здухом и этой  колеблющейся  -  несущейся  мглой
Альма бодро гавкнула, выплюнув облачко пара, и понеслась  куда-то  через
двор, к одной ей видимой цели -  сгусток  бодрости  и  молодой  энергии.
Сквозь грязь и моросящее утро.
   - Альма, стой!!! - крикнул Алексей Сергеевич и,  как  всегда  был  не
удостоен вниманием.
   Псина исчезла в сочащихся  утренних  сумерках.  Только  лай  был  еще
слышен - глухо, за стеной тумана.
   Так тоже было всегда. Совершить утреннюю дикую  пробежку  на  дальний
конец двора Альма  считала  своим  неотъемлемым  правом,  покуситься  на
которое не смел даже такой авторитет в собачьих глазах, как сам  хозяин.
Они и не собирался.
   Стоя на крыльце, там,  где  козырек  хоть  частично  защищал  его  от
моросящего дождя, Красноцветов лениво обозревал  окрестности.  Вот,  под
самыми ногами, среди красно-желтой опавшей листвы  лежит  что-то  белое.
Бумага еще не успела заляпаться грязью. Конверт вроде -  значит  письмо.
Почтальон приходил и выронил, наверное.
   - "Подобрать,  что  ли?"  -  подумал  Алексей,  но  сходить  вниз  по
ступенькам и копаться в холодной грязи было явно лень, - "а  пусть  себе
лежит. Кому надо - подберет".
   Его окрикнул женский голос и Красноцветов поднял  голову.  С  натугой
улыбнулся  -  потому  что  это   была   компания   собачников   плотной,
ощетинившейся разноцветными зонтами, кучкой двигавшаяся вниз  по  улице.
Преимущественно здесь были женщины, но чуть  в  стороне  виднелось  хаки
Темина - отставного вояки со злющим доберманом  на  поводке  и  дурацкий
кепарь  Ключникова  -  старшего  научного  сотрудника  в  каком  то  там
заштатном гуманитарном институте.
   Народ был знакомый, хотя большую часть собачников он различал  по  их
питомцам. Вот  и  сейчас  в  дико  натягивающей  поводки,  или  свободно
описывающей  круги  хвостато-зубастой   своре   можно   было   различить
нескольких четвероногих Альминых друзей.
   С первого взгляда можно было различить  французскую  бульдожку  Досю,
принадлежащую немолодой дородной тетке по фамилии Щапова, да похожего на
сбежавший из костра сгусток пламени  огненно-рыжего  чау-чау  по  кличке
Дзен, хозяйкой которого была Анечка - симпатичная, хотя и  несколько  не
от мира сего, девушка.
   Имя Дзен полностью и бесповоротно подходило  к  чау-чау  -  по  части
отрешенности он легко и  непринужденно  делал  свою  хозяйку.  Казалось,
ничто на свете не может поколебать каменной невозмутимости это  ходячего
куска рыжего меха.
   Был здесь и крошечный пуделек по имени Чак - как всегда не на  земле,
а на руках своего хозяина и заливается  бешенным  визгливым  лаем.  Чака
держали  наверху  исключительно  в  плане  его  личной  безопасности   -
спущенный на землю, маленький, но  неизмеримо  злобный,  пудель  тут  же
норовил кинуться на кого ни будь из своих превышающих  его  раз  в  пять
ростом соплеменников.
   Завершала путь русская борзая с породистым именем Лайма  Джус  -  эта
как всегда еле плелась чуть позади всех, настоящая  борзая.  Ее  хозяйка
Наталья  Степановна  -  продавец  на  местном  вещевом  рынке   напротив
обреталась где-то впереди процессии.
   Красноцветов, который каждый вечер, как штык,  присоединялся  к  этой
компании, вяло взмахнул рукой - пятнадцатиминутную прогулку в семь  утра
он никак не мог себе позволить.
   Народ визгливо переговаривался и даже с крыльца было слышно, что спор
идет о политике. Как всегда, впрочем. Собаки оглушительно лаяли, рвались
с поводков, и лишь Дзен  горделиво  вышагивал  в  голове  процессии  как
всегда индифферентный как всему миру и к холодной  мороси  в  частности.
Фиолетовый язык свисал из пасти и раскачивался в такт шагам.
   Из плывущего неровными сизыми лохмами тумана появилась Альма -  шесть
встопорщена, в пасти что-то держит. Отучали ее отучали не  брать  всякую
гадость с земли...
   - Альма фу! Ну-ка брось! - крикнул Алексей  Сергеевич,  но  та  и  не
подумала подчиниться.
   Пришлось  подойти,  и,  схватив  животину  за  ошейник,   причем   та
вырывалась и пыталась зажать найденное челюстями.
   Наконец после некоторых уговоров и посула косточки Альма  согласилась
выпустить свое сокровище из пасти и оно  звучно  шлепнулось  в  грязь  -
драная и загаженная обертка  от  мороженного,  к  которой  прилип  некий
плоский некрупный  предмет.  Алексей  скривился,  рассматривая  находку,
потом, вдруг заинтересовавшись, наклонился чуть ниже, и золотая  искорка
блеснула ему в глаза.
   Вы считаете, что подбирать с земли всякую гадость после того, как  ее
притащила ваша собака - это в  высшей  степени  необдуманно?  Да  и  что
ценного и блестящего может прилипнуть к доисторической обертке?  Золотая
фольга? Что ни будь еще столь же приземленное?
   Красноцветов выпрямился, сжимая в руке находку и одновременно большим
пальцем счищая с нее налипшую грязь. Предмет тускло  блеснул  -  крупная
монета с неровными краями и грубой штамповкой.  Символы  не  понять,  но
точно не русский язык.
   - Ого... - молвил Алексей, вертя монету в пальцах.  Тяжелая...  Может
быть сувенирная?
   Альма уже была внизу у ног и вопросительно поглядывала на  хозяина  -
чего,  мол,  встал  столбом?  Красноцветов  подавил  неодолимое  желание
проверить монетку на зуб. Это было бы очень глупо, кроме  того,  он  все
равно бы не отличил золото от того же свинца. Но какой, однако, забавный
цвет.
   - Ну, хорошо, хорошо! - сказал Алексей Сергеевич и пустил неугомонную
псину в подъезд.
   Альма разлаялась. Консьержка поджала губы, неодобрительно глянула  на
псину - ни для кого не секрет  было  то,  что  она  ненавидит  всех  без
исключения собак жильцов, включая  Тосю  -  самую  умильную  животину  в
окрестностях.
   Монету  Красноцветов  оставил  на  столе,  на  видном  месте,  а  сам
отправился на работу.
   Шагая сквозь продирающий глаза день к автобусной остановке, он поймал
себя на мысли, что думает о кладах. Да, о затерянных пиратских кладах  в
расползающимся древнем сундуке  с  железной  окантовкой  и  обязательном
скелетом сверху. Гнилые доски сверху, а под крышкойвот такие вот  монеты
- тяжелые и неровные, но зато золотые.  В  детстве  он  любил  играть  в
пиратов и как-то даже закопал во дворе трехлитровую банку с пятьюдесятью
копейками мелочью внутри. Пометил на карте  место,  но  видимо  неточно,
потому что когда вернулся откапывать,  то  банки  не  оказалось.  Скорее
всего, она была где-то рядом, но искать ее, значит перерыть  весь  двор.
Было много слез.
   Мысли эти были не серьезны. Большинство о  кладах  перестает  мечтать
годам к четырнадцати, когда совсем другие интересы выходят на сцену.  Но
разменявший  пятый  десяток  Алексей  Красноцветов  упорно  не  мог   их
отогнать. Тем более, что где-то на самом  краю  сознания  восстал  давно
похороненный призрак материального благополучия и назойливо давал о себе
знать.
   - "Вот если бы я нашел клад. Много золотых монет, при цене золота  за
грамм... или если нумизмату, то это в десятки раз..."
   - "Стоп!" - одернул он сам себя,  -  "Что  за  ребячество!  Это  ведь
наверняка не золотая монеты  -  дешевая  подделка.  Медь!  Анодированный
алюминий!"
   Черная, тонированная  в  ноль  девятка  форсировала  лужу  в  опасной
близости он него,  и  Красноцветов  поспешно  отпрыгнул  от  грязнущего,
пахнущего бензином дождя. Здание кабельного завода, где он  был  ведущим
счетоводом, уже высилось впереди.
   А на работе привычная рутина уже вовсю затянула его, так что  Алексей
Сергеевич и думать забыл о каких-то там кладах.
   В два часа дня на Альму наехал Бульдозер.  Случилось  это  аккурат  в
самой  середине  дневной  прогулки  и  уже  не  в  первый  раз.  Алексей
Красноцветову не раз и не  два  раза  приходила  в  голову  мысль,  что,
возможно, есть некая высшая  справедливость  в  том,  что  Бульдозер  не
родился человеком. Если бы таковое случилось, человечество  получило  бы
наикошмарнейшего тирана  с  легкостью  переплюнувшего  всех  до  единого
мелких деспотов древности и новейшей истории.
   Но Бульдозер был ротвейлером. Мерзкой, гнусной, и  страдающей  лишним
весом и непреодолимой  злобой  тварью.  Был  он  черен  как  ночь,  а  о
внешности его говорило намертво  прилипшее  прозвище.  Настоящей  клички
этого зверя Красноцветов не знал, да и не хотел узнавать.
   Бульдозер не любил детей. Впрочем,  помимо  них  и  не  любил  и  все
оставшееся. Собак он просто ненавидел. Вполне  возможно,  что  таким  бы
стал невменяемый пудель Чак, случись ему набрать лишних  пятьдесят  кило
веса. Не любил Бульдозер и своего  хозяина  Лапкина  -  сильно  пьющего,
работающего в охране субъекта - но  это  тщательно  скрывал.  Лапкин  же
Бульдозера обожал, несмотря на то, что пес как-то раз покусал пятилетнюю
его дочь, оставив ей на память жутковато смотрящиеся рубцы. Наверное, он
продолжал бы его обожать, сделай Бульдозер это еще раз.
   Красноцветов выбрал  не  то  время  для  прогулки.  Так  случалось  -
отпроситься на работе удавалось далеко не всегда.  Альма  опять  с  лаем
умчалась в тот конец двора - что она там забыла? А  Алексей  неторопливо
пошел вслед за ней. Морось прекратилась, и день уже не пытался  пробрать
до костей.
   Зато сдвоенный, накладывающийся друг на друга рев вполне мог  сделать
это за него. За ржавой гаражной пристройкой  дрались  собаки  и  дрались
яростно. За рыком смутно угадывался чей-то мат. Пробормотав себе под нос
проклятье, Красноцветов поспешно устремился к месту побоища, потому  что
кусали там наверняка его псину.
   Так и было. Альма опять схлестнулась с Бульдозером.  Встречались  они
редко, но такие встречи неминуемо кончались дракой.  Вот  и  сей  час  в
бешено мятущейся куче - мале трудно было  разобрать  кто  кого  рвет  на
части.
   Лапкин обретался поблизости,  пытался  выцепить  ошейник  Бульдозера.
Увидев подбегающего  Алексея,  он  бросил  свои  попытки  и  уставил  на
подошедшего корявый обвиняющей перст.
   - Ты! ...! - молвил он.
   Алексей промолчал. Ему было плевать на Лапкина,  но  вот  Альме  явно
было не сладко. В воздух летела кровь и  куски  шерсти.  Альма  визжала,
ротвейлер низко бурчал.
   - Собаку убери, ты!! - крикнул снова Лапкин.
   Красноцветов схватил мечущийся по земле Альмин поводок (еще  повезло,
что не без него вышел) и дернул на  себя,  вытаскивая  псину  из  драки.
Собака орала и огрызалась.
   Бульдозер же явно не хотел выпускать добычу и рыпнулся следом за ней.
Алексей вздохнул и съездил его по морде свободным  концом  поводка.  Пес
завизжал и отскочил на порядочное расстояние.
   - Ты чо! - заорал Лапкин - Ты совсем что ль, б...?
   - Держи своего! - крикнул Красноцветов.
   Бульдозер замер метрах в двух.  Челюсть  его  отвисла,  вниз  стекала
белая пена и обильно капала в осеннюю грязь, глаза вылезали из  орбит  -
сейчас он как никогда был похож  на  сверхъестественно  оживший  образец
снегоуборочной техники. Он раздумывал, нападать или нет.
   - Ты чо собаку бьешь?! -  крикнул  Лапкин  и  схватил  Бульдозера  за
ошейник, тот напрягся и попытался рвануться вперед,  -  развели,  козлы,
зверей! Выйти нельзя!
   - Сам хорош... - произнес Алексей. Лапкин вскинулся,  явно  нарывался
на драку. Но, Красноцветов не собирался давать  ему  шанса  -  он  тащил
Альму прочь, к дому.
   Увидев, что противника уводят, Бульдозер  утробно  и  яростно  завыл,
дергаясь в руках хозяина.
   - Охренели совсем! -  крикнул  тот  вдогонку  Красноцветову,  -  двор
загадили, б..., зверей без намордников выводят!! И...
   Но Красноцветов так и не узнал, что еще собирается навесить  на  него
скорый к мордобою хозяин Бульдозера - хлопнула дверь соседнего дома и на
крыльце появилась тощая фигура Ключникова с Чаком в  обнимку.  Бульдозер
тут же углядел его и споро ринулся к новой жертве, оценив ее как в  разы
более доступную, выдравшись из рук хозяина. На лице Ключникова отразился
панический ужас и он поспешно юркнул обратно в подъезд.
   Скрылся за дверью своего  дома  и  Красноцветов.  Проходя  лабиринтом
коридоров к лестнице, Альма глухо  ворчала  и  вздрагивала,  а  у  самой
квартиры выронила что-то из пасти. Алексей Сергеевич наклонился и поднял
трофей - предмет спора Альмы с Бульдозером, который та каким то  образом
смогла уволочь с места побоища.
   Еще одну золотую монету.
   В липкой обертке от мороженного.
   Вот  так!  Раздражение,  вызванное  схваткой  с   агрессивным   псом,
улетучилось  мигом,  а  его  место  заняло  все  сильнее   разгорающееся
любопытство.
   Странный шрифт на монете... Латынь? Пожалуй нет, но  что-то  близкое.
Откуда Альма их таскает? Ведь берет где-то!
   Всю оставшееся до окончания рабочего дня время  он  думал  о  кладах.
Сундуках с грубыми золотыми монетами, закопанными в подмосковную  грязь.
На обратном пути  домой  он  зашел  в  магазин  сельхозтоваров  и  купил
новенькую, вызывающе синюю саперную лопатку.
   Продавщица, отпуская товар, смотрела подозрительно.
   Впрочем,   копать   он   пока   не   собирался.   Надо    было    еще
проконсультироваться насчет монеты, что Алексей Сергеевич  и  сделал  во
время обязательной вечерней прогулки.
   Жертвой расспросов стал Ключников - историк со стажем  и  неумеренной
болтливостью.
   - Гав! - злобно сказал Чак. Еще одна вселенская справедливость в том,
что  большинство  таких  маленьких  злобных  псешек  никогда  не  станет
большими.
   - Ну-ну, малыш, - ласково сказал  Ключников,  -  это  дядя  Леша,  он
добрый.
   Чак думал иначе, ему хотелось откусить доброму "дяде Леше" нос и  как
следует его пожевать.
   - Так вот племянник...
   - Да-да... - рассеянно сказал Ключников.
   Он  внимал  Темину.  Тот  как  всегда  энергично  и  в   полуматерных
выражениях клеймил нынешнюю рекламу. Он так делал  почти  каждый  вечер,
неизменно  обливая  грязью  особо  приглянувшийся  ролик.  Его  согласно
слушали все, кроме собак и Анечки.
   - И вот это! Прокладки! Да достали уже прокладками!
   Все кивали - хотя прокладки клеймили не  в  первый  раз,  и  даже  не
пятый.
   - Да мне перед мужем стыдно, когда они по телевизору идут, - вставила
Щапова визгливо.
   Дзен  поднял  одно  ухо,  прислушался.   Иногда,   глядя   на   него,
Красноцветов думал, что если тот  вдруг  человеческим  языком  заявит  о
своем неприятии современной автохтонной псевдокультуры он совершенно  не
удивиться.
   Но Дзен ничего не сказал. Сверху моросил дождь.
   - Привез монету! Хочет, чтобы посмотрели знающие люди.
   - Это я, что ли?
   - "Ну уж наверняка не Бульдозер..." - чуть не ляпнул Алексей.
   Вместо этого он извлек одну из монет и, дождавшись когда они  пройдут
под ярким рыжерозовым фонарем, предъявил ее  Ключникову.  Чак  попытался
схватить монету вместе с пальцами, но хозяин ловко его отдернул.
   Ключников поднял монету и на ней на секунду вспыхнули золотые  искры.
Капли дождя, блеснув, оседали на гладкой поверхности.
   - О, как! - сказал Ключников, - Что-то знакомое... Античное.
   - Что? - спросил Алексей.
   - Не греки нет, и уж точно не римляне... Может быть этрусски? Я плохо
помню...
   - Она золотая?
   - Ну, мой друг, - сказал Ключников, - я не знаю. Она довольно тяжелая
и из мягкого металла, но для определения  состава  требуется  химический
анализ.  Но  я  могу  утверждать,  что  даже  если  это  не  золото,  то
нумизматическая ценность это вещицы велика.
   - Вот как, - произнес Красноцветов.
   - Если это подлинник, - продолжил его собеседник,  возвращая  монетку
Алексею, - то ей место в музее, а не в частной коллекции.
   Красноцветов вдруг ощутил, что мир вокруг обретает явственный розовый
цвет, и в этом были виноваты вовсе не уличные фонари. Безумие, говорите?
Кладов не бывает? Этрусски никогда не бывали ближе, чем на четыре тысячи
километров от Москвы?
   А это золотая монета. В этом Алексей Сергеевич Красноцветов, скромный
бухгалтер сорока пяти лет  и  без  особых  амбиций  теперь  был  уверен.
Перспективы  вдруг  обрели  невиданную   ширь,   границы   раздвинулись,
пропуская неведомое сияющее будущее.
   Клад есть. И у него в руках доказательство этого.
   Красноцветов сообразил, что стоит посередине мокрого,  блестящего  от
дождя тротуара, что Альма вертится у него  под  ногами  и  вопросительно
заглядывает в глаза,  а  впереди  удаляется  завитой  хвост  как  всегда
замыкающей Лаймы Джус.  Собачники  шли  дальше,  периодически  удивленно
оглядываясь. Красноцветов  не  сомневался,  что  дальнейший  разговор  с
рекламы перейдет непосредственно на него.
   - Наплевать! - по-детски восторженно  вымолвил  Алексей  Сергеевич  и
потащил Альму домой.
   Деньги идут в руки только удачливым. И тем, кто не медлит.
   Дома он взял мощный фонарь, не разу еще не бывший в дело, брезентовый
рюкзак оставшийся с блаженных времен студенческой  молодости  хозяина  и
неизменную лопатку.
   Псина следила за действиями Красноцветова с некоторой опаской. Он  на
миг замер с рюкзаком в руках:
   - Альма, ты прелесть! - сказал Красноцветов с чувством, -  только  не
подведи!
   Альмин хвост вяло стукнул по полу, отражая  некоторое  замешательство
животного.
   Труднее всего было дождаться ночи - Алексей Сергеевич не мог  усидеть
на месте. Руки его дрожали и совершали в воздухе бессмысленные пассы. Он
то и дело хватал монету, поднимал ее к глазам, чтобы удостовериться, что
она самая настоящая. Дорогая, золотая, а если продать  нумизмату  так  и
вовсе бесценная. И где-то их очень много - монет,  завернутых  в  драные
обертки каким то шизофреником.
   К полуночи пошел дождь - может быть один из последних в этом  году  -
сильный, прямой, очень холодный.  Несущий  с  собой  не  обновление,  а,
напротив, всеобщее увядание.
   Красноцветову это было только на руку. Дождь означал,  что  никто  не
увидит его безумную авантюру.  Когда  сравнялось  двенадцать  часов,  он
нацепил на себя старый, дырявый плащ палатку, экипировался  снаряжением.
Глянул на себя в зеркале и криво  усмехнулся  -  так  он  был  похож  на
одиозного гробокопателя прямиком из позапрошлого века.
   Взял поводок, ошейник, насбруил Альму. Та выглядела обескураженной  -
ночные прогулки не входили в обыкновение у хозяина.
   Почти  также  выглядела  консьержка,  о  которой  Красноцветов  почти
позабыл.
   Когда он выходил из подъезда где-то в небесах низко  громыхнул  гром.
Впрочем, для грозы уже было поздновато. Альма приплясывала  на  бетонном
пятачке подле ступенек,  поджимала  лапы  от  падающих  тяжелых  капель.
Алексей глянул ей в глаза:
   - Ну, Альма, веди!
   И та рванулась куда то в дождливую тьму. С нервно колотящимся сердцем
Красноцветов последовал за  ней.  Правая  его  нога  тут  же  угодила  в
холоднющую лужу, разметала в стороны брызги. От ситуации веяло безумием.
   Поливаемый  осенним,  далеко  не  игривым   ночным   дождем   Алексей
Красноцветов пересек пустынный двор. Впереди смутно отражал свет фонарей
давешний гараж - уродливое покосившееся строение.  Подул  ветер,  сверху
закачались, заскрипели голые, растерявшие листья деревья. Дождь  кинулся
Красноцветову в лицо, ослепил на миг.
   Он поднажал, и вскоре был за гаражом - строение частично защищало его
от ветра, и здесь было  потише.  Смутной  корявой  конструкцией  маячили
невдалеке ржавые мачты для сушки белья - они стояли здесь  давно  и  ими
никто не пользовался. Альма разрывала землю в основании  одной  из  них.
Надежда встрепенулась в груди Красноцветова с новой силой, и он  включил
фонарь, направив яркий белый луч света на роющую собаку.
   Грязь, влажная черная земля, пузырящаяся влага.
   Резная крышка небольшого сундучка, что выглядывает из земли  от  силы
на треть.
   Клад. Сверху снова грянул гром,  уже  явственнее.  Деревья  шумели  и
цепляли корявыми ветками плачущее небо. Крышка была сдвинута в сторону и
из нутра сундучка выглядывал белый клочок бумаги  -  очередная  обертка.
Даже копать не пришлось!
   Все правда! Красноцветов положил фонарь  на  землю  и  на  негнущихся
ногах сделал шаг к сундучку. В его во