па. Теперь не надо будет крутить по вечерам его видеописьма. С Арктура и
Проциона, и еще с какого-то Зуба Дракона... Он дома. Вернулся!"
   Окна гостиной на первом этаже их дома  были,  как  всегда,  распахнуты.
Алена еще издали услышала чужой голос, узнала его и обрадовалась  вдвойне:
папа вместе с дядей Сеней прилетел.
   "Сейчас напугаю, - засмеялась она, ныряя в густые  заросли  черемухи  и
пробираясь  к  ближайшему  окну.  -  Рычание  бронеящера  с  Проциона  под
аккомпанемент раскатов земного грома - блеск!"
   Девочка потянулась к  окну,  услышала  голос  матери  и...  замерла  от
страха.
   Мама... Что с ней?
   - Сеня, милый, я не пойму. - Мама говорила с трудом, как бы превозмогая
острую боль. - Я ничегошеньки не пойму. Повтори. Скажи еще раз.  Они  ведь
живы? Живы?
   - Да, Мария, я уже говорил... Вне всяких  сомнений.  Но...  Этот  поток
жесткого излучения был для них полнейшей неожиданностью. Хочешь спастись -
прыгай в подпространство. Но вся беда в том, что у  них  нет  энергии  для
обратного прыжка.
   - Где же они теперь, где?
   - Не знаю, Мария.
   Страшные слова не все сложились в сознании девочки. Она поняла  одно  -
отца дома нет, он не прилетел. Холодные потоки дождя мгновенно  смыли  всю
радость, тело у Алены закоченело.
   - ...Нет, Мария. Выйти на связь они тоже не могут. По той же причине  -
у них нет энергии. Теперь все зависит от случая.  Если  они  вынырнули  из
подпространства где-то рядом, то дойдут к Земле на ионной тяге. Но если их
бросило вдоль Радиуса доступности...
   - Это много, Сеня?
   - Семь тысяч световых лет.
   "Не будет! - замерло сердчишко Алены. - Папы не будет... Тысячи  лет...
Даже вестей не будет!"
   Она то ли вскрикнула, то ли застонала.
   Не помня себя, не видя ничего вокруг, бросилась бежать.
   Напролом. Безоглядно.
   Колючие ветки шиповника схватили девочку на  опушке  -  она  рванулась.
Обдираясь в кровь, высвободилась.  Бежала  уже  из  последних  сил  -  все
дальше, все глубже в лес. Задыхалась от рыданий, от черного ужаса, который
гнался за ней буквально по пятам: "Не будет! Тысячи лет не будет..."
   В глухом овраге Алена упала. Силы и мысли покинули  ее.  В  распахнутых
глазах  девочки  отражались  равнодушные  звезды,  успевшие  объявиться  в
прояснившемся небе.
   ...Дома  Илью   ожидало   письмо   от   сестры   и   три   разноцветные
карточки-опросники.
   "Узнаю Светлану, - подумал он, открывая узенький конверт. -  Узнаю,  но
не понимаю. Почему деловая и сильная женщина  отдает  предпочтение  клочку
бумаги, а не живому общению? Всего-то дел  -  набери  индекс  на  браслете
связи и говори, сколько хочешь..."
   Письмо было обычным: несколько  фраз  о  Вадиках  -  большом  и  малом,
краткий отчет об успехах Светланы в генетическом моделировании,  а  вот  и
традиционные нравоучения. Ну что ж, все это уже было.  Впрочем,  нет.  Вот
здесь сказано нечто новое. Любя, конечно,  пишет,  но  как  непримиримо  и
обидно:
   "Может, ты и знаешь, но  на  всякий  случай  сообщаю:  Иштван  Кишш,  с
которым  ты  учился  в  медицинском,  вчера  назначен  главным  врачом  на
Пальмиру. Это прекрасная планета курортного типа.  Только-только  сдали  в
эксплуатацию. У Иштвана теперь море работы. Не  обижайся,  Илюша,  но  мне
обидно за тебя. Обидно, что  ты  бросил  конкретное  и  нужное  дело  ради
сомнительных занятий добротворством.
   Я не отрицаю Службу Солнца. Но для тебя,  зрелого  специалиста,  это  -
запоздалая романтика...
   Потом уж очень эфемерна ваша главная заповедь -  счастье  должно  стать
неизбежностью. Мы и так счастливы - общественно счастливы. Но я, например,
ни за что и никому на свете не  отдам  свою  неудовлетворенность  ученого,
слезы неудач и даже... вспышки ревности..."
   - Чудак-человек! - воскликнул Илья, откидываясь в кресле. - Да кто тебе
мешает - страдай, ревнуй на здоровье! Эх, сестричка, сестричка!..
   Его одолевало возмущение.
   Чтобы отвлечься, Илья взял карточки опросов общественного мнения.  Так,
институт Семьи интересует мое отношение к полигамии. Думаю, дело  стоящее,
на  любителя...  Дальше.   Служба   Сервиса   просит   поделиться   своими
соображениями о работе  Центров  обслуживания.  Отвратительная  система  -
привязывает тебя к земле крепче фундамента. И это  во  времена  модулей  и
дубликаторов вещества... Что  еще?  Опять  двадцать  пять  плюс  Светлана.
Голубая карточка института  социальной  психологии,  а  на  ней  "голубой"
вопрос: "Назовите  основные  моральные  категории,  определяющие  сущность
современного человека".
   "Это пожалуйста",  -  улыбнулся  Илья  и  размашисто  начертал  поперек
карточки: "Стремление к всеобщему счастью!"
   Подумал немного, хмурясь и поглядывая на  письмо  сестры.  Затем  начал
писать прямо на карточке:
   "Согласен с тобой, Светлана.
   Сделать всех людей одинаково счастливыми - это, конечно, прекрасная, но
несбыточная мечта, не более. Невозможная мечта, да и ненужная.  Счастье  -
не хлеб, его на равные кусочки не разделишь.
   Но!
   Но делать людей счастливее можно и нужно. Необходимо!
   Поэтому я не приемлю твою (или у кого ты там вычитала?) формулировку  -
"мы общественно  счастливы".  Чересчур  уж  она  обтекаемая,  удобная  для
равнодушных. Да, общество в целом счастливо. Но это вовсе не  значит,  что
Анатоль, заблудившийся в собственной душе, имел право убить себя и других,
уничтожить  огромный  труд  людей.  Это  не  значит,  что  общество  может
позволить таким, как Дашко,  паразитировать  на  чужих  интеллектах.  Наше
всеобщее благополучие  ни  в  коей  мере  не  может  оправдать,  например,
равнодушия к судьбам аборигенов далекой Геи. Видишь, сестричка,  как  туго
все переплелось.
   Может, ты помнишь, я с  детства  люблю  старые  слова.  Выстраданные  и
испытанные, отмытые в реке времени так, что к ним пришел совершенно  новый
смысл.
   Так вот, Светлана.
   Я знаю пока во Вселенной одно божество - человека. И воля его не  может
быть иной, кроме воли любви, счастья и добра. Это его предопределение, его
светлый рок, если хочешь - фатум, но только рукотворный,  улыбчивый.  Это,
наконец, - судьба человечества. Им  лично  выбранная  -  раз  и  навсегда,
добытая кровью и потом, и потому непреложная!"
   Письмо сестре было как взрыв, как освобождение от сокровенных  и  давно
созревших мыслей.
   Сразу стало легче. И сразу  навалилась  неодолимая  усталость,  которая
собиралась несколько недель подряд и которую он старался отогнать все  эти
дни...
   Где-то над городом пробовала свой голос гроза.
   Но Илья уже не слышал ее громыхания. Он  спал,  неудобно  согнувшись  в
кресле и положив под правую щеку ладонь.


   - Вот беда, - пробормотал Гуго, останавливаясь. -  Передохнем  минутку.
Здесь поляна.
   Он явно не выдерживал темпа, который задал Илья: часто и трудно  дышал,
на широком, добродушном лице блестели капельки пота.
   - Ты обижаешь свой организм, брат. Запустил совершенно,  -  укоризненно
заметил Илья, хотя все его мысли были сейчас о девочке.
   Что с ней?
   Где она?
   Вокруг стоял ночной лес. Кроны сосен  глухо  шумели,  иногда  слышались
голоса  людей,  перекликающихся  между  собой,  вскрикивали  потревоженные
птицы. В полукилометре от их поляны над лесом неподвижно  висел  гравилет,
поддерживая  чашу  сверхмощного  прожектора.  Мертвенный   голубой   свет,
казалось, даже не касался земли. Плавал, клубился над слоем хвои, вместе с
туманом стекал на дно оврагов.
   "Еще час назад, - подумал Илья, - я мирно спал в кресле. Так мирно, что
даже не услышал сигнала вызова. Спасибо Гуго - разбудил..."
   Он снова увидел над собой  лицо  товарища,  услышал  его  взволнованную
скороговорку:
   - Проснись, брат, проснись скорее. Беда.
   - Что случилось? - подхватился он.
   Уже на ходу Гуго пояснил:
   - Пропала девочка. Нина  Лад  просила  всех,  кто  свободен,  помочь  в
розыске. Представляешь, - добавил он сокрушенно, - там около десяти  тысяч
гектаров нетронутых лесов, овраги...
   Перед нарядным зданьицем местного отделения Службы Солнца уже собралась
толпа. Люди стояли молчаливо, в дождевиках  и  куртках,  с  фонариками.  У
некоторых к поясам были пристегнуты комплекты первой помощи.
   - Чего ждать? Чего? - заторопился Гуго. - Машины уже поданы.
   К белому пятачку посадочной  площадки  в  самом  деле  подошла  колонна
пассажирских гравилетов.
   - Спасибо, друзья! - возле входа в головную  машину  появилась  высокая
гибкая женщина. Она повернулась лицом к толпе -  на  груди  сверкнул  знак
Солнца. - Спасибо, но мы не можем забрать с собой всех. Нам  нужно  сто  -
сто двадцать добровольцев.
   Не обращая внимания на ропот недовольства, Нина Лад продолжила:
   - Объясняю суть дела. Девочку  зовут  Аленой.  Двенадцать  лет,  одежда
светлая,  легкая.  Четыре  часа  назад  она  заказала  у  нас  грозу   для
отца-звездолетчика и побежала его встречать. Девочка не знала, что отец ее
не вернулся. Вообще не вернулся... В дом свой Алена так и  не  вошла.  Где
она - никто не знает.
   - Мог ли кто сообщить ей о несчастье? - спросил  чернобородый  юноша  в
куртке службы Сервиса.
   Нина Лад покачала головой:
   - Исключено. Но хватит об этом. Надо искать.
   И вот уже два часа, как длятся поиски. Что с девочкой? Где она?
   - Давай разойдемся, - предложил Илья Гуго. - Так будет быстрее.
   Света прибавилось - над лесом зажгли еще два прожектора. Прибавилось  и
тумана. Он поднимался, будто паводковая вода, струился вверх, к верхушкам,
скрадывая контуры стволов. От него веяло холодом и тревогой.
   Что с Аленой?
   Мигнул браслет связи. К Илье тотчас вернулись ночной лес, туман, голоса
людей и птиц.
   - Будьте все внимательны, - предупредила Нина Лад.  -  Только  что  нам
сообщили: во время грозы девочку видел биоархитектор Евгений Павлов. Это в
вашем квадрате, Илья, за питомником. Павлов окликнул ее, но девочка или не
услышала, или не обратила внимания.  Бежала  сломя  голову.  Глаза  дикие,
остекленевшие...
   - Спасибо за информацию. Ищем.
   "Скорей всего аффективно-шоковая реакция,  -  подумал  Илья,  перебирая
свои   медицинские   познания.   -   Форма   гиперкинетическая:    реакция
"двигательной бури" по Кречмеру. Похоже, очень похоже. Паническое бегство,
движения беспорядочны и хаотичны. Где находится, что с ним  -  человек  не
осознает..."
   В чаще испуганно ухнул  филин.  Туман  разрастался,  осторожно  обходил
ветки, будто боялся поколоться о хвою.
   - Илья-я-я!
   Возглас долетел глухо и невнятно, откуда-то из темных глубин оврага.
   - Сю-ю-да-а! - опять позвал Гуго.
   Илья поднял руки, чтобы защитить лицо, и ринулся вниз.
   Девочка лежала на боку, неестественно повернув голову, а Гуго  суетился
вокруг и только мешал.
   -  Вызывай  гравилет,  -  отрывисто  бросил  Илья,  поднимая  маленькое
закоченевшее от холода тельце на руки.  -  Здесь  они  не  сядут,  деревья
мешают, пусть идут за нами по пеленгу. К поляне.
   Выражение ужаса, застывшее на лице у девочки, изменило ее черты, к тому
же в овраге было темно, однако Илья все равно почувствовал в облике Аленки
нечто очень знакомое.
   "Странно... Я определенно где-то ее  видел.  Впрочем,  лучше  под  ноги
смотри. Чертовски скользко! А диагноз подтвердился.  Классический  случай,
по Кречмеру. После "двигательной бури" - реакция "мнимой смерти"... Бедная
девочка. Как тебя горе ударило... А что,  если  попробовать?  Нет,  гипноз
сейчас ничего не даст... А что, если..."
   Громадина гравилета возникла  перед  ним  внезапно,  буквально  в  двух
шагах. Илья увидел рядом с собой Гуго, и  Нину  Лад  увидел,  и  были  еще
какие-то люди, но мир для него вдруг сошелся на маленькой женщине, которая
шла к нему будто слепая, на  ее  горестном  лице  и  моляще  протянутых  -
"Девочка моя!" - руках.
   "Она, - тупо и удивленно отметил Илья.  -  Незнакомца.  Моя  Прекрасная
Незнакомка!"
   - Алена уже вне опасности, - сказал он. - Уберите резкий свет.
   - В медцентр, - скомандовала Нина Лад.
   Гравилет прыгнул в небо.
   "Будь что будет, попробую, - решил  про  себя  Илья.  -  Соединить  два
сознания без  помощи  поливита,  конечно,  трудно.  Почти  невозможно.  Но
попробовать надо".
   Лицо Прекрасной Незнакомки опять  всплыло  перед  его  глазами.  Она  о
чем-то спрашивала, но Илья, приняв решение, от всего отключился.
   - Мне нужна тишина, - сказал он, укладывая холодное тельце на  сидение.
- И фон. Думайте  все.  Интенсивно,  сосредоточенно.  Нужен  фон  тепла  и
участия. Вы как бы пытаетесь проникнуть в душу девочки.  В  душу,  которая
захлопнулась от болевого удара... Осторожней, пожалуйста. Ласковей!
   Он опустился на колени, чтобы было удобней,  положил  пальцы  на  виски
Алены.
   - Думайте, -  попросил  Илья,  закрывая  глаза  и  сосредоточиваясь.  -
Ласковее. И настойчивее. Еще настойчивее!
   Девочка шевельнулась, застонала.
   - Беру, - прошептал Садовник, раскачиваясь, будто в трансе. -  Беру  на
себя!
   Чужая боль обожгла мозг. Илья, коротко вскрикнув, отпрянул.
   Контакт сознании прервался, но дело уже было сделано: Алена  потянулась
к матери, заплакала. Жалобно, взахлеб, вздрагивая всем телом.
   За теми рыданиями пассажиры гравилета почувствовали  облегчение,  будто
девочка, наконец, сбросила с себя огромный и непосильный для нее груз.


   Илья знал: климатологи после  некоторых  пререканий  в  местном  Совете
продлили купальный сезон до двадцатого октября.
   Небольшая гроза, прошумевшая  вечером  по  заказу  Алены,  не  остудила
Днепр. Парная, даже более теплая, чем  обычно,  вода  обнимала  и  уносила
Садовника в ночь. И тело, испокон веков недоверчивое тело, на какой-то миг
обманулось, отдалось изначальной среде.
   Среда эта в сей благословенный час одинаково ласково принимала  все.  И
поздние  звезды  осени,  и  предостерегающий  блеск  буйков,  обозначающих
фарватер, и одинокого пловца.  Стояла  такая  фантастическая  тишина,  что
Илья,  казалось,  слышал,  как  в  дальних  заводях  ворочаются   во   сне
двухметровые сомы.
   "Пора!" - коротко всплеснула под рукой волна.
   Илья повернул к берегу.
   Ива, которую он не раз снимал, стояла сонная и немая. Дерево показалось
Илье растерянным: тут пора одежды скидывать, жизненный цикл  подсказывает,
а река советует зеленеть... Ива оставалась. Илья улетал и увозил записи из
ее жизни, и ее нехитрые тайны увозил.
   "Жаль только, - подумал он, - что никакая запись не сохранит  для  меня
волшебство птичьих ораторий".
   Городок без них не мыслился,  впрочем,  как  и  память  о  нем,  однако
стажеру надо было торопиться.
   Вообще-то можно было вылететь утром.
   На пределе скорости, загерметизировав  модуль,  Илья  успевал  к  месту
встречи, даже если бы вылетел в семь. Но утром пришлось бы прощаться  -  с
Гуго и Калием, Ниной Лад и, пусть мысленно, с Прекрасной Незнакомкой,  чья
боль отрезвила его, отвлекла от бесплодных мечтаний. Прощаться Илье  ни  с
кем не хотелось.
   Ночное купанье взбодрило его. Куда и девалась противная тяжесть в ногах
- наблуждался все-таки по лесу, упорядочились мысли.
   Вот и Шестое кольцо. Дом его крепко спал.
   Илья зажег в обеих  комнатах  средний  свет,  и,  хотя  в  модуле  было
абсолютно чисто, для чего-то скомандовал автоматике:
   - Все убрать. И живо.
   Затем на глаза попалось неотправленное письмо к сестре.
   Илья  перечитал  несколько  фраз,  прикрыл  на  миг   глаза:   "Да,   я
действительно знаю во вселенной  одно  божество...  Но  каким  слабым  оно
бывает! Как сложны его пути к совершенству! И как  трудно  убедить  подчас
беспомощное, хнычущее божество в  том,  что  оно  -  велико  и  прекрасно,
заставить его поверить в свое великое человеческое, а может, и космическое
предназначение... Разве это не конкретное и нужное дело, к которому хотела
бы приобщить меня Светлана? Кроме того, она не знает..."
   Светлана не знала,  что  вчера  Юджин  Гарт  прежде  чем  поздороваться
объявил ему решение  комиссии  о  присвоении  Илье  Ефремову  квалификации
Садовника и, подмигнув, поинтересовался:
   "Не передумал лететь на стройку? Смотри, Анатоль уже будто бы взялся за
ум, кроме  того,  с  ним  Ирина.  Экзамен  тебе  зачли.  Теперь  ты  волен
выбирать".
   Его опять начала одолевать усталость, клонило ко сну.  Илья  глянул  на
браслет связи. До встречи оставалось четыре часа. Он вернулся  на  лоджию,
устроился в кресле и стал слушать, как  свистит  ветер.  И  опять  услышал
голоса птиц. Как тогда, в Птичьем Гаме, ранним утром...
   Его разбудило солнце. Огромное, лохматое, оно, казалось,  раскачивалось
перед самым носом и беспощадно слепило.  Он  зажмурился,  а  когда  открыл
глаза, то первым делом увидел внизу плавный и  мощный  изгиб  Волги.  Река
сверкала чистотой и солнцем. Само же светило вернулось  на  свой  пост,  а
вместо него метрах в трехстах от Ильи плыл желтый модуль Жданова.
   - Эй там, на палубе,  -  крикнула  Язычница,  высовываясь  из  окна.  -
Приготовиться к стыковке! Кос-с-смический вариант! В небе над Волгой!
   Модули медленно сближались.
   - Где Анатоль? - крикнул Илья.
   - На кухне, - засмеялась Ирина. - Я поручила ему,  как  монументалисту,
украсить стол. Надеюсь, ты не успел позавтракать.
   Их модуль стал разворачиваться.
   - Осторожно, ребята, - предупредил Илья. - Сейчас тряханет.
   Удар оказался сильнее, чем он предполагал.
   Высокая ваза из монохрусталя упала на пол и разбилась. Что-то рухнуло с
полок. Только ванька-встанька сначала  бешено  заплясал  на  столе,  потом
раскланялся, но все-таки не упал.




ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СВЕТ В ОКНЕ


ОСОБЫЕ ПОЛНОМОЧИЯ

   - Давай на скоростную, - предложил Егор.
   Они  перепрыгнули  на  голубую  дорожку.  Скорость   движения   заметно
возросла. Только на этих узких дорожках Илья замечал, что  под  ногами  не
твердь, а жидкость. Тяжелая, маслянистая, чуть вздрагивающая то ли  от  их
движений, то ли от лихого нрава электромагнитных полей,  которые  увлекали
ее за собой, но  все-таки  жидкость.  Конечно,  все  это  элементарно,  но
ощущение такое, будто несет тебя по земле не чудо техники, а  всамделишный
голубенький ручей. Так казалось в детстве. С возрастом ощущение не  прошло
и Илья каждый раз ему радовался.
   - Тебе-то куда спешить? - спросил он. - Или, может, вдвоем махнем?!
   - Оля в порту ждет, - пояснил Егор. Лицо его чуть погрустнело. -  Хочет
проводить тебя.
   "Это здорово, что придет Ольга,  -  подумал  Илья.  -  От  нее  светлей
становится. Вот уж кто от рождения создан для Службы Солнца:  одним  своим
видом исцеляет душевную маету. Счастливец Егор! Три года любви и работы  -
разве это не счастье?! Интересно, что сказали в институте трансплантации?"
   - Как у нее дела? - спросил он. - В институте, имею в виду.
   - Ты знаешь, - Егор развел руками. - Она отказалась от... живой  ткани.
Не хочу, говорит, чужие глаза. Вдруг, мол, мы не  понравимся  друг  другу,
что тогда делать? Ты же знаешь - у Ольги очень своеобразная логика.
   - И что решили?
   - Будут выращивать  искусственно.  Дело  новое,  еще  не  отработанное.
Особенно, говорят,  с  сетчаткой  много  возни  и  с  передачей  цветового
спектра... В случае удачи месяца через три можно ожидать... - Егор умолк.
   - К тому времени я, наверное, уже вернусь, - заметил Илья.  -  Двадцать
дней на дорогу - туда и обратно. И на  "Галактике"  максимум  два  месяца.
Правда, пользы с меня никакой. Я уже сто лет не оперировал, хотя это и  не
меняет дела. Операцию вживления все равно ведут автоматы.
   Дорожка перемахнула через  холм,  заросший  кустами  орешника.  В  лица
ударило ветром, остро пахнущим грозой. В долине, километрах в двух от них,
на  белокаменной  террасе  стояло  веретено  здания  космопорта   дальнего
следования,  а  на  зеленых  склонах  будто  грибы-дождевики  белели  шары
нуль-пространственных звездолетов. Снабжали окрестности озоном именно они:
Илья не раз наблюдал, как насыщается все электричеством, когда многотонная
громадина,  окруж