один.  И это для вас гораздо
лучше.
     Латимер его почти не слушал.  Краем глаза он увидел, что мистер Питерс,
каким-то  образом доползший за  это время до дивана,  где лежало его пальто,
сидел теперь,  прислонясь спиной к дивану, закрыв глаза. Он со свистом дышал
ртом, в горле его что-то булькало. Одна из пуль вырвала кусок мяса из шеи, и
из  раны  на  грудь обильно текла кровь.  Другая пуля пробила ему  грудь,  и
поверх пиджака расплылось небольшое пятно  ярко-пурпурного цвета.  Губы  его
начали двигаться - он, видимо, хотел что-то сказать.
     Держа Димитриоса на прицеле, Латимер приблизился к мистеру Питерсу.
     - Как вы себя чувствуете?
     Уже произнеся эту фразу, он вдруг осознал всю глупость сказанного.
     - Пистолет,  -  еле слышно бормотал Питерс, - дайте мне мой пистолет. В
пальто.
     Губы его продолжали двигаться,  но  уже ничего не было слышно.  Латимер
начал  рыться  левой  рукой  в  карманах пальто  мистера Питерса.  Димитриос
наблюдал за ними, отвратительно улыбаясь. Наконец, Латимер достал пистолет и
передал  его  мистеру Питерсу.  Тот  схватил его  обеими  руками,  и  тотчас
послышался щелчок - он снял его с предохранителя.
     - Теперь, - пробормотал он, - идите в полицию.
     - Не  может  быть,  чтобы никто не  слыхал выстрелы,  -  сказал Латимер
мягко, - полиция сейчас придет.
     - Ей нас не найти, - прошептал мистер Питерс. - Ступайте.
     Латимер не знал,  что делать. Скорей всего мистер Питерс прав: дома эти
зажаты между глухих стен, и выстрелы может услышать только человек, случайно
оказавшийся в этот момент у входа в тупик.
     - Хорошо, - сказал он. - Где тут телефон?
     - Нет телефона...
     - Но...
     Что же все-таки делать?  Ведь пока найдешь полицейского,  пройдет минут
двадцать. Как быть с раненым? Как быть с Димитриосом? По крайней мере ясно -
надо  немедленно найти  доктора.  Да  и  Димитриоса нужно  как  можно скорее
посадить  под  замок.  Наверно,  его  мысли  передались  Димитриосу.  Он  не
отрываясь смотрел теперь на люгер, который мистер Питерс положил на согнутую
коленку. Кровь из раны на шее заливала ему грудь.
     - Хорошо. Я сейчас приду.
     Он пошел к двери.
     - Минуточку, месье. - Этот хриплый голос заставил его обернуться.
     - Ну что еще?
     - Если вы уйдете, он убьет меня. Неужели это неясно?! Вы принимаете мое
предложение?
     Латимер шагнул к двери.
     - Он, конечно, будет стрелять, если вы выкинете какой-нибудь трюк. - Он
оглянулся на  скрючившегося над своим люгером мистера Питерса.  -  Я  сейчас
приведу полицию. Не стреляйте, пока я не приду, мистер Питерс.
     И в этот момент Димитриос захохотал. Латимер невольно обернулся.
     - Приберегите смех для палача,  -  вырвалось у  него.  -  Это вам очень
поможет.
     - Поневоле подумаешь,  -  сказал Димитриос,  -  что глупость всесильна.
Всегда  побеждает глупость -  либо  твоя  собственная,  либо  глупость твоих
противников.  -  В  лице его что-то дрогнуло.  -  Пять миллионов!  -  хрипло
прокричал он.  -  Неужели этого мало?  Неужели вам хочется, чтобы эта падаль
пристрелила меня?
     На одно только мгновение закрался соблазн в душу Латимера,  и тотчас он
похолодел  от   мысли  -   сколько  уже  людей  поплатилось  за  договоры  с
Димитриосом. Димитриос что-то прокричал, но он его уже не слышал - опрометью
бросился вниз по лестнице.
     Он  был  на  площадке  второго  этажа,   когда  услышал  выстрелы.  Три
прозвучали один за другим,  четвертый -  через небольшую паузу.  Он побежал,
задыхаясь,  боясь,  что  умрет от  сердечного приступа,  вверх по  лестнице.
Вспоминая потом,  много дней спустя,  он  поймал себя на том,  что боялся за
мистера Питерса.
     Димитриос лежал на полу -  его тело сотрясала последняя судорога. Двумя
пулями мистер Питерс повалил его на пол и,  промахнувшись в третий раз, снес
ему последней пулей темя.
     Люгер валялся на полу,  а мистер Питерс, положив голову на край дивана,
то открывал,  то закрывал рот,  точно рыба,  выброшенная на берег.  Он вдруг
захлебнулся, и кровь хлынула из его рта.
     Латимер зачем-то  заглянул за  занавес.  Итак,  Димитриос убит.  Мистер
Питерс -  при смерти.  Тяжелораненые просят пить.  Ага, вот и раковина. Надо
дать ему попить.  Он взял с полочки стакан и наполнил его.  Потом вернулся в
комнату.
     Мистер Питерс не  двигался.  Его  глаза  и  рот  были  широко раскрыты.
Латимер встал на  колени и  поднес стакан к  его  губам.  Вода стекла ему на
грудь. Он взял его за руку - пульса уже не было.
     Латимер встал с колен и только сейчас заметил, что руки у него в крови.
Он прошел за занавес и  тщательно вымыл руки,  вытерев их висевшим на гвозде
грязным полотенцем.
     Конечно,  надо немедленно вызвать полицию.  Но  что сказать,  когда они
спросят,  почему он  здесь оказался?  Допустим,  он скажет,  что проходил по
улице и  услышал выстрелы в  тупике.  А  если кто-нибудь видел его  вместе с
мистером Питерсом? Еще есть таксист, который привез их сюда. А как объяснить
снятый Димитриосом с текущего счета миллион? Так, вопрос за вопросом, он сам
окажется подозреваемым.
     Вдруг мысли его  прояснились.  Все очень просто:  надо как можно скорее
уйти отсюда и  замести следы.  Он  достал из кармана револьвер Димитриоса и,
надев  перчатки,  тщательно вытер  его  своим носовым платком.  Сцепив зубы,
вернулся в комнату и,  опустившись на колени,  взял правую руку Димитриоса и
прижал его  пальцы к  рукоятке и  спусковому крючку.  Потом  бросил пистолет
рядом с трупом.
     Глядя на тысячефранковые бумажки,  разбросанные по полу,  он думал: кто
хозяин этих денег - Димитриос или мистер Питерс? Но разве не принадлежат эти
деньги  Шолему?   Здесь  есть   деньги,   которыми  было  оплачено  убийство
Стамболийского.  Здесь же и деньги Булича,  и деньги,  вырученные от продажи
живого товара и наркотиков. Чьи же в таком случае эти деньги? Только не его,
и пусть полиция сама решает. Ей будет над чем подумать.
     Теперь надо вымыть и вытереть стакан.  Хорошо. Не забыл ли он еще чего?
Ну,  конечно.  Надо стереть отпечатки пальцев на подносе и столике. Так, это
сделано.  Что еще?  Отпечатки на дверной ручке. Так, и это сделано. Когда он
ставил стакан на полку,  то обратил внимание на ведро с  водой и плававшие в
нем бутылки шампанского розлива 1921 года...
     На рю де Ренн не было ни одного прохожего,  так что никто не видел, как
он вышел из тупика Восьми Ангелов.
     Он  зашел  в  первое  попавшееся кафе  и  попросил  принести ему  рюмку
коньяку.  Его била мелкая нервная дрожь.  Надо как-то известить полицию.  Он
представил, как разлагаются трупы в этой комнате, - ведь может пройти месяц,
а  то и больше,  прежде чем их обнаружат.  Что же делать?  Послать анонимное
письмо. Нет, это слишком опасно - полиция сразу предположит, что в этом деле
замешан кто-то  третий.  Но  ведь главное,  чтобы полиция там  появилась,  -
причины можно не объяснять.
     Он  попросил  принести  вечернюю  газету  и   впился  глазами  в  отдел
происшествий. Две заметки подходили для его предприятия. В первой говорилось
о  том,  что неизвестные похитили несколько дорогих шуб из мехового магазина
на  авеню  Де  ла  Републик;  во  второй -  как  грабители,  разбив стекло в
ювелирном магазине на авеню де Клиши, похитили несколько дорогих колец.
     Он  решил  остановиться на  первой,  сказал  официанту,  что  ему  надо
написать письмо,  и  попросил принести все необходимое и  еще рюмку коньяку.
Выпив залпом коньяк,  он  надел перчатки и  тщательно осмотрел лист почтовой
бумаги -  на нем не было никаких знаков, обычный лист дешевой бумаги. Достав
ручку,   он  написал  одними  прописными  буквами  точно  посередине  листа:
ПОСМОТРИТЕ У КЕЛЯ -  ТУПИК ВОСЬМИ АНГЕЛОВ, 3. Потом вырвал из газеты заметку
об ограблении мехового магазина и,  сложив письмо и заметку вместе, сунул их
в конверт.  Прописными же буквами он написал на конверте адрес:  Комиссариат
полиции седьмого округа.  Выйдя из  кафе,  купил в  табачном киоске почтовую
марку и бросил письмо в ближайший почтовый ящик.
     Когда он пришел к себе в номер, был уже второй час ночи. Разделся и лег
в  постель.  Сна,  конечно,  не  было.  И  тут его желудок не выдержал,  его
стошнило. Он забылся тяжелым сном часа в четыре утра.


     Спустя два дня в  трех утренних парижских газетах появилось сообщение о
том,  что в  одном из домов вблизи рю де Ренн найдены трупы гражданина одной
латиноамериканской  республики  Фредерика  Петерсена  и  человека,  личность
которого пока не  установлена.  Полагают,  что  оба  погибли в  перестрелке,
последовавшей  после  ссоры  из-за  денег.  Значительная  сумма  денег  была
обнаружена в  комнате,  где найдены трупы.  Больше пресса не  возвращалась к
этому  событию,   потому  что   начался  очередной  международный  кризис  и
одновременно в пригороде Парижа было совершено зверское убийство.
     Латимер вышел  из  отеля  в  девять часов  утра,  чтобы  отправиться на
вокзал,  где  его  ждал мягкий вагон Восточного экспресса.  Портье подал ему
письмо,  полученное с утренней почтой. Болгарская марка и софийский штемпель
говорили о том, что письмо от Марукакиса. Он сунул его в карман - сейчас ему
было не  до  этого.  Он решил прочитать письмо,  когда поезд бежал уже среди
холмов Бельфора. Вот что писал Марукакис:

                               Дорогой друг!
     Не знаю, как мне благодарить вас за ваше удивительное письмо. Думаю, вы
на меня не обидитесь, если я признаюсь, что сомневался в ваших способностях,
необходимых для  достижения  поставленной вами  цели.  Я  с  нетерпением жду
встречи, чтобы послушать подробный рассказ о белградской глупости, о которой
вы узнали в Женеве.
     Мне  удалось  навести  дополнительные справки  о  Евразийском кредитном
тресте. Я думаю, они вам будут интересны.
     Вам,  быть может,  известно, что отношения между Болгарией и Югославией
ухудшаются с  каждым  днем.  Я  хорошо  понимаю тревожное состояние сербов -
стратегическое положение Югославии из  рук  вон  плохо.  Если Германия и  ее
вассал  Венгрия  нападут  на  Югославию  с  севера,   Италия  -  с  юга,  из
оккупированной Албании,  и с запада,  с моря, а Болгария - с востока, страна
окажется в  кольце  врагов.  Единственная надежда,  что  русские  ударят  из
Буковины во  фланг немцам и  венграм.  Но самое-то интересное:  Югославия не
представляла и  не представляет никакой угрозы для Болгарии.  Это совершенно
абсурдная идея, которую, однако, вот уже три месяца твердят газеты.
     Все это было бы  смешно,  когда бы  не  было так опасно.  Мне-то хорошо
известно, как это делается. Пропагандистские фразы - всегда только прелюдия.
Обычно стоящие у  власти рассуждают так:  если ложь не  подкреплена фактами,
значит, надо, чтобы эти факты были.
     И  вот две недели назад на границе с  Югославией происходит пограничный
инцидент. По болгарским крестьянам с югославской стороны произведен ружейный
залп:  один человек убит,  несколько ранено.  Естественно, полагают, что это
сделали югославские пограничники.  Вся пресса,  конечно,  негодует. А неделю
назад правительство объявило, что купило у Бельгии несколько зенитных орудий
противовоздушной обороны  для  укрепления  западной  границы.  Правительство
получило для этой цели заем у Евразийского кредитного треста.
     Вчера я получил интереснейшее сообщение.
     В   результате   проделанного   югославскими   властями   расследования
установлено,   что   четверо  стрелявших  не   имеют  никакого  отношения  к
погранвойскам,  более того,  они не являются даже гражданами Югославии.  Все
они иностранцы,  причем двое из них отбывали тюремное заключение в Польше за
террористическую деятельность. Они сознались, что были подкуплены человеком,
о котором известно только то, что он приехал из Парижа.
     Я,  разумеется,  передал это сообщение в  Париж.  Буквально через час я
получил от  шефа  распоряжение разослать всем  нашим  абонентам опровержение
этого сообщения.  Изумительно, не правда ли? Видимо, директорам Евразийского
кредитного треста оно явно пришлось не по вкусу.
     Что касается вашего Димитриоса, то я, право, не знаю что сказать.
     Кто-то  из  драматургов сказал,  что не всякую жизненную ситуацию можно
представить на сцене,  а  лишь только такую,  в  которой публика может легко
разобраться:  проникнуться симпатией  или,  наоборот,  антипатией;  пережить
чувство отвращения или  негодования и  обязательно сделать какие-то  выводы,
хотя бы и  самые горькие.  У меня,  во всяком случае,  Димитриос симпатий не
вызывает.  Мне бы очень хотелось,  чтобы его жизнь оборвалась так же грубо и
жестоко,  как он это делал по отношению к другим. Но ведь это всего лишь мое
пожелание.  Я пытался понять его,  но мне мешает отвращение. По-видимому, он
представляет   особый   вид   преступника,   сформировавшегося  при   весьма
специфических условиях.  Я  затрудняюсь их  перечислить,  но ясно по крайней
мере одно:  такие,  как он, появляются тогда, когда хаос и анархия выступают
под маской порядка и культуры.
     Как помешать появлению таких типов?  Но я  чувствую,  что вы уже начали
зевать,  а  мне не хочется,  чтобы вы обиделись и не ответили на мое письмо.
Напротив,  мне очень хочется,  чтобы вы  написали мне,  чем вы  занимались в
Париже,  не  познакомились ли вы там с  каким-нибудь новым Буличем или новой
Превеза,  но  больше всего мне  хочется увидеть вас опять в  Софии.  Судя по
всему,  война будет еще не скоро, поэтому вы сможете прекрасно покататься на
лыжах.  В  январе у  нас  разгар горнолыжного сезона.  Я  буду  ждать вас  с
нетерпением.
                                Искренне ваш
                                Н.Марукакис.

     Латимер положил письмо в  конверт и  сунул  его  в  карман.  Хороший он
человек, этот Марукакис! И, конечно, он напишет ему, как только разберется с
делами.
     Сейчас ему  надо  было найти мотив преступления,  как  можно тщательнее
продумать  обстоятельства  убийства.  Последняя  книга  оказалась  несколько
мрачной,  поэтому надо не забыть про юмор. Мотив, конечно, всегда один и тот
же -  деньги.  Жаль только,  что завещание и  страховой полис использовались
авторами  тысячу  раз.  Может  быть,  убить  старую  леди,  у  которой  есть
молоденькая родственница?  Надо будет подумать.  Место действия? Разумеется,
сельская Англия,  какая-нибудь  деревушка.  Время?  Конечно,  лето.  Крикет,
пикник на  траве июльским вечером.  Это  как  раз  то,  что  всем  нравится.
Нравится даже ему самому.
     За  окном был  уже  вечер.  Там,  над  линией холмов,  садилось красное
солнце.  Скоро Бельфор будет позади.  Впереди еще два дня пути. За это время
надо продумать сюжет во всех деталях.
     Стало вдруг темно - поезд вошел в туннель.