ЛЮБИТЕЛЯМ ПРИКЛЮЧЕНЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
 
   НЕБОСКРЕБ
 
   Современный американский писатель Роберт Бирн - один из немногих  пи-
сателей, кто продолжил традиции, заложенные Артуром  Хейли.  Достоверно,
убедительно и в то же время в увлекательной форме Р. Бирн показывает из-
нутри сложный механизм современного производства. Прежде чем начать  пи-
сать, Роберт Бирн прошел большую жизненную школу: работал таксистом,  на
железной дороге, редактором журнала по гражданскому  строительству.  Это
сказалось и на выборе сюжетов его произведений.
 
   Роберт БИРН.
 
   Глава 1
 
   Для Эдвина Лестера поездка на Манхэттен в его последнее утро на  этой
земле была не более неприятной, чем в любое другое. Он уцепился  за  ме-
таллическую скобу в противно дребезжащем, вихляющемся из стороны в  сто-
рону вагоне подземки, битком набитом людьми, которых он не знал и не же-
лал знать. Глаза его, как обычно, глядели в одну точку, сознание  отклю-
чилось. Приятно было сознавать, что он одет  со  вкусом.  Ему  нравилось
считать себя самым изысканно одетым бухгалтером во всем Нью-Йорке.  Даже
его полосатая нижняя рубашка из хлопка и боксерские трусики были  свеже-
выстираны и выглажены. Но этот нюанс его туалета  впоследствии  в  морге
должным образом не оценят.
 
   Поезд, вздрогнув, остановился.
 
   - Это Пятидесятая? - спросил он, наклонив голову  к  газете  какой-то
женщины и скосив взгляд на тусклые, немытые окна.
 
   - Да, - ответила женщина, выдергивая газету из-под его подбородка.  -
Если вы слепой, то где ваша тросточка?
 
   Вместе со всем этим стадом людей Эдвин Лестер торопливо пересек плат-
форму, прошел через выпускные воротца и поспешил вверх по бетонным  сту-
пеням. Он старался не дышать, поскольку ароматы на станции "50-я  улица"
были не самыми изысканными в списке новых отравляющих  веществ.  Оказав-
шись на тротуаре, он пригнул голову и с усилием двинулся через 8-ю  аве-
ню, борясь с пронизывающим западным ветром. В подземке не произошло ава-
рии, в его карманы никто не забрался, никто ничего не нарисовал  на  его
пальто и не высморкался на него. Еще несколько минут бдительности - и он
будет в безопасности, в своем кабинете на 60-м этаже здания Залияна.  Он
был рад, что ему не пришлоcь идти с западной стороны через всю площадь -
ведь там ветер всегда был куда сильнее.
 
   Площадь Залияна представляла собой пустынное пространство,  протянув-
шееся между 49-й и 50-й улицами, захватывая значительную часть 8-й и 9-й
авеню. Все работавшие в этом районе знали, что  главной  проблемой  было
отсутствие каких-либо препятствий для ветра, хотя  архитектор  здания  и
отрицал это. Когда порывы ветра в любых других районах города  достигали
вполне сносного уровня в двадцать миль в час,  на  площади  Залияна  они
могли быть вдвое сильнее и вполне достаточными для того, чтобы  сбить  с
ног неопытного пешехода. В завываниях ветров, налетавших с Гудзона,  че-
рез городские ущелья западной  части  Манхэттена,  казалось,  появлялись
тревожные нотки, когда они добирались  до  пустынной  площадки,  которая
когда-то была площадью Мэдисон-Сквер-Гарден.  Обтекая  высотное  здание,
строящееся в конце квартала на 9-й авеню, ветры соединялись снова и,  не
встречая препятствий, мчались наперегонки через площадь,  словно  тут  у
них был обводной канал. Они вздымали тучи пыли и песка порой  метров  на
тридцать в высоту, создавая этакие миниатюрные смерчи-торнадо из  бумаж-
ных стаканчиков и оберток от сандвичей. Служащие конторы Залияна  согла-
шались,что необходимо как-то рассечь этот  ветер,  ослабить  его,  может
быть, полосой деревьев или какой-нибудь  стеной.  Каменных  скамеек  для
этого было явно недостаточно. Широкие углубленные ступени,  спускающиеся
вниз, к фонтану, могли служить определенным убежищем,  если  только  сам
фонтан был отключен; если же он работал, сооружение  напоминало  автомо-
бильную мойку. Этот район был особенно опасен зимой,  асфальт  обледене-
вал. Чтобы добраться до работы, служащим приходилось проделывать настоя-
щие акробатические трюки. Около года назад кто-то рассылал повсюду пети-
ции, призывавшие к сооружению перил поперек площади, но из этого так ни-
чего и не вышло. Архитектор отверг эту идею как профанацию его замысла.
 
   Здание Залияна стояло в северо-восточном углу этого участка,  как  бы
стараясь по возможности потеснее прижаться к более фешенебельным кварта-
лам центральной части города. Чередование вертикальных гранитных полос с
такими же полосами затемненного под цвет  бронзы  стекла  создавало  до-
вольно впечатляющее зрелище. Если не считать  маленьких  балкончиков  на
уровне третьего этажа, все четыре стены, резко уходящие ввысь  от  гори-
зонтали улицы к пирамидальной крыше на 66-м этаже, не  имели  ни  одного
украшения. В сообщениях печати этот замысел называли "освежающе целомуд-
ренным", "мощной оптимистической заявкой на будущее  города".  Это  было
стройное, "дерзостно стройное", бросающееся в глаза здание, ледяным  пи-
ком вонзающееся в небо Нью-Йорка. Можно было легко представить, как Арам
Залиян смотрит на восток из своего кабинетного комплекса под самой  кры-
шей, довольный тем, что находится на одном уровне  со  зданием  Экксона,
Рокфеллеровским центром, башней Трэмпа и такими давними "оптимистически-
ми заявками", как здания Крайслера и Эмпайр-стэйт.
 
   Служащие, поджидающие на площадке лифт, обслуживавший этажи  с  44-го
по 66-й, были в тот день разговорчивее обычного. Возбуждающая  борьба  с
ветром вывела их из обычной пассивности. В тот момент, когда к ним подо-
шел Эдвин Лестер, какой-то молодой человек, приблизившись к дверям  лиф-
та, знаком поднятой вверх руки призвал всех к тишине.
 
   - Вы слышите? - спросил он. - Прислушайтесь!
 
   - Вы имеете в виду звук от ударов тросов о стену? - спросила какая-то
женщина.
 
   - Нет, вовсе не этот звук. Это просто ветер со  свистом  дует  из-под
всех дверей. Я имею в виду более низкий звук, вроде органной ноты. -  Он
прислушался. - Звучит как "ре", чуть ниже среднего "до".
 
   - Послушали бы вы, что делается на нашем этаже, - сказала другая жен-
щина. - Я работаю на пятьдесят третьем, в  северо-восточном  крыле.  При
такой погоде у меня весь день напролет в ушах будто койоты завывают.
 
   Двери лифта открылись, и все гурьбой устремились внутрь, тут же  раз-
ворачиваясь лицом к дверям.
 
   - Когда ветер задувает через вентиляционные решетки лифта,  -  сказал
тот же молодой человек, - шахта превращается в органную трубу. Мы  рабо-
таем в самом высоком в мире органе фирмы "Вэрлитцер".
 
   - Ах, вот в чем проблема, - сказал другой мужчина, когда двери  лифта
плавно закрылись, - вы, друзья, просто не любите музыку, а?
 
   Смех все еще звучал в ушах Эдвина, когда он добрался до своего  каби-
нета. Как забавны люди, думал он, аккуратно пристраивая свое  пальто  на
крючок и рукой отряхивая с него воображаемые пылинки.  Ну,  конечно,  не
все люди. Сам он, например, особой веселостью не отличался.  Самыми  ха-
рактерными его чертами, помимо вкуса к хорошей одежде,  были,  вероятно,
самоконтроль и целеустремленность. Ему можно было поручить любую  работу
с твердой уверенностью, что она будет закончена точно в срок и без  лиш-
них напоминаний. Чего же он добился при всех этих положительных  качест-
вах? Должности помощника контролера в отделе учета строительной корпора-
ции Залияна. И почти нет надежды до ухода на пенсию получить повышение в
должности, но он по-прежнему будет добросовестно работать, отдавая  делу
все свои способности. Во всяком случае, у него был свой кабинет с  прек-
расным видом из окна, что обычно считалось признаком неоспоримого  прес-
тижа. Однако применительно к зданию Залияна, которое в ветреные дни рас-
качивалось из стороны в сторону фута на три, это всего-навсего означало,
что другие компании отказались арендовать верхние  этажи.  Поначалу  это
колебание здания беспокоило его, но понемногу Эдвин настолько  привык  к
этому, что почти не замечал.
 
   Выражение "кабинет с окном" было явным преувеличением. Точнее было бы
сказать "закуток с окном". То, что сотрудники  называли  кабинетами,  на
60-м этаже представляло собой небольшие прямоугольники, отделенные  друг
от друга тонюсенькими перегородками, по высоте едва доходившими до  пле-
ча. Весь этаж был как бы открыт нараспашку, если не  считать  его  цент-
ральной части, в которой размещались лифты, лестничные пролеты,  уборные
и прочие служебные помещения. Стоя у своей конторки,  Эдвин  мог  поверх
этих перегородок видеть все пространство, вплоть  до  окон  на  западной
стороне здания.
 
   Он приветливо помахал нескольким коллегам и отдернул шторы. При таком
низком черно-сером небе солнце в это утро не должно было доставить ника-
ких хлопот. Некоторое время он постоял у идущего от пола до потолка  ок-
на, чтобы полюбоваться общей панорамой зданий, раскинувшейся перед  ним.
Ему нравилось напоминать самому  себе,  что  вид  из  его  окна  был  до
мельчайших подробностей столь же впечатляющим, как и из окна Арама Зали-
яна. Лестер созерцал этот вид уже два года, но все еще не насладился им,
да и не ожидал, что когда-нибудь окончательно насладится. Каждый день он
проводил минут пять - десять, глядя в это окно, которое сейчас было заб-
рызгано каплями гонимого ветром дождя. Утро было пасмурным,  можно  ска-
зать зловещим, верхушки изломанного городского силуэта терялись в  тума-
не. Желая убедить себя, что эта страшная высота его не пугает, он  стоял
очень близко к окну, ногтями прижимаясь к защитному деревянному  поручню
и касаясь лбом холодной поверхности стекла. Между  носками  его  ботинок
помещался целый городской квартал. Глядя вниз, он видел множество пятны-
шек, появляющихся из подземки и разбегающихся в разные  стороны.  А  де-
сятью минутами раньше он сам был одним из этих пятнышек. Вот раскрылись,
как цветки, несколько крохотных зонтиков. А потом он заметил, что стекло
зашевелилось.
 
   Он проследил за своим отражением. Его голова  и  плечи  колебались  и
подрагивали, словно отражаясь в воде. Стекло выгибалось сначала  внутрь,
а потом наружу с интервалами секунд в пять, каждый раз приближаясь  при-
мерно на сантиметр. И каждый такой изгиб сопровождался ясным щелчком. Он
хмуро прислушался. Щелчки прекратились, и стекло  выгнулось  наружу  еще
сильнее, словно тонкая перепонка, затягиваемая в область низкого  давле-
ния в ходе школьного опыта. Стекло вибрировало, и, когда он поднял руку,
чтобы прикоснуться к нему, два окна на противоположной  стороне  обруши-
лись внутрь, произведя звук сотни разом щелкнувших кнутов. В тот же  са-
мый миг стофунтовое стекло, сквозь  которое  смотрел  Лестер,  треснуло,
выскочило из своей рамы и рухнуло на улицу, подобно лезвию гильотины. От
яростного порыва ветра, прокатившегося по всему зданию, перегородки  оп-
рокинулись, как костяшки домино. Лестера крутануло, и он попал в водово-
рот конвертов, бумаг, разных формуляров  и  вырезок.  Стараясь  защитить
глаза, он поднял руку и пошарил у себя за спиной, пытаясь  опереться  на
окно, которого там уже не было. Мощный порыв ветра сбил его с ног и бро-
сил на спину, перекинув через деревянный защитный поручень. Он изо  всех
сил уперся ногами, чтобы удержать равновесие, но все  же  соскользнул  и
прокатился по полу метра полтора вдоль наружной стены. Прижимаясь предп-
лечьями к полу, он так и не  смог  остановиться  и  неуклонно  продолжал
скользить вниз, хотя его ногти и прочертили десяток полос в ковре. Парой
футов ниже уровня пола его скрюченные пальцы зацепились за металлическую
полоску, служившую нижним упором для окна, и в тот же миг он ощутил ост-
рую, обжигающую боль в правом запястье.
 
   И с внезапностью, настолько потрясающей, что у него перехватило дыха-
ние, Эдвин Лестер повис на 740-футовой высоте над 8-й авеню.  Надо  было
ждать, пока кто-нибудь не появится и не стащит его оттуда  в  безопасное
место, никакой альтернативы не было, и он попросту висел  под  ветром  и
дождем.
 
   Он уцепился покрепче, борясь с ветром, стремящимся  оторвать  его,  и
ждал, жмурясь от капель дождя. Он чувствовал, будто правую руку вырывают
из плечевого сустава, а боль в запястье все нарастала. Где  же  все  его
друзья и коллеги? Холод, пронизывающий ногу, заставлял предположить, что
брюки разорваны, но он не осмеливался посмотреть вниз,  чтобы  удостове-
риться в этом. Он смотрел в зияющее отверстие в стене,  надеясь  увидеть
там чье-нибудь лицо, но ни-кто не появлялся. Все произошло столь стреми-
тельно, что он даже не успел испугаться, но теперь страх расползался  по
нему, подобно тысячам муравьев. Желудок свело, а глаза наполнились  сле-
зами.
 
   - Помогите! - закричал он до странности хриплым голосом.  -  Помогите
мне!
 
   Что они там, оглохли все, что ли? Неужели никто не  заметил,  как  он
вывалился за окно? Что ж, видимо, ему придется самому себя спасать. Соб-
рав все силы, он сумел подтянуться, коснувшись подбородком  ладоней.  Он
увидел до обидного близкий край стола. Казалось, еще немного, и он добе-
рется до него. Лестер был уверен, что сможет ухватиться  за  него  одной
рукой, если другой будет достаточно крепко  держаться.  Он  перенес  вес
всего тела на левую руку и попытался поднять правую, но она не  подчини-
лась. Что-то удерживало ее. Он дернулся изо всех сил, но не смог освобо-
дить руку. Повернув голову, он увидел, что его правое запястье, как кин-
жалом, пригвождено стальным обломком оконной рамы. Он  оказался  наколо-
тым, словно мотылек на булавку, в равной степени неспособный  ни  упасть
ни приподняться, и с каждым отчаянным ударом сердца из его плоти  истор-
галась кровь, которую мгновенно уносил ветер. Он уставился на пульсирую-
щую рану как на некий поврежденный прибор  и  попытался  заставить  свой
мозг проанализиро вать происходящее и найти какое-то решение. Слезы  ту-
манили его взор, а сознание стало исчезать. Боль переместилась из правой
руки в левую, а в груди вдруг возникло такое ощущение, будто ее  сдавли-
вали закручиваемые кем-то тиски.
 
   Эдвин Лестер обратил свой взор к свинцовым небесам. Его глаза  и  рот
медленно расширялись, превращаясь в застывшую маску ужаса. И прежде  чем
остановиться, его сердце сделало несколько мощных, спазматических  прыж-
ков.
 
   У двух пожарников, опустившихся сверху на веревках, ушло  пять  минут
на то, чтобы снять Лестера со стального обломка и затащить обратно в его
кабинет. Все реанимационные
 
   усилия врачей оказались напрасными. Когда они прибыли, Эдвин  Лестер,
жертва коронарной недостаточности, вызванной шоком, был уже мертв.
 
   А смерть двадцатилетней Марии Верез, оказалась милосердной и быстрой.
Она неторопливо шла на юг по восточной стороне 8-й авеню, отвернув  лицо
от раздражающих дождевых струй. Если  бы  ей  пришло  в  голову  бросить
взгляд через улицу, на верхние этажи здания Залияна точно без пяти минут
девять, она, возможно, увидела бы, как на 60-м этаже лопнуло окно, обра-
зовав брешь, словно от выпавшего зуба, а следом за стеклом понесся  кру-
жащийся шлейф белой бумаги. Хотя расстояние  было  довольно  большим,  а
угол ее обзора искривленным, она могла бы разглядеть повисшего на  руках
мужчину. Оконное стекло шириной в шесть футов и высотой в восемь с поло-
виной должно было выглядеть снизу не более чем ножом мачете  или  здоро-
венным ножом мясника. Но она так и не посмотрела вверх -  изо  всех  сил
стараясь уберечь свою обувь и одежду от потоков дождя.
 
   Стекло падало строго вниз на протяжении сорока этажей,  набирая  ско-
рость и вращаясь, словно лезвие циркулярной пилы. В двух сотнях футов от
земли
 
   оно слегка накренилось и отклонилось от здания. Конечно, существовала
вероятность, что оно ударится об асфальт или обрушит  свою  колоссальную
энергию на автомобили и грузовики, но больно уж день выдался  неудачный.
Двигаясь с такой быстротой, что и не уследить глазом,  оно  стремительно
приближалось к тротуару на противоположной стороне улицы, к спешащей фи-
гурке Марии Верез.
 
   Эксперты-медики не могли скрыть изумления.  Туловище  было  разделено
строго по диагонали справа налево - от шеи до бедра.  Плоть  и  кожа  на
обоих кусках были плотно изрешечены осколками стекла, срикошетившими  от
мостовой, но основной разрез был хирургически ровным и  чистым.  И  даже
одежда этой женщины выглядела так,  словно  ее  рассекли  надвое  мощным
взмахом скальпеля.
 
   Глава 2
 
   Два старших компаньона совместной юридической фирмы Розена,  Лузетти,
Блэйка, Пирса и Кэлба обычно не работали по одному и тому же делу. У них
были разные клиенты, административные обязанности и профессиональные ин-
тересы. Они, конечно, не ездили по вызовам на дом и не  действовали  ар-
тельно, как новички, только что окончившие школу, нет,  Боже  упаси!  Но
когда дело касается самого важного клиента вашей фирмы,  вам  приходится
повиноваться - отчасти по привычке, а отчасти из страха.
 
   Лифт с такой скоростью домчал их до 66-го этажа, что у  них  заложило
уши. Оба они были седовласыми, упитанными мужчинами строгого  поведения.
Саймон Розен был повыше своего компаньона, его сдержанность граничила  с
робостью. Он не считал нужным скрывать слегка презрительного отношения к
Эудженио Лузетти, к его грубоватым манерам и отнюдь не изысканному  про-
изношению. На них были очень похожие костюмы-тройки,  и  это  совпадение
Розен находил неудобным, зато Лузетти попросту не замечал.
 
   - Надеюсь, он купит наш план, - сказал Лузетти.
 
   - Я уверен, что купит. Для него это наилучший способ  избежать  суда,
ход разговора ты возьмешь на себя. Ты сумеешь более четко изложить  суть
дела, чем я. А я тебя поддержу.
 
   - Думаю, тебе он доверяет больше.
 
   - Чепуха. Он в равной степени не доверяет никому. Ты возьмешь на себя
ответственность,
   Джин. Как старший компаньон, я тебе приказываю.
 
   - О чем ты говоришь? Мы оба старшие компаньоны.
 
   - Но мне шестьдесят восемь лет, а тебе всего лишь шестьдесят  четыре.
Так что я более старший компаньон. Я себя неважно  чувствую.  Ежедневное
общение с Арамом попросту убьет меня.
 
   - Ладно, Саймон, - с сухим смешком сказал Лузетти, - согласен.  Я  не
боюсь этого старикашку.
 
   Однако в глубине души он знал, что боится.
 
   Кабинет Арама Залияна был целиком отделан деревом. Полы покрывал пар-
кет, а стены и потолок - дощатые панели. Сделанный  из  красного  дерева
стол для совещаний окружало шестнадцать деревянных кресел-вертушек  руч-
ной работы, изготовленных в Италии по специальным чертежам. В камине го-
рело большое дубовое полено, по-видимому, в  нарушение  закона.  Комната
была так велика, что два персидских восемнадцатифутовых ковра в ней  со-
вершенно терялись. Стены были увешаны дюжиной написанных маслом  картин.
Саймон Розен легко мог назвать имена художников, а Джино Лузетти даже  и
не попытался бы сделать это. Письменный стол был выполнен из палисандро-
вого дерева, и на его сияющей поверхности располагались лишь  телефонный
аппарат, селекторная установка и блокнот для записей.
 
   Сам же Арам Залиян был отнюдь не из дерева. Он был из крови и плоти и
очень возбужден. Его черные, как угольки, глубоко посаженные глаза остро
смотрели из-под кустистых темных бровей, странным  образом  контрастиро-
вавших с высоким лбом и редкими, но жесткими, как  проволока,  волосами.
Во всей его костистой фигуре было что-то хищное, и когда он увидел  вхо-
дящих в кабинет адвокатов, то вскочил на ноги и двинулся в  их  сторону,
размахивая газетой.
 
   - Вы видели "Таймс"? Уже две недели прошло, а они и дня не  пропусти-
ли. В каждом распроклятом выпуске мусолят эти истории. Садитесь. Я  ведь
вам, ребята, плачу большие деньги, чтобы вы избавляли меня от любых неп-
риятностей, - и что же происходит? Куда бы я ни посмотрел, Залиян  такой
да Залиян сякой. Каждый репортеришка в городе разевает пасть, но ни один
даже не поговорил со мной. Они пу