ла последние силы, пытаясь передать его Сюзанне.
     Но она ничего не понимала.
     - О Боже, - раздался сзади голос сестры.
     Вторжение разрушило усилия Мими, и калейдоскоп исчез. Рассыпавшись вихрем разноцветных брызг. Сюзанна продолжала смотреть в лицо Мими, которая вдруг потеряла все свои силы, выпустила руку внучки и закатила глаза. Из ее рта пополз ручеек темной слюны.
     - Подождите, пожалуйста, за дверью, - скомандовала сестра, нажимая кнопку вызова над кроватью.
     Сюзанна отошла к двери, шокированная звуками, которые издавала Мими. Вошла вторая сестра.
     - Вызовите доктора Чая, - сказала ей первая. Потом обратилась к Сюзанне. - Пожалуйста, подождите снаружи.
     Она послушалась; пора было уступить место специалистам. В коридоре было полно народу, и она нашла место присесть только в двадцати ярдах от палаты.
     Ее мысли, как слепые бегуны, в беспорядке метались туда-сюда. Она снова и снова вспоминала спальню Мими на Рю-стрит; шкаф вставал над ней, как некий грозный и мстительный дух. Что бабушка хотела напомнить ей этим запахом лаванды и странным калейдоскопом? Что она еще может сделать?
     - Вы Сюзанна Пэрриш?
     На этот вопрос она могла ответить.
     - Да.
     - Я доктор Чай.
     Лицо доктора было круглым, как торт, и таким же невыразительным.
     - Ваша бабушка, миссис Лащенски...
     - Что?
     - ...она в очень плохом состоянии. Вы ее единственная родственница?
     - В этой стране единственная. Мои отец и мать умерли. У нее есть еще сын в Канаде.
     - Вы знаете его координаты?
     - У меня нет с собой его телефона... но я могу узнать.
     - Думаю, ему нужно сообщить.
     - Да, конечно. Но что... в смысле, вы можете мне сказать, сколько она еще проживет?
     Доктор вздохнул.
     - Кто знает? Когда ее привезли, я думал, что она не доживет до утра. Но она дожила. И так уже три дня. Удивительная стойкость, - он прервался, глядя на Сюзанну. - Знаете, по-моему, она дожидалась вас.
     - Меня?
     - Да. Из всего, что она говорила здесь, можно было разобрать одно - ваше имя. Думаю, она не хотела отходить, не поговорив с вами.
     - Понимаю.
     - Должно быть, вы очень важны для нее. Хорошо, что вы приехали. Знаете, многие старики умирают здесь совсем одни. Вы где остановились?
     - Пока нигде. Поеду в отель.
     - Тогда сообщите ваш телефон, чтобы мы могли позвонить в случае чего.
     - Конечно.
     Он кивнул и оставил ее среди снующих посетителей.
     Мими Лащенски не любила ее. Как такое могло быть. Они были закрыты друг для друга. Мими ни разу не видела ее взрослой. И все же доктор Чай был прав. Бабушка зачем-то ждала ее.
     Но зачем? Взять ее за руку и из последних сил передать ей порцию какой-то непонятной энергии? Странный дар. То ли слишком большой, то ли слишком маленький.
     Сюзанна вернулась в палату. Старуха лежала неподвижно, закрыв глаза. Она уже ничего не могла сказать. Лучше было вернуться на Рю-стрит и посмотреть, что из вещей там осталось.
     Она так долго боролась со своим детством и вот, вернувшись, обнаружила, что та же самая загадка терпеливо ждет ее.
     Существо в шкафу - ее отражение в зеркале, заставившее ее с плачем сбежать по лестнице.
     Там ли оно еще? И ее ли это отражение?

VI
Чокнутый Муни

1

     Кэл был испуган, как никогда раньше. Он сидел у себя в комнате, заперев дверь, и дрожал.
     Эта дрожь началась сразу после событий на Рю-стрит, почти сутки назад, и с тех пор не прекращалась. Иногда руки у него так тряслись, что он едва мог удержать стакан виски, которое пил всю ночь, не в силах заснуть. Иногда он стучал зубами. Но в основном дрожь была внутри, как будто голуби забрались к нему в живот и били там крыльями, пытаясь выбраться.
     И все потому, что он увидел нечто чудесное и знал в глубине души, что его жизнь непоправимым образом изменилась. Ведь он прыгнул в небо и увидел те волшебные края, куда мечтал попасть в раннем детстве.
     Он всегда был замкнутым ребенком, находившим развлечения в собственных фантазиях. Половину школьных лет он провел, глядя в окно и думая о какой-нибудь строчке в стихах, которой он не мог понять, или о чьем-то голосе, поющем песню в соседнем классе. Это напоминало ему о далеком неведомом мире. Этот мир ударял ему в лицо теплым ветром в хмурый декабрьский день, а во сне он беседовал, дружил и враждовал с его удивительными жителями.
     Но хотя это место и было ему знакомо, он никогда не мог отыскать туда пути. Он читал все книги, которые могли навести на след, - бесполезно. Королевство его снов было слишком прекрасным, чтобы существовать в действительности.
     Он знал, что истинная Страна чудес не такая. В ней столько же тени, сколько и света, и попасть в нее можно только великим напряжением ума и чувства.
     Потому он и дрожал теперь, чувствуя, что его голова вот-вот расколется.

2

     Он встал рано, спустился на кухню и поджарил себе яичницу с беконом. Потом сидел, уставясь в тарелку, пока наверху не послышались шаги проснувшегося отца.
     Он позвонил на работу и сказал Уилкоксу, что заболел; потом сообщил то же Брендану, который воспринял это так же равнодушно, как и все остальное.
     Сделав это, он опять поднялся к себе, сел на кровать и в который раз стал вспоминать случившееся на Рю-стрит, надеясь как-то прояснить суть таинственного происшествия.
     Но это не получалось. Как он ни поворачивал вчерашние события, они не поддавались разумному объяснению, и у него оставалось лишь всё то же мгновенное воспоминание и долгая боль потом.
     Там, в той стране было все, к чему он стремился: он это знал. Все, во что его отучали верить в школе - чудеса, тайны, причудливые тени и сладкоголосые духи. Все, что знали голуби, знал ветер, знали когда-то и люди, но забыли - все это ждало его там. Он видел это собственными глазами.
     И это, быть может, значило, что он нездоров.
     Как еще можно объяснить такую красочную галлюцинацию? Конечно, он не в своем уме. У него ведь это в крови. Его дед, Чокнутый Муни, кончил дни в желтом доме. Похоже, он был поэтом, хотя в семье об этом не говорили. Едва Брендан упоминал о нем, Эйлин говорила: "Хватит болтать", - но в отсутствие жены он кое-что рассказывал сыну о странном предке и даже читал его стихи. Кэл запомнил кое-что наизусть. И вот результат: в лучших традициях рода он видит галлюцинации и льет слезы в виски.
     Вопрос стоял: сказать или не сказать. Рассказать о том, что видел, вызывая смешки и косые взгляды, или сохранить все в тайне. Какая-то часть его хотела все открыть кому-нибудь (может, даже Брендану), но другая часть говорила:
     "Страна чудес не любит, когда о ней болтают, она открывается лишь тем, кто молчит и ждет".
     Так он и сделал. Сидел, дрожал и ждал.

3

     Вместо Страны чудес пришла Джеральдина, и ей не было дела до его галлюцинаций. Он услышал ее голос внизу, услышал, как Брендан говорит ей, что он заболел, и услышал, как она заявляет, что ей нужно повидать его, больного или здорового. Вот она уже у двери.
     - Кэл?
     Она подергала запертую дверь и постучала.
     - Кэл, это я! Проснись. Он потряс головой.
     - Кто это?
     - Почему ты заперся? Это я, Джеральдина!
     - Я плохо себя чувствую.
     - Пусти меня.
     Он не мог найти аргументов против этого и поплелся к двери.
     - Выглядишь ужасно, - сказала она, смягчив голос. - Что с тобой?
     - Все в порядке. Я просто упал.
     - Почему ты не позвонил? Я же должна была вчера вечером пригласить тебя на свадьбу. Забыл?
     В субботу старшая сестра Джеральдины Тереза выходила замуж за своего давнего воздыхателя, доброго католика, чью способность к продолжению рода трудно было отрицать: невеста уже была на четвертом месяце. Но ее выпирающий живот не мог омрачить долгожданной церемонии. Кэл, который уже два года встречался с Джеральдиной, был на свадьбе желанным гостем: его явно намечали на роль следующего зятя Норманна Келлуэя. Естественно, что его отказ от участия в торжестве будет воспринят как измена.
     - Вот я тебе и напоминаю, Кэл. Ты знаешь, как это для меня важно.
     - Я упал со стены.
     Она недоверчиво поглядела на него, словно в его возрасте это было непростительным ребячеством.
     - А зачем ты туда полез?
     Он вкратце рассказал ей о бегстве 33 и о своем визите на Рю-стрит - выборочно, не упоминая ковра и всего связанного с ним.
     - А птица нашлась? - спросила она, когда он закончил.
     - В общем да, - когда он вернулся домой, Брендан сообщил, что 33 опередил его и воссоединился с семьей.
     Об этом он тоже поведал Джеральдине.
     - Так ты не позвонил из-за этого голубя?
     Он кивнул.
     - Ты же знаешь, как отец их любит.
     Упоминание Брендана еще больше смягчило Джеральдину; они с отцом Кэла очень привязались друг к другу. "Она прелесть, - говорил отец, - держись за нее, а то кто-нибудь другой схватит". Эйлин так не думала и держалась с Джеральдиной прохладно, что заставляло ту еще больше ценить расположение Брендана.
     Она одарила Кэла прощающей улыбкой. Хотя ему не хотелось, чтобы она мешала его мыслям, он внезапно ощутил радость от ее прихода. Даже дрожь немного прошла.
     - Здесь душно, - сказала она. - Тебе нужно подышать воздухом. Открой-ка окно.
     Он подчинился. Когда он повернулся, она уже сидела, скрестив ноги, на его кровати, прислонившись к картинкам, наклеенным им на стену еще в детстве. Она называла эту раздражающую ее коллекцию звезд эстрады, политиков и животных "Стеной Плача".
     - Платье чудесное.
     Он какое-то время не мог понять.
     - У Терезы, - терпеливо объяснила она.
     - А-а.
     - Садись, Кэл.
     Он встал у окна. Воздух был чистым и сладким, напоминающим...
     - Да что с тобой?
     Он уже хотел сказать: "Я видел Страну чудес". Иными словами это нельзя было описать. Все прочее - обстоятельства, детали - было вторично. Достаточно четырех слов. Я видел Страну чудес. И если он и мог кому-то об этом сказать, то именно ей.
     - Скажи мне, Кэл. Ты болен?
     Он покачал головой.
     - Я видел... - начал он.
     - Что? Что ты видел?
     - Я видел... - снова начал он и опять сорвался. Он просто не мог этого выговорить. - Эти картинки... ты права... они дурацкие...
     Он продолжал бороться с собой, но часть его, призывавшая хранить тайну, уже победила. Он не мог ей сказать. Не сейчас.
     "Я Чокнутый Муни", - подумал он, и на этот раз не нашел в этой мысли ничего неприятного.
     - Ты выглядишь лучше, - отметила она. - Вот что значит воздух.

4

     И чему он мог научиться у сумасшедшего поэта, раз они теперь товарищи? Что бы сделал Чокнутый Муни на его месте?
     Он бы играл в эту игру, ответил он сам себе, а сам бы искал, искал это место, свою мечту, и нашел бы его, и не отпустил, даже если бы это действительно сделало его сумасшедшим.

     Они поговорили еще немного, и Джеральдина засобиралась домой. Нужно было готовиться к свадьбе.
     - Хватит гоняться за голубями. Я жду тебя в субботу.
     Он обнял ее.
     - Какой ты худой! Надо кормить тебя получше.
     "Она ждет, чтобы ты ее поцеловал, - прошептал ему сумасшедший поэт. - Уважь леди. Пусть не думает, что ты потерял интерес к сексу только оттого, что одним глазком увидел небеса. Поцелуй ее".
     Он послушался, боясь, что она заметит его отстраненность. Но ей хватало собственного пыла, и она ответила на поцелуй, закрыв глаза и прижавшись к нему крепкой теплой грудью.
     "Теперь скажи ей что-нибудь ласковое и отошли". Но Кэлу решительно не хотелось разговаривать, потому он просто сказал: "Ну, до субботы". Она ушла довольная, поцеловав его еще раз.
     Он посмотрел на нее в окно, потом вернулся к своим раздумьям.

Часть вторая Рождения, смерти и браки

     "А! Полночь языком своим железным
     Двенадцать отсчитала!
     Спать скорее!
     Влюбленные, настал волшебный час!"
     У. Шекспир "Сон в летнюю ночь"

I
Встреча

1

     Когда Кэл вышел из дома, было жарко. Даже ветер дул будто не с реки, а из пустыни. Когда он дошел до Рю-стрит, ему казалось, что мозг в его черепе медленно закипает.
     К тому же он не мог найти эту чертову улицу. В прошлый раз он не запоминал дорогу, а глядел на птиц. Пришлось спросить дорогу у мальчишек, играющих в войну, но они, то ли из вредности, то ли по незнанию, послали его не в ту сторону. Он долго блуждал, все более выходя из себя. Шестое чувство, казалось бы, должное помогать ему найти страну его мечты, безмолвствовало.
     По чистому везению он в конце концов вышел прямо к дому, где прежде жила Мими Лащенски.

2

     Сюзанна все это утро пыталась выполнить то, что обещала доктору Чаю: известить дядю Чарли в Торонто. Но это оказалось совсем непросто. Маленький отель, где она остановилась, имел лишь один телефон, и к нему постоянно стояла очередь. К тому же ей пришлось звонить нескольким родственникам, прежде чем она узнала телефон дяди Чарли. Когда она около часа наконец дозвонилась до единственного сына Мими, он воспринял новость без особого удивления. Не было никаких обещаний бросить все и примчаться к смертному одру матери; только вежливая просьба к Сюзанне - позвонить, когда "все уладится". Видимо, это подразумевало похороны.
     Потом она позвонила в больницу. В состоянии пациентки изменений не произошло. Дежурная фраза: "она держится", - что вызывало в уме курьезный образ Мими, цепляющейся за край скалы. Она спросила об имуществе бабушки, и ей ответили, что такового не имеется. Вероятно, стервятники, о которых упоминала миссис Памфри, уже растащили из дома все, включая шкаф, но проверить не мешало.
     Она перекусила в итальянском ресторанчике рядом с отелем и поехала на Рю-стрит.

3

     Грузчики прикрыли ворота на заднем дворе, но не заперли, и Кэл смог беспрепятственно войти.
     Если он и ожидал каких-либо открытий, то зря. Там не было ничего примечательного. Только чахлая травка, проросшая сквозь бетон, и всякий хлам, брошенный за бесполезностью. Даже тени, в которых могла скрываться тайна, были легкими и нетаинственными.
     Стоя в середине двора, где все случилось, он впервые серьезно усомнился.
     Но, быть может, внутри что-нибудь есть, что-то, что может спасти его от этой бездны сомнений. Он прошел через место, где лежал тогда ковер, и вошел в дом. Грузчики не заперли и эту дверь, или кто-то уже сломал замок. Во всяком случае, она была приоткрыта.
     Внутри, по крайней мере, тени были гуще; оставалось место для тайн. Он подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Неужели он был здесь всего лишь двадцать четыре часа назад? Неужели он входил в этот самый дом, думая лишь о пропавшей птице? Теперь ему предстояло найти гораздо большее.
     Он прошел через холл, прислушиваясь к звукам, как накануне. С каждым шагом его надежды таяли. Здесь были тени, но пустые. Волшебство ушло отсюда вместе с ковром.
     На полпути вверх он остановился. Что толку идти дальше? Ясно, что он упустил свой шанс. Если он хочет найти что-то, то нужно искать в другом месте. Только упорство - наследство Эйлин - заставляло его карабкаться дальше.
     Воздух наверху был таким тяжелым, что трудно было дышать. Когда он подошел к двери в спальню, за его спиной раздался какой-то шум. Грузчики вытащили на площадку несколько шкафов, потом решили, что они не представляют ценности, и оставили там. Шум доносился оттуда.
     Он подумал, что это крысы. Похоже на царапанье маленьких лапок. Живи и давай жить другим, подумал он. У него не больше прав быть здесь, чем у них. А может, и меньше. Они, должно быть, живут тут многие поколения.
     Он открыл дверь и вошел в спальню. Задернутые шторы еле пропускали свет. Посреди комнаты валялся опрокинутый стул, а на каминной полке стояли зачем-то три ботинка. Больше в спальне ничего не было.
     Он постоял там немного и, услышав на улице смех, подошел к окну. Прежде чем он обнаружил источник смеха, он шестым чувством почувствовал, что кто-то вошел в комнату за его спиной. Отпустив штору, он повернулся и увидел крупного мужчину среднего возраста, одетого чересчур хорошо для этого запустения. Подкладка его расстегнутого пиджака переливалась. Но в первую очередь привлекала внимание его улыбка. Профессиональная, как у актера или священника.
     - Могу я вам помочь? - осведомился он. Его голос был дружелюбным, но не мог прогнать шок, охвативший Кэла от его внезапного появления.
     - Помочь?
     - Может, вы желаете приобрести этот дом?
     - Приобрести? Да нет... Я это... просто смотрю.
     - Прекрасный дом, - сообщил незнакомец с улыбкой, твердой, как рукопожатие хирурга, и такой же стерильной. - Вы разбираетесь в домах? Я торговец. Моя фамилия Шэдвелл. А вы?
     - Кэл Муни. Кэлхоун.
     К нему потянулась рука. Кэл шагнул вперед - он был дюйма на четыре ниже мужчины, - и пожал ее. Только прикоснувшись к его холодной ладони, Кэл почувствовал, что вспотел, как свинья.
     Руки разжались, и дружелюбный Шэдвелл извлек из внутреннего кармана пиджака ручку. При этом открывшаяся подкладка засверкала, словно была сшита из крохотных зеркал.
     Шэдвелл посмотрел ему в глаза. Его голос был легче перышка.
     - Вы видите что-нибудь, что вам нужно?
     Кэл не доверял ему. Из-за этой улыбки или из-за кожаных перчаток - он не мог понять. Но он хотел как можно быстрее уйти отсюда.
     Но в пиджаке что-то было. Что-то, что заставило сердце Кэла забиться сильней.
     - Пожалуйста, посмотрите.
     Рука Шэдвелла потянулась к пиджаку и приоткрыла его.
     - Скажите мне, - промурлыкал он. - Есть ли здесь что-нибудь, что нужно вам?
     На этот раз он полностью раскрыл пиджак, и Кэл увидел, что подкладка действительно светится.
     - Я торговец, как уже было сказано, - объяснил Шэдвелл, - и всегда ношу с собой образцы товаров.
     Что это там, драгоценности? Большие, блестящие и, наверняка, поддельные. Он попытался разглядеть получше, а торговец продолжал говорить:
     - Ну, скажите мне, что вы хотите, и оно ваше. Заманчиво, не правда ли? Такой блестящий молодой человек должен уметь выбирать. Выбирайте и берите! Свободно и бесплатно. Не упустите свой шанс.
     "Отвернись, - сказала часть Кэла. - Ничто не дается бесплатно. За все придется платить".
     Но он не мог оторвать глаз от таинственных вещей, запрятанных в недрах пиджака.
     - Смелее... скажите... что вам нужно...
     Да, вот это вопрос.
     - ...и оно ваше...
     Он видел давно забытые сокровища, вещи, от сладкого желания обладать которыми когда-то сжималось его сердце. Большинство их было бесполезно, но все они будили старые мечты. Очки с рентгеновскими лучами (Смотрите сквозь стены! Удивите друзей!), которые он видел в рекламе, но никогда не мог купить. Теперь они были здесь, сверкая пластиковой оправой, а он вспоминал октябрьские ночи, когда не мог уснуть, думая, как они работают.
     А кроме них? Еще один фетиш его детства - фотография дамы, одетой только в поясок и ножные браслеты, зазывно приподнимающей руками свои пышные груди. Кэл видел ее у приятеля, который стащил ее из бумажника своего дяди, и так хотел, что ему казалось, что он умрет, если ее не получит. И вот она глядит на него из подкладки пиджака Шэдвелла.
     Но она уже меркла, и на ее месте возникали новые сокровища.
     - И что же вы видите, мой друг?
     Ключи от машины, которую он хотел иметь. Призовой голубь, чемпион бесчисленных гонок, владельцу которого он так завидовал...
     - Скажите, и это ваше!
     Казалось, он может смотреть час, два, целый день, пока весь желанный и недостижимый мир не спрячется в пиджаке торговца.
     Но все это была иллюзия. Что-то за этим скрывалось, что-то, ради чего Шэдвелл затеял все это. Пока он не мог этого понять.
     Он не сразу услышал, что торговец опять обращается к нему. Теперь в его тоне было заметно удивление.
     - Как, мой друг... почему вы ничего не хотите?
     - Я... не могу... разглядеть...
     - Смотрите лучше! Сосредоточьтесь!
     Кэл сосредоточился. Перед ним проплывали и гасли бесчисленные образы.
     - Вы не пытаетесь, - укорил его Шэдвелл. - Вам