орый счел за лучшее разделаться с "коммерческим  предприятием",  и  лавка
оставалась закрытой со времени смерти ее  владельца,  а  товары  были  оптом
проданы другому "коммерсанту". Комнаты верхнего этажа тоже  стояли  пустыми,
так как вдова с дочерьми переехала в другой город.
     На другой день после приключения Элвена Крида (слух  о  котором  как-то
выплыл наружу) толпа мужчин, женщин и детей собралась вечером  перед  лавкой
на противоположной стороне улицы. То, что в лавке  объявился  дух  покойного
Сайласа Димера, теперь стало известно каждому из обитателей  Гилбрука,  хотя
многие делали вид, что сомневаются в этом. Самые смелые из них,  они  же  по
большей части и самые молодые, кидали камнями в фасад, единственно доступную
для обстрела  часть  дома,  старательно  избегая,  впрочем,  попадать  в  не
закрытые ставнями  окна.  Сомнение  еще  не  переросло  в  злобу.  Несколько
смельчаков перешли улицу и принялись дубасить в дверь,  подносить  зажженные
спички к темным окнам, пытаясь разглядеть, что делается внутри лавки. Другие
зрители старались блеснуть своим остроумием: кричали, выли и  звали  призрак
побегать с ними наперегонки.
     После того как прошло порядочно времени  и  ничего  примечательного  не
случилось и многие уже  разошлись,  оставшиеся  вдруг  заметили,  что  лавка
внутри начала озаряться тусклым желтым сиянием. Это  положило  конец  всяким
дерзким выходкам. Отчаянные смельчаки, столпившиеся было  у  двери  и  окон,
отступили  на  противоположную  сторону  и  смешались  с  толпой,  мальчишки
перестали  швыряться  камнями.   Голоса   смолкли;   в   толпе   возбужденно
перешептывались и указывали на все усиливающийся свет. Никто не мог сказать,
сколько времени протекло с того мгновения, как показалось  слабое  мерцанье,
но в конце концов освещение стало таким ярким, что можно  было  видеть  все,
что делается внутри лавки; и тогда в глубине  за  конторкой  собравшиеся  на
улице явственно увидели Сайласа Димера!
     Действие, произведенное этим на толпу,  было  поразительно.  Малодушные
дрогнули, и толпа быстро поредела с обоих флангов.  Одни  пустились  бежать,
что есть мочи, другие удалялись, соблюдая большее достоинство и  оглядываясь
через плечо. В конце  концов  на  месте  осталось  человек  около  двадцати,
преимущественно мужчин; они стояли молчаливые, потрясенные, вытаращив глаза.
Привидение в лавке не обращало на них никакого  внимания;  по-видимому,  оно
всецело было занято приходо-расходной книгой.
     Но вот трое мужчин, как бы движимые одним чувством, отделились от толпы
на тротуаре и перешли улицу. Один из них, грузный детина, хотел было  налечь
плечом на дверь, но она открылась сама,  точно  какой-то  сверхъестественной
силой, и смелые исследователи вошли внутрь.  Оставшиеся  на  улице  в  ужасе
заметили, что все трое стали как-то странно  вести  себя,  едва  переступили
порог. Они вытягивали перед собой руки, кружили по магазину,  натыкались  на
прилавок, на ящики и бочки, стоявшие на полу, сталкивались  друг  с  другом.
Они неуклюже поворачивались во  все  стороны,  как  будто  хотели  выбраться
оттуда, но не могли найти выхода. Слышны  были  их  крики  и  проклятия,  но
привидение  Сайласа  Димера   не   проявляло   ни   малейшего   интереса   к
происходившему.
     Что послужило толчком для толпы, никто не мог  впоследствии  вспомнить,
но внезапно мужчины, женщины, дети, собаки-все разом беспорядочно  бросились
к дверям. Каждому хотелось пролезть вперед, и у входа образовалась давка,  -
наконец, точно по уговору, они выстроились в очередь  и  начали  подвигаться
шаг за шагом.  В  силу  какой-то  неуловимой  духовной  или  физиологической
алхимии  наблюдатели  превратились  в   действующих   лиц:   зрители   стали
участниками представления, публика захватила сцену.
     Лишь для одного зрителя, оставшегося на противоположном тротуаре -  для
банкира Элвена Крида, внутренность лавки, заполняющаяся  толпой,  оставалась
ярко освещенной. Ему было ясно видно все то  странное,  что  там  творилось.
Находящиеся же внутри оказались в полной темноте. Каждый, кто  протискивался
в лавку, как будто  сразу  лишался  зрения  и  рассудка.  Люди  бессмысленно
двигались ощупью, пытались пробиться против  течения,  толкали  друг  друга,
наносили удары куда попало, падали, и их топтали, подымались и сами  топтали
упавших. Они хватали  друг  друга  за  платье,  волосы,  бороды,  дрались  с
остервенением,  орали,  ругались,  осыпали  друг  друга   оскорбительной   и
непристойной бранью. Когда  наконец  последний  в  очереди  вмешался  в  эту
невообразимую толчею, свет, озарявший лавку, внезапно погас, и Элвен Крид на
улице очутился в полной  темноте,  как  и  все,  кто  находился  внутри.  Он
повернулся и ушел.
     Рано утром толпа любопытных собралась у лавки Димера. Тут  были  и  те,
которые прошлым вечером обратились в бегство, а сейчас осмелели при  дневном
свете, и трудовой люд, идущий на  работу.  Дверь  магазина  была  распахнута
настежь, помещение пусто, но на стенах, на полу,  на  мебели  -  всюду  были
лоскутья одежды и клочья волос. Гилбрукские вояки кое-как выбрались ночью из
лавки и поплелись домой залечивать свои ушибы и божиться,  что  провели  всю
ночь в постели. На пыльной конторке позади прилавка лежала приходная  книга.
Записи, внесенные в нее рукой Димера, кончались шестнадцатым июля, последним
днем его земного бытия. Никаких  пометок  о  последовавшей  позднее  продаже
товара Элвену Криду не было обнаружено.
     Вот и вся история; можно добавить только, что, когда страсти улеглись и
разум вступил в свои извечные права, жители Гилбрука пришли к  выводу,  что,
принимая во внимание безобидный и добропорядочный характер  первой  торговой
сделки, совершенной Сайласом Димером при изменившихся обстоятельствах, можно
было спокойно разрешить покойнику снова занять свое место  за  прилавком.  К
сему  суждению  местный  летописец,  из  неопубликованных  трудов   которого
извлечены вышеизложенные факты, почел за благо присоединиться.


 * ЗАПОЛНЕННЫЙ ПРОБЕЛ * 

                             перевод Н.Дарузес

1. ПАРАД ВМЕСТО ПРИВЕТСТВИЯ

     Летней ночью на невысоком холме, поднимавшемся над  простором  лесов  и
равнин, стоял человек. Полная луна клонилась к западу, и по  этому  признаку
человек понял, что близок час рассвета,- иначе это трудно  было  определить.
Легкий туман стлался по земле, затягивая низины, но над пеленой тумана четко
выделялись на чистом небе темные  массы  отдельных  деревьев.  Сквозь  туман
смутно виднелись два-три фермерских домика, но ни в одном  из  них  не  было
света. Нигде ни признака  жизни,  только  собачий  лай,  доносясь  издали  и
повторяясь через равные промежутки времени,  скорее  сгущал,  чем  рассеивал
впечатление заброшенности и безлюдья.
     Человек с любопытством озирался по сторонам; казалось,  все  окружающее
ему знакомо, но он не может найти своего места в нем и не знает, что делать.
Так, наверно, мы будем вести себя, восстав из мертвых в  ожидании  Страшного
суда.
     В ста шагах от него лежала прямая дорога, белея в лунном свете. Пытаясь
"определиться", как  сказал  бы  землемер  или  мореплаватель,  он  медленно
перевел взгляд с одного конца дороги на другой и заметил в четверти  мили  к
югу смутно чернеющий в тумане отряд кавалерии, который направлялся на север.
За ним шла колонна пехоты с тускло  поблескивавшими  винтовками  за  спиной.
Колонна двигалась медленно и неслышно. Еще отряд кавалерии, еще полк пехоты,
за ним еще и еще, непрерывным потоком двигались к тому месту, откуда на  них
смотрел человек, мимо него и дальше на север.  Проехала  батарея;  канониры,
скрестив на груди. руки, сидели на лафетах и  зарядных  ящиках.  И  вся  эта
бесконечная процессия, отряд за отрядом, выступала из тьмы с юга  и  уходила
во тьму на север, но не слышно было ни говора, ни стука  копыт,  ни  грохота
колес.
     Это показалось ему странным: он подумал было, что оглох;  произнес  это
вслух и услышал собственный голос, хотя он  звучал  как  чужой,  и  это  его
поразило; ухо его ожидало услышать голос совсем  иного  тембра  и  звучания.
Однако он понял, что не оглох, и на время успокоился.
     Затем он  вспомнил,  что  существует  явление  природы,  известное  под
названием "акустической тени". Когда человек попадает в  акустическую  тень,
есть такое направление, по которому звук до него не доходит. Во время одного
из самых ожесточенных боев войны Севера с Югом - сражения при Гейнс-Мнлл,  в
котором участвовало сто орудий, зрители, находившиеся на расстоянии полутора
миль на противоположном склоне долины Чикагомини, не слышали ни звука,  хотя
очень ясно видели все происходившее.  Бомбардировка  Порт-Ройал,  слышная  и
ощутимая в Сент-Августине, в ста пятидесяти милях к югу, не  была  слышна  в
двух милях к северу при  тихой  погоде.  За  несколько  дней  до  сдачи  при
Аппоматоксе оглушительная  перестрелка  между  войсками  Шеридана  и  Пикета
оставалась неизвестной последнему,- он  находился  в  тылу  своей  армии,  в
какой-нибудь миле от линии огня.
     Ни один из этих случаев не был известен герою нашего рассказа, но менее
значительные явления того же порядка не ускользнули  от  его  внимания.  Его
тревожило не загадочное безмолвие этого ночного похода, а нечто иное.
     "Боже мой,- сказал он себе, и опять ему почудилось  что  кто-то  другой
выражает вслух  его  мысли,-  если  это  действительно  южане,-  значит,  мы
проиграли сражение и они двигаются к Нэшвиллу!"
     Потом у него мелькнула мысль о самом себе - тревожное  предчувствие,  -
то ощущение надвигающейся опасности, которое в других мы  называем  страхом.
Он быстро отступил в тень дерева. А молчаливые батальоны все так же медленно
и неслышно проходили в тумане.
     Вдруг он почувствовал на затылке холодок, и это заставило его взглянуть
туда, откуда дохнуло ветром обернувшись к востоку, он увидел  бледный  серый
свет на горизонте - первый признак наступающего дня. Предчувствие  опасности
усилилось в нем.
     "Надо уходить,- подумал он,- не то меня заметят и возьмут в плен".
     Он вышел из тени и быстрым  шагом  направился  к  бледнеющему  востоку.
Из-под прикрытия группы кедров он оглянулся назад. Вся колонна  скрылась  из
виду; прямая дорога белела в лунном свете, безлюдная и пустая.
     Он и раньше недоумевал, но теперь был прямо-таки ошеломлен.  Как  могла
пройти армия так быстро, передвигающаяся так медленно! Он этого не  понимал.
Незаметно проходила  минута  за  минутой  -  он  утратил  ощущение  времени.
Сосредоточив все свои силы, он стал искать решения загадки, но тщетно. Когда
наконец он отвлекся от занимавших его мыслей, в которые  был  погружен,  над
холмами уже показался краешек солнца, но и солнечные лучи  не  рассеяли  его
сомнений.
     По обеим сторонам дороги тянулись возделанные поля,  и  нигде  не  было
заметно опустошений, какие влечет за собой война. Из труб фермерских домиков
восходили к небу тонкие струйки  дыма,  свидетельствуя  о  приготовлениях  к
мирным дневным трудам. Собака, прекратив свою извечную жалобу  луне,  бегала
за негром, который, погоняя мулов, запряженных  в  плуг,  мирно  напевал  то
веселые, то печальные мотивы.
     Герой нашего рассказа в остолбенении смотрел на эту мирную картину, как
будто никогда в жизни не видел ничего подобного, потом поднес руку к голове,
провел ею по волосам  и  стал  внимательно  рассматривать  ладонь-поведение,
непонятное для зрителя. После этого, по-видимому успокоившись,  он  уверенно
зашагал к дороге.

2. ЕСЛИ ВЫ ПОТЕРЯЛИ САМОГО СЕБЯ, ОБРАТИТЕСЬ К ВРАЧУ

     Доктор Стиллинг Молсониз Морфрисборо, отправившись  навестить  пациента
за шесть или семь миль от дома по Нэшвилльской дороге, оставался при больном
всю ночь. На рассвете он поехал домой верхом, по обычаю существовавшему в то
время среди окрестных врачей.
     Когда он проезжал недалеко от места битвы  при  Стон-ривер,  с  обочины
дороги к нему подошел человек и отдал  честь  по-военному,  поднеся  руку  к
полям шляпы. Однако шляпа эта была вовсе не армейского образца,  человек  не
носил мундира, и в его движениях не заметно было  военной  выправки.  Доктор
вежливо ему поклонился, полагая, что не совсем  обычная  манера  здороваться
объясняется уважением к историческим местам. Незнакомец, по-видимому,  желал
заговорить с ним, и доктор учтиво придержал свою лошадь и стал ждать.
     - Сэр,- сказал незнакомец,- вы,  быть  может,  неприятель,  хотя  вы  и
штатский.
     - Я - врач,- лаконически ответил тот.
     - Благодарю вас,- сказал незнакомец,- я  лейтенант  из  штаба  генерала
Газена.- Он замолчал  и  с  минуту  пристально  вглядывался  в  человека,  к
которому обращался, потом прибавил: - Из армии северян.
     Врач ограничился кивком.
     - Скажите мне, пожалуйста,- продолжал тот,- что  здесь  произошло?  Где
обе армии? Кто выиграл сражение?
     Врач, полузакрыв глаза, с любопытством смотрел на  своего  собеседника.
После наблюдения, длившегося столько времени, сколько  позволяла  учтивость,
он сказало
     - Простите меня, но тот, кто спрашивает, не должен и сам уклоняться  от
ответа. Вы ранены?- прибавил он с улыбкой.
     - Кажется, легко.
     Человек снял шляпу штатского фасона, провел рукой по волосам  и,  отняв
ее, пристально посмотрел на ладонь.
     - Меня задело пулей, и я потерял сознание.  Задело,  вероятно,  слегка,
шальной пулей: крови нет, и я не чувствую боли. Я  не  хочу  беспокоить  вас
просьбой, чтоб вы меня осмотрели, но не скажете ли вы, как  мне  найти  свою
часть или хоть какой-нибудь отряд армии северян, если вы знаете, где она?
     Доктор  опять  ответил  не  сразу:  он  старался  припомнить  все,  что
говорится в медицинских книгах о потере памяти и о том, что знакомые  места,
кажется, помогают вспомнить забытое. Наконец он взглянул человеку в глаза  и
заметил с улыбкой:
     - Лейтенант, почему вы не в мундире, который присвоен вашему званию?
     Человек оглядел свой штатский костюм, поднял глаза и сказал с запинкой:
- Это верно. Я... я не понимаю.
     Все еще глядя на него зорким, но сочувственным взглядом, доктор спросил
напрямик:
     - Сколько вам лет?
     - Двадцать три,- а почему вас это интересует?
     - Я бы этого не сказал; никак нельзя подумать,  что  вам  двадцать  три
года.
     Человек потерял терпение.
     - Не стоит  об  этом  спорить,-  сказал  он.-  Мне  нужно  узнать,  где
находится армия. Не прошло еще  двух  часов,  как  я  видел  колонну  войск,
двигавшуюся к северу по этой дороге. Вы, должно быть,  встретились  с  ними.
Будьте добры, скажите, какого цвета на них  мундиры,  я  сам  не  мог  этого
разглядеть,- и больше я не стану вас беспокоить.
     - Вы совершенно уверены, что видели их?
     - Уверен? Боже мой, сэр, да я мог бы пересчитать их!
     - Вот как,- сказал врач, внутренне забавляясь собственным  сходством  с
болтливым цирюльником из "Тысяча и одной ночи",- это очень любопытно.  Я  не
видел никаких войск.
     Человек посмотрел на  него  холодно,  словно  и  он  тоже  заметил  это
сходство с цирюльником.
     - Видно, вы не хотите мне помочь,- сказал он.- Можете убираться ко всем
чертям, сэр!
     Он повернулся и, не разбирая дороги, зашагал  прямиком  через  росистые
поля, а его мучитель, начинавший уже раскаиваться, спокойно следил за ним со
своего наблюдательного поста в седле, пока тот не исчез за деревьями.

3. КАК ОПАСНО СМОТРЕТЬ В ЛУЖУ

     Свернув с дороги, путник замедлил шаг и теперь  шел  вперед,  нетвердой
походкой, чувствуя сильную усталость. Он не мог понять, отчего он так устал,
хотя чрезмерная словоохотливость  деревенского  лекаря  была  сама  по  себе
утомительна. Усевшись на камень, он положил руку на колено, ладонью вниз,  и
случайно взглянул на нее. Рука была исхудалая, морщинистая.  Он  поднял  обе
руки к лицу. Лицо было все в глубоких  морщинах:  борозды  чувствовались  на
ощупь. Странно! Немогла же простая контузия и  короткий  обморок  превратить
человека в развалину.
     - Я, верно, очень долго пролежал в госпитале,- сказал он вслух.-  Боже,
до чего я глуп! Ведь сражение было в декабре, а сейчас лето!- Он засмеялся.-
Не удивительно, что этот лекарь подумал,  будто  я  сбежал  из  сумасшедшего
дома. Он ошибся: я сбежал всего-навсего из лазарета.
     Его внимание привлек  маленький  клочок  земли  неподалеку,  обнесенный
каменной оградой. Без всякой определенной цели он встал  и  подошел  к  ней.
Посредине стоял  тяжелый  монумент,  сложенный  из  камня.  Он  потемнел  от
времени, выкрошился по углам и был покрыт пятнами  мха  и  лишайника.  Между
массивными глыбами пробилась трава, и корни ее  раздвинули  глыбы  камня.  В
ответ на  дерзкий  вызов  этого  сооружения  время  наложило  на  него  свою
разрушающую руку, и скоро оно сровняется с землей, "подобно Тиру и Ниневии".
В надписи на одной из сторон  памятника  взгляд  его  уловил  знакомое  имя.
Задрожав от волнения, он перегнулся всем телом через ограду и прочел:

                          Бригада генерала Газена.
                                 солдатам,
                                павшим в бою
                    при Стон-ривер, 21 декабря 1862 года

     Чувствуя слабость и головокружение, человек повалился на землю. Рядом с
ним - стоило только протянуть руку -  было  небольшое  углубление  в  земле,
полное воды после недавнего дождя,- прозрачная лужица.  Он  подполз  к  ней,
чтобы  освежиться,  приподнялся,  напрягая  дрожащие  руки,  вытянул  голову
впереди увидел свое отражение, как в зеркале. Он вскрикнул страшным голосом.
Руки его ослабели, он упал лицом вниз, прямо в лужу, и  нить,  связавшая  на
миг начало и конец его существования, оборвалась навсегда.


 * ПРОКЛЯТАЯ ТВАРЬ  * 

                            перевод А.Елеонской

1. НЕ ВСЕ, ЧТО НА СТОЛЕ, МОЖНО ЕСТЬ 

     За грубым дощатым столом сидел человек и при свете сальной свечи  читал
какие-то  записи  в  книге.  Это  была  старая   записная   книжка,   сильно
потрепанная; и, по-видимому, почерк был не  очень  разборчивый,  потому  что
читавший то и дело подносил книгу к самому огню так, чтобы свет падал  прямо
на страницу. Тогда  тень  от  книги  погружала  во  мрак  половину  комнаты,
затемняя лица и фигуры, ибо, кроме читавшего,  в  комнате  было  еще  восемь
человек. Семеро из них сидели вдоль неотесанных бревенчатых стен, молча,  не
шевелясь, почти у самого стола, и, так как комната была небольшая,  протянув
руку, они могли бы дотянуться до восьмого, который лежал на столе, навзничь,
полуприкрытый простыней, с вытянутыми  вдоль  тела  руками.  Он  был  мертв.
Человек за столом читал про себя, и никто не говорил ни слова: казалось, все
чего-то ожидали, только мертвецу  нечего  было  ждать.  Снаружи  из  ночного
мрака, через служившее окном отверстие, доносились  волнующие  ночные  звуки
пустыни: протяжный, на одной неопределенной ноте, вой далекого койота;  тихо
вибрирующее стрекотанье неугомонных цикад в листве деревьев; странные  крики
ночных птиц, столь не похожие на крики дневных:  гуденье  больших  суетливых
жуков и весь тот таинственный хор звуков, настолько незаметных,  что,  когда
они внезапно умолкают, словно от смущения, кажется, что их почти и  не  было
слышно. Но никто из присутствующих не замечал этого: им не свойственно  было
праздное любопытство к тому, что не имело практического значения;  это  ясно
было из каждой черточки их суровых лиц  -  ясно  даже  при  тускло  горевшей
одинокой свече. Очевидно, все это были местные жители - фермеры и дровосеки.
     Человек,  читавший  книгу,  несколько  отличался  от   остальных,   он,
казалось, принадлежал к людям другого круга - людям светским, хотя что-то  в
его одежде указывало на сродство с находившимися в хижине. Сюртук  его  вряд
ли мог бы считаться приличным в Сан-Франциско; обувь была  не  городская,  и
шляпа, лежавшая на полу подле него (он один  сидел  с  непок