Сердце Мортати хотело верить в чудо, но его разум призывал к реальности. Взоры всех кардиналов были обращены в сторону собора, и священнослужители явно видели то же, что видел он. Новое чудо, которое явил Творец, привело их в близкое к параличу состояние.
     Да, это, вне всякого сомнения, был камерарий. Но выглядел он как-то по-иному. В нем ощущалось нечто божественное. Казалось, что он прошел обряд очищения. Может быть, это дух? Или все-таки человек? В ослепительно белом свете прожекторов Карло Вентреска казался невесомым.
     С площади до Мортати стали доноситься рыдания, приветственные возгласы и даже аплодисменты. Группа монахинь рухнула на колени и громко запела гимн. Толпа на площади становилась все более шумной... Затем последовала короткая пауза, и все люди, не сговариваясь, начали выкрикивать имя камерария. Все кардиналы присоединились к этим крикам, по щекам некоторых из них катились слезы. Мортати оглядывался по сторонам, пытаясь осмыслить происходящее. Неужели это действительно случилось?

***

     Камерарий Карло Вентреска стоял на верхней террасе собора и вглядывался в тысячи и тысячи обращенных к нему лиц. Он не знал до конца, происходит ли это наяву или видится ему во сне. Ему казалось, что он перевоплотился и существует уже в ином мире. Камерарий задавал себе вопрос: что спустилось с небес на мирные сады Ватикана - его бренное тело или всего лишь нетленная душа? Он снизошел на землю, словно одинокий ангел, а громада собора скрывала от глаз беснующейся на площади толпы его черный парашют. Камерарий не знал, что сумело вознестись по старинной лестнице на террасу собора - его изможденное тело или неутомимый дух...
     Он стоял высоко над толпой, и ему казалось, что тело его стало невесомым. Карло Вентреска казался самому себе призраком.
     Хотя люди внизу выкрикивали его имя, камерарий твердо знал, что приветствуют они вовсе не его. Они кричали потому, что испытывали счастье, которое он сам испытывал каждый день, общаясь с Всемогущим. Люди наконец ощутили те чувства, которые постоянно жаждали ощутить. Они всегда хотели узнать, что находится за гранью... Им необходимо было узреть доказательства всемогущества Создателя.
     Камерарий Карло Вентреска всю жизнь молил о приходе подобного момента, но даже в самых смелых своих мечтаниях он не мог предположить, что Господь явит себя именно таким образом. Ему хотелось крикнуть в толпу: "Оглядитесь - и вы увидите вокруг себя чудеса! Бог живет в вас каждую минуту!"
     Некоторое время он стоял молча, испытывая чувства, которых раньше никогда не ведал. Затем, следуя внутреннему порыву, клирик склонил голову и отступил от края террасы.
     Оказавшись в одиночестве на крыше, камерарий опустился на колени и приступил к молитве.

Глава 127

     Вокруг него кружились какие-то неясные тени, то совершенно исчезая в тумане, то появляясь вновь. Ноги отчаянно болели, а по телу, как ему казалось, проехал грузовик. Он лежал на боку на земле. В ноздри бил острый запах желчи. До слуха по-прежнему долетал шум реки, но этот звук уже не казался ему умиротворяющим. Он слышал и другие звуки: кто-то говорил совсем рядом с ним. Неясные тени кружились вокруг него в бесконечном хороводе. Почему эти фигуры облачены в белые одежды? Видимо, потому, решил Лэнгдон, что он либо в раю, либо в сумасшедшем доме. Поскольку горло сильно болело (ему казалось, что его обожгли огнем), он решил, что это все же не небеса.
     - Рвота прекратилась, - сказал по-итальянски мужской голос. - Переверните его на спину. - Человек говорил профессиональным тоном и при этом весьма властно.
     Лэнгдон ощутил, как чьи-то руки начали медленно поворачивать его. Он попытался сесть, но те же руки мягко, но решительно не позволили ему этого сделать. Лэнгдон не сопротивлялся. После этого ученый почувствовал, что кто-то принялся рыться в его карманах и извлекать их содержимое.
     Затем он снова впал в небытие.

***

     Доктор Жакобус не был религиозным человеком. Годы занятия медициной давно лишили его веры в любые потусторонние силы. Но то, что случилось этим вечером в Ватикане, подвергло его рациональное мышление весьма серьезному испытанию. Не хватало только того, чтобы с неба начали падать тела, думал он.
     Доктор Жакобус пощупал пульс мужчины в мокрой и грязной одежде, которого только что извлекли из вод Тибра, и решил, что этого типа к спасению привел сам Создатель. От удара о воду мужчина лишился сознания, и, не окажись доктор Жакобус и его команда на берегу (все они любовались небесным спектаклем), парень наверняка бы утонул.
     - E Americano, - сказала медсестра, роясь в бумажнике только что извлеченного из воды человека.
     Американец?!
     Коренные обитатели Рима уже давно полушутливо утверждают, что в результате засилья американцев в их городе гамбургеры скоро превратятся в национальное итальянское блюдо. Но чтобы американцы падали с неба - это уже явный перебор!
     Доктор направил тонкий луч фонарика в глаз мужчины, чтобы проверить реакцию зрачков на свет. Убедившись в том, что зрачки реагируют, он спросил:
     - Вы меня слышите, сэр? Вы осознаете, где находитесь?
     Человек не ответил. Он снова потерял сознание.
     - Si chiama Robert Langdon , - объявила медсестра, изучив водительское удостоверение мужчины.
     Все собравшиеся на берегу медики, услышав имя, буквально окаменели.
     - Невозможно! - воскликнул Жакобус.
     Роберт Лэнгдон был тем человеком, которого показывали по телевизору. Помогавшим Ватикану американским профессором. Доктор Жакобус своими глазами видел, как всего несколько минут назад Роберт Лэнгдон сел на площади Святого Петра в вертолет и поднялся в небо. Жакобус и все остальные выбежали на берег, чтобы посмотреть на взрыв антивещества. Это было грандиозное зрелище. Подобной сферы белого огня никому из них видеть не доводилось. Это не может быть тот же самый человек!
     - Это точно он! - воскликнула медсестра, отводя назад прилипшие ко лбу мокрые волосы мужчины. - Кроме того, я узнаю его твидовый пиджак.
     Со стороны входа в больницу послышался громкий вопль. Медики оглянулись и увидели одну из своих пациенток. Женщина, казалось, обезумела. Воздев к небу руку с зажатым в ней транзисторным приемником, она воздавала громкую хвалу Господу. Из ее бессвязных слов все поняли, что камерарий Карло Вентреска только что чудесным образом появился на крыше собора.
     Доктор Жакобус твердо решил, что как только в восемь утра закончится его дежурство, он тут же отправится в церковь.

***

     Свет над его головой стал ярче, приобретя какую-то стерильность, а сам он лежал на хирургическом столе. Воздух был насыщен запахом незнакомых лекарств. Ему только что сделали какую-то инъекцию, предварительно освободив от одежды.
     Определенно не цыгане, подумал он в полубреду. Может быть, пришельцы? Да, ему приходилось слышать о подобных вещах. Но, судя по всему, эти создания не намерены причинить ему вред. Видимо, они хотят всего лишь...
     - Ни за что! - выкрикнул он, открыл глаза и сел.
     - Attento!  - рявкнуло одно из созданий, пытаясь уложить его на стол.
     На белом одеянии существа висела картонка с надписью "Д-р Жакобус".
     - Простите... - пробормотал Лэнгдон, - я подумал...
     - Успокойтесь, мистер Лэнгдон. Вы в больнице... Туман начал рассеиваться, и ученый ощутил облегчение. Он, правда, ненавидел все лечебные учреждения, но эскулапы в любом случае лучше пришельцев, пытающихся завладеть его детородными органами.
     - Меня зовут доктор Жакобус, - представился человек в белом и рассказал пациенту, что произошло. - Вы родились в рубашке, молодой человек, - закончил рассказ медик.
     Лэнгдон же себя счастливчиком не чувствовал. Он с трудом вспоминал, что с ним произошло до этого... вертолет... камерарий. На его теле не осталось ни одного живого места. Болело буквально все. Ему дали воду, и он прополоскал рот. После этого они сменили повязку на его ободранной в кровь ладони.
     - Где моя одежда? - спросил Лэнгдон. На нем был хирургический халат из хлопка.
     Одна из сестер показала на бесформенную кучу мокрого твида и хаки, лежащую на стойке неподалеку.
     - Ваша одежда насквозь промокла, и нам пришлось ее с вас срезать.
     Лэнгдон взглянул на то, что осталось от его твидового пиджака, и нахмурился.
     - Все ценное мы вынули, - продолжала сестра. - Лишь бумажная салфетка, которая была в кармане, совершенно размокла.
     Лэнгдон еще раз посмотрел на пиджак и увидел обрывки пергамента, прилипшие кое-где к подкладке. Это было все, что осталось от листка, изъятого из "Диаграммы" Галилея. Единственная копия, на которой был указан путь к Храму Света, в буквальном смысле растворилась. У него не было сил как-то отреагировать на эту невосполнимую потерю. Он просто смотрел и молчал.
     - Все остальные вещи мы спасли, - повторила сестра. - Бумажник, миниатюрную видеокамеру и ручку. Камеру я, как могла, высушила.
     - У меня не было камеры.
     Медсестра, не скрывая своего удивления, протянула ему хирургическую кювету с его вещами. Увидев рядом с бумажником и ручкой крошечный аппарат фирмы "Сони", Лэнгдон все вспомнил. Миниатюрную видеокамеру вручил ему Колер с просьбой передать прессе.
     - Мы нашли ее у вас в кармане, - повторила сестра. - Но думаю, что вам понадобится новый прибор. - Она открыла крышку двухдюймового экрана и продолжила: - Экран треснул, но зато звук еще есть. Правда, едва слышно. - Поднеся аппарат к уху, девушка сказала: - Постоянно повторяется одно и то же. Похоже, что спорят двое мужчин.
     С этими словами она передала камеру Лэнгдону.
     Заинтригованный, Лэнгдон взял аппарат и поднес его к уху. Голоса звучали несколько металлически, но вполне внятно. Один из говоривших был ближе к камере, другой находился чуть поодаль. Лэнгдон без труда узнал обоих собеседников.
     Сидя в халате на хирургическом столе, ученый со все возрастающим изумлением вслушивался в беседу. Конец разговора оказался настолько шокирующим, что Лэнгдон возблагодарил судьбу за то, что не имел возможности его увидеть.
     О Боже!
     Когда запись пошла сначала, Лэнгдон отнял аппарат от уха и погрузился в раздумье. Антивещество... Вертолет...
     Но это же означает, что...
     У него снова началась тошнота. Движимый яростью, он в полной растерянности соскочил со стола и замер на дрожащих ногах.
     - Мистер Лэнгдон! - попытался остановить его врач.
     - Мне нужна какая-нибудь одежда, - заявил американец, почувствовав прохладное дуновение; его одеяние оставляло спину неприкрытой.
     - Но вам необходим покой.
     - Я выписываюсь. Немедленно. И мне нужна одежда.
     - Но, сэр, вы...
     - Немедленно!
     Медики обменялись недоуменными взглядами, а доктор Жакобус сказал:
     - У нас здесь нет одежды. Возможно, утром кто-нибудь из ваших друзей...
     Лэнгдон, чтобы успокоиться, сделал глубокий вдох и, глядя в глаза эскулапа, медленно произнес:
     - Доктор Жакобус, я должен немедленно уйти, и мне необходима одежда. Я спешу в Ватикан. Согласитесь, доктор, что вряд ли кто-нибудь появлялся в этом священном месте с голой задницей за все две тысячи лет его существования. Мне не хочется ломать эту традицию. Я ясно выразился?
     - Дайте этому человеку какую-нибудь одежду, - нервно сглотнув слюну, распорядился доктор Жакобус.

***

     Когда Лэнгдон, хромая на обе ноги, выходил из дверей больницы, он казался себе бойскаутом-переростком. На нем был голубой комбинезон фельдшера "скорой помощи" с застежкой-молнией от шеи до промежности. Комбинезон украшали многочисленные цветные нашивки, которые, видимо, говорили о высокой квалификации владельца одежды.
     На сопровождавшей его весьма массивного телосложения женщине был точно такой же наряд. Доктор заверил Лэнгдона, что дама доставит его в Ватикан за рекордно короткое время.
     - Molto traffico , - сказал американец, вспомнив, что все улицы вокруг Ватикана забиты людьми и машинами.
     Это предупреждение, видимо, нисколько не обеспокоило даму. Гордо ткнув пальцем в одну из своих нашивок, она заявила:
     - Sono conducente di ambulanza.
     - Ambulanza?
     Он понял, что теперь ему, видимо, предстоит поездка в карете "скорой помощи".
     Женщина провела его за угол дома. Там, на сооруженной над рекой бетонной площадке, стояло их транспортное средство. Увидев его, Лэнгдон замер. Это был видавший виды армейский медицинский вертолет. На фюзеляже было выведено:
     "Aero - ambulanza".
     Лэнгдон опустил голову.
     - Мы летим в Ватикан. Очень быстро, - улыбнулась женщина.

Глава 128

     Кипящие энтузиазмом и энергией кардиналы устремились назад в Сикстинскую капеллу. В отличие от всех остальных членов коллегии Мортати ощущал все возрастающую растерянность. У него даже появилась мысль бросить все и оставить конклав. Кардинал верил в древние чудеса из Священного Писания, но то, чему он был свидетелем сегодня, не умещалось в его сознании. Казалось бы, после семидесяти девяти лет, прожитых в преданности вере, эти события должны были привести его в религиозный экстаз... а он вместо этого начинал испытывать сильное душевное беспокойство. Во всех этих чудесах что-то было не так.
     - Синьор Мортати! - выкрикнул на бегу швейцарский гвардеец. - Мы, как вы просили, поднялись на крышу. Камерарий... во плоти! Он обычный человек, а не дух! Синьор Вентреска такой, каким мы его знали!
     - Он говорил с вами?
     - Камерарий стоял на коленях в немой молитве. Мы побоялись его беспокоить.
     Мортати не знал, как поступить.
     - Скажите ему... скажите, что кардиналы томятся в ожидании.
     - Синьор, поскольку он - человек... - неуверенно произнес гвардеец.
     - И что же?
     - Его грудь... На ней сильный ожог. Может быть, нам следует вначале перевязать его раны? Думаю, он очень страдает от боли.
     Мортати задумался. Долгие годы, посвященные службе церкви, не подготовили его к подобной ситуации.
     - Поскольку он человек, то и обращайтесь с ним, как с человеком. Омойте его. Облачите в чистые одежды. Мы будем ждать его в Сикстинской капелле.
     Швейцарец умчался прочь.
     Мортати направился в капеллу. Все остальные кардиналы уже находились там. Выйдя в вестибюль, он увидел Витторию Ветра. Девушка, понурясь, сидела на каменной скамье у подножия Королевской лестницы. Мортати разделял ее боль и одиночество, но в то же время он знал, что все это может подождать. Ему предстоит работа... Однако, положа руку на сердце, Мортати не знал, в чем будет заключаться эта работа.
     Когда он вошел в капеллу, там царил безудержный восторг.
     "Да поможет мне Бог", - подумал он и закрыл за собой дверь.

***

     Принадлежащий больнице Сан-Джованни ди Дио вертолет кружил за дальней от площади стеной Ватикана, а Лэнгдон стиснув зубы и сжав кулаки, клялся всем известным ему богам что это будет его последний полет на винтокрылой машине.
     Убедив даму-пилота в том, что правила полетов над Ватиканом в данный момент меньше всего заботят правителей этого города-государства, он попросил ее пролететь над стеной и приземлиться на посадочной площадке папской обители.
     - Grazie, - сказал он, с трудом спустившись на землю.
     Дама послала ему воздушный поцелуй, оторвала машину от земли и мгновенно скрылась в ночи.
     Лэнгдон глубоко вздохнул, стараясь привести мысли в порядок и до конца понять суть того, что он собирается предпринять. Не выпуская видеокамеры из рук, он забрался в электрокар, на котором уже ездил днем. Об аккумуляторах с тех пор никто не позаботился, и стрелка указателя заряда стояла почти на нуле. В целях экономии энергии фары включать он не стал. Кроме того, ученый предпочел бы, чтобы его появление осталось незамеченным.

***

     Кардинал Мортати остановился у дверей и ошеломленно наблюдал за тем, что происходило в Сикстинской капелле. А происходило там нечто невообразимое.
     - Это подлинное чудо! - кричал один кардинал. - Рука Божия!
     - Да! - вторил ему другой. - Господь явил нам Свою волю!
     - Камерарий должен стать нашим папой! - вопил третий. - Пусть он и не кардинал, но Творец ниспослал нам чудесный знак!
     - Именно так! - с энтузиазмом поддержал его кто-то. - Законы конклава установлены людьми. И они ничто по сравнению с Божьей волей! Призываю всех немедленно приступить к голосованию!
     - К голосованию?! - перекрывая всеобщий шум, рявкнул Мортати. - А я-то полагал, что это моя работа!
     Все повернулись в его сторону.
     Старик увидел, что кардиналы смотрят на него с явным подозрением. Более того, в некоторых взглядах можно было заметить даже враждебность. Священнослужителей уязвило его равнодушие к явленным только что всему миру чудесам. Трезвый подход ко всем явлениям должен иметь свои границы, считали они. Мортати очень хотел, чтобы его душа возликовала вместе с остальными, но этого почему-то не случилось. Вместо неземной радости он ощущал... душевную боль и печаль, которым не находил объяснения. Он поклялся руководить конклавом с чистой душой, но теперь начинал испытывать сомнения. Отрицать это было невозможно.
     - Друзья!.. - начал он, выйдя к алтарю (Мортати казалось, что голос, произнесший это, принадлежит вовсе не ему). - Я очень опасаюсь, что весь остаток своих дней проведу в бесплодных попытках понять то, свидетелем чего я был сегодня. Вы же немедленно предлагаете избрать папой камерария... хотя нельзя исключать и того, что Бог, возможно, этого не желает.
     В Сикстинской капелле повисла мертвая тишина.
     - Как... как вы смеете? - возмутился наконец один из кардиналов. - Камерарий спас церковь! С ним напрямую общался Создатель. Человек пережил саму смерть! Какие еще доказательства нам нужны?!
     - Камерарий вскоре предстанет перед нами, - сказал Мортати. - Подождем его появления и, прежде чем приступить к выборам, выслушаем его объяснения.
     - Объяснения?!
     - Когда вы избирали меня на пост "великого выборщика", я дал клятву следовать всем правилам конклава. Вам, вне всякого сомнения, известно, что, согласно Святому уложению, камерарий, не являясь кардиналом, папой быть избран не может. Карло Вентреска простой священник... всего лишь... слуга. Кроме того, он слишком молод для того, чтобы стать понтификом. - Мортати почувствовал, что число обращенных на него враждебных взглядов с каждым его словом возрастает. - Но даже если я и проведу голосование, то потребую, чтобы вы предварительно изменили правила, формально одобрив возможность избрания человека, избранию не подлежащего. Я попрошу каждого из вас торжественно отречься от данной вами клятвы соблюдать Святое уложение.
     - Но то, что мы видели сегодня, - сердито возразил кто-то, - стоит бесспорно выше всех наших законов.
     - Неужели? - прогремел Мортати, даже не понимая, откуда исходят эти слова. - Неужели Бог желает, чтобы мы отказались от законов церкви?! Неужели Создатель хочет, чтобы мы, не слушая голоса разума, принимали решения, следуя взрыву эмоций?
     - Но разве вы не видели того, что видели мы? - злобно поинтересовался один из кардиналов. - Да как вы смеете сомневаться в подобного рода проявлениях Высшей силы?!
     - Я вовсе не сомневаюсь! - Голос Мортати прозвучал с такой силой, которой кардинал в себе и не подозревал. - Я не ставлю под сомнение всемогущество нашего Творца. Именно Он наградил нас разумом и чувством осторожности. Проявляя благоразумие, мы служим Богу!

Глава 129

     Виттория Ветра по-прежнему сидела в одиночестве на каменной скамье у подножия Королевской лестницы неподалеку от Сикстинской капеллы. Когда через заднюю дверь в помещение проникла какая-то фигура, девушке показалось, что она снова видит призрак. Призрак был в бинтах, хромал на обе ноги, и на нем был костюм работника "скорой помощи".
     Не веря своим глазам, она поднялась на ноги и прошептала:
     - Ро... Роберт?
     Лэнгдон не ответил. Молча проковыляв к ней, он заключил ее в объятия и поцеловал в губы. В этом импульсивном действии девушка ощутила боль и благодарность.
     - Благодарю тебя, Боже, - прошептала она, не сдерживая слез.