. Тогда
ей нужна среда обитания. Среда обитания подразумевает  сочетание  условий,
необходимых для жизни. Главное из них - энергия, ее источник