дцатая
Поражение

   Война началась 17 января в 0  часов  по  Гринвичу  (3  часа  утра  по
багдадскому времени). На Ирак был обрушен мощный бомбовый  удар.  Прошло
26 часов после истечения крайнего срока для Саддама  Хусейна.  Президент
США Джордж Буш смотрел  телевизионные  новости  о  начале  бомбардировки
Багдада в комнате рядом  с  Овальным  кабинетом.  Обернувшись  к  своему
пресс-секретарю Марлину Фицуотеру, он спокойно  произнес:  "Что  ж,  все
идет так, как и планировалось".
   Вскоре пресс-секретарь направился в зал для брифингов и в 18 часов  6
минут  (0  часов  6  минут  по  Гринвичу)   сообщил   журналистам,   что
"освобождение Кувейта началось". Между тем в Ираке первыми  же  налетами
были  уничтожены  радарные  и  коммуникационный  базы,  станции  раннего
предупреждения и системы противовоздушной  обороны.  Вскоре  последовали
точечные удары. Они были  направлены  на  аэродромы,  командные  центры,
скопления войск  в  Кувейте,  на  нефтеперерабатывающие  заводы  и  базы
баллистических ракет типа  "земля-земля",  направленных  в  основном  на
Израиль.
   Изрядно  досталось  Багдаду.  Дома   дрожали,   сотрясаемые   мощными
взрывами, грохотали противовоздушные установки.  Когда  утром  столичные
жители вышли из бомбоубежищ, то они увидели, что  президентский  дворец,
штаб правящей партии Баас и министерство обороны серьезно пострадали.
   Сопротивление Ирака первой воздушной атаке было весьма  жалким.  Хотя
Саддам вполне отдавал себе отчет  в  том,  что  война  неизбежна,  выбор
времени  и  мощность  авиаударов  застали  его  врасплох.  Очевидно,  он
разделял преобладающую в то время точку  зрения,  что  военные  действия
вряд ли наступят в самые ближайшие дни; ожидали, что  коалиция  заставит
Саддама смягчить свою позицию, подарив ему несколько бессонных  ночей  в
ожидании  первого  налета.  Поэтому  иракские  воздушные  силы  даже  не
пытались атаковать самолеты союзников, и те  самолеты,  которым  удалось
взлететь, попытались перелететь на северо-иракские  аэродромы.  Зенитный
огонь был плотным, но неточным, а направляющие  системы  более  опасного
оборонительного оружия Ирака,  ракет  "земля  -  воздух",  были  успешно
блокированы  или  напрочь  разрушены  силами  коалиции.  В  первую  ночь
союзники не потеряли ни одного самолета.
   Однако от первого удара Саддам быстро опомнился. В 4.18  утра,  через
два часа после начала военных действий, государственное  радио  передало
вызывающее заявление президента, объявившего иракцам, что  "матерь  всех
битв" началась. Хусейн призвал их оправдать свою славную  репутацию:  "О
великий иракский народ, сыновья нашего великого народа, доблестные воины
наших храбрых вооруженных сил... Последователь Сатаны Буш совершил  свое
предательское   злодейство,   он   и   преступный    сионизм.    Великое
противоборство, матерь всех битв,  между  победоносным  добром  и  злом,
которое наверняка будет побеждено, по воле Аллаха началась".
   Через несколько часов иракцы могли видеть телевизионный отчет о  том,
как их президент шагает по багдадской улице. В своем  всегдашнем  боевом
костюме Саддам принимал приветствия  горсточки  воодушевленных  граждан,
вряд ли превышающей число его охранников. Истеричная бабуся благоговейно
целовала  ему  руку,  а  солдаты,  сопровождающие  его,  с   энтузиазмом
размахивали ружьями. Саддам выглядел непринужденным  и  спокойным,  явно
получающим удовольствие от этой инсценировки народной любви и обожания.
   Демонстрируя свою непреклонность,  Саддам  Хусейн  делал  все,  чтобы
убедить подданных в их  конечной  победе  над  "американо-сионистическим
врагом". Средства массовой  информации  сообщали,  что  через  несколько
часов после нападения союзников "герои воздушной  обороны  и  доблестные
ястребы в небе" сбили 14 вражеских самолетов, хотя на самом деле не было
сбито ни одного. К вечеру эта цифра возросла до 44,  а  к  концу  первых
суток до  60  (союзники  к  этому  времени  потеряли  8  самолетов).  На
следующий день Ирак уже заявлял о победе.
   - Битва  решилась  в  нашу  пользу,  -  говорил  журналистам  министр
информации и культуры Латиф Нуссейф Джасим. -  Мы  уверены  в  победе  и
неуклонно движемся к ней. Огромное значение имеет человеческий фактор  и
наш высокий моральный дух.
   Как известно, пропаганда в тоталитарных обществах всегда  была  не  в
ладах с логикой. Российский журналист Дмитрий Згерский пишет:
   "Я работал в арабской  редакции  ТАСС,  когда  началась  Шестидневная
война в июне 1967 года. По телетайпу пошли сообщения о нападении Израиля
на  Египет.  Арабские  переводчики  встревожились.  Но  тут  же  тревога
сменилась ликованием. В  первый  же  час  египтяне  сбили  20  самолетов
противника. Потом - еще больше. За три часа боев израильтяне потеряли 60
самолетов. Правда, немного смущали очень  уж  круглые  цифры.  Потом  из
"клеветнических" западных сообщений мы узнали, что  вся  авиация  Египта
была разгромлена одним ударом,  ни  один  самолет  даже  не  поднялся  в
воздух. Но президент Насер не велел  говорить  правду.  Арабы  не  могут
терпеть поражений. Аналогичная история повторилась и в ходе  октябрьской
1973 года".
   Вот и сейчас отчеты о блестящих успехах иракского оружия сочетались с
безудержной религиозной фразеологией, когда конфликт пытались изобразить
как священную войну между благочестивым исламом и злыми силами неверных.
Задев чувствительную струну, Саддам яростно нападал на короля  Фахда  за
то, что тот осквернил  Святую  Землю,  позволив  Израилю  разместить  60
самолетов на саудовской территории. Он также обвинял  союзников  в  том,
что они специально бомбят шиитские святыни в Кербеле и Неджефе, и клялся
отомстить за это "позорное поведение" самым решительным образом:  "Наджд
и Хиджаз будут освобождены  (то  есть  саудовская  династия  свергнута),
оккупанты будут побеждены; узурпированная Палестина будет освобождена от
гнусных сионистов; жалкое образование - Израиль, охраняемый американским
империализмом - исчезнет раз и навсегда". Как и на более ранних  стадиях
кризиса, Саддам использовал своего старшего сына Удэя для защиты  своего
дела. Когда иностранные агентства сообщили,  что  жена  Саддама  и  дети
бежали из страны в Мавританию, иракское радио ответило  письмом  Удэя  к
отцу, в котором он прощается с ним перед своим отправлением  (якобы)  на
фронт:
   "Приветствую тебя, источник храбрости, героизма и любви,  приветствую
тебя, символ Ирака и его законного вождя. Я  пишу  тебе,  отправляясь  в
южный  Ирак,  чтобы  присоединиться  ко   львам   и   храбрецам   Ирака,
противостоящим тиранам. Я хотел бы увидеть тебя или встретить тебя перед
отъездом. Однако  я  надеюсь,  что  вернусь  и  застану  тебя  в  добром
здравии... С детства я видел в  тебе  несокрушимую  скалу  и  блистающий
стяг. Я буду там, где надеюсь получить благословение Аллаха и  выполнить
свой долг перед родиной. Как отец - так и сын. Это  семья,  которая,  не
колеблясь, приносит любые жертвы стране, даже своих детей и свою  жизнь.
Передаю тебе самый сердечный привет,  мой  дорогой  отец.  Молю  Аллаха,
чтобы он сохранил тебя для нашей семьи и для всего нашего народа".
   У Удэя были весьма веские основания молиться о небесном  наставлении.
Помимо высокопарного красноречия его отца  насчет  "матери  всех  битв",
необходимость Саддама доказывать своим  подданным,  что  его  семья  "не
колеблясь, приносит любые жертвы  стране  -  даже  своих  детей  и  свою
жизнь", указывала на его сомнения относительно их  готовности  встретить
новое испытание, которое он на них навлек. На первый взгляд, способность
Ирака к затяжному конфликту  казалась  неограниченной,  выдержал  же  он
чрезвычайно кровавую восьмилетнюю войну с Ираном и остался целым. И  все
же, никто не знал лучше, чем Саддам, что эта стойкость  во  многом  была
иллюзорной. Он помнил, что упорство в ирано-иракской  войне  выбирал  не
он: оно было ему навязано фанатичным  врагом,  открыто  требовавшим  его
свержения. Когда он вторгся в Иран в сентябре 1980 года, он  рассчитывал
на короткую кампанию в несколько дней, самое большее -  недель.  Но  уже
через пять дней после начала военных действий он запросил  мира,  и  эту
мольбу повторял все  восемь  лет,  пока  Хомейни  не  отказался  от  его
низложения.
   Не было у Саддама и иллюзий относительно стойкости иракской нации. Он
слишком хорошо знал, что его способность пережить ирано-иракскую войну в
основном объяснялась  его  успехом  по  защите  иракского  населения  от
последствий  конфликта.  Благодаря  неспособности  Ирана  распространить
войну на внутренний фронт и  финансовой  помощи  от  государств  Залива,
Саддаму удалось ограничить войну полями битвы  и  в  целом  сохранить  в
стране атмосферу "обычной жизни". Как только  Ирану  удалось  проникнуть
внутрь страны, во время так  называемой  войны  городов,  Саддам  быстро
отступил.
   Самое главное,  Саддам  знал,  что  даже  оборонительные  возможности
Ирака, его основная военная сила, была  вовсе  не  такой  надежной,  как
сперва могло показаться. Иракские операции во время ирано-иракской войны
проводились при идеальных обстоятельствах. Огневая  мощь  Ирака  намного
превышала иранскую, в воздухе же он господствовал. И все же  его  мощная
оборона неоднократно прорывалась фанатичными, хоть и плохо  вооруженными
иранскими подростками, наступление которых сдерживалось с большим трудом
и временами с помощью химического оружия. Если бы Иран не был отрезан от
своих основных поставщиков  оружия  и  если  бы  Саддам  не  пользовался
внушительной военной поддержкой почти всего  международного  сообщества,
он, безусловно, эту войну проиграл бы.
   Все это означало, что положение иракского вождя  было  гораздо  более
сомнительным, чем он его изображал, кичась  перед  своими  подданными  и
всем миром. Сознавая, что конфликт не удастся ограничить линией  фронта,
он понимал, что чем дольше он  будет  продолжаться,  тем  более  туманны
будут его шансы после войны. Экономическое положение,  которое  толкнуло
его на оккупацию Кувейта,  значительно  ухудшилось  после  вторжения,  и
долгая война, безусловно, нанесла бы сокрушительный удар по его надеждам
на экономическое восстановление Ирака, а только на этом и держалась  его
власть. Длительный  конфликт,  вероятно,  разрушил  бы  национальный,  а
следовательно,  и  моральный,  и  боевой  дух,  и  вынудил  бы   его   к
унизительному уходу из Кувейта отнюдь не на его условиях.
   Поэтому с самого  начала  военных  действий  стратегия  Саддама  была
направлена к единственной цели:  побудить  коалицию  к  преждевременному
наземному наступлению в Кувейте, что привело бы войну к быстрому  концу,
пусть даже ценою больших потерь со  стороны  Ирака.  Такое  столкновение
дало бы ему лучшую возможность нанести и союзникам серьезный  урон.  Тут
он надеялся на общественное мнение Запада,  которое,  видимо,  потребует
скорейшего прекращения войны. Как он выразился:
   - Прольются не  несколько  капель  крови,  но  реки  крови.  И  тогда
окажется, что Буш обманывал Америку, американское  общественное  мнение,
американский народ, американские конституционные органы.
   Но даже  если  бы  этот  оптимистический  сценарий  не  осуществился,
быстрый, но достойный вывод войск из Кувейта в ходе кровавой схватки,  а
не просто под давлением союзников, выглядел бы не так уж плохо. Он  смог
бы оправдать значение своего имени - "Тот, кто сопротивляется" - и выйти
из  конфликта,  как  новый  Насер,  который   бросил   вызов   "мировому
империализму" и при этом уцелел.
   В попытке  заманить  союзников  в  скороспелое  наземное  наступление
Саддам  прежде  всего  отыграл  израильскую  карту.  Ударив  по  главным
населенным пунктам Израиля, он  не  только  надеялся  заслужить  похвалу
арабских масс и поставить в трудное положение арабских членов  коалиции,
но также рассчитывал на ответный удар Израиля.  В  свою  очередь,  можно
было ожидать, что такая реакция заставит союзников,  которые  опасались,
что обострение арабо-израильских отношений  расколет  военную  коалицию,
попытаться  предотвратить  такой  ход  событий   и   провести   наземное
наступление в Кувейте раньше, чем планировалось.
   Указание на то, что Израиль и впрямь был неотъемлемой частью  военной
стратегии Саддама, было дано уже в первый день войны, когда посол  Ирака
в Бельгии, Зиад Хайдар, заявил, что решение  об  атаке  на  Израиль  уже
принято и что такая атака неизбежна.
   Обещание Хайдара было выполнено вскоре: ранним утром  18  января  три
иракские баллистические  ракеты  ударили  по  Тель-Авиву,  а  две  -  по
северному городу - порту Хайфа.
   Хотя они и причинили незначительный  вред,  но  поубавили  эйфорию  у
коалиции, возникшую после первоначального воздушного удара,  и  породили
опасения относительно реакции Израиля. Да  и  сами  израильтяне  были  в
замешательстве. Впервые с момента образования их государства его главные
населенные  пункты  подверглись  бесцеремонному  военному  нападению  со
стороны регулярной арабской армии. Не  меньше  раздражало  израильтян  и
мучительное осознание, что их "втянули" в войну, которую они не вели,  а
они ничего не могут с этим поделать.  Ответный  удар,  одно  из  главных
оснований израильского  стратегического  мышления  за  последние  четыре
десятилетия, определенное не решал возникшей  проблемы.  Ответные  удары
предпринимались для  того,  чтобы  обезопасить  Израиль  и  дать  понять
возможным агрессорам, что их потери  неизбежно  превысят  предполагаемый
выигрыш. Но эта логика не подходила  к  данной  ситуации,  ибо  агрессия
Саддама была направлена на то, чтобы спровоцировать ответ, а не избежать
его.
   Если ответ играл бы на руку Саддаму, то бездействие тоже  было  делом
рискованным.  Подставлять  другую  щеку  не  только  было  не  по  нутру
израильтянам, но это могло сильно повредить сдерживающей позиции Израиля
в будущем. Учитывая унаследованную вражду арабов и евреев и пристрастное
отношение их друг к другу, не было никакой гарантии,  что  арабы  примут
сдержанность Израиля за то, чем она была - за признак зрелости и силы. И
действительно, если судить по  восторженной  реакции  арабских  масс  на
иракскую атаку, это действие было воспринято как  демонстрация  арабской
силы и израильской слабости.
   Разрываясь между  этими  противоречивыми  обоснованиями,  израильское
правительство склонилось к решению, которого меньше всего ожидали Саддам
и многие израильтяне, - к сдержанности. Правда, на это решение  серьезно
повлияли заверения американской администрации и других членов  коалиции.
В  телефонном  разговоре  с  премьером  Шамиром  Джордж  Буш  умолял   о
сдержанности и пообещал "тщательнейшую операцию по поиску  и  разрушению
оставшихся у Ирака передвижных ракетных пусковых  установок".  Правда  и
то, что некоторые влиятельные лица в Иерусалиме были настроены ответить.
Израильский начальник штаба, генерал-лейтенант Дан Шомрон,  заявил,  что
"удар по мирному населению  не  может  остаться  безнаказанном",  а  его
начальник, министр обороны Моше Арене сказал, что  израильский  ответный
удар - неизбежен: "Мы заявляли и широкой  публике,  и  американцам,  что
если на нас нападут, мы ответим;  на  нас  напали  -  и  мы  определенно
ответим. Мы должны защищаться". Все же решение удержаться отражало ясное
осознание, что кратко-и долгосрочные преимущества  сдержанности  намного
превышают немедленное удовлетворение от мщения.
   Сдержанность Израиля спутала  карты  Саддама.  Хотя  он  торжествующе
заявлял, что "Навуходоносор возгордился в своей могиле", а "Саладин  ибн
Айюб славит величие Аллаха", он понимал, что его усилия втянуть  Израиль
в конфликт на начальной  стадии  войны  пропали  даром.  Арабские  члены
коалиции не только не наградили его действия аплодисментами, но сирийцы,
которые попали бы в наиболее неловкое положение  в  случае  столкновения
Ирака с Израилем, высмеяли поступок Саддама:
   - Ты волен в одиночку сражаться  со  всем  миром,  -  сказал  Саддаму
сирийский министр обороны Мустафа Тлас, - но ты не  можешь  претендовать
на мудрость и разум. И посему ты не волен призывать других людей,  чтобы
они присоединились к тебе в этой глупости.
   А  сирийский  министр  иностранных   дел   Фарук   аль-Шара   заверил
иностранных послов в Дамаске, что Сирия не даст себя втянуть в  войну  с
Израилем,  чтобы  доставить  удовольствие  Хусейну,  даже  если  Израиль
ответит ударом на удар.
   В досаде от своей  неудачной  попытки  вызвать  автоматический  ответ
Израиля, но понимая, что он может теперь наносить ракетные удары Израилю
практически безнаказанно, Саддам продолжил свою ракетную кампанию против
еврейского государства. За первые две  недели  войны  Израиль  подвергся
девяти ракетным атакам, около 200 человек были ранены, а 4 убиты. Тем не
менее, эти удары были безрезультатны. Они не  только  не  спровоцировали
Израиль на действия, но и привели к сближению между Израилем и Штатами с
молчаливого одобрения арабских членов коалиции. В Израиле были размещены
несколько  батарей  противоракетных  ракет  "Пэтриот"  с   американскими
командами, усилив  защиту  Израиля  и  укротив  его  искушение,  нанести
ответный удар. Было подписано особое двустороннее соглашение о  "статусе
сил", давая американскому военному персоналу в Израиле и израильскому  в
Штатах   "привилегированное   положение".   Израиль   также   представил
администрации  просьбу  о  дополнительной  иностранной   помощи   в   13
миллиардов долларов, включая 3 миллиарда для покрытия потерь от  доходов
из-за войны в Заливе и 10 миллиардов для абсорбции  советских  еврейских
иммигрантов.  Германия,  со  своей  стороны,  предложила   Израилю   165
миллионов  долларов  "гуманитарной  помощи"  и  700  миллионов  долларов
военной помощи, желая  смягчить  раздражение  Израиля  от  значительного
участия  немецких  компаний  как  в  программах  Ирака   по   разработке
химического оружия, так и в расширении радиуса ракет "Скад".  К  февралю
Израиль уже получил первую партию немецкого снаряжения,  включая  ракеты
"Пэтриот"   и   защитные   средства   от   воздействия   химического   и
биологического оружия.
   Так как нападение на  Израиль  не  спровоцировало  ожидаемой  реакции
союзников, Саддам вытащил  еще  одну  стратегическую  стрелу  из  своего
колчана - нефть. 22 января Ирак поджег несколько  нефтяных  установок  в
Кувейте, вызвав громадный пожар  и  клубы  густого  дыма.  Хотя  в  этом
действии был кое-какой военный  смысл,  так  как  дымовая  завеса  могла
затруднить действия союзников, основной целью  Хусейна  было  припомнить
коалиции всю пагубность затяжной войны для мирового  нефтяного  рынка  и
экологии региона. С той же целью Ирак начал вкачивать нефть в Персидский
залив из погрузочного комплекса Ахмади, к югу  от  Эль-Кувейта.  В  день
вытекало по 200000  баррелей,  и  нефтяная  пленка  вскоре  стала  самым
крупным экологическим бедствием, связанным с нефтью, покрыв площадь,  по
меньшей  мере,  240  квадратных  миль  залива.   Эта   пленка   медленно
приближалась к Саудовской Аравии, загрязняя длинные  отрезки  саудовской
береговой линии и угрожая опреснительным заводам, вырабатывающим большую
часть питьевой воды для восточных районов королевства.  Уже  не  впервые
Саддам доказал, что готов нанести ужасающий экологический вред, лишь  бы
ускорить конец войны: в  1983  году  иракская  армия  взорвала  нефтяную
платформу Порвуз, к западу от основного терминала по экспорту  нефти  на
острове Харг, из-за чего иранские скважины текли около восьми месяцев.
   Не только экология была принесена в жертву стремлению Саддама вовлечь
союзников в быстрое нападение на Кувейт. То  же  произошло  с  западными
военнопленными. Уже в первый день  военных  действий  иракские  средства
массовой информации призвали "храбрецов из вооруженных  сил  не  убивать
военнопленных... Нам принесут большую  пользу  живые  летчики,