как  волна.  Только,   кажется,   ощутил
прикосновение воспоминаний, увидел лица, услыхал  голоса,  и  они  вдруг
разом  пропали,  растворились   в   звездном   небе,   улетели   куда-то
высоко-высоко, в ночную бездну.
   Такая же бездна простиралась и за бортом.
   Юноша задавал себе вопрос: что страшнее, бесконечность  ночного  неба
или бесконечность океана? Он ему казался таким же огромным,  необъятным,
как и небо. Гудели двигатели, и сухогруз "Академик Павлов" проходил милю
за милей, пересекая Атлантику, двигаясь за  запад.  Неизменной  на  небе
оставалась лишь Полярная звезда.
   Она никогда не меняла своего места.
   - Ты чего такой задумчивый? - рядом с  Ильей  с  зажженной  сигаретой
устроился на палубе Иван.
   Тот даже вздрогнул, услышав голос приятеля.
   - Да так, ничего.
   - Я тоже, когда  в  небо  смотрю,  -  произнес  Селезнев,  -  о  доме
почему-то думаю. Хочется мамку видеть.
   От этих слов Ястребова передернуло, но в темноте этого не было видно.
   Иван продолжал:
   - Дома хорошо. Я уже начинаю понимать, что такое земля  и  что  такое
родной дом. Откуда ты родом?
   - Я родом? - Илья задумался.
   - Что, даже не знаешь? - чуть презрительно хмыкнул Селезнев  и  потер
кулаком щеку.
   - Почему не знаю, - знаю.
   - Тогда что же не говоришь?
   - А зачем тебе? - спросил Илья.
   - Так просто. Ты вообще какой-то странный, Илья. Молчишь  все  время.
Даже команда шушукается, говорят, может, ты в секте состоишь.
   - Я в секте? - Илья улыбнулся. - Ни в  какой  я  секте  не  состою  и
никогда не состоял.
   В комсомоле - да, а в секте - нет. Кто это тебе такое брякнул?
   - Все говорят, - передернул плечами Селезнев.
   - Да пусть не трындят! Делать им нечего,  вот  и  выдумывают  разное!
Какие  в  мореходке  секты?  Ты  же  сам,  Ваня,  знаешь.  Мы  сто   раз
проверенные.
   - Я им и говорю, что ты нормальный парень, свой в доску.
   - Правильно, - сказал Илья. Он вытащил из кармана  дешевые  сигареты,
сложил ладони ракушкой, закурил, выпустил струйку дыма. - Красота какая!
   - Ага, - ответил Селезнев, зевая.
   - Звезды так близко. Кажется, протяни руку и любую снимешь с неба.
   - Снимешь, размечтался! - Иван зевнул еще раз и, хрустнув  суставами,
поднялся с палубы. - Пойду к радисту, музыку послушаю.
   Ястребов знал, ни к какому радисту Селезнев не  пойдет,  а  завалится
спать и будет храпеть.
   А он, Илья, долго будет ворочаться, силясь вспомнить лицо матери, или
отца, или бабушки.
   И опять ему это не удастся, и будет его злить храп напарника.  И  он,
как обычно, встанет и пойдет на палубу.  Наступит  рассвет,  а  корабль,
гудя двигателями, снова поплывет по Атлантическому океану, отмеряя  милю
за милей.
   День шел за днем.  Солнце  вставало  и  садилось.  Капитан  сухогруза
радовался, но вслух свою радость не высказывал. Пока не было никаких ЧП,
штормы не налетали, и сухогруз не выбивался из графика ни на один день.
   "Скоро Гаити, а там и до Кубы рукой подать".
   Понемногу погода стала меняться. С каждым днем становилось все  жарче
и жарче, термометр показывал тридцать четыре градуса в тени.
   На палубе с неприкрытой головой стоять было невозможно, да и  босиком
по раскаленной палубе не пройти.
   В каютах стояла нестерпимая жара, даже вентиляторы от духоты  и  жары
не спасали. Они лишь гнали горячий  воздух  из  одного  угла  в  другой,
перемешивая его резиновыми лопастями.
   Надвинулась невероятно душная ночь.
   Илья ворочался с  боку  на  бок.  Простыня  стала  влажной  от  пота,
прилипала к телу. Воздуха не хватало. Ястребов, сбросив простыню, сел на
кровать.
   Селезнев повернулся, открыл глаза.
   - Ты чего подхватился?
   - Жарко. Выйду на палубу, покурю.
   - Там тоже жарко, - зевая, произнес Селезнев и, отвернувшись к стене,
попытался уснуть.
   Илья натянул штаны, сунул в карман пачку сигарет, спички и  пошел  на
палубу. Действительно, на палубе было ненамного лучше.  Молодой  человек
закурил и посмотрел на небо.
   Вдруг звезды  с  северной  стороны  стали  гаснуть  и  исчезать.  Еще
несколько минут, и небо стало черным, ни  единой  звезды.  Илью  даже  в
холодный пот бросило от того, что он увидел.
   "Что еще за черт?" - подумал он, направляясь к носу сухогруза.
   На палубе появился вахтенный.
   - Ястребов, ты что шатаешься, не спишь?
   - Что это? - спросил парень.
   - Где? - переспросил вахтенный.
   - Там, на небе.
   - А что там на небе особенного? - матрос посмотрел в небо.
   - Звезды погасли.
   - Тучи, наверное.
   Штиль был полный, абсолютно никаких волн.
   Черное, как застывшая смола, море.  Илья  почему-то  сравнил  море  с
гладкой крышкой рояля, виденного им в концертном зале.
   Матрос, грохоча башмаками, сказал:
   - Странно, зайду к радисту, спрошу.
   Через пять минут он появился.
   - Все нормально, никаких штормовых предупреждений. Пойду в  рубку.  А
ты ступай спать.
   - Хорошо, докурю и пойду.
   В южных широтах штормы возникают быстро. Но  то,  что  произошло,  не
было штормом.
   Внезапно раздался свист и вой, который все нарастал.  Черная  вода  у
правого борта сухогруза будто закипела. Увидев это,  Илья  на  мгновение
окаменел, пальцы, как при первом шторме, судорожно вцепились в канат.  А
когда он запрокинул голову в небо, то увидел, как из тучи огромным витым
столбом спускается что-то темное и живое, спускается  в  воду,  и  вода,
закрученная в  спираль,  поднимается  к  небу.  Поднялся  страшный  гул.
Надвинувшийся смерч  зацепил  край  сухогруза,  подхватил  матроса  Илью
Ястребова.
   Его ноги оторвались от палубы, пальцы  не  выдержали,  разжались,  и,
истошно вопя, парень  полетел  непонятно  куда  в  мощном,  извивающемся
потоке воды.
   Сколько времени продолжался его полет, он не помнил. Это  могла  быть
одна секунда, а мог быть час или  несколько  часов.  Сознание  померкло,
лишь сердце бешено колотилось в груди. Последнее,  что  он  увидел,  это
огни корабля, но они уже были далеко-далеко. Море вокруг  него  бурлило,
кипело, его подбрасывало на волнах, как невесомую щепку.
   Штормовое предупреждение  радист  получил  слишком  поздно.  То,  что
моториста Илью Ястребова смыло за борт, на сухогрузе  сообразили  только
на  рассвете,  когда  корабль  уже  находился  в  семидесяти  милях   от
случившегося.

***

   Страшный тайфун обрушился на берег Гаити. Он  зацепил  край  селения,
сорвал с домов крыши, повалил, а кое-где и вырвал с корнями деревья.  Но
оставил нетронутой бухту  с  лодками.  Колдун  с  двумя  помощниками  на
рассвете сел в лодку и вышел в море. Его лицо было сосредоточенным, губы
сжатыми. Он лишь показывал рукой направление, сам же смотрел  на  темную
после шторма воду. Небольшое суденышко плыло, треща мотором, на  восток,
туда, где всходило солнце.
   - Акулы! Акулы! - через час закричал один из мужчин.
   - Вижу, - ответил колдун. Он увидел черные, острые плавники,  которые
на огромной скорости рассекали воду.
   Акулы плыли быстрее моторного катера, словно состязались с ним.
   - Быстрее! - приказал колдун.
   Застучал двигатель. Из выхлопной трубы вырвались клубы дыма, и катер,
подскакивая на волнах, понесся  быстрее.  Алатур  всматривался  в  море,
словно чего-то искал.
   Наконец он увидел взлетевшую над водой руку.
   - Человек! - закричал один из его помощников.
   - Акулы! - закричал другой,  указывая  на  черные  плавники,  которые
должны были вскоре поравняться с катером.
   В руке колдуна появился нож. Блестящее лезвие угрожающе  сверкнуло  в
лучах восходящего солнца.  Он  подошел  к  своему  помощнику  и,  дважды
взмахнув ножом, начертил на его спине крест. А затем приказал:
   - Прыгай!
   Молодой чернокожий мужчина покорно прыгнул в воду. То же самое колдун
сделал и со вторым. Ему надо  было  остановить  акул.  И  все  случилось
именно  так,  как  хотел  Жорж  Алатур:  акулы  почуяли  запах  крови  и
набросились на двух гаитян.
   Жорж Алатур подплыл к белому  человеку  (тот  покоился  на  волнах  с
закрытыми глазами), втащил его  в  лодку.  Тело  казалось  безжизненным.
Колдун присел на колени, припал ухом  к  груди  парня.  Прислушался.  На
толстых губах  появилась  улыбка.  Затем  в  руках  гаитянского  колдуна
появилась маленькая граненая бутылочка из черного  стекла,  закупоренная
пробкой.
   Он вырвал  зубами  пробку,  приподнял  голову  извлеченного  из  воды
человека и влил ему в рот темную густую жидкость. Дрожь прошла  по  телу
Ильи Ястребова,  пальцы  на  руках  стали  слегка  подрагивать.  Молодой
человек затряс  головой.  Легкие  раскрылись.  Он  несколько  раз  жадно
схватил воздух.
   Колдун в это время аккуратно закупорил бутылочку,  спрятал  в  мешок.
Дернул трос мотора, тот завелся с первого раза. Лодка развернулась.
   Акулы бесновались, их черные острые плавники метались над водой.  Все
было кончено: они растерзали двоих гаитян и съели.
   Лодка набирала скорость. Спасенный погрузился в сон, он даже глаз  не
открыл. Моторка встала по ветру  и  помчалась,  подскакивая  на  волнах.
Время от времени гаитянский колдун посматривал на правую  ногу  молодого
человека, на которой  отсутствовал  палец-мизинец.  Толстые  губы  Жоржа
Алатура зашевелились, он бормотал слова  молитвы,  благодарил  духов  за
благополучное спасение своего преемника.
   Через четверть часа на горизонте возникли черные  очертания  острова.
Алатур сориентировался, повернул руль влево, и лодка, изменив курс,  все
так же однообразно подпрыгивая на волнах, помчалась к земле.

Глава 2

   Теперь Илья Ястребов уже мало походил на того  молодого  человека,  в
мае 1973-го ступившего на борт сухогруза. В прошлом  осталось  и  Гаити.
Ястребов перебрался в Соединенные Штаты Америки.
   Илья сидел во  дворе  собственного  дома  в  Бостоне  за  пластиковым
столом,  в  кресле  под  пестрым  зонтом.  Посередине  лужайки   высился
деревянный столб с прибитым к нему бычьим  черепом.  У  подножия  столба
простиралась ровная площадка, засыпанная мелким просеянным песком.
   Соседи по улице  уже  привыкли  к  странностям  Ястребова,  когда  по
вечерам он выходил во двор с длинным, узким,  как  бревно,  барабаном  в
лиловой шелковой накидке. И тогда над пригородом  плыл  негромкий  стук,
будто где-то далеко  слышались  раскаты  грома.  Чем  именно  занимается
Ястребов, на какие средства существует, соседи  не  знали.  В  приличных
странах не принято этим интересоваться. Не приезжает к нему полиция,  не
приходят подозрительные люди - уже хорошо. Может, есть у человека счет в
банке, может, отдал в управление свое имущество.
   Ястребов  прикрыл  глаза.  Всегда,  когда  становилось   тяжело,   он
советовался со своим учителем Жоржем Алатуром. И хоть гаитянский  колдун
умер пять лет назад, он тут же возник перед мысленным взором Ильи.
   - Я обещал тебе. Ты займешь мое место, когда меня не станет,  -  Илье
казалось, будто он идет с Жоржем Алатуром по берегу  океана  -  и  волны
накатываются на песок. - Теперь ты знаешь, на что способен. Как  хороший
ученик, ты превзошел меня в колдовском искусстве.
   - Зачем я все это делаю? - спросил Ястребов.
   Жорж Алатур остановился, и волна накатилась на его босые ноги, смыв с
прибрежного песка следы.
   - Этого никто из нас не знает. Я, ты - лишь часть  целого.  Есть  еще
десятки посвященных, но  никто  из  них  не  знает  всего.  Мы  -  часть
разъятого целого. Другие нас ненавидят, преследуют, но боятся.
   - Но должен же быть в этом какой-то смысл? Смерть людей,  катастрофы,
стихийные бедствия?
   - Ты спрашиваешь о том, чего не можешь и не должен знать. У тебя есть
власть над людьми, есть сила. И ты должен служить. Ты - избранный.
   - Кому? - сотни раз задавал этот вопрос Ястребов учителю и никогда не
получал на него внятного ответа.
   - Ты не в силах отказаться. Так  зачем  тебе  знать?  -  Жорж  Алатур
прищурился. - Ты же чувствуешь и без моих слов: он существует, он  ведет
тебя.
   - Куда? Зачем?
   Колдун покачал головой и отвернулся от Ястребова.
   Илья знал, теперь можно ждать  сколько  угодно:  мертвый  учитель  не
отзовется.
   Он открыл глаза, вернувшись к реальности.
   Нереально  зеленая  трава,  газон,  аккуратно   постриженные   кусты,
небольшой дом. На столе - газета с объявлениями.
   "Сегодня", - подумал Ястребов и почувствовал, что это слово пришло  к
нему извне, будто кто-то шепнул его на ухо.
   Он листал газету, просматривая столбцы объявлений о найме на  работу.
"Испаноязычный кабельный телеканал объявляет конкурс  ведущих  новостей.
Требуются  мужчины  и  женщины  до  тридцати  лет  с   ярко   выраженной
латиноамериканской внешностью".
   Ястребов сложил газету пополам и обвел объявление  маркером.  На  его
губах появилась хищная улыбка.

***

   Студия испаноязычного телеканала располагалась на окраине  Бостона  в
здании бывших гаражей.  Старые,  возведенные  в  начале  века  стены  из
темного облицовочного кирпича с вкраплениями зеленых майоликовых плит...
Хозяева Оставили прежние огромные ворота для выезда автомобилей,  врезав
в них современные стеклянные двери. От них и растянулась длинная, метров
на двести, очередь, состоящая из смуглых мужчин и женщин.
   - Ни одной блондинки, - усмехнулся Ястребов.
   Даже те, кто привык ходить с выбеленными  волосами,  покрасили  их  в
черный цвет. Он  прошелся  вдоль  очереди,  заглядывая  в  лица.  Что-то
одинаковое светилось в глазах молодых  мужчин  и  женщин,  пришедших  на
пробу. Всем им хотелось стать знаменитыми, узнаваемыми, чтобы  друзья  и
знакомые восклицали: "О, вчера я  тебя  видел  по  телевизору".  Очередь
двигалась медленно,  запускали  по  трое.  И  стоило  троим  счастливцам
исчезнуть  за  зеркальной  дверью,  как  тут  же  остальные  в   очереди
принимались обсуждать их шансы.
   Ястребов в разговорах не участвовал. Ожидающие проб принимали его  за
служащего телеканала, присматривающегося к  новичкам.  Стоило  Ястребову
приблизиться  к  женщинам,  они  сразу  широко  улыбались,  демонстрируя
белоснежные зубы, а мужчины старательно делали вид, что не замечают его.
   Дверь отворилась, и из нее вышли двое мужчин и  молоденькая  девушка,
лет двадцати. Все грустные, с  потухшими  глазами.  Даже  не  спрашивая,
можно было понять, что пробу они не прошли. Им даже не  оставили  шанса,
не попросили оставить координаты на всякий случай.
   Коротко  стриженный  тридцатилетний  мужчина,  пахнувший  одеколоном,
грустно улыбался.
   Сигарета дрожала в его пальцах, когда он прикуривал. Глаза его  сияли
добротой. Смотришь на  такого  человека,  и  хочется  ему  верить.  Даже
полицейские  и  служащие  аэропорта  теряют  бдительность,  встретившись
взглядом с подобными типами.
   "Наверняка  закончил  университет   где-нибудь   в   Эквадоре,   учил
английский язык. Приехал в Штаты в надежде стать знаменитым.
   А  тут  оказалось,  что  его  английский  никому  не   нужен,   решил
попробовать счастья на испаноязычном телеканале, и тут тоже облом".
   Невысокая хрупкая девушка взяла парня под руку:
   - Не повезло, - по-испански сказала она, - но в  другой  раз,  может,
повезет.
   Ястребов  дождался,  пока   парочка   неудачников,   желающих   стать
телезвездами, отойдет к старому потрепанному "Форду", и окликнул их:
   -  Извините,  вы,  кажется,  проходили  конкурс?   -   заговорил   он
по-испански без малейшего акцента.
   Девушка оглянулась.
   - Да, но нам не повезло.
   Парень сжал ее ладонь.
   - Вы работаете на телеканале?
   - Почти. Но не на  этом.  Разрешите  представиться:  Жорж  Алатур,  -
назвался именем своего покойного учителя Ястребов.
   - Инесс и Хосе Гонсалесы, - сказала девушка. - Мы брат  и  сестра,  -
она настороженно посмотрела на Ястребова, не зная, как лучше с ним  себя
вести. То ли человек просто полюбопытствовал,  то  ли  может  предложить
работу.
   - Вы хотели стать ведущими, это понятно.
   В вашем возрасте хочется стать знаменитыми.
   - Не совсем так, - замялась Инесс, - мы просто хотели найти работу.
   - Хорошую работу, - добавил Хосе. - Я работаю в пиццерии на кухне,  а
Инесс - официанткой в закусочной.
   - Желание стать знаменитыми -  это  нормальное  желание,  -  Ястребов
скрестил руки на груди, - и я могу помочь вам реализовать вашу мечту. Вы
же хотите появиться на экране, хотите, чтобы о вас знали все Соединенные
Штаты?
   - Это невозможно, - нервно засмеялась Инесс. - Сегодня я поняла,  что
никуда не гожусь, есть девушки куда  красивее  меня,  куда  обаятельнее.
Конечно, я была сегодня не самой худшей, но я трезво смотрю на вещи, мне
даже в первую десятку попасть невозможно.
   - Возможно все, - убежденно произнес Ястребов, - главное понять, чего
ты хочешь в этой жизни, а способ реализовать мечту  найдется.  Возможно,
несколько другой, чем представлялось.
   - Вы тратите на нас ваше время, - напомнил Хосе.
   - Надеюсь, не зря. Пробы, в первую очередь пробы, - широко  улыбнулся
Ястребов. - Прежде чем показать вас своему продюсеру, я должен  провести
с вами пару занятий. Я знаю, что ему нужно. Продюсеры не просто  смотрят
кандидатов, еще до начала конкурса  у  них  создается  образ  идеального
ведущего. И если вы будете знать заранее, чего от вас ждут,  шансы  ваши
сразу возрастают, - Ястребов сделал паузу. - Вы согласны?
   Брат и сестра переглянулись. Предложение выглядело странным. В  жизни
редко случается, чтобы на улице подошел человек и предложил то, о чем ты
давно мечтаешь.
   - Вы сомневаетесь? Я могу обратиться к другим, - в тоне Ястребова  не
слышалось ни угроз, ни разочарования, а просто констатация факта.
   - Когда можно начать? - вырвалось  у  Инесс,  и  она  прикоснулась  к
иссиня-черным густым волосам, демонстрируя свою красивую руку.
   - Прямо сейчас. Вы же готовились к пробам?  Я  поеду  впереди,  а  вы
следуйте за мной.
   Не удивляйтесь, заниматься придется у меня дома,  просто  я  не  хочу
показывать вас раньше времени  на  студии.  Вы  станете  моим  сюрпризом
.продюсеру.
   И, не дожидаясь, пока его спросят о чем-либо еще, Ястребов сел в свою
машину.  По  дороге  то  и  дело  смотрел  в  зеркальце  заднего   вида.
Потрепанный "Форд" следовал за ним, как приклеенный.
   - Странный тип, - покусывая от волнения ноготь, произнесла  Инесс.  -
Фамилия у него французская, а на француза не похож.
   - Латиноамериканца он  тоже  мало  напоминает,  хотя  и  говорит  без
акцента. Я же говорил тебе,  все  у  нас  получится,  -  Хосе  подмигнул
сестре.
   - Я боюсь, - честно призналась девушка.
   - Чего?
   - От него холодом каким-то веет.
   - Это от волнения,  у  нас  еще  страх  после  проб  не  прошел.  Ты,
сестренка, у меня самая лучшая, самая красивая.
   - Они так не думают, они этого не заметили, - вспомнила  о  неудачных
пробах на телеканале Инесс.
   Ястребов притормозил, свернул  во  двор,  подъехал  к  самым  воротам
гаража, чтобы освободить место для автомобиля Хосе.
   - Странно у вас здесь, сеньор Алатур, - осмотрелась Инесс.
   Она на цыпочках пробралась по песку  к  черепу  быка  и  прикоснулась
кончиком пальца к отполированным блестящим рогам.
   - Не обращайте внимания, это дизайнер придумал. Должно же мне  что-то
напоминать о моей родине. Я вырос на Гаити. Проходите в дом.
   Ястребов осмотрелся. Соседей во дворе не было. В доме брат с  сестрой
почувствовали себя скованно. Жилище их благодетеля выглядело  стильно  и
роскошно. Широкий кожаный диван, стеклянный журнальный  столик,  на  нем
стаканы литого стекла и ни одной книги.
   - Присаживайтесь, - предложил хозяин.
   - У меня все хорошо получается, - щебетала Инесс,  -  и  произношение
поставлено, и в кадре смотрюсь чудесно. Когда свою  кассету  показывала,
они были в восторге, а села перед чужой камерой, и меня тут же  сковало.
У Хосе та же проблема.
   - Вы  не  умеете  абстрагироваться,  -  Ястребов  устроился  напротив
гостей. - Вы не умеете расслабляться. Когда  садишься  напротив  камеры,
нужно забыть о том, что на тебя кто-то смотрит. Закройте глаза, -  м