росто так мы никого не расстреливаем, - заверил чекист.
   - А Филиппова? Зачем застрелили человека?
   - Филиппов укрыл огромные ценности. Укрыл  от  голодных  рабочих.  На
суды и следствия сейчас нет времени.  Расправимся  с  врагами,  тогда  и
вспомним о судах и, может быть, даже адвокатов  заведем.  А  пока,  если
враг - то к стенке.
   - Укрыл ценности? Это те, что твои молодцы в скатерть  запихивали?  -
не выдержал Сабсан.
   - Это пустяки. Пойдем, я  тебе  покажу,  что  утаил  этот  буржуй  от
голодного народа. - Бокий встал и пошел к двери.
   Сабсан поднялся и двинулся за ним следом.
   Часовой у порога вытянулся и  козырнул.  Бокий  не  обратил  на  него
внимания.
   Пройдя длинный коридор, они спустились по узкой  темной  лестнице.  В
подвале, возле железной  двери  двое  часовых  вытянулись  перед  Глебом
Ивановичем и отдали честь.
   - Открывайте, - бросил Бокий.
   Часовые, пошуровав в замках, открыли тяжелые  металлические  створки.
Бокий пропустил Сабсана и вошел за ним. В  тусклом  свете  электрической
лампочки гур увидел ряды длинных, обитых жестью столов. На каждом из них
лежали груды золота в монетах и изделиях. На одном Сабсан заметил в куче
бус,  браслетов  и  других  дорогих   женских   безделушек   перстни   с
отрубленными пальцами, а рядом горку золотых коронок. Многие  из  них  с
выломанными зубами. Его затошнило.
   Глеб Бокий направился к дальнему столу  и,  кивнув  на  ряды  золотых
слитков, сказал:
   - Полюбуйся. Это бляшки твоего Филиппова.
   - Здесь пахнет кровью. Можно мне уйти? - попросил Сабсан.
   - Странно, ты боишься крови? - удивился Бокий.
   Сабсан ничего не ответил, а медленно подошел к Глебу Ивановичу и,  не
спуская глаз с чекиста, спросил:
   - Ты их видел?
   - Кого? - не понял Бокий.
   - Их. - Сабсан обвел рукой столы с драгоценностями.
   - Я давно сам не выезжаю на операции...
   - Тогда смотри. -  Сабсан  извлек  из  кармана  маленькую  веточку  и
плоской  золотой  зажигалкой  поджег  ее.  Хранилище  стало  заполняться
клубами красноватого  дыма.  Над  столами  с  драгоценностями  появились
жертвы, ограбленные чекистами.
   Мужчины в смокингах и лохмотьях, красивые молодые женщины и  старухи,
дети в белых платьицах и матросских костюмчиках. Они корчились от боли и
надрывно кричали. На груды золота полетели  отсеченные  руки  и  головы.
Жертвы падали  на  добычу  чекистов,  заливая  ее  кровью,  а  над  ними
возникали страшные ухмыляющиеся рожи палачей. Глеб Бокий стал белый, как
стена. На его и так бледном лице туберкулезника  не  осталось  кровинки,
только карие глаза горели фанатическим огнем.
   - Хватит, - потребовал чекист.
   Сабсан очертил ладонью перед собой  круг,  и  видение  исчезло.  Глеб
Иванович прислонился к стене и замер. Прошло несколько минут. Наконец он
очнулся, взглянул на Сабсана и еле слышно прошептал:
   - Уходи.
   Сабсан открыл дверь.  Часовые  спали,  прислонившись  к  косяку.  Гур
поднялся из подвала и, миновав дремавшую охрану, вышел на улицу.

***

   За окнами квартиры  писателя  медленно  бледнело  небо.  У  Славы  от
неудобной позы затекли руки и ноги. Он с трудом поднялся, погасил свет и
вышел из ванной комнаты. Синицын  читал  до  пяти  утра.  Ночью  никаких
происшествий не случилось, хотя он  внимательно  прислушивался  ко  всем
шорохам. Замки, двери и окна оставались в полном порядке.
   Слава тихо вышел в прихожую и взглянул в смотровой глазок. Взглянул и
отшатнулся. С другой стороны в этот глазок тоже смотрели. Синицын  вынул
из кобуры пистолет и замер возле двери. Он  стоял,  пытаясь  не  дышать,
чтобы не спугнуть  человека  за  дверью  и  мучительно  думал,  как  ему
поступить. Если преступник снова взломает дверь и войдет,  у  него  есть
все основания его задержать и даже применить,  в  случае  необходимости,
оружие. Если же он сам выскочит и  накинется  на  подозрительного  типа,
доказать вину того будет не  просто.  Что  предъявит  старший  лейтенант
прокурору?  Подозрительный  тип  глазел  в  смотровой  глазок   квартиры
писателя? Это не повод, чтобы настроиться на человека с пистолетом. Пока
Слава раздумывал, в квартире верхнего этажа открылась дверь  и  раздался
истерический лай маленькой шавки. Синицын снова взглянул в глазок.
   На лестничной площадке было пусто. Только лай собачонки да шум мотора
лифта нарушал сумеречную тишину подъезда. Лифт  остановился  на  верхнем
этаже, и собачка с хозяином или хозяйкой вошли в кабину.  Слава  слышал,
как кабина прошуршала мимо. Собачка продолжала  тявкать.  Синицын  хотел
уже отойти от двери, как на лестничной площадке мелькнула  тень.  Он  не
мигая смотрел в глазок, а  потому  отчетливо  увидел  седого  мужчину  в
темном пиджаке. Тот,  осторожно  ступая,  спускался  по  лестнице.  Руки
мужчина держал в кармане.
   "Вооружен", - подумал следователь.  Минуя  дверь  квартиры  писателя,
мужчина на мгновение застыл и взглянул  прямо  в  лицо  Синицына.  Слава
поежился. Такого неестественного остановившегося взгляда темных, глубоко
посаженных глаз испугаться было немудрено. И хоть он и понимал, что  его
за дверью не видно, незнакомец  явно  смотрел  ему  в  глаза.  Затем  он
отвернулся, поспешил вниз  и  через  секунду  исчез  из  зоны  видимости
дверного глазка.
   Молодой  следователь  пожалел,  что  не  поручил  стажеру  установить
наружное наблюдение за домом, засунул пистолет в  кобуру  и  вернулся  в
ванную комнату.
   Собрав листки романа в аккуратную пачку, спрятал текст в кейс, прилег
на тахту и вмиг отключился.

***

   - Три дня губы за сон  на  посту,  -  услышал  он  голос  Лебедева  и
проснулся.
   - Даже не заметил, как вырубился, - откликнулся Слава и  рассказал  о
странном седовласом типе со страшным остановившимся взглядом.
   - Ты его хорошо разглядел?
   - Вполне. Таких глаз не забудешь. Встречу на улице - узнаю, - заверил
Синицын. - Обидно, что не задержал...
   - И правильно сделал, что не выскочил за ним. Спугнул  бы,  и  больше
ничего.
   Я же говорил, что они будут крутиться возле квартиры. Этот парень мог
прихватить с собой корешей для страховки.  Зря  рисковать  башкой  толку
мало, - похвалил его капитан. - Умывайся и дуй в отдел. Я тут до  твоего
прихода посижу, тихоньку пошукаю. Вдруг дискетка  выплывет,  а  придешь,
помозгуем, что делать дальше. Меня Электрик отослал в твое распоряжение.
Видно, с этим Каребиным  на  него  жмут.  -  Саша  умолчал  о  том,  что
начальник предложил ему следствие по делу писателя у  Синицына  забрать,
но он уговорил Грушина этого не делать, а послать его в помощь  старшему
лейтенанту.
   - Я или сам приеду, или Лапина пришлю, -  пообещал  Синицын,  покидая
квартиру.
   В девять тридцать черная грушинская  "Волга"  вырулила  на  Кузнецкий
мост, но встать бампером к выставочному залу не смогла.  Свободных  мест
не оказалось.
   Весь Кузнецкий был забит машинами.
   - Иди к тому типу в "Вольво". У него какие-то блатные номера.  Покажи
корочку и попроси освободить нам место, - предложил шофер  подполковника
Гоша Березин.
   Слава вышел из "Волги" и постучал в затемненное окно иномарки. Стекло
бесшумно опустилось, бритоголовое широкое лицо приоткрыло на Славу узкие
заплывшие глазки. Синицын  показал  удостоверение  и  попросил  водителя
отъехать.
   - Шел бы ты, пидер, отсюда на... - услышал он  непристойную  брань  в
ответ на свою просьбу. В ту же секунду Слава  ухватил  круглое  лицо  за
мясистое оттопыренное ухо и потянул на  себя.  Хам  замычал  от  боли  и
попытался  вывернуться,  но  Синицын  тянул  сильно.  Щека  иномарочника
оказалась на улице, и закрыть окно он уже не мог.
   - Отпусти, сука. Убью, - зашипел водитель "Вольво".
   - При нападении на работника внутренних дел положено открывать  огонь
на поражение, предупредил Синицын.
   - Ладно, отъеду. Отпусти, промычал круглолицый.
   Слава вернулся в машину.
   - За что ты его так? - рассмеялся Березин, занимая освободившееся  от
"Вольво" место.
   - Матом на меня попер, - объяснил старший лейтенант.
   - Ладно, будем ждать, - зевнул Гоша и откинул свое  сиденье.  Березин
привык дремать в машине и засыпал мгновенно. У Синицына бы с собой пакет
с романом Каребина, но сейчас читать он не мог.  Предстоящая  встреча  с
таинственным незнакомцем, к которому сам Грушин, по его словам, побоялся
бы подойти ближе чем за версту, старшего лейтенанта беспокоила. Он хотел
заранее подготовить вопросы, но, не зная к кому обращаешься, сделать это
оказалось  трудно.  Время  тянулось  мучительно  медленно.  Подполковник
предупредил,  что  ждать  придется  неизвестно  сколько.  Ничего   более
конкретного Грушин не сказал. Молодой следователь  принялся  размышлять.
Электрик, конечно, подстраховался. "Если он приказал приехать на место в
девять тридцать, значит, скорее всего встреча назначена  на  десять",  -
решил он, поглядывая каждые три минуты на часы.
   Создавалось такое впечатление, что стрелки  на  часах  начальственной
"Волги" просто сдохли.  Однако  Синицын  сверялся  со  своими  часами  и
понимал, что не прав.
   Просто ждать  неизвестно  кого  и  не  слишком  известно  зачем  было
тягостно.
   Наконец стрелки доползли до  десяти,  и  в  этот  же  момент  в  окно
постучали.
   Синицын резко вышел из машины и увидел троих мужчин.  Двое  рослых  с
безразличными физиономиями держались чуть поодаль.  В  центре,  ближе  к
Славе, оказался крепкий, похожий на квадрат мужик с короткими  вьющимися
волосами. Если бы не загорелое лицо и светло-голубые глаза, по  прическе
его можно было бы принять за негра.
   - Старший лейтенант Синицын? - поинтересовался Квадрат, изучая Славу.
   - Так  точно,  товарищ...  -  Синицын  хотел  сказать  "генерал",  но
почему-то воздержался.
   - Иван Иванович. Большего тебе знать не надо, - представился мужчина.
   - Так точно, Иван Иванович, - отчеканил следователь.
   - Давай немного прогуляемся. У меня на тебя пятнадцать минут.  Хочешь
мороженого?
   - Что? - не понял Слава. Он ожидал чего угодно, но только  не  такого
предложения.
   Иван Иванович ничего не ответил, а взяв его под руку. повел к  девице
в красном переднике.
   - Пломбир в стаканчиках любишь? -  поинтересовался,  остановившись  у
лотка.
   - Так точно, - отрапортовал Синицын.
   Иван  Иванович  попросил  четыре  стаканчика  и  оглянулся  на  своих
попутчиков.
   Крепкие ребята двигались на шаг сзади, не отставая.
   - Мы не будем, - отказался один из них.
   - Ваше дело, - согласился Иван Иванович. - Тогда два.
   Девица вынула из  холодильного  ящика  два  упакованных  в  красочную
фольгу  мороженного  и  выдала  Квадрату.  Тот  расплатился,  взял   две
упаковки, одну протянул Славе.
   - С детства люблю пломбир в вафельных стаканчиках.
   Все четверо медленно побрели вниз по Кузнецкому мосту.
   - Выкладывай, что тебя интересует. У нас  осталось  десять  минут,  -
поторопил Славу его новый знакомый.
   - Меня интересует все, связанное с писателем Каребиным. Я  веду  дело
об его убийстве.
   - Ты влип, мальчик. -  Иван  Иванович  ловко  распаковал  целлофан  и
лизнул мороженое.
   - Почему влип? - удивился Синицын.
   - Этого я тебе сказать не могу.
   - Но вы знали Каребина. Номер вашего телефона в его записной  книжке.
- Слава вертел в руках упаковку с мороженым, пытаясь освободить  его  от
фольги.
   - Ешь быстрее, растает, - посоветовал Квадрат. - Я не  могу  сказать,
что хорошо его знал. Но писатель ко мне обратился, и я  ему  помог.  Мне
нравится, как он пишет... Писал, - поправился Иван Иванович.
   - Вы можете мне сказать, чем ему помогли? - Синицын  наконец  победил
упаковку и откусил от стаканчика.
   -  Пожалуй.  Олег  Иванович  хотел  посмотреть  Документы   ОГПУ-КГБ,
связанные с известным деятелем Святославом  Стерном.  Его  интересовало,
был ли Стерн завербован нами или нет, -  ответил  квадратный  мужчина  и
занялся в пломбиром.
   - Так был или нет? - попытался выяснить следователь.
   - Этого я тебе сказать не могу,  -  произнес  серьезным  голосом  его
странный собеседник.
   - Но ему-то вы документы показали?
   - Показал и теперь жалею.  Возможно,  если  бы  я  этого  не  сделал,
писатель был бы жив. Ты сам тоже постарайся быть поосторожнее... Прости,
мальчик, мое время истекло. - И Иван Иванович указал на черное "Вольво",
притормозившее возле них. -Когда в  твоем  следствии  покажется  свет  в
конце туннеля, можешь мне позвонить.
   Из  машины  выскочил  водитель  и   распахнул   перед   ним   дверцу.
Сопровождающие Квадрата мужики уселись сзади. Слава взглянул на водителя
и сжался. Это был тот  самый  хам,  которого  он  тянул  за  ухо.  После
странной  встречи  на  Кузнецком  мосту  Гоша  Березин  привез  старшего
лейтенанта Синицы-на в Гороховский переулок.  Саша  Лебедев  по-хозяйски
расположился на кухне писательской квартиры и пил кофе.
   - Тебе со сливками, или ну их? - поинтересовался он у Славы.
   - Со сливками, - не отреагировав на фразу из анекдота, попросил этот.
   - Что-то ты больно серьезен, - покачал головой Лебедев. - Видно, тебя
возле Лубянки трахнули по полной программе.
   Слава подробно рассказал капитану о своей встрече. Саша посерьезнел.
   - Не люблю я пересекаться с этой конторой. Ой как не люблю. Он так  и
сказал - "влип"?
   - Так и сказал. Мне кажется, он догадывается, кто застрелил Каребина.
   - Слава машинально взял нож, намазал хлеб маслом и отрезал сыра. - Ты
в магазин ходил?
   - Зачем? Нам  разрешили  пользоваться  холодильником,  а  там  жратвы
навалом, -, усмехнулся Лебедев. - Не  смущайся,  это  нам  за  охрану  в
качестве слабой платы. Все равно продукты вечно не лежат...
   - Саша, у меня к тебе просьба. - Синицын полез во внутренний карман и
достал дискету. - Спрячь ее у себя понадежнее. Это роман Каребина. Роман
Тоня распечатала, и я  его  сейчас  штудирую.  Но  если  текст  случайно
пропадет,  останется  только   эта   дискета.   Компьютер   они   успели
изуродовать.
   Лебедев взял дискету, засунул ее себе в нагрудный карман и  застегнул
на молнию:
   - Что, острая вещь?
   - Пока не дочитал, сказать не могу. Но там фигурирует один  известный
деятель - Святослав Стерн. О нем писатель и наводил справки в ФСБ.
   - "Жизнь с доброй улыбкой"... Читал я эту "библию",  когда  увлекался
сектантством, - вспомнил  капитан.  -  Разных  обществ  Стерна  по  всей
стране, дальнему и ближнему зарубежью  еще  и  сейчас  полно.  Закончишь
роман, дай мне. С удовольствием полистаю.
   - Это что, религиозные секты? - Слава обрадовался, что  старший  друг
имеет представление о теме.
   -  Не  совсем.  Что-то  между  Сенрике  и  обществами  культуры.   Но
почитатели Стерна держат его за Бога.
   - Скажи, а когда этот Стерн умер? Ведь все это нафталин?
   Лебедев задумался.
   - Точно не помню, но старик был крепкий и жил долго. По-моему,  дожил
до конца войны и еще жил лет десять...
   - Очень любопытно, - буркнул себе под  нос  Слава  и  набрал  телефон
режиссера.
   - Эраст Митрофанович, здравствуйте. Вас беспокоит следователь Синицын
из районного отдела внутренних дел. Я расследую гибель писателя Каребина
и хотел бы с вами встретиться. Можно  сегодня?  Спасибо.  -  Он  положил
трубку и встал.
   - Что, покидаешь друга? - проворчал  Лебедев.  -  Я  тут  целый  день
сидеть не могу. Ты потом навести Электрика, пусть выделит нам помощь  по
дежурству в квартире и даст наружку. Кстати,  я  одну  дискетку  все  же
нашел. Будешь в отделе, погляди, что на  ней.  А  этот  компьютер  можно
отнести на помойку.

***

   Эраст Митрофанович Переверцев  принял  старшего  лейтенанта  в  своем
кабинете.
   В театре полным  ходом  шел  ремонт,  и  в  кабинете  режиссера  тоже
работали маляры.
   Слава поморщился от сильного запаха краски, покосился на  рабочих  и,
пожав руку Переверцева, сел в кресло.
   - Совершенно некстати Олег Иванович это  сделал,  -  обыденным  тоном
пожаловался режиссер.
   - Скорее это с ним сделали, - поправил старший лейтенант.
   - Детали важны для ваших  дел,  а  для  моих  значения  не  имеют,  -
возразил его  собеседник.  -  Человека  нет,  и  пьесы,  за  которую  мы
заплатили, тоже нет. Теперь денежки театру даются кровушкой. Вот закончу
ремонт - и ни копейки на постановку. Дай Бог актерам немного  выплатить.
Они и так два месяца без зарплаты. Строители все средства слизывают, как
корова языком. Зал до последнего не давал рушить. Мы  в  нем  не  только
сами играем, но и в аренду сдаем. Без зала одни убытки.
   Слава  не  перебивал  служителя  муз.  Он  терпеливо  дождался  конца
монолога, из которого никакой дельной информации не получил, и  попросил
режиссера рассказать подробнее о накладке с пьесой.
   - Ну что тут рассказывать? Я имел  один  экземпляр.  Второй  лежал  в
бухгалтерии, приколотый к договору. По нему  и  деньги  выплатили.  Свой
экземпляр я вернул автору для небольших доработок. Мы подробно оговорили
каждый эпизод, и ему надо было дописать немного диалогов. Не потому, что
они были слабы, а просто мне  для  режиссерской  работы  их  кое-где  не
хватало. Олег унес пьесу, и мы договорились, что он  через  два-три  дня
вернет ее с доработками. Сейчас точно не помню, ну, кажется, пятого  или
шестого июня. У меня совсем из головы вылетело, что именно на эти  числа
мы театр полностью отдаем в аренду. Олег пришел, а в здании чужие  люди.
Но он человек непрактического склада, взял и оставил пьесу, чтобы мне ее
передали. И все - пьеса с концами. Пока мы перезванивались, с ним это  и
случилось. Я бросился в бухгалтерию, и там пьесы тоже  нет.  Договор  на
месте, а пьеса улетучилась. Ремонт... Тут столько  всего  пропало.  Я  к
вдове!
   Должен же у него экземпляр остаться.  Она  мямлит  что-то  и  молчит.
Прости меня, Господи, но как такой умный человек с такой идиоткой жил?!
   Слава пропустил последнее замечание мимо ушей:
   - Да, Эраст  Митрофанович,  положение  и  впрямь  неприятное.  Я  вас
попрошу в трех словах пересказать содержание пьесы. Ведь вы ее читали?
   -  Смеетесь,  молодой  человек!  Я  выложил  за  нее  полторы  тысячи
долларов. Не выложил - с мясом оторвал от театра...  А  вы  спрашиваете,
читал ли я пьесу. Я ее всю помню, но не дословно,  конечно.  Поэтому  не
хочу записывать по памяти. Могу наврать. А портить автора грех. Очень уж
язык у Олега силен.
   - Пожалуйста, перескажите коротко  содержание,  -  напомнил  о  своей
просьбе следователь.
   - Пьесу эту,  как  я  понимаю,  Каребин  писал  параллельно  с  новым
романом.
   Называется она "ГУРУ". Занимательная история о том, как один  деятель
превратил себя в Бога.  О  сектантстве  пьеса.  Представляете,  как  это
сейчас актуально?!
   - И ее герой Святослав Стерн? - предположил Синицын.
   - Да, Стерн, - подтвердил режиссер. - Это как взрыв бомбы. С  ним  до
сих пор носятся, словно с писаной  торбой,  а  он  на  поверку  оказался
платный агент ОГПУ.
   - Спасибо, Михаил Митрофанович, вы мне очень помогли. - Синицын пожал
руку режиссеру и поднялся. - Только у меня к вам еще одна просьба.
   - Если смогу... Да не красьте вы потолок  этой  блестящей  дрянью!  -
неожиданно крикнул Переверцев малярам. - Потолок  матовым  должен  быть.
Что у вас, совсем вкус в  заднице?!  -  И,  обернувшись  к  следователю,
извинился:
   - Глаз да глаз за ними. На минуту отвернешься - уже  нагадят.  Так  о
чем мы говорили?
   - У меня к вам последняя просьба.  Припомните  число,  когда  Каребин
принес пьесу, и название организации, арендовавшей театр в тот  день,  -
попросил следователь.
   - Приблизительно  пятого  или  шестого  июня,  но  точно  без  нашего
бухгалтера не скажу, а Галя будет только завтра. Позвоните мне часиков в
одиннадцать и напомните. Иначе забуду. Столько в голове всякого мусора!
   Синицын поблагодарил режиссера и  поехал  на  службу.  Грушина  Слава
застал на месте и,  как  ни  странно,  в  добрейшем  расположении  духа.
Подполковник, используя обеденное время, тянул пиво и  посасывал  воблу.
Даже появление