пример?
     Ее губы сложились в любимую комбинацию: уголки опустились вниз от раздражения.
     - Я не знаю... трудно описать.
     - Попытайся.
     Она заколебалась, как ныряльщик на краю высокого обрыва, затем бросилась вниз.
     - Ты знаешь, что такое чувствительность?
     Он кивнул.
     - Когда кто-то может ловить волны. Мысленные волны.
     - Телепатия.
     - В некотором роде.
     Он бросил на нее взгляд.
     - Это то, что ты можешь делать? - спросил он.
     - Не делать. Я ничего не делаю. Скорее это делают со мной.
     Марти откинулся на спинку стула, он был в затруднительном положении.
     - Как будто все становится вялым. Я не могу сбросить это. Я слышу, как люди говорят, не шевеля губами. В основном, бессмыслица - просто бормотание.
     - И это то, что они думают?
     - Да.
     Он не знал, что ответить, кроме того, что он сомневается в ее словах, но не это она хотела услышать. Она пришла сюда за помощью, разве нет?
     - Это не все, - сказала она. - Я иногда вижу какие-то формы вокруг фигур людей. Туманные ореолы... как какой-то свет.
     Марти вспомнил человека у ограды: как он излучал свет. Или так казалось?
     - Суть в том, что я чувствую то, чего другие люди не чувствуют. Я не думаю, что у меня такой особенный ум или что-нибудь вроде этого. Я просто делаю это. И в последние несколько недель я чувствую что-то в доме. У меня в голове появляются странные мысли из ниоткуда, мне видится... что-то ужасное. - Она запнулась, чувствуя, как ее объяснения становятся все более расплывчатыми, и что она рискует подорвать доверие к ее словам, если будет продолжать.
     - Ты видишь свечение? - сказал Марти, возвращаясь к началу.
     - Да.
     - Я видел что-то подобное.
     Она наклонилась вперед.
     - Когда?
     - Помнишь того человека, который вломился сюда? Мне кажется, я видел свет, исходивший от него: из его ран, из глаз и изо рта.
     Даже когда он закончил предложение, он вздрогнул, словно боялся заразиться.
     - Я не знаю, - сказал он. - Я был пьян.
     - Но ты видел что-то.
     - Да, - согласился он неохотно.
     Она встала и подошла к окну. "Что отец - что дочь, - подумал он, - тяга к окнам у обоих". Когда она уставилась на газон - Марти никогда не задергивал занавески - у него открылась возможность разглядывать ее.
     - Что-то... - повторила она. - Что-то...
     Грациозность изгиба ее ног, переходящих в округлость ягодиц; ее лицо, отраженное в холодном окне, - все привлекало его.
     - Так вот почему он больше не разговаривает со мной, - сказала она.
     - Папа?
     - Он знает, что я могу чувствовать о чем он думает, и он боится.
     Рассматривание зашло в тупик - она принялась постукивать ногой по полу с раздражением, ее дыхание моментально затуманило окно. Затем, совершенно неожиданно, она спросила:
     - Ты знал, что тебя очень интересует грудь?
     - Что?
     - Ты постоянно смотришь на нее.
     - Черта с два!
     - А ты еще и лжец.
     Он встал, не зная, что он собирается делать или говорить, - пока у него не было слов. Наконец, смягчившись от смущения, он решил, что подойдет только правда.
     - Мне нравится смотреть на тебя.
     Он прикоснулся к ее плечу. Здесь, если бы они решили, игра могла бы остановиться, нежность была поражающей. Они могли воспользоваться возможностью или оставить все как есть - остроумно резюмировать или просто отбросить все. Время застыло между ними, словно ожидая инструкций.
     - Бэби, - сказала она. - Не дрожи.
     Он пододвинулся на полшага ближе и поцеловал ее затылок. Она повернулась и ответила на поцелуй, ее руки поднялись по его позвоночнику и сомкнулись сзади на его голове, словно для того, чтобы почувствовать ее тяжесть.
     - Наконец-то, - сказала она, когда они прервались. - Я уже начала думать, что ты слишком джентльмен.
     Они упали на кровать, и она перекатилась, оседлав его бедра. Без малейшего смущения она протянула руку, нащупывая узел пояса его халата. Его член почти встал, но неудобная поза тормозила эрекцию. Она раздвинула полы его халата и провела ладонями по его груди. Его тело было твердым но не тяжелым, шелковые волосы разбегались от его груди вниз к центральной впадине его живота, становясь все крупнее. Она немного привстала, чтобы отодвинуть халат от его паха. Его освобожденный член подскочил с четырех на полдень. Она щелкнула по его внутренней стороне - он отреагировал незамедлительно.
     - Мило, - сказала она.
     Он уже начинал привыкать к ее одобрению. Ее спокойствие было заразительным. Он полусел, опираясь на локоть, чтобы лучше видеть ее над ним. Она настойчиво занималась его эрекцией, кладя указательный палец себе в рот и перенося легкий слой слюны на его член, пробегая кончиками пальцев вверх и вниз в жидкости, ленивыми движениями. Он стонал от удовольствия. Тепло разлилось в его груди - еще один сигнал, если он еще был нужен, о его возбуждении. Его щеки тоже пылали.
     - Поцелуй меня, - попросил он.
     Она наклонилась к нему и встретила его губы. Они повалились обратно на кровать. Его руки ощутили низ ее свитера и начали задирать его, но она остановила его.
     - Нет, - пробормотала она в его губах.
     - ...хочу видеть тебя... - сказал он.
     Она села обратно. Он в недоумении смотрел на нее.
     - Не так быстро, - сказала она и подняла свитер достаточно высоко, чтобы он мог видеть ее живот и груди, не снимая одежды. Марти воспринял ее тело, как слепой, которому даровали зрение - сетка гусиной кожи, ее неожиданная полнота. Его руки блуждали там, где останавливались его глаза, прикасаясь к ее яркой коже, описывая спирали вокруг ее сосков, разглядывая тяжесть ее грудей, нависших над ребрами. Теперь за руками и глазами следовали губы - он хотел ощущать ее своим языком. Она прижала его голову к себе. Через сеть его волос она видела кожу его головы, розовую, как у ребенка. Она согнулась, чтобы поцеловать ее, но не могла дотянуться и, вместо этого, скользнула рукой вниз, чтобы взять его член.
     - Будь осторожна, - прошептал он, когда она задела его. Ее ладонь стала влажной и она выпустила его из рук.
     Мягко он уговорил ее, и они легли рядом на кровать. Она стащила его халат через голову, пока его пальцы трудились над кнопкой на ее джинсах. Она не предприняла ни малейшей попытки помочь, с удовольствием наблюдая за его сосредоточенным выражением лица. Было бы так приятно быть совершенно обнаженной рядом с ним - кожа к коже. Но сейчас было не время рисковать. Вдруг он увидит кровоподтеки и следы от игл и оттолкнет ее - это было бы невыносимо.
     Он успешно расстегнул молнию и его руки уже были в ее джинсах, проскальзывая под верх ее трусиков. Он торопился, и хотя ей очень нравилось наблюдать его настойчивость, теперь она сама помогла ему себя раздеть, и, подняв бедра над кроватью, стащила вниз джинсы и трусики, открывая свое тело от сосков до коленей. Он двигался над ней, отмечая свой путь следом слюны, вылизывая ее пупок и ниже, с пылающим лицом, погрузив язык в нее, не совсем специалист, но спешащий научиться, отыскивая места, которые доставляли ей удовольствие по звукам ее вздохов.
     Он спустил ее джинсы ниже и теперь она не сопротивлялась - все долой! За ними последовали ее трусики, и она закрыла глаза, забывая обо всем, кроме его исследований. В своей спешке он проявлял инстинкт каннибала - ничто из ее тела, что могло бы насытить его, не отвергалось, он проникал так глубоко, как только позволяла анатомия.
     Что-то кольнуло ее сзади шеи, но она проигнорировала это, слишком увлеченная другим. Он взглянул на нее от ее паха, на его лице было сомнение.
     - Продолжай, - сказала она.
     Она изогнулась на кровати, приглашая его войти в нее. Но сомнения на лице оставались.
     - Что-то не так?
     - Нет предохранения, - сказал он.
     - Забудь.
     Ему не требовалось повторного приглашения. Ее поза, не лежа перед ним, а полусидя, позволяла ей наблюдать его сладкое хвастовство - он сжимал член у основания пока его головка не потемнела и на заблестела, перед тем как войти в нее медленно, почти почтительно. Теперь он отпустил его и оперся руками о кровать по обе стороны ее, его спина изогнулась - полумесяц к полумесяцу - как только позволял вес его тела. Его губы разомкнулись и показался язык, которым он провел по ее глазам.
     Она двинулась навстречу ему, прижимая свои бедра к его. Он судорожно вздохнул и нахмурился.
     "О, Боже, - подумала она, - он кончил". Но его глаза открылись снова, по-прежнему неистовые, и его толчки, после первоначальной угрозы безвременного конца, были ровными и медленными.
     Снова ее шея побеспокоила ее - это был больше, чем укол. Это был зуд - словно сверлили дыру. Она попыталась проигнорировать это, но ощущение только усилилось, когда ее тело отдалось моменту. Марти был слишком увлечен их объединенной анатомией, чтобы заметить ее дискомфорт Его дыхание было прерывистым, на лице выступил пот. Она попыталась подвинуться, надеясь, что боль была вызвана только позой.
     - Марти... - выдохнула она, - перевернись.
     Он сначала не был уверен в этом маневре, но как только он очутился на спине и она уселась на нем, он легко поймал ее ритм. Он снова стал забираться ввысь, от которой у него кружилась голова.
     Боль в ее шее оставалась, но она перестала обращать на нее внимание. Она нагнулась вперед, ее лицо было в шести дюймах от лица Марти, и позволила слюне капать из ее губ в его, нить пузырьков, которую он ловил открытым ртом, вдавливаясь в нее так глубоко, как только мог, и оставаясь там.
     Вдруг что-то шевельнулось в ней. Не Марти. Что-то или кто-то еще трепетал в ней. Ее сосредоточенность пошатнулась, ее сердце заколебалось тоже. Она потеряла ориентацию - где она и что с ней. Другая пара глаз, казалось, смотрела через ее глаза - одновременно она ощущала и их видение происходящего, - она видела секс, как развращенность, неприличное и животное совокупление.
     - Нет, - сказала она, пытаясь остановить тошноту, которая внезапно стала подниматься в ней.
     Марти приоткрыл глаза, принимая ее "нет" как команду отложить финал.
     - Я пытаюсь, бэби... - он скривился, - только не двигайся.
     Она поначалу не поняла, о чем он - он был за тысячу миль от нее, лежа в отвратительном поту, причиняя ей боль против ее желания.
     - Так? - выдохнул он, задерживаясь, пока почти не стало больно. Казалось, он набухает в ней. Ощущение выбросило это двойное видение из ее головы. Тот, другой наблюдатель, скользнул прочь из ее глаз, восставая против переполненности и плотскости этого акта - против его реальности. Чувствует ли этот вторгающийся разум и Марти тоже, промелькнула мысль у нее, его кора должна разрываться головкой члена, который набухал сливками уже сейчас?
     - Боже, - сказала она.
     С бегством других глаз радость вернулась.
     - Не могу остановиться, бэби, - сказал Марти.
     - Продолжай, - сказала она, - Все хорошо. Все хорошо.
     Капли ее пота упали на него, когда она шевельнулась на нем.
     - Продолжай. Да! - снова крикнула она. Это было восклицание чистой радости, и он оставил мысли о возвращении. Он пытался оттянуть взрыв на несколько дрожащих секунд. Тяжесть ее бедер на нем, тепло ее канала, яркость ее грудей заполнили его голову.
     А затем кто-то заговорил, низкий грудной голос.
     - Перестань.
     Глаза Марти замигали, мечась вправо и влево. В комнате больше никого не было. Его голова сочинила этот звук. Он отогнал иллюзию и снова взглянул на Кэрис.
     - Продолжай, - сказала она. - Пожалуйста, продолжай.
     Она танцевала на нем. На сгибах ее бедер мерцал свет, с них, сверкая, катился и катился пот.
     - Да... да... - ответил он, забывая о голосе.
     Она взглянула на него, когда приближение опасности отразилось на его лице, и сквозь все сложности вспыхивающих своих собственных ощущений снова почувствовала второй разум. Это был червь в ее разбухающей голове, проталкивающийся вперед, его тошнота готова испачкать зрение. Она боролась с ним.
     - Уходи, - сказала она, задыхаясь, - уходи.
     Но он хотел победить ее, победить их обоих. То, что раньше выглядело странным, теперь таило злобу. Это хотело испортить все.
     - Я люблю тебя, - сказала она Марти, отвергая это присутствие в ней. - Я люблю тебя, я люблю тебя...
     Пришелец в ней дернулся от ярости и становился еще яростней от того, что она не позволила все испортить. Марти был неприступен, он был на пределе, слеп и глух ко всему, кроме наслаждения. Затем со стоном он начал выбрасывать в нее струю и она последовала за ним. Ее ощущения вытеснили все мысли о сопротивлении из ее головы. Где-то вдалеке она слышала шепот Марти...
     - О, Боже, - бормотал он, - бэби... бэби.
     ...но он был в другом мире. Они не были вместе даже в этот момент: она в своем экстазе, он - в своем; у каждого была своя гонка к завершению.
     Капризный спазм заставил Марти биться в конвульсиях. Он открыл глаза. Кэрис сидела, прижав руки с растопыренными пальцами к лицу.
     - Ты в порядке, бэби? - спросил он.
     Когда глаза открылись, ему пришлось закусить губу, чтобы не вскрикнуть. В какой-то момент, это была не она, кто-то смотрел на него сквозь решетку пальцев. Это было что-то всплывшее со дна моря: черные косящие глаза с серыми зрачками, какой-то первобытный вид, наблюдавший за ним - он знал это в глубине души - с ненавистью в кишках.
     Галлюцинация длилась всего два удара сердца, но достаточно долго, чтобы он смог опустить глаза к ее телу и поднять их снова, встречая все тот же взгляд.
     - Кэрис?
     Ее веки затрепетали и веер ее пальцев сомкнулся на лице. Безумный момент - он замер, ожидая возвращения. Ее руки упали от головы, лицо изменилось. Но, конечно, это была она - только она. И вот она была здесь, улыбаясь ему.
     - Ты в порядке? - поинтересовался он.
     - О чем ты думаешь?
     - Я люблю тебя, бэби.
     Она пробормотала что-то, когда упала на него. Они лежали так несколько минут, его член уменьшался в ванне смешанных жидкостей.
     - У тебя не было оргазма? - спросил он ее немного спустя, но она не ответила. Она спала.
     Осторожно он сдвинул ее в сторону, выскальзывая из-под нее с мокрым звуком. Она лежала на кровати рядом с ним, ее лицо было бесстрастно. Он поцеловал ее груди, облизал ее пальцы и уснул мертвым сном рядом с ней.

32

     Мамуляна тошнило.
     Ему нелегко было заполучить, эту женщину, несмотря на его сентиментальные утверждения о ее психике. Но тогда ее силу следовало ожидать. Она была породы Уайтхеда - крестьянская кровь, воровская кровь - хитрая и грязная. Хотя она точно не знала, что она делает, она боролась с ним с чувствительностью, которую он сам страстно желал бы иметь.
     Но ее слабости - а у нее их было много - были уязвимы. Сначала он использовал героиновые фуги, получив к ней доступ, когда она мирно покоилась в точке безразличия. Они искривили ее восприятие, что сделало его вторжение менее заметным, и через ее глаза он мог видеть дом, слышать ее ушами бестолковые разговоры его обитателей, разделять с ней, хотя это и вызывало в нем отвращение, запах их одеколонов и их напыщенность. Она была превосходным шпионом, живущим в самом центре вражеского лагеря. Проходили недели и ему было все легче проскальзывать в нее и из нее незамеченным. Это сделало его беспечным.
     Было беспечно не осмотреться перед прыжком - проникнуть ее голову, не проверив, чем она занимается. Он даже не предполагал, что она может быть с телохранителем, и тому времени, когда он это понял, он уже разделял ее ощущения - ее удивительный восторг, - и это оставило его дрожащим. Он больше не сделает такой ошибки.
     Он сидел в пустой комнате в пустом доме, который он купил для себя и Брира, и пытался забыть эту бурю, которую он испытал, взгляд Штраусса, которым он смотрел на девушку. Видел ли этот бандит его лицо за ее лицом? Европеец полагал, что да.
     Впрочем, не важно - никто из них не останется в живых. Это будет не только старик, как он планировал поначалу. Все они - его прислужники, его холопы, все - подойдут к стене со своим хозяином.
     Воспоминания об атаках Штраусса застряли внутри Европейца, он испытывал неутолимое желание очиститься от них. Он чувствовал себя пристыженным и обессиленным.
     Он слышал, как внизу Брир входил или выходил, отправляясь на очередное свое зверство. Мамулян сконцентрировался на чистой стене напротив него, но сколько бы он ни пытался избавиться от своей моральной травмы, он все еще ощущал свое внедрение - пульсирующую голову, тепло акта.
     - Забудь, - сказал он вслух. - Забудь их жаркий огонь. Это не представляет для тебя опасности. Нужно видеть только пустоту - то, что обещает Ничто.
     Его внутренности дрожали. Под его пристальным взглядом краска на стене казалась мерцающей. Сладострастные извержения обезображивали ее пустоту. Иллюзии, но тем не менее ужасающе реальные для него. Очень хорошо: если он не может выбить эти непристойности, он сможет трансформировать их. Не так уж сложно перекрасить сексуальность в насилие, перевести вздохи в крики, дрожь в конвульсии. Грамматика была та же самая, только пунктуация отличалась. Представив любовников умирающих вместе, он почувствовал, как его тошнота отступает.
     Что было их существование перед лицом Ничего? Мимолетность. Их обещания? Претензии.
     Он успокаивался. Воспаление на стене начинало исцеляться и ушло через несколько минут со слабым отзвуком той пустоты, в которой он так начинал нуждаться. Жизнь приходит и уходит. Но отсутствие, как он знал, живет вечно.

33

     - О, между прочим, тебе звонили. Билл Той. Позавчера.
     Марти поднял глаза на Перл от своей тарелки с бифштексом и скорчил гримасу.
     - Почему ты мне не сказала.
     Она казалось виноватой.
     - Это было как раз тогда, когда я потеряла терпение от этой проклятой толпы. Я оставила тебе послание...
     - Я не получил его.
     - ...в блокноте за телефоном.
     Оно было все еще там: "Позвони Тою" и номер. Он набрал номер и ждал почти минуту, пока на другом конце сняли трубку. Это был не Той. У ответившей женщины был мягкий и потерянный голос, размазанный, как будто от большого количества выпитого.
     - Могу я попросить Вильяма Тоя? - спросил он.
     - Он ушел, - ответила женщина.
     - Ага. Понятно.
     - Он не вернется. Никогда.
     Голос был какой-то сверхъестественный.
     - Кто это? - спросил голос.
     - Это не важно, - ответил Марти. Его инстинкт противился тому, чтобы назвать имя.
     - Кто это? - спросила она.
     - Простите, что побеспокоил вас.
     - Кто это?
     Он положил трубку, прерывая шипящую настойчивость на другом конце провода. И только тогда он почувствовал, что его рубашка пропиталась холодным потом, который внезапно выступил на его груди и спине.

***

     В любовном гнездышке в Пимлико Ивонна еще около полутора часов спрашивала "Кто это?" у занятой линии, прежде чем бросить трубку. Затем она отошла и присела.
     Кушетка была влажной. Большие липкие пятна расползались по ней от того места, где она обычно сидела. Она предполагала, что с ней что-то сделали, но она не могла сообразить как и что. Также она не могла объяснить мух, которые собирались вокруг нее и покрывали ее всю - ее волосы, ее одежду.
     - Кто это? - спросила она снова. Вопрос оставался вполне уместным, хотя она больше не разговаривала с незнакомцем по телефону. Кожа, содранная с ее рук, кровь, которую она оставляла в ванной после душа, ужасающее зрелище, которое представало перед ней в зеркале - все это вызывало тот же гипнотизирующий интерес: "Кто это?"
     "Кто это?" "Кто это?" "Кто это?"

VI Дерево

34

     Брир ненавидел этот дом. Он был холодным и жители в этом районе были безжалостны. Он сразу попадал под подозрение, как только выходил из передней двери. На это, он признавал, были причины. За последние недели вокруг него начал распространяться запах - тяжелый, липкий запах, которого он почти стыдился, когда приближался к какой-нибудь одинокой милашке, стоящей у школьной ограды, боясь, что они н