Ефимовича  Распутина   действительный   тайный
советник относился нейтрально.  Конечно,  будучи  мистиком,  он  немного
ревновал ясновидящего юродивого к императорской семье. Но  эта  ревность
не переросла в  ненависть.  Место  придворного  лакея  для  амбициозного
Стерна  никогда  не  было  страстной  мечтой.  Как  секретарь  "Общества
поощрения искусств и изящной словесности" он и так был хорошо  знаком  с
дочерьми императора и, при желании, мог гораздо чаще  бывать  в  Зимнем.
Нет, роль высокого слуги его не прельщала.
   Осмысленная неприязнь к Распутину пришла раньше, когда мнимый  святой
организовал могущественный треугольник с тибетским доктором Бадмаевым  и
министром финансов Витте. Стерн к тому времени уже увлекся  Востоком,  и
направленные  действия  Бадмаева,  пожелавшего   сделаться   главным   в
восточной политике империи, его раздражали. Кроме того, он не был  тогда
уверен, что присоединение Тибета к владениям русского царя входит в  его
личные планы.  С  младенчества  впитав  мистическое  отношение  к  миру,
Святослав Альфредович очень серьезно относился к своему  предназначению.
Он знал, что станет Вла-Дыкой Тибета и Всемирным  Учителем.  Это  знание
пришло к нему десять лет назад, когда  тяжелобольной  отец,  думая,  что
умирает, передал сыну граненый камень  горного  хрусталя  с  магическими
письменами на месте среза. В письменах, по мнению отца, говорилось,  что
владелец камня получает силу  Царя  Тибета.  Но  для  того  чтобы  стать
духовным вождем Тибета, а через Тибет и  всего  мира,  необходимо  иметь
вторую половину этого камня.
   Магический горный хрусталь Стерн всегда носил с собой, боясь остаться
без него даже на час. С камнем он не расставался ни днем, ни ночью.  Что
камень имеет магическую силу, тайный советник поверил сразу, но до конца
убедился в этом спустя год, после того, как стал  его  владельцем.  Отец
его, оправившись после  тяжелой  болезни,  о  камне  больше  никогда  не
говорил. Стерн носил камень на груди в маленьком  бархатном  мешочке  на
крепком шелковом  шнурке,  вместе  с  цепочкой  и  маленьким  крестиком,
полученным во младенчестве при крещении. В первые дни,  когда  Святослав
Альфредович ходил с камнем и крестом, у него сильно болела грудь.  Стерн
не был здоровяком  от  рождения.  Врожденную  хилость  он  компенсировал
закалкой и зверским пренебрежением к собственной немощи. С  юности  став
заядлым охотником, в дождь и снег совершал многодневные лесные походы  и
победил собственный организм, болезнь отступила. Нет, появившаяся  тогда
боль в груди не являлась следствием прошлых недугов, это была совершенно
новая и непривычная боль. Святослав снял  с  груди  шнурок  с  бархатным
мешочком; Боль мгновенно  прошла.  Но  носить  камень  в  кармане  Стерн
опасался.  Он  все  время  боялся  его  потерять,  боялся  воровства   и
чувствовал себя некомфортно. Тогда он нацепил мешочек  обратно  на  шею.
Боль не заставила себя ждать. Святослав подумал  и  снял  крестик.  Боль
вновь мгновенно исчезла. Стерн вздохнул с облегчением и убрал крестик  в
ящик письменного стола. Вспомнив теперь об этом, тайный советник  понял,
что крестик так там  и  лежит.  Собираясь  в  дорогу,  он  о  нем  забыл
совершенно. "Это знак свыше. Христианство осталось в России, а мы входим
в иную фазу", - подумал мистик, по привычке воспринимая свою персону  во
множественном числе.
   Магические свойства горного хрусталя снова проявились  через  год.  В
тот день молодой Святослав прогуливался по Невскому,  оживленно  беседуя
со Стасовым.
   Они только что обошли залы "Передвижной" и горячо  обсуждали  картину
Ге "Христос в пустыне". Навстречу им шел  пожилой,  великолепно  одетый,
седой господин, правда, кроме седины, его возраст  ничего  не  выдавало.
Еле  заметный  намек  на  присутствие  восточной   крови   заинтересовал
Святослава Альфредовича - он тогда по моде времени увлекся Востоком.  Но
основное  внимание  Стерна  привлек   спутник   седовласого   прохожего.
Святослав тогда сразу понял, что перед ним  отец  и  сын,  хотя  прямого
сходства  между  ними  не  наблюдалось.  Молодой  человек  с   вьющимися
иссиня-черными волосами и пушком над верхней губой завораживал  взглядом
огромных миндалевидных глаз. Их бархатная  тьма  притягивала  и  пугала.
Святослав перестал слышать,  что  говорит  ему  великий  старец,  он  не
отрываясь смотрел на юношу. А тот и не думал  отводить  взгляда.  Стерну
показалось, что юный прохожий внимательно и строго изучает его.  Стасов,
не обращая внимания на рассеянность своего собеседника, громко продолжал
дискуссию, помогая себе  решительными  жестами.  Когда  заинтересовавшая
Стерна пара осталась позади,  Святослав  Альфредович  отметил  на  груди
сильный жар. Он незаметно просунул руку за пазуху и,  нащупав  бархатный
мешочек, обжег пальцы. Так нагрелся магический хрусталь.
   Через неделю после описанной встречи  Стерн  заглянул  в  юридическую
контору  отца.  Молодой  человек   ждал   приятеля,   который   попросил
консультации у Альфреда Федоровича по вопросу, связанному с наследством.
Стерн-старший  был  занят  беседой  с   очередным   клиентом.   Приятель
запаздывал, и Святослав оказался в приемной один.  Он  стоял  у  окна  и
любовался городским пейзажем. Из конторы отца открывался прекрасный  вид
на Неву и Адмиралтейство.  Внезапно  на  груди  потеплело.  Волна  тепла
быстро росла, превращаясь в нестерпимый жар. Он снял с  груди  бархатный
мешочек и зажал его в ладони. Казалось, что его ладонь  сжимает  горящий
уголек. Святослав взглянул вниз на набережную. Глянул  и  попятился.  Он
узнал пару, встреченную им на Невском. Старик и  юноша  остановились  на
тротуаре и пристально смотрели в окно, за которым прятался  дрожащий  от
необъяснимого волнения Стерн. Дождавшись,  когда  отец  освободился,  он
ворвался к нему в кабинет и рассказал о странном  поведении  магического
хрусталя при встрече с незнакомцами.
   - У них второй камень. Отыщи этих людей и выкупи его. Дай им все, что
они попросят. Я найду средства. Имея два камня, мы сможем править миром.
   Святослав выбежал на улицу, но  старик  и  юноша  исчезли.  Несколько
недель он бродил по городу в надежде их встретить, но так  больше  и  не
увидел.
   Поезд замедлил ход, погремел на стыках и  со  скрежетом  остановился.
Тайный советник отодвинул  занавеску  и,  отогрев  ладонью  заледеневшее
стекло, посмотрел  на  улицу.  Станции  за  окном  не  оказалось.  Поезд
совершил остановку в глухом лесу, и только свет из вагона бросал на снег
железнодорожной  насыпи  светлые  блики.   Внезапно   дверь   в   тамбур
распахнулась, и в вагон вошли трое жандармов.
   Двое с фонариками двигались  по  проходу,  освещая  лица  пассажиров.
Третий  следовал  за  ними,  держа  руку  в  подозрительно  оттопыренном
кармане.
   Святослав  Альфредович  побледнел.  Он   мысленно   отсчитал   время,
проведенное в дороге, и понял, что убийство Распутина  могло  свершиться
минут сорок назад.
   Если представить, что заговорщиков взяли  на  месте  и  по  телеграфу
пошла морзянка, то появление жандармов в поезде грозит бедой.
   Лучи фонарика скользнули по лицам спящих сыновей, осветили породистый
профиль супруги - черты рода Вигов проступали  на  лице  спящей  женщины
царственным покоем, остановились  на  бледной  маске  Стерна.  Святослав
Альфредович приоткрыл глаза и снова зажмурился.  Свет  двух  жандармских
фонарей неприятно слепил.
   - Можно поглядеть ваши документики? - спросил третий сопровождающий.
   Стерн полез во внутренний карман жилета и извлек паспорт. Подавая его
блюстителю порядка, он с трудом погасил дрожь в руке.
   Лучи фонариков  освободили  глаза  Стерна  и  вцепились  в  раскрытый
жандармом документ.
   - Извините, ваше превосходительство, - заискивающе проговорил страж и
с  деланной  улыбкой  возвратил  документ.  -  В  этом  поезде  ограблен
банковский инкассатор, и мы ищем грабителей. Не обессудьте, служба.
   Стерн кивнул и, глядя  вслед  удаляющимся  жандармам,  вновь  откинул
голову.
   Собственно, чего он так боится? Ведь он в подготовке убийства участия
не принимал. При чем тут художник Стерн?  Однако  Святослав  Альфредович
окончил не только Академию художеств.  Его  университетское  образование
венчал диплом юриста. Кроме того, с детства взрастая рядом с юридической
конторой отца, он прекрасно разбирался в законах. Участия  в  подготовке
убийства он и впрямь не принимал, но  был  в  курсе  нее.  А  по  закону
человек, знающий  о  готовящемся  преступлении  и  умолчавший  об  этом,
становится  соучастником.  И  это   действительный   статский   советник
Святослав Альфредович Стерн знал досконально.
   -  Нас  кто-то  спрашивал?  -  поинтересовалась  Алиса  Николасвна  в
полусне.
   - Спите, мой друг. Простая проверка документов, - безразличным  тоном
ответил Стерн.
   Супруга успокоилась и вновь погрузилась в дрему. Паровоз издал глухой
надрывный гудок и, дернув вагоны, потянул состав.
   Инвалид-корнет после жандармского  обхода  угомонился.  Его  дурацкий
смех больше не мешал воспоминаниям. Пришло на ум детство.
   Еще совсем младенцем, на курляндском курорте  Хаапсалу,  его  впервые
коснулась  мистическая  рука  судьбы.  Он  прекрасно  помнил  отъезд   в
Курляндию  из  родового  имения  Ижоры.  Карета,  запряженная  четверкой
гнедых,  весело  бежала  по  северным  полям  и  перелескам.  Прозрачные
глубокие озера и сосновый бор с мягким  ковром  изумрудных  мхов  манили
сказочным покоем. Маленькому Стерну все  время  хотелось,  чтобы  карета
наконец  остановилась  и  он  мог  потрогать  то,  что  видит   глазами,
обнаружить в прозрачной глубине  озер  тихое  движение  диковинных  рыб,
подглядеть за тайной жизнью лесных зверей.  Но  карета  продолжала  свой
бег, и ребенок сладко засыпал. Помнил он и крепость  Ивангорода.  И  тот
жуткий случай, когда они  обходили  мрачные  крепостные  стены  и  мама,
молодая и красивая, вдруг закричала, показывая на башню:
   "Глядите, там царь Иван! С топором! На топоре  кровь!"  Ей  сделалось
дурно. Отец мочил платок и прикладывал к ее вискам. А с  башни  крепости
спустился пожилой монах с реденькой седой бородкой, так напугавший маму.
Спустившись и не глядя на них, старец  перекрестился  и  быстро  зашагал
прочь.
   Сам курорт Хаапсалу Стерн почти не помнил. Лишь длинный белесый пляж,
на который накатывали светлые волны Балтики  и  множество  водорослей  у
самой кромки моря. Однажды, когда они гуляли по  прибрежным  пескам,  на
море сели лебеди.
   Казалось, что белые пушистые поплавки  заполнили  всю  морскую  даль.
Отдыхающие ходили глядеть на лебедей, а маленький Святослав даже плакал,
когда его пытались увести домой, отрывая от удивительного зрелища. Он  и
сейчас, полулежа с закрытыми глазами, видел эту картину, словно наблюдал
ее вчера. Нельзя  было  отвести  взгляда  от  величавых  птиц,  которые,
парусом распустив крылья, то  быстро  перемещались  по  воде,  то  вдруг
переворачивались вниз головой,  оставляя  на  поверхности  одни  хвосты.
Десятки, сотни  торчащих  лебединых  хвостиков  очень  смешили  ребенка.
Святослав Альбертович непроизвольно скривил губы в улыбку.
   Но главным и самым сильным впечатлением детства, возможно  отложившим
отпечаток на всю дальнейшую жизнь великого Учителя, стал ночной поход  в
замок Белой Дамы. По преданию, злой  и  коварный  настоятель  монастыря,
разгневанный  любовной  интригой   своего   молодого   монаха   с   юной
прихожанкой, казнил юношу, а девушку замуровал в стене рыцарского замка.
И с тех пор раз в год, в одну из летних ночей,  Белая  Дама  выходит  из
стены. Видение  нашло  скучное  объяснение  у  ученых  рационалистов:  в
определенный час ночи, только раз в году, восходящая луна  бросает  свой
отсвет в бойницу замка. Этот отсвет и порождает  видение.  Чета  Стернов
отправилась наблюдать это явление вместе  с  маленьким  сыном.  Что  там
видели взрослые, Святослав не знал и знать не хотел. Он стоял, окаменев,
с широко открытыми глазами, и видел, как из стены вышла прекрасная белая
девушка.
   Она была полупрозрачна, и ее светлые одежды тоже были полупрозрачны.
   Она была живая. Ее прекрасные глаза мерцали. Проходя  мимо  мальчика,
она  будто  приостановилась,  и  ребенок  услышал  тихую  речь,  которая
напоминала журчание ручейка и была обращена только к нему:
   - Я знаю тебя, малыш. Ты видишь  больше  других,  потому  что  умеешь
смотреть.
   Будь счастлив.
   И белая девушка скрылась. Святослав не  слышал,  что  говорили  между
собой родители, возвращаясь после ночного развлечения домой. Он запомнил
Белую Даму на всю жизнь. Став  взрослым,  изучив  тайные  науки,  усвоив
множество  знаков  потустороннего  мира,  Стерн  не   раз   вызывал   на
спиритических сеансах образ Белой Дамы, и она являлась к нему.
   Только одному человеку поведал он о своей тайной привязанности.  Этим
человеком стал Александр Блок. Поэт почти год посещал сеансы на Фонтанке
и даже вступил в орден "Роза и крест". Но после того как  Стерн  поведал
ему о своих встречах с призраком  хаапсалуской  барышни,  бывать  у  них
перестал. И уж никому на свете Святослав Альфредович не  рассказал,  что
его  любовь  Алиса  Николасвна  при  первой  же  встрече  поразила   его
необычайным сход-ством с образом Белой Дамы.
   А  однажды,  когда  после  свадьбы  они  остались  одни  в   еще   не
обставленной квартире на Фонтанке, молодая жена вечером подошла к  окну.
Стерн сидел возле свечи в кресле. Внезапно свеча  погасла,  и  Святослав
Альфредович вместо своей супруги увидел у окна знакомый призрак. Видение
длилось несколько мгновений, затем женщина вскрикнула и, опустившись  на
колени, замерла. Дрожащими руками он  зажег  электричество,  бросился  к
жене. У Алисы Николасвны случился  припадок.  Молодая  женщина  страдала
странной, не изученной современной медициной болезнью. Она  окаменела  и
не могла пошевелить даже пальцем. Первый раз Стерн попытался поднять  ее
с колен и перенести  в  постель.  Но  Алиса  Николасвна  превратилась  в
онемевшую  статую  и  на  постели  продолжала  находиться   в   той   же
коленопреклоненной позе. Разогнуть колени жены Святослав Альфредович  не
смог.  Но  во  время  таких  припадков  на  Алису  Николасвну  нисходило
озарение. Она могла предсказать события будущего. И тогда, стоя  у  окна
на коленях, женщина посмотрела на мужа невидящими глазами  и  заговорила
не своим голосом: "Слушай меня  во  всем.  Он  глаголит  с  тобой  моими
устами. Ты будешь Царем Мира. Он укажет мне знаки, а я эти знаки передам
тебе".
   Тот голос взволновал Стерна до глубины души - этот журчащий ручеек он
помнил с детства. Это был голос Белой Дамы из хаапсалуского замка. С тех
пор Святослав Альфредович относился к жене с мистическим  восторгом.  Он
ждал ее тайных приказов, но того журчащего ручейка из ее уст  больше  не
дождался.
   "Значит, еще не время", - решил он.
   Кондуктор объявил о скорой остановке. Поезд подходил  к  их  станции.
Стерн разбудил жену. Мальчиков тревожить не стали. На станции о  приезде
петербургской  четы  были  предупреждены  телеграфом.  Их  ждал   возок,
запряженный коренастой финской кобылкой.  Возница  помог  с  чемоданами,
Стерн нес на руках спящих детей.
   По времени давно наступило утро, но поздний зимний  рассвет  был  еще
далеко.
   Стерны уселись  в  сани,  и  кобылка  побежала  мерной,  неторопливой
рысцой. Тут, в маленьком финском местечке, никто никуда не спешил и  все
делалось спокойно, обстоятельно.
   На берегу залива, где Стерны арендовали дом, тишину  нарушали  только
крики чаек. Мол из валунов, дощатая пристань, мачты рыбацких парусников,
в центре магазинчик с малюсеньким баром, почта да маяк на утесе - вот  и
весь мирок городка Пахти. За символическую для  петербургского  вельможи
цену Стернам сдали в аренду небольшой  домик.  В  нем  были  гостиная  с
печью,  обложенной  кафелем,  комнатка-кабинет,  спальня,  детская   для
мальчиков и кухонька-столовая. После родового помещичьего дома в  Ижорах
и  огромной  барской  квартиры  на  Фонтанке   финский   домик   казался
игрушечным, но в его окнах синело море.
   - Какое восхитительное место! Здесь ты напишешь книгу, которая затмит
Библию. Народы земли нуждаются в современном мессии, и ты им станешь,  -
глядя горящими глазами на мужа, предрекла Алиса Николасвна.
   Стерн  поцеловал  жене  руку,  не  раздеваясь  прошел  в  гостиную  и
прислонился к горячим  изразцам  недавно  натопленной  печки.  Борясь  с
приступом кашля, он расстегнул жилет  и  потрогал  бархатный  мешочек  с
магическим камнем. Камень покоился  на  месте,  сквозь  бархатную  ткань
футляра пальцы почувствовали жесткие грани горного хрусталя.
   К  вечеру  им  принесли  утренние  петербургские  газеты.  На  первых
страницах сообщалось о зверском убийстве  придворного  пророка  Григория
Ефимовича Распутина. Его тело нашли в проруби Невы.

***

   - Пусик, ты спишь? - Вера Сергеевна  осторожно  заглянула  в  комнату
сына.
   Слава лежал на тахте, откинув голову, и сладко посапывал. На  полу  и
на кресле возле него веером рассыпались листки с печатным текстом.  Вера
Сергеевна осторожно отодвинула их и присела на краешек тахты:
   - Пусик, к тебе, пришли.
   Синицын открыл глаза и ошалело оглядел комнату.
   - Ма, я же просил меня не доставать... - проворчал он, сообразив, что
рядом его родительница.
   - Пусик, но к тебе пришли, повторила Вера Сергеевна.
   - Кто там еще, мам?
   - Очень привлекательная девушка, - улыбнулась Вера Сергеевна.
   - Ленка, что ли? - предположил Слава и присел.
   - Ну, Пусик, Лена бы  сейчас  тут  сама  тебя  разбудила  бы.  А  эту
красавицу я вижу в нашем доме впервые.
   - Хорошо, я сейчас выйду, - смилостивился Синицын и, протирая  глаза,
встал на ноги.
   - Ты бы  хоть  причесался.  Девушка  красивая,  -  посоветовала  Вера
Сергеевна.
   Матери явно  не  хотелось,  чтобы  гостья  увидела  ее  бравого  сына
взлохмаченным и заспанным.
   - Ладно, мам, ты ее отвлеки, а я схожу  морду  ополосну,  -  попросил
Слава.
   Грубые выражения Вера Сергеевна не любила, поэтому слово  "морда"  ее
покоробило, но она промолчала  и  отправилась  отвлекать  гостью.  Через
несколько минут Слава, умытый и причесанный, вышел в гостиную  и  увидел
Машу Баранову. В первый  момент  он  онемел.  Старший  лейтенант  привык
делить служебную и личную жизнь  и,  увидев  вдову  убитого  в  качестве
живого человека в собственном доме, растерялся.
   - Простите меня, Вячеслав Валерьевич, но  мне  необходима  помощь,  а
кроме вас, мне обратиться не к  кому,  -  печально  глядя  на  Синицына,
проговорила Маша.
   Причем голос ее звучал монотонно и никаких человеческих красок в  нем
Славе услышать не удалось.
   - Как же вы меня нашли? До конца следствия я не имею права на  личные
контакты с лицами,  фигурирующими  в  деле,  -  отходя  от  неожиданного
визита, предупредил Синицын.
   - Вы мне сами дали карточку, на случай если чего вспомню, вот я вас и
нашла, - невозмутимо пояснила Баранова.
   - Может быть, Пусик, ты мне представишь свою  знакомую?  -  обиделась
Вера Сергеевна.
   - Конечно, мам. Только не  называй  меня  в  присутствии  посторонних
Пусиком, - покривился сын.
   - Извини, Пусик, больше не буду, - пообещала Вера Сергеевна.
   Слава махнул рукой и познакомил женщин. Узнав, что  перед  нею  вдова
писателя, Вера Сергеевна смахнула слезу:
   - Какое у вас страшное горе. Давайте я вас хоть чаем угощу, -  и  она
побежала на кухню.
   - Присаживайтесь, Маша. Не обращайте внимания на  маму.  Она  у  меня
нормальная, но никак ни может понять, что я уже взрослый.
   Маша кивнула и спокойно села за стол.
   - Я вас слушаю, - ободрил гостью Слава и уселся напротив:
   - Вы чего-нибудь вспомнили?
   - Нет. Ничего не вспомнила, - невозмутимо сообщила Маша.
   - Тогда зачем вы здесь?
   - Вы просили сообщать обо всем, возникающем из прежней жизни мужа.
   - Да, просил, - подтверди