Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Наука. Техника. Медицина
   Политика
      Зиновьев Александр. Нашей юности полет -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  -
Александр Зиновьев. Нашей юности полет OCR: Олег Лагутин ЭТО БЫЛО Мы страницы листали, И с шершавых страниц Слово грозное "Сталин" Повергало нас ниц. И от вечного страха Только гимны о нем, Встать не смея из праха, Пели мы день за днем. НАМЕРЕНИЕ Название этой книги взято из слов песни, которую со-ветские люди пели в сталинские времена ("Сталин -- наша слава боевая. Сталин -- нашей юности полет. С песнями борясь и побеждая, наш народ за Сталиным идет"). Пел и я эту песню вместе со всеми, несмотря на то, что не-нависть лично к Сталину и ко всему тому, что тогда свя-зывалось с его именем, была всепоглощающей страстью моей юности. Я пел эту песню и не чувствовал в ней фальши. Я чувствовал в ней что-то другое, гораздо бо-лее страшное, чем фальшь, а именно: всесокрушающий ураган великой истории. В этой книге я хочу рассказать немного о том, как осознавался и ощущался этот исто-рический ураган некоторыми представителями моего по-коления, вовлеченными в него, -- о том, чем был стали-низм для нас. Слово "сталинизм" употребляют во многих различных значениях. Для меня сталинизм -- не слово, подлежащее определению, а общеизвестный эмпиричес-кий факт, подлежащий изучению и осмыслению. Это -- эпоха становления, формирования нового, коммунисти-ческого общества. Это -- юность реального коммунизма. В эту эпоху происходило формирование социального строя страны, ее экономики, формы власти и управле-ния, идеологии, культуры, а также объединение много-численных народов в единое государство, короче говоря, происходило формирование всех основных явлений ком-мунистического общества как целого. Временные рамки этой эпохи можно определять по-разному. Началом можно считать окончание Гражданс-кой войны, избрание Сталина Генеральным секретарем ЦК, смерть Ленина. Концом можно считать смерть Ста-лина, разоблачительный доклад Хрущева, окончание вой-ны с Германией, XIX съезд партии. Для меня важно сле-дующее: эта эпоха связана с деятельностью Сталина и его сообщников, а временные рамки должны быть определе-ны так, чтобы в них вошли все основные события эпохи и основные деяния Сталина и сталинистов. ЭТО СТАЛО Нет уж тех поколений. В прах повержен кумир. Приподнялся с коленей Перепуганный мир. Уж ничем не рискуем Мы безвинно. И вот Коллективно смакуем Во весь рот анекдот. СТАЛИНСКАЯ ЭПОХА Сталинская эпоха ушла в прошлое, осужденная, осме-янная, оплеванная и окарикатуренная, но не понятая. А между тем все то, что вырвалось наружу в хрущевское время, было накоплено, выстрадано и обдумано в ста-линское время. Все то, что стало буднями советской жиз-ни в брежневское время, вызрело в сталинское время. Сталинская эпоха была юностью советского общества, периодом превращения его в зрелый социальный орга-низм. И хотя бы уже потому она заслуживает нечто боль-шего, чем осуждение: она заслуживает понимания. Понимание не есть оправдание. Можно понять, не оправдывая. Можно оправдать, не понимая. Оправда-ние есть явление моральное, понимание -- гносеологи-ческое. С точки зрения понимания причины настояще-го лежат в прошлом. С точки зрения оправдания или осуждения никакой связи между прошлым и настоящим нет. Настоящее не оправдывает прошлое. Прошлое не повинно в настоящем. Нельзя осуждать или оправды-вать прошлое с точки зрения настоящего. Нельзя осуж-дать или оправдывать настоящее с точки зрения про-шлого. Рассматривать историю в категориях оправдания и осуждения -- значит исключать всякую возможность ее понимания. Стало привычным штампом рассматривать сталин-скую эпоху как эпоху преступную. Это -- грубое сме-шение понятий. Понятие преступности есть понятие юридическое или моральное, но не историческое и не социологическое. Оно по самому смыслу своему непри-менимо к историческим эпохам, к обществам, к целым народам. Рабовладельческое общество и феодальное об-щество не были преступными, хотя многое, происходив-шее в них, можно рассматривать как преступления. Ста-линская эпоха была страшной и трагической эпохой. В ней совершались бесчисленные преступления. Но сама она как целое не была преступлением. И не является преступ-ным общество, сложившееся в эту эпоху, каким бы плохим оно ни было на самом деле. Трагичность сталинской эпо-хи состояла в том, что в тех исторических условиях ста-линизм был закономерным продуктом Великой Рево-люции и единственным способом для нового общества выжить и отстоять свое право на существование. Трагич-ность сталинской эпохи состояла в том, что она навеки похоронила надежды на идеологический земной рай, построив этот рай на самом деле. Она обнажила подлинную страшную сущность многовековой мечты человечества. После короткой и ожесточенной вспышки интереса к сталинской эпохе и ее разоблачительства наступило рав-нодушие к ней. Есть много причин, порождающих в со-вокупности эту тенденцию к забвению своего недавне-го прошлого. Среди них -- радость избавления и страх повторения. Этот страх напрасен. Такая эпоха неповто-рима: общественный организм, как и любой другой жи-вой высокоразвитый организм, переживает юность лишь однажды. А избавление иллюзорно. Сталинская эпоха в самом существенном своем содержании вошла в нашу плоть и кровь навечно -- она породила нашу сегодняш-нюю реальность и носителей ее. Она породила будущее. Так что уклониться от внимания к ней и от ее беспощад-ной объективной оценки все равно не удастся. На Западе выходят бесчисленные книги о гитлеровс-кой Германии, Гитлере и его соратниках. А ведь гитле-ровская Германия просуществовала всего несколько лет, потерпев сокрушительное поражение. Сталин же и его соратники одержали блистательную историческую побе-ду, построив новый тип общества со всеми его атрибута-ми, и в колоссальной степени усилили мировую тенден-цию к коммунистическому социальному устройству. Есть советский анекдот, в котором Гитлер рассматривается как мелкий бандит сталинской эпохи. Этот анекдот соответ-ствует сути дела. Гитлеровская Германия -- эпизод в истории, сталинс-кая эпоха -- великий перелом всей истории. И несмотря на это, внимание к сталинской эпохе и сталинизму здесь ничтожно. Что это означает? Страх реальности? Боязнь признать историческое творчество "низшей расы"? Само-мнение? Да и в Советском Союзе положение не лучше. Советская наука и идеология уже не способны воздать должное сталинской эпохе. Они обречены на полуосужде-ние и полуоправдание ее. Историческое же величие эпо-хи состоит не в ложной чистоте и мелких воображаемых ошибках, а в том реальном океане страданий, крови, гря-зи, лжи, насилия и прочих мерзостей, через которые при-шлось пройти стране. Потому лишь жертвы и враги сталинизма еще способны защитить его историческое досто-инство. Но скоро и их не останется в живых. Останутся лишь равнодушные да бездарные спекулянты за счет уже безопасного прошлого. Понять историческую эпоху такого масштаба, как ста-линская, -- это не значит описать последовательность мно-жества ее событий и их видимую причинно-следст-венную связь. Это значит понять сущность того нового общественного организма, который созревал в эту эпо-ху. Отмечу в этой связи некоторые характерные свойства известных мне сочинений о Сталине, сталинизме и ста-линской эпохе. В этих сочинениях обычно выделяется один какой-то аспект исторического процесса (чаще -- аспект борьбы Сталина за личную власть и репрессий), раздувается сверх меры, целостность этого процесса ис-паряется, и невольно получается односторонне-ложная его картина. Историческая эпоха, далее, рассматривает-ся со стороны (как она представляется западному наблю-дателю) или сверху (как она представляется с точки зре-ния деятельности партий, групп и отдельных личностей). И потому невольно получается поверхностное и чисто фактологическое описание. Основное в этой эпохе, т. е. все то, что происходило в массе населения и послужило базисом для всех видимых сверху и со стороны явлений, т. е. основной глубинный поток истории почти не при-нимается во внимание или учитывается в ничтожной мере. Потому сталинизм представляется как обман и насилие, тогда как в основе он был добровольным творчеством мно-гомиллионных масс людей, лишь организуемых в единый поток посредством обмана и насилия. Другая характерная слабость упомянутых сочине-ний -- смешение словесной формы и объективной сущ-ности эпохи. Реальность лишь частично и к тому же в превращенной форме отражается в словесном потоке своего времени. Не всегда речи деятелей эпохи, про-граммы партий, резолюции съездов, газетные статьи и книги адекватно отражают глубинное течение истории. Иногда бурное кипение страстей происходит в сторо-не от главного течения и на мелком месте, а мощное скрытое течение остается незамеченным на поверхности. Преувеличение роли словесной формы истории .и игнорирование ее неадекватности скрытой сущности про-цесса имели следствием то, что второстепенные лично-сти и события занимают больше внимания людей, чем реально первостепенные, их роль сильно преувеличива-ется в ущерб исторической правде. Характерный при-мер этого -- непомерное раздувание интеллекта Троц-кого и умаление такового Сталина, объяснение победы сталинизма над троцкизмом личными отрицательными качествами Сталина и его сподвижников. А между тем с точки зрения существа исторического процесса (т. е. глядя на него снизу, из глубины) победа сталинизма была закономерным следствием того, что именно Сталин и сталинисты наиболее адекватно выражали сущность потребностей той эпохи и ее объективные тенденции. Троцкий и подобные ему кажутся гениями лишь с точ-ки зрения словесной пены истории. Если они и ге-нии, то гении болтовни, а не реального дела. С точки зрения понимания существа эпохи все они суть жалкие карлики в сравнении со Сталиным. Масштабы исто-рической личности определяются не умением долго и красноречиво болтать, а именно степенью адекватнос-ти тому движению массы, на роль руководителя кото-рой ее вытолкнули обстоятельства. Масштабы истори-ческой личности определяются, далее, не способностью понимать объективную сущность происходящих собы-тий и объективные тенденции исторического процесса в данное время, а тем, насколько его личная деятель-ность совпадает с объективными закономерностями на-рождающегося общества и насколько она способствует реализации его объективных тенденций. Интеллект ис-торического деятеля мало что общего имеет с интеллек-том ученого социолога и ученого историка, изучающих эпоху этого исторического деятеля и его роль в ней. Исторический деятель может быть гением в своей об-ласти, не имея ни малейшего представления о средствах познания, которыми оперируют ученые и с которыми знакомы даже начинающие студенты. Ворошилов и Бу-денный, например, понимали в происходящем с науч-ной точки зрения не больше, чем лошади, на которых они принимали военные парады. Но они были хоро-шими помощниками Сталина и исправно служили его делу. Сталин сам понимал с научной точки зрения в происходящем немногим больше их, но именно он был историческим гением, а они были ничтожествами в сравнении с ним. И он был таковым не благодаря тому, что был чуточку образованнее и умнее их в качестве студента некоей науки, а благодаря своему умению сыг-рать роль, заданную ему историей. Великие историчес-кие деятели не столько творят историю, сколько вы-творяют истории, история же сама творит их по образу своему и подобию. ПЕРВОЕ ПРОРОЧЕСТВО Пройдет еще немного лет. И смысл утратят наши страсти. И хладнокровные умы Разложат нашу жизнь на части. На них наклеят для удобств Классификаторские метки. И, словно в школьный аттестат, Проставят должные отметки. Устанут даже правдецы От обличительных истерий И истолкуют как прогресс Все наши прошлые потери. У самых чутких из людей Не затрепещет сердце боле Из-за известной им со слов, Испытанной не ими боли. Все так и будет. А пока Продолжим начатое дело. Костьми поляжем за канал. Под пулемет подставим тело. Недоедим. И недоспим. Конечно, недолюбим тоже. И все, что встанет на пути, Своим движеньем уничтожим я Это произошло в 1939 году. На семинаре в институ-те я "сорвался" -- рассказал о том, что на самом деле творилось в колхозах. Меня "прорабатывали" на комсо-мольском собрании, потребовали, чтобы я признал свои ошибки. Я упорствовал. Меня исключили из комсомола, а затем и из института. Мои бывшие школьные друзья решили проявить обо мне заботу -- выяснить причи-ны моего срыва и помочь мне. По инициативе комсорга школы они устроили вечеринку, на которой спровоциро-вали меня на откровенный разговор. Я уже покатился по наклонной плоскости и не стал сдерживаться: выложил им всю свою антисталинскую концепцию. Уже на следу-ющий день в наш вечно залитый водой подвал спустил-ся молодой человек. Я сразу понял, что это за мной, -- я был уверен, что друзья напишут донос на Лубянку и меня арестуют. На Лубянке со мной беседовал пожилой чело-век в военной форме, но без знаков различия. На столе у него лежало письмо моих друзей: я узнал почерк. Пос-ле разговора пожилой чекист велел молодому отвести меня куда-то- Мы уже вышли на улицу. В это время мо-его сопровождающего почему-то позвали обратно. "По-дожди меня здесь, -- сказал он, -- я через минуту вер-нусь". Но я не стал ждать его. Я ушел, сам не зная куда. Домой решил не возвращаться. Ночевал на вокзале. Ут-ром влез в какой-то поезд. Километрах в ста от Москвы меня выбросил из вагона проводник. Так началась моя жизнь тайного антисталиниста. Кое-что из нее я припом-ню в дальнейшем. Хотите -- верьте, хотите -- нет, а то "Пророчество", которое вы только что прочитали, я со-чинил еще тогда, в 1939 году. Я в те годы сочинил и мно-гое другое. Но ничего не сохранил. И правильно сделал, иначе я не сохранил бы свою шкуру. Я был антистали-нистом вплоть до хрущевского доклада. Антисталинист-ская пропаганда была делом моей жизни. Я не гор-жусь этим и не считаю себя исключительной личностью. Я встречал других антисталинистов, которые были тако-выми с большим риском. Некоторые из них погибли. Не-которые уцелели, но забыли о своей прошлой деятельности. Никто из нас в те времена не считал себя героем. А теперь героями себя изображают те, кто был на са-мом деле сталинистом. Наша позиция была естественной мальчишеской реакцией на факты нашей жизни. Как-то встретил я довоенного знакомого, отсидевшего в лагерях больше пятнадцати лет за "попытку покушения на Ста-лина". На мой пошлый вопрос "Ну как?" он ответил, что "дураков учить надо". Моя антисталинистская пропаган-да была примитивной и спорадической. По настроению и в подходящей ситуации. Психологически я чувствовал себя выше окружающих -- я видел и понимал многое такое, чего (как казалось мне) не видели и не понимали они. Я ощущал себя потенциальным, а порою и актуаль-ным борцом против режима -- это была инерция рево-люции, направленная теперь против результатов самой революции. Мой антисталинизм был порожден нестерпимо тяже-лыми условиями жизни людей, в среде которых я рос. Моя личная ненависть к Сталину была лишь персонифи-кацией моего протеста против этих условий. Но я очень рано стал размышлять о причинах этой чудовищной (как казалось мне тогда) несправедливости. К концу школы я уже был уверен в том, что причины зла коренятся в са-мом социализме (коммунизме). Моя личная ненависть к Сталину стала уступать место чисто интеллектуально-му любопытству -- желанию понять скрытые механизмы социалистического общества, порождающие все те отри-цательные явления, на которые я уже насмотрелся дос-таточно много. Для меня сталинизм еще оставался во-площением и олицетворением реального коммунизма. Я тогда еще не знал, что это -- всего лишь юность ново-го общества. Когда я это понял (это случилось в конце войны), я вообще перестал относиться к Сталину и его соратникам как к людям, вернее -- на смену ненависти пришло презрение. К этому времени я отчетливо осознал еще одно об-стоятельство, сыгравшее важную роль в моем отноше-нии к Сталину и сталинизму: я понял, что мое чувство превосходства над окружающими было самообольщени-ем. Я имел сотни бесед с людьми самого различного возраста и положения. И самыми осведомленными о дефектах нашей жизни среди них были сотрудники ор-ганов государственной безопасности, партийные чинов-ники, провокаторы и стукачи. Главное, понял я, не зна-ние фактов, а отношение к ним. Сталинизм постепенно стал превращаться из моего личного врага в объект изу-чения. Но вот умер Сталин. Для меня -- сдох: он был мой враг. Но что случилось со мной? Я, обезумевший, метался по Москве, пил стаканами водку во всех попадающихся на пути забегаловках и не пьянел. Теперь, спустя тридцать лет, я понял, что случилось тогда: исчез мой враг, делав-ший мою жизнь осмысленной, окончилась моя Великая Тайна борца против сталинизма. Начиналась будничная жизнь рядового советского гражданина, в меру критично-го по отношению к существующему строю, но в общем и целом принимающего его и сотрудничающего с властями в его сохранении.I После хрущевского доклада мой антисталинизм во-обще утратил смысл. Все наперебой начали критиковать Сталина и его соратников. Все вдруг стали "жертвами культа". Меня это раздражало. Однажды при обсужде-нии диссертации одного сотрудника нашего учрежде-ния, обругавшего (как это стало модно) Сталина, сре-ди прочих выступил и я и сказал, что "мертвого льва может лягнуть даже осел". Меня вызвали на Лубянку и сказали, что мое поведение не соответствует генераль-ной линии партии на данном этапе, что я ошибаюсь, воображая, будто "сталинские времена" кончились, и что если я не прекращу свои просталинские заявления, они (т. е. органы) будут вынуждены принять в отноше-нии меня суровые меры. Будучи не в силах принять сей жизненный парадокс, я запил пуще прежнего. Я был в этом не одинок. Точно так же поступали многие уцелевшие антисталинисты, по-терявшие предмет своей ненависти, и немногие нераска-явшиеся сталинисты, потерявшие предмет своей любви. Мы вместе с ними опустились на самое дно человечес-кого бытия. Мы не чувствовали вражды друг к другу, ибо все мы были обломками великой эпохи и ее ничтожного крушения. В одно из таких падений в помойку челове-ческого бытия я встретил этого человека. На мой вопрос, что он думает по поводу хрущевского доклада, он сказал: "Великан Истории поскользнулся на арбузной корке и сломал себе хребет". Он имел в виду сталинизм. ОН Когда я, дрожа от холода и мерзостности внутреннего состояния, очнулся в новом вытрезвителе нашего райо-на, на койке рядом сидело сине-фиолетовое, колючее, с желто-красными подтеками существо. -- Хорош, -- сказал я вместо приветствия. -- А ты, думаешь, лучше? -- миролюбиво ответило су-щество. -- Красавчиками мы выходим только из морга. Выполнив положенные в таких случаях формально-сти и прослушав часовую лекцию о моральном облике строителей коммунизма, мы покинули вытрезвитель со здоровым намерением "надраться" сно

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору