Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Научная фантастика
      Свавченко Владимир. За перевалом -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  -
новодной реки. Берн поинтересовался, в память о каком именно Свифте назван залив. - О Джонатане! - хором ответили малыши. - Вот как! Сатирике? - И не сатирике, а фантасте! - прогалдел хор. Профессор не скрыл неприязненного удивления: он не любил Свифта. "Вот действительно, нашли непреходящее светило!" Малыши заметили, их задело. - А он все правильно написал, - задиристо сказал Эри; он планировал рядом на крылышках воробьиного цвета. - Спутники Марса Фобос и Деймос предсказал? Предсказал. Их орбиты, периоды вращения. - Ну, это случайность, - снисходительно заметил Берн. - И струльбрудгов - тоже он! - подал голос летевший по левую руку от профессора Ло. - Как, разве и струльбрудги существуют?! - иронично поразился Берн. - Это где же, на какой планете? С каких времен? - Ну, знаете! - умело спародировал его иронию Ло. - Я понимаю, сомневался бы в струльбрудгах Дед Ило, которому всего-то неполных два века. Но когда их отрицает Аль, родившийся в 51 году до на шей эры!.. И все покрыл звонкий хохот малышей. Берн не нашелся, что возразить. Жизнь для "орлов" была игра, правильным в ней было все, что интересно. Поэтому, может быть, напрасно на привале профессор - сначала снисходительно-вразумляюще, но постоянно накаляясь от скептических возражений и похмыкиваний Ло и Эри - начал объяснять, что Свифт был вовсе не ученый, а плохой литератор, желчный малосведущий сатирик, который своими выдумками высмеивал, современное ему общество, пытался унизить людей противопоставлением их нравов лошадиным... - И не людей вовсе, а эхху, - возразил Эри. - При чем здесь люди? - Он зло пародировал в своей Лапутянской академии и в образах ее ученых мужей Королевское научное общество Великобритании, - вел дальше Берн, - высмеивал даже таких членов его, как Иссак Ньютон и Иоганн Кепплер. Но до сознания малышей это не дошло. Автор "Гулливера" не мог быть плохим, желчным, недобрым. Плохое они вообще не хотели знать. Все неудачное, злое - ив сочинениях Свифта, и у других фан тастов - они оставляли без внимания, как и явные противоречия с научным знанием. Это не имело значения - у вымысла своя правда. ...Это было замечательно: мир, категорически отвергший ложь - даже "святую", "во спасение", - бережно хранил и накапливал художественный вымысел: сказки, фантастику... "Почему? - недоумевал Берн. - Только потому, что в них нет корысти?.." Собственно, в мире, творящем и познающем новое, другого отношения к вымыслу быть не могло. С вымысла начинается мысль - он и есть мысль. Талантливый вымысел есть реальность ноосферы, реальность разумной среды - наравне с машинами, зданиями, мостами. И случается, что намного переживает их. Вот и Свифт... - А "лапуты"? - возгласил Эри. - Они ведь тоже есть. - Но... эти летающие острова не такие, они иначе устроены. - -Так что? Сейчас многое не такое, техника - она ведь развивается. Нет, спорить с малышами было накладно. Ило не вмешивался, с интересом слушал обе стороны, посмеивался одними глазами. - М-м... конечно, я не все еще знаю, - скрывал за иронией раздражение профессор, - эхху, струльбрудги, "лапуты"... Так, может, и гуигнгнмы есть?! Это был вызов. Делом чести для "орлов" стало доказать, что да, и гуигнгнмы есть. Случай представился в следующие же дни. Может, пасись эти полудикие трехлетки в иных местах, они так и остались бы для детей просто лошадьми. Но на берегах залива Свифта и островках смыкающейся с ним дельты, конечно же, могли обитать только гуигнгнмы. ...Живности было много на планете - дикой, полудикой, домашней. Самые приятные отношения "орлы" установили с коровами. Это всегда превращалось в игру: найти стадо, выбрать самых симпатичных ("Эту!.. Нет, эту!..") - из расчета по соску на каждого, привести в лагерь, "в гости". Вела процессия: двое держат за рога, кто-то несет хвост, кто-то забрался верхом; рога растерянных и довольных общим вниманием коров украшены венками; кто-то на ходу потчует каждую вкусной травой, молодыми побегами. И разумеется, каждую надо было назвать, огладить бока, почистить от пыли, промыть у ручья соски, глаза от натеков, ноздри. Коровам такое обхождение ужасно нравилось: они глубоко дышали, поводили глазами, норовили лизнуть руки детишек. И питались "орлы" не как-нибудь, а по строгой схеме: установив корову удобно, укладывались под нее крестом, лицами к свисающим щедрым соскам; время от времени хлопали себя по тугим животикам, прикидывали: хватит или попить еще?.. И насасывались так, что вопрос о заказе ИРЦ обеда или ужина отпадал. Это была общепланетная мода, от которой при случае не уклонялись и взрослые. Коровы же, завидев пролетающих малышей, всегда поднимали головы и нежно-призывно мычали. А в пеших походах за "орлами", случалось, увязывались самые беспокойные и мечтательные, приходилось общими усилиями возвращать их в стадо. Лошадей было немного в силу малой нужды в них: для спорта да для езды и работ в горных условиях, где они оставались вне конкуренции с любым другим тяглом - живым или механическим. У залива Свифта они и вовсе существовали для установления экологического баланса на новом материке. Люди наведывались сюда для ветеринарного контроля, реже для отгона. Лошади паслись - не дикие, не домашние, сами по себе. "Гуигнгнмы" не вдруг приняли "орлов" в компанию. Первый день малыши бегали, играли, купались, жгли костры сами по себе, а группки лошадей на лугу и островках паслись, пили воду, переплывали протоки, гонялись со ржаньем друг за дружкой - сами по себе. Только косили глазами в сторону детей да иногда, перестав пастись, поднимали головы, настораживали уши - следили. Когда "орлы" приближались, они уходили, не переставая щипать траву, а иные поворачивались задом и недвусмысленно поднимали копыто. Но поздним вечером они пришли глядеть на разведенный у воды костер, на чинный ужин малышей; стояли поодаль, светили из тьмы парами глаз - круглыми фиолетовыми телеэкранчиками. На следующий день подпустили самых рискованных и дружелюбных, которые, приговаривая: "Кось-кось!.." - тянули к ним краюхи свежего посоленного хлеба. Хлеб-соль был принят, лошади дали себя гладить, расчесывать гривы, выбирать из них и хвостов репья. Дальше - больше. В жаркий полдень те и другие купались в протоке - сначала рядом, потом вперемешку. Настырные "орлы" подплывали, забирались лошадям на спины, прыгали с крупов в воду, переплывали протоку верхом или держась за гриву. Переплыв, выезжали на луг - и, конечно же, нельзя было не проскакать по вольной траве против теплого ветра, замирая и обнимая шею. Девочки жмурили глаза, повизгивали, но от мальчишек не отставали. Возвращались "орлы" с исхлестанными высокой травой икрами, иные - сверзившиеся - пешком, но все равно счастливые. Вырисовывались характеры, притирались характеры... В следующие дни у "орлов" завелись сердечные дружки и подружки среди "гуигнгнмов". У Эри их было два: чалый с белой полосой вдоль хребта и гнедой. Он подзывал их кличем: "Гуи-игнгнм, гуи-игнгнм!" При одних интонациях прибегал Чалый, при других - Гнедик. Приближаясь, они отзывались похоже. И разговаривал с ними Эри таким же грудным бормотаньем, шептал, терся лицом об их морды; лошади кивали головами, трясли гривами - понимали. Когда Эри скакал, стоя и балансируя руками, на Чалом, то Гнедик бежал рядом нога в ногу - чтобы в случае чего принять дружка-гуигнгнма Эри на свой круп. Ия подружилась с кобылкой Машей, белой в серых яблоках, существом с проказливо-ироничным нравом. Она охотно позволяла всем детям кататься на себе - но очень любила на резвой рыси споткнуться на самом ровном месте, "клюнуть" головой. Не ожидающий подвоха всадник кувыркался через ее шею в траву. Маша останавливалась, начинала пастись, только лукаво косила темным глазом: что же ты, мол?.. Но Ию она так никогда не сбрасывала и всегда являлась на ее зов. - Вот скажи, что они не гуигнгнмы и не понимают! - торжествующе приставал Эри к Берну. - Позови ты Чалого или Гнедика - они и ухом не поведут. Верно, такое установилось понимание - пусть не словами, а чувствами - между малышами и лошадьми, что, глядя на них, надо было либо отказывать в разуме первым, либо признавать его за вторыми. Мир для "орлов" был весь свой. Они сами "паслись" на планете, как лошади у залива. ...Но зато и было плачу с одной стороны и призывного скорбного ржания с другой, когда пришло время расставаться. Отправив вперед вертолет с имуществом, Ило, Берн и "орлы" полетели косяком в глубь материка. Малыши глядели вниз, где мчал среди высокой травы табунчик друзей-гуигнгнмов, кликали со слезой: - Маша! Матушка! Машенька-а!.. - Чалый! Гнедик! Машутка, Гнедик, Чалый и другие лошади отвечали на призывы тонким заливным ржанием, бежали, обгоняли друг друга, подняв головы, ветер развевал их гривы. Так одни долетели, а другие доскакали до места, где рукава дельты сходились в километровой ширины реку. Табун остановился на обрыве. Стая "орлов" удалялась над водой, поднималась в нагретом потоке воздуха. Лошади смотрели им вслед, вытянув шеи. И долго, за километры, были видны с высоты продолговатые неподвижные пятнышки у края зеленого поля за рекой. Ило благодарил судьбу, что ни одна из лошадей не кинулась в воду, не поплыла за ними. Кто знает, что бы тогда началось... Потом он сердито выговаривал "орлам", что они вели себя неправильно, что нужно, относясь к животным, как и ко всей природе, доброжелательно и по-хозяйски, не привязывать себя ни к кому и ни к чему исключительными чувствами, что такие избирательные привязанности автоматически противопоставляют предметы чувств всему иному - и поэтому принесли в свое время людям не меньше бед и огорчений, чем вражда и ненависть. И все равно в последующие дни настроение в команде было пасмурное. С малышами было интересно - с малышами было сложно. Дети были несовершенней взрослых, с большими - в телесных и психических чертах - отклонениями от норм: то излишне худы, то полны, голенасты, сутулы. Одни задиристы, другие трусоваты. Сестренки Ри и Ра всегда ходили насупленные, озабоченно прятали длинноватые зубки, за которые их подразнивали "зубатиками", но когда смеялись, то без удержу, так что обнажались и десны. Дразниться, покрасоваться, прихвастнуть - это все "орлы" тоже умели. Даже приврать для силы впечатления. У них, в отличие от взрослых, имелось и словцо для обозначения такого занятия: бхе-бхе. Девочки куксились, ябедничали и - прав был Эри - иной раз влюблялись. Мальчишки же, случалось, выясняли отношения между собой и с ними грубыми действиями. Все они были, как выражался Ило, неотрегулированы; регулировка эта и составляла предмет его забот. Дети были несовершенны, дети были как дети, - и, может, именно поэтому их мир подходил Берну более, чем мир взрослых. Они были такими, как и во все времена. Ему приходило в голову, что окажись он здесь, в XXII веке, ребенком, то вжился бы в новый мир безболезненно. "Лапута" так и не ушла от реки. Ветер прекратился - она повисла над правым берегом. От меркнувшего заката широкая полоса воды внизу была багровой и застывшей. Вверху разгорались огни Космосстроя: яркие были неподвижны, как звезды, мелкие перемещались. А за ними в темнеющем небе загорались и звезды. Первым на юго-востоке запылал Сириус. Глубокую тишину нарушили редкие звучные всплески, они доносились с верховья реки. Что-то мощно и равномерно хлестало по воде. Профессор пошел к краю острова, сюда же, к бортику, сбежалась и малышня. По течению реки неслось судно, похожее на гигантский белый диск - с огнями по ободу. Верх его подкрашивал багрянец заката. Он вертелся и прыгал во воде, будто плоская галька, запущенная умелой рукой, - "пек блины". Вдали показался другой "диск" с огнями, он тоже "пек блины", догонял. Суда сравнялись друг с другом под "лапутой". Второй корабль взревел турбинами, разогнался - и в невероятном стометровом прыжке пролетел над первым. Плюхнулся впереди, очертившись веером брызг, помчал дальше. Оказавшийся сзади "диск" тоже разогнался, исполнил прыжок, но - не догнал. Малыши у барьерчика восторженно вопили, подпрыгивали. "Диски" умчались к заливу Свифта - и долго еще слышалось усиленное береговым эхом "плес-сь! пляс-с! плесь! пляс-с!". "Теперь Ило не будет покоя, - подумал Берн, направляясь к домикам, - пока "орлы" не совершат путешествие на таких кораблях-дисках". 13. ЛЕГЕНДА О НЕИЗВЕСТНОМ АСТРОНАВТЕ Берн угадал: хлеб, ломти отварной телятины, куски творожного пудинга с шоколадной корочкой - все было нарезано "по-лапутянски": ромбами, цилиндрами, конусами, знаками интегралов. Вряд ли это исполнили кулинарные автоматы ИРЦ, скорей всего, "орлы" постарались сами. Это новшество прибавило им аппетита. Да и без того пища была свежа, вкусна, к ней было вдосталь фиников, винограда, мангового сока - объедков не осталось. После ужина все расположились на лужайке возле сферодатчика. Шел час ежевечерних сообщений. - Созрел первый урожай винограда в предгорьях Сихотэ-Алиня, - заговорил женский голос. В шаре возник зеленый склон, террасы с шестами и проволоками, оплетенными лозами; проволоки прогибались, гроздья винограда свисали, будто просились в руки. - Для сбора формируются бригады по сорок работников от Южно-Уральского и Каракумского лесоводств, Алтайской лаборатории горообразования и из контролеров фабрики пищи в Кос-Арале. Съезд и начало работ завтра утром. Опоздавшим достанутся работы только по упаковке. - Подумаешь, - сказал сидевший возле Берна коротыш Фе, - Сихотэ-Алинь! Я и сам там был. - Завтра начнутся экскурсии подростков двенадцати-четырнадцати лет на Космосстрой, по курсу практического космоведения, - объявил мужской голос. - Дети познакомятся с ангаром для сборки звездолетов, аннигилятной заправочной станцией, заводами сверхлегких вакуумных материалов. Они научатся передвижению и простейшим трудовым операциям в космосе в состоянии невесомости. На этот раз из груди "орлов" вырвался почти единодушный вздох: ух, подростки!.. А им еще такого ждать и ждать: четыре, пять, а то и шесть лет - полжизни. Шар показал сборочный ангар - медленно вращающийся среди тьмы и звезд цилиндр; за прозрачной стеной что-то вспыхивало, перемещалось. Малыши мысленно были там. Картина в сферодатчике переменилась: равнинный пейзаж со сходящимися в туманную перспективу грядками; низкие растения на них, небо в плоских тучах. - Для орошения овощных плантаций на Аравийском полуострове на ближайшие двое суток объявляется дождливая погода. Режим дождя - моросящий... Ежевечерние сообщения сами по себе интересовали "орлов" ничуть не больше, чем во все времена такие штуки интересуют детей их возраста; дело было в ином. Дед Ило за свою жизнь так много повидал, участвовал во стольких событиях, начинаниях, проектах, что среди информации оказывались и такие, которые он мог дополнить из первых рук: работал в помянутом месте или консультировал по проблемам, знаком с упоминаемыми людьми - как-нибудь да относился. Это так и называлось: рассказы из первых рук - и у "орлов" была страстишка: угадать по передаваемым хроникам, к чему Дед причастен и сможет что-то рассказать. Поэтому слушали они, навострив ушки, и испытующе поглядывали на Ило. Тот сидел, скрестив ноги, руки на коленях. - От сотрясения океанского дна в районе Южного Полярного круга произошло опускание восточного побережья Гондваны, - сообщил автомат ИРЦ, - Биогеологический институт начинает там работы по наращиванию материкового кораллового слоя. Для участия в них приглашаются добровольцы-глубинники. Координаты побережья, где в ближайшие годы нельзя вести крупное строительство, следующие... Взгляды в шар, на полузалитые на просевшем берегу здания, на треснувшую арку кораллового моста через канал - испытующий взгляд двенадцати пар глаз на Ило: нет, вроде ничего - и снова на шар. ...Берн тоже один раз выступил с "рассказом из первых рук". Как-то вечером в шаре появилось продолговатое лицо Эоли. Эолинг 38 отвечал на вопросы о перспективах "обратного зрения" для считывания памяти. Ило мог бы сам (и с большей, пожалуй, доходчивостью) рассказать детям об этих исследованиях. Но дал слово Берну, участнику первого результативного опыта. Тот постарался: рассказал об опыте, о своем участии, а заодно и о встрече с эхху в лесу - она заинтересовала малышей больше всего остального, больше даже "обратного зрения". Впечатление об опыте отложилось у них мимолетной игрой: один подступал, сверля глазами, а другой пятился, начинал мычать: "Мыамыа!.." Новое изображение в шаре Берн принял сначала за сцену из спектакля: столько напряженного драматизма было в фигуре человека в скафандре и прозрачном шлеме. Он стоял, полуобернувшись к бело-голубой вспышке; слепящие, странно оборванные снопы света вырывались из овала у его ног. Скафандр скрадывал пластику тела, но все равно были понятны ужас и решимость, охватившие человека. Казалось, сейчас он шагнет, начнет делать то тяжелое, но необходимое, к чему привели его обстоятельства и воля. Но человек не двигался, не оборачивался. Фигура отдалилась, стал виден пьедестал в форме носа ракеты, надпись по нему алыми символами, ниже - огни снующих по площади машин. - Вы видите памятник Неизвестному астронавту, - объявил мужской голос. - Он создан группой скульпторов-космосстроевцев и установлен сегодня на Круглой площади Лунного Космоцентра... Ия, устроившаяся на траве рядом с Ило, посмотрела на него, сказала уличающе: - Ой, Де-ед! А ведь ты в этом участвовал. - В чем? - скосил тот глаза на нее. - В Пятой экспедиции? - Ну, Дед... из той экспедиции никто не вернулся, это известно. В ней ты участвовать не мог. Но все равно, по-моему, здесь без тебя не обошлось. - Ишь!.. - Ило повернулся к Берну: - У девочки есть чутье, которое стоит развить. Теперь оживились все малыши: - Ой, Де-ед, ты что-то знаешь о Неизвестном? Расскажи! - Расскажи, расскажи. Дед! - Ух, Иища! - со страшной завистью произнес Фе, который еще ни разу ничего не угадал. Девочка довольно потупилась. - Может, дослушаем сообщения? - Не надо! ИРЦ, мы благодарим! - махнул в сторону шара Эри. - Мы благодарим, ИРЦ! - подхватили другие. Свечение в шаре начало гаснуть. - Нет не так. - Ило поднял голову, скомандовал: - ИРЦ, дать изображение скульптуры Неизвестного крупно. Задержка. Отлично... Ну, слушайте. Только предупреждаю: о том, что произошло у Тризвездия, я знаю не больше других. Касался я этого события в другое время и в другом месте. Звездолет "Тризвездие" стартовал в 70 году. Это был самый крупный из построенных кораблей. Тризвездие Омега-Эридана было главным пунктом в его программе глубокой космической разведки. Тогда... точнее, 47 лет спустя после старта Пятой, я был транспортным диспетчером на Космосстрое, хлопотал около грузов, следующих на Орбиту энергетиков. Работа обыкновенная: следить по экранам и табло за движением ракетных составов, делать замечания водителям о нарушениях режимов разгона-обгона-торможения-по-ворота-и-так-далее, назначать очередность грузов... И еще: препираться с поставщиками и заказчиками, которых - и тех, и других - не устраивает оптимальный график доставки грузов. - Ило усмехнулся. - Это удивительное дело, до чего оптимальные: рассчитанные компьютерами графики никогда никого не устраивают! Каждый считает свой груз самым важным, самым срочным... - Ты не о том рассказываешь, - заерзал на траве Эри, - Ты про Неизвестного!.. - Не все сразу. Так вот: нахожусь я в диспетчерском зале, прохаживаюсь в магнитных башмаках около пульта. На Земле подо мной день, над куполом солнечно-звездная ночь. На экране бородатый землянин из Арктиды требует, чтобы его аппараты лазерной сварки пошли на Орбиту сегодняшним экспрессом. Я ему замеч

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору