олубей, один из  которых  полетел
прямо в сторону  женщины.  Защищая  Лицо,  она  вскинула  руки  в  широких
рукавах. Левая кисть отсутствовала.
     Убедившись в правильности своей догадки, Уинтер ни на шаг не отставал
от однорукой любительницы развлечений; вскоре она  направилась  к  выходу.
Идея была предельно проста:  если  это  воровка,  то  она,  скорее  всего,
связана с другими местными жуликами, а тогда можно попробовать найти  вход
в шахту через них. Такие ребята всегда все  знают  и  наверняка  поделятся
информацией,  если  будут  иметь  к  тому  достаточно  весомые  основания.
Достаточно весомые в непреодолимо-соблазнительном розовом золоте.
     А почему, хотите вы спросить, действовал этот Робин Гуд  в  одиночку,
без своих, продолжая метафору, молодцов в зеленых плащах? Причин было две.
Чтобы заручиться содействием маорийской мафии Роугу пришлось дать обещание
никоим образом не подвергать опасности их тритонские операции и связи -  и
даже тогда Опаро наотрез отказался предоставить  ему  какую-либо  полезную
информацию. Была и вторая причина, но о ней позже.
     А  потом  женщина  затерялась  в   путанице   улочек   и   переулков,
переполненных куда-то спешащих кули, разносчиками,  мелочными  торговцами.
Покосившиеся магазины, ветхие хибары - все это невольно  приводило  на  ум
Лондон времен Сэмьюэла Пеписа  и  Великого  пожара,  когда  жители  города
пытались сдержать огонь, снося дома на его пути, и  делали  это,  обходясь
обычными баграми. Только что женщина шла по такому вот  переулку,  который
ничего не стоило бы снести, достигла крохотной площади, от  которой  улицы
разбегались в пять сторон и - и вдруг ее не стало.
     Уинтер протолкался на площадь и сделал отчаянную попытку  смотреть  в
пять сторон сразу. Все пять улиц кишели людьми, а невысокий рост однорукой
не позволял легко различить ее в толпе.
     - Zolst ligen in drerd! - горько пробормотал синэргист, чувствуя, как
"критический путь" петлей затягивается на шее.
     В поисках ключа его глаза торопливо обшаривали все  окружающее  -  от
модного ателье, где шили одежду  на  иностранный  манер  (си-фу-чжуан)  до
"однорукого  бандита",  рядом  с   которым   несколько   кули   играли   в
"камень-ножницы-бумага".
     Джинки    известны    своей    страстью    к    играм,    будь    это
"камень-ножницы-бумага"  или  фань-тань,  кости  или  карты,  рулетка  или
компьютеризованная го. Не имея сил - да,  впрочем,  и  особого  желания  -
бороться,  власти  успокоились  на  том,  что  обложили  огромным  налогом
игральные автоматы, которые по  идее  должны  вытеснять  неконтролируемые,
идущие где попало игры. Из пломбированной кассовой  коробки  почти  всегда
можно изъять свою долю.
     "Почти" - потому, что джинки народ жуликоватый и умеют  надуть  любой
механизм Длительное время многие слот-машины оставались  без  полагающейся
по статистике выручки - кассовые коробки оказывались совершенно пустыми, в
них  не  было  даже  каких-нибудь   там   кружочков-шайбочек.   Совершенно
отчаявшись.   Комиссия   по   азартным   играм   пообещала   тысячу   сайс
вознаграждения - с гарантией освобождения  от  судебного  преследования  -
тому жулику, который выйдет и честно расскажет, как все это делается.  Так
сказать. Главные Жулики забеспокоились о своей доле.
     Хитроумный идальго явился на зов, открыл свой  секрет  и  удалился  с
тысячей сайс в кармане - а может, на тачке,  серебро  -  оно  тяжелое.  Он
делал монеты в четверть сайсы из сухого льда, то бишь твердой углекислоты.
Попав в автомат, эта временно  твердая  валюта  бесследно  испарялась  уже
через пару минут.
     Другое,    неизвестное    Комиссии    жульничество    с    автоматами
синэргизировал, пользуясь своим даром видения, Уинтер. Его  вознаграждение
оказалось не столь приятным.
     Долго стоять столбом на  перекрестке  было  рискованно,  так  ведь  и
внимание к себе привлечешь.  Подойдя  к  однорукому  бандиту,  Роуг  начал
кидать в него монеты и дергать рычаг, ни на секунду  не  прерывая  тяжелых
размышлений. Так что же, искать утраченную нить где попало, по  наитию?  А
может, вернуться на карнавал, и начать все с  начала?  Или  спросить  этих
придурков, размахивающих руками в надежде выиграть друг  у  друга  Большие
Деньги? Так вот подойти испросить на соларанто: "Слушайте, ребята, тут  не
проходила недавно однорукая женщина?" Во-во. Именно так.
     Он с ненавистью воззрился на слот-машину, в  окошках  которой  вместо
фруктов красовались цветы:  ши-чжу  (гвоздика),  бай-хэ  (лилия),  цян-вэй
(роза), ромашки,  маргаритки  и  т.д.  Роугу  было  не  до  этой  чертовой
джинковой эстетики, однако ему бросилось в глаза, что  на  третьем  правом
колесе неизменно появляется розмарин, погашающий выигрыш с тем же успехом,
как и лимон в Лас-Вегасе.
     - Вот гады накрутили машину, - пробормотал Уинтер, закидывая  в  щель
очередную четверть-сайсу и очередной раз дергая рычаг. Снова  розмарин.  -
Ведь не дают  лоху  ни  малейшего  шанса.  Комиссия,  наверное,  в  полном
восторге - один доход. "Вот  розмарин,  это  для  памятливости:  возьмите,
дружок, и помните" ["Гамлет", акт 4, сцена пятая]. Только где же эта сучья
Офелия и-Шу? Хрен с ним со всем!
     Он  сбросил  еще  одну  монету.  Снова  розмарин.  Почти  решив   уже
возвращаться на карнавал, Уинтер  последний  раз  посмотрел  на  все  пять
сторон одновременно и - mifabile visu [самое странное  (лат.)]  -  заметил
свою Офелию в дальнем  конце  ведущего  направо  переулка;  она  с  кем-то
беседовала.
     - Есть искра! -  заорал  синэргист,  бросаясь  по  переулку.  К  тому
времени, как он достиг нового перекрестка, женщина опять исчезла, но здесь
стоял еще один  автомат,  правда,  на  этот  раз  компания  азартных  кули
отсутствовала, а розмарин  виднелся  слева,  на  первом  барабане.  Уинтер
скормил бандиту монету и дернул рычаг.  Цветочки  помелькали-помелькали  и
остановились, причем розмарин, который для памятливости, так и  остался  в
левом окошке.
     - Ни фига себе! - пораженно воскликнул Уинтер. - Ни себе фига!
     И начал протискиваться налево, стараясь хоть что-нибудь разглядеть  в
густой толпе. Предчувствие оказалось верным - женщина была  здесь,  только
далеко впереди.
     Дальше он высматривал уже не ее, а одноруких бандитов,  дежурящих  на
стратегических перекрестках -  и  даже  перестал  кормить  их  серебряными
подметками. Сомнений не оставалось: розмарин слева - иди налево,  розмарин
в центре - иди прямо, розмарин справа - поворачивай направо. И они никогда
не уходят со своих мест, вне зависимости от того, сколько раз дергаешь  ты
ручку и какие другие картинки появляются  в  окошках.  А  второй  розмарин
просто не появляется никогда, ни при какой погоде.
     - Потрясающая штука. Ну прямо как дорожные знаки в старой  английской
игре "Жулики и бродяги". Хотел бы пожать  руку  тому  гению,  который  это
придумал.
     Очередной однорукий бандит указал дорогу  с  той  же  охотой,  что  и
предыдущие.
     - Ведь это кто же из фраеров сообразит? Случайные  лохи?  Скажут  "не
везет", пожмут плечами и двинут дальше. Комиссия? А им то что? Им лишь  бы
выручка была побольше. И не копы, разве придет в их  дубовые  головы,  что
какой-то там цветочек шепчет "suivez-moi"? [следуйте за мной (фр.)]  Чудо,
что я-то допетрил.
     Как  я  неоднократно  подчеркивала,  Роуг  совершенно  не   осознавал
седьмого своего чувства, своего видения.
     Он увидел спину и-Шу еще раз -  женщина  как  раз  исчезала  в  двери
какого-то покосившегося от ветхости павильона. В двери, над  которой  были
изображены  три  розмарина  -  выцветшие,  облупившиеся,  но  до  сих  пор
различимые.
     - С первым этапом покончено, - сказал себе Уинтер и взглянул на часы.
- Остается еще пять часов. Ну и как же нам приступать  ко  второму  этапу?
Если здесь малина ихней инвалидной команды, охрана должна быть  серьезной,
и прямо вот так соваться со взятками вряд ли стоит. Ну хорошо, не стоит, а
что же стоит? Господи Исусе, да что это я, совсем отупел?  Как  же  к  ним
подъехать?
     Некоторое время он усиленно думал, а затем удовлетворенно кивнул.
     - Да, конечно! Сделаем, как с мамонтами. Не имеет смысла пытаться  их
перехитрить, там же очень ушлые ребята  -  вон  какую  хохму  с  бандитами
придумали. Пусть они играют по моим правилам - может, я и не такой  ушлый,
но что-нибудь такое соврать или пыль в глаза пустить - это всегда за милую
Душу.
     Уинтер  бегло  осмотрелся  в  поисках  материала  для   импровизации.
Павильон  располагался   на   грязной   оживленной   площади,   окруженной
магазинами, магазинчиками, конторами...
     Чайный домик, внутри играет  музыка.  Похоронное  бюро,  предлагающее
"Доски для преклонного возраста" и "Одежду  для  преклонного  возраста"  -
гробы и саваны, если перевести эти  эвфемизмы  с  джинковского  околичного
языка на нормальный.
     Шроф, то есть меняла. Вход занавешен своеобразными бусами  из  медных
монет, которые еще мельче по достоинству, чем Большие Деньги.
     Аптека. Витрина с ножами и  мечами.  Фейерверки.  Мясная  лавка.  Над
жаровней  с  углями  подвешена  целая  свинья,   от   которой   разносится
божественный аромат. "Рай плотских наслаждений", аромат  другой,  но  тоже
божественный. Синтоистский храм, украшенный деревянной  рыбой,  -  подобно
богу, рыба никогда не смыкает глаз.
     Уинтер придумал, как организовать большой, шумный скандал, я бы  даже
сказала погром. Вы, конечно, думаете, что он пошел к этим плотским  дамам,
выложил некую сумму и попросил их выбежать на площадь в чем  мать  родила?
Ошибаетесь. У фейерверочного прилавка он купил дюжину каллистянских ракет,
совершенно не интересуясь их цветом. Затем пошел к  меняле  и  получил  за
полусайсу даже больше медно-монетных бус, чем ему требовалось - совершенно
не интересуясь размером удержанной комиссии. Затем  он  начал  привязывать
бусы к ракетам, чем и привлек  к  себе  внимание  праздношатающихся  кули.
Вокруг него собралась небольшая толпа. Покончив с этим занятием, синэргист
обстрелял ракетами крышу павильона, где те и рассыпались  весьма  приятным
для глаза фонтанами искр и звонким дождем звонкой  монеты.  Связки  монет,
оставшиеся без применения, он просто закинул на ту же самую крышу.
     - Хай! - дружно прокричали кули и столь же дружно бросились на  штурм
павильона. Уинтер получил свой погром.
     Скорее даже не Уинтер получил его, а павильон. Искатели легкой - хотя
и не очень большой - наживы мгновенно облепили все стены хилого  строения.
Они бешено карабкались  вверх,  срывались,  сталкивали  друг  друга.  Люди
ползали по крыше, отчаянно обшаривая каждый ее уголок;  время  от  времени
завязывались драки. И все это - в сопровождении ярких  огненных  фонтанов,
то там то здесь взлетавших к небу. Какой-то  человек  выскочил  из  двери,
бросил  взгляд  на  происходящее,  обернулся  и  что-то  крикнул.  К  нему
присоединилась небольшая группа охранников, сразу взявшаяся  за  наведение
порядка, а Уинтер тем временем проскользнул внутрь, никем не замеченный  и
не остановленный.
     Изнутри  загадочный  павильон  вполне  -  и   даже   с   избытком   -
соответствовал своей  ободранной  внешности.  Миновав  несколько  охранных
постов (где не было сейчас ни одного охранника) Уинтер  оказался  в  неком
подобии сарая, совершенно пустого, если не считать  нескольких  скамеек  и
табуреток. Заплесневелые  стены  буквально  шевелились  от  многочисленных
насекомых, грязный, облезлый потолок, в полу зияли широкие трещины.
     - Господи, - поразился Роуг. - А мне-то  казалось,  что  воровство  -
выгодная профессия. Здесь бы и мамонт жить не стал. Неужели я зря таскался
за этой однорукой бабой?
     Через щели в полу пробивался  свет.  После  недолгих  и  не  особенно
осторожных - дикий шум снаружи перекрывал звуки  его  движений  -  поисков
Уинтер обнаружил вход на лестницу,  завешенный  истлевшей,  кишащей  вшами
тряпкой. Брезгливо  сморщившись,  он  отодвинул  эту  мерзость,  встал  на
четвереньки и начал медленный, осторожный спуск. И вдруг окаменел.
     Самую середину  большого  подвала  занимал  длинный  деревянный  ящик
из-под чая. На ящике лежал человек в синей рабочей одежде, правая рука его
была откинута в сторону: рукав на ней закатан, а кисть свисала  над  белой
кюветой, из которой поднимался пар. Пар шел и от двух  стоящих  неподалеку
белых сундуков. Кули судорожно извивался, его  удерживали  на  месте  пять
женщин (в том числе и знакомая и-Шу). Женщины смеялись и -  насколько  мог
понять Уинтер - шутили, кули тоже пытался шутить. Невероятная  сила  духа:
одетый в белое джинк как  раз  кончал  ампутировать  -  с  помощью  вполне
современных хирургических инструментов - окутанную клубами пара кисть.
     Грубые, натруженные пальцы судорожно что-то сжимали.  Сжимали  что-то
непонятное - от кисти исходило тусклое красное сияние потухающего  костра,
раскаленного железа, умирающей новой звезды. Новой?  И  вдруг  Уинтер  все
понял.
     - Господи! Господи! Господи Исусе! Это же вроде как негры, калечившие
себя, чтобы проносить алмазы в ранах. За каждую  горсть  радужных  пуговок
мета джинки расплачиваются кистью  руки.  Их  проверяют  только  на  холод
криогенных контейнеров - кому же придет в голову проносить  такую  вещь  в
голой руке?
     - И ведь это - совсем не глупость. Ценой кисти - которую  он,  скорее
всего, и так потерял бы при здешней технике  безопасности  -  полуголодный
кули до конца дней своих будет жить в достатке и почете. Но только  это  -
по  одной  горсточке,  много  так  не  натаскаешь.  Для   крупномасштабной
коммерческой контрабанды  нужно  использовать...  что?  Опаро  называл  их
мелкими жуликами. Верно, конечно, но знает ли он, как  действуют  крупные?
Да, конечно же, знает. Только сумею ли я из него это вытащить?
     - Спасибо, Роуг, премного тебе благодарен, - произнес знакомый голос.
     Так и пребывавший на коленях  Уинтер  резко  обернулся.  У  спуска  в
подвал стоял блестящий экзобиолог Томас Янг, он же тритонианский вельможа,
манчжурский князь Да-мо Юн-гун. За его спиной виднелась  небольшая  группа
крайне мрачного вида солдат.



                              ТРОЯНСКИЙ КОНЬ

                                        На дуэли остерегайся ложной атаки.
                                    Эта страшная уловка открывает путь для
                                    настоящего, смертельного выпада.
                                                      Мушкетер А'Артаньян.

     Ну да, ушел от нас Томас Янг, ушел при помощи совершенно  неслыханной
уловки.  Человек  широчайшего   образования   и   кругозора,   великолепно
подкованный буквально во всех науках и  искусствах,  он  использовал  свои
таланты на изобретение блестящих трюков, позволявших ему  всегда  хоть  на
один шаг, да опережать нас.
     Мы знали, например, что основная его деятельность, конечно, разведка,
а первая из вспомогательных - поддержка, тренировка и направление действий
Солнечной Организации Освобождения - это надо же, чтобы название настолько
не соответствовало сути! СОО имела своей целью освобождение. От  чего?  Да
от всего, на  что  обозленные  неудачники  желали  свалить  вину  за  свои
разочарования. Республиканство, капитализм, социализм,  марксизм,  да  что
угодно - все снести, чтобы Солнечная  перестала  мешать  их  заслуженному,
справедливому восхождению к вершинам социальной лестницы.
     А в действительности, не очень  далекие  члены  СОО  были  послушными
орудиями классовой борьбы феодально настроенной джинковской  аристократии,
твердо решившей вернуть Солнечную к  старому  доброму  времени  баронов  и
холопов. Основной тактикой этой  борьбы  было  разрушение  политической  и
правовой стабильности при помощи такого испытанного  оружия,  как  террор.
Прямых доказательств связи Янга с террористической деятельностью не было -
и вербовка и тренировка членов СОО проводились в диких притонах Титана.
     Один, всего один раз удалась нам инфильтрация в ряды СОО, и тем самым
задним умом, который мне так ненавистен, я  понимаю,  что  угрозу  провала
можно было предвидеть - и избежать его.  Я  послала  одного  из  лучших  и
отчаяннейших наших агентов (кодовое имя "Терьер") в Брисбенский купол, где
он дрался, зверствовал, убивал, пока не заслужил благосклонного внимания и
вербовки. Терьер мог быть абсолютно  безжалостным,  когда  того  требовало
задание.
     Одним из тестов способностей предполагаемого  террориста  служит  так
называемая "темная комната". Кандидата раздевают догола  -  это  чтобы  не
было возможности делать  заметки,  -  дают  ему  электрический  фонарик  и
посылают в совершенно темную комнату. Комната  эта  -  нечто  вроде  самой
заурядной гостиной со всей полагающейся мебелью и прочей ерундой; нужно за
пять минут все осмотреть и все (по возможности) запомнить.
     По выходе на  свет  Божий  сперва  проверяется  сознательная  память:
сколько там столов, стульев, картин, ламп, окон и  т.д.  -  именно  это  и
велели   ему   запомнить.    Следующим    номером    проверяется    память
бессознательная: начинают спрашивать, были стулья  жесткие  или  обтянутые
тканью, если обтянутые тканью, то какой, не было  ли  на  столе  игральных
карт, какая одежда хранилась в открытом шкафу, что изображено на картинах,
опишите, пожалуйста,  абажуры,  занавески...  В  общем,  такие  детали,  о
которых и слова не было в задании.
     Терьер вошел в эту комнату, провел там пять минут, а затем его убили,
прямо на выходе. Черт бы побрал Янга! Темная комната  была  ярко  освещена
ультрафиолетом, невидимая идентификационная татуировка  TerraGardai  четко
проявилась на сканерах. Черт бы побрал меня! Я должна была предвидеть.  Но
все это выяснилось значительно позже, в тот момент я знала только, что наш
лучший оперативник исчез, spurlos vershwindet  [бесследно  исчез  (нем.)],
операция провалилась, и я снова занялась организацией наблюдения за  Янгом
на Земле - а он снова выкинул номер.
     Мы наблюдали за каждым его движением, и  он  считал  это  само  собой
разумеющимся. Мы знали, что он знает. Он знал, что мы знаем, что он знает,
и так - ad infinitum, обычная ситуация. Было давно решено, что при  первой
же попытке покинуть Землю мы его задержим, под  тем  или  иным  предлогом.
Знать этого точно Янг не мог, но у себя, на Тритоне, он поступил бы именно
так и вполне допускал такую возможность здесь, в Нью-Йорке.
     Я  сняла   комнату   в   доме   напротив   университетского   корпуса
экзобиологии, на верхнем  этаже,  и  поселила  там  оперативницу  Garda  с
кодовым именем "Бабуля Мозес". При помощи коротковолновой  станции  Бабуля
сообщала в центр обо всех приходах и уходах известного  ученого,  так  что
нам  не  приходилось  растрачивать  драгоценное  время  оперативников   на
толкотню вокруг этого корпуса в ожидании, когда же покажется милый дружок.
Вопреки распространенному мнению, мы совсем не бросаем все  свои  силы  на
одну операцию, а ведем их несколько одновременно. Я дирижирую оркестром, в
котором каждый исполнитель играет на двух, а то и на трех инструментах.
     Дураком этот манчжурец не был, и очень скоро его обостренные  чувства
обнаружили Бабулю. Виду он, конечно же, не подал и начал обращаться с  ней
ровно так же, как любой сосед,  которого  забавляет  любопытная  старушка,
вечно подглядывающая из окна. Сперва  он  корчил  ей  рожи,  потом  просто
улыбался, потом начал приветствовать ее рукой. Я проинструктировала Бабулю
так и держаться роли добродушной любительницы совать нос в чужие  дела,  и
она начала отвечать на его приветствия. Через какое-то время они даже вели
нечто вроде небольших бесед - по-прежнему жестами.
     Ну а потом настало утро, когда произошло то самое, неслыханное. Томас
появился у корпуса экзобиологии в обычное свое время, и  Бабуля  сообщила,
что он вошел и пробудет на месте, скорее всего, несколько часов,  так  что