о холму. Ограничение скорости - тридцать миль в час. Такую скорость
вниз по холму без тормозов не удержишь. Есть там внизу полисмен?
  Если он остановит нас и увидит Филиппа в этой сетчатой рубашке и с
красивыми шрамами, может он что-нибудь заподозрить? "Куда вы едете, мисс?"
"Извините, офицер, мы едем на нелегальную вечеринку и уже опаздываем". Я
спустилась по холму на тормозах. Конечно, полисмена не было. Если бы я
ехала с превышением, он бы точно был. Закон Мерфи - единственный закон,
который в моей жизни выполняется неукоснительно.
  - Большой дом слева, - сказал Филипп. - Заезжай на подъездную дорожку.
  Дом был из темно-красного кирпича, кажется, трехэтажный, с кучей окон и не
меньше чем двумя подъездами. Все еще существует викторианская Америка.
Большой двор с находящейся в частном владении рощей высоких, старых
деревьев. Слишком высокая трава придавала владению заброшенный вид.
Дорожка была гравийная и вилась среди деревьев к вполне современному
гаражу, который задумали подстать дому и почти преуспели.
  У гаража были только две машины. Я не могла заглянуть внутрь гаража -
может быть, там их было больше.
  - Не выходи из главного зала ни с кем, кроме меня, - сказал Филипп. - Если
выйдешь, я тебе помочь не смогу.
  - В каком смысле помочь?
  - Это наша легенда. Ты - причина, по которой я пропустил столько
вечеринок. Я бросил несколько намеков, что мы не только любовники, но что
я тебя...
  - Он развел ладони, будто подыскивая нужное слово. - Обрабатывал, пока не
почувствовал, что ты созрела для вечеринки.
  - Обрабатывал?
  - Ты не придурок и не вампироман, а выжившая невольная жертва нападения. Я
тебя уговаривал, пока не уговорил. Такова легенда.
  - А такое бывало по-настоящему? - спросила я.
  - Ты имеешь в виду, приводил ли я им кого-нибудь?
  - Да.
  Он хрипло хмыкнул:
  - Невысокого ты обо мне мнения, правда?
  А что мне было сказать - "нет, высокого"?
  - Если мы любовники, нам придется изображать это целый вечер.
  Он улыбнулся. И улыбка была другой - предвкушающей.
  - Сукин ты сын!
  Он пошевелил шеей, будто у него плечи затекли.
  - Я не собираюсь бросать тебя на пол и овладевать тобой, если это тебя
волнует.
  - Что ты не собираешься сегодня это делать, я знаю.
  Хорошо, что он не знает, что у меня есть оружие. Не знает, что в этом
случае я могла бы его приятно удивить.
  Он нахмурился:
  - Делай, как я. Если что-то, что я делаю, тебе не понравится, обсудим
потом.
  - Никаких обсуждений. Ты тут же прекратишь.
  Он пожал плечами:
  - Ты можешь разрушить нашу легенду, и тогда мы погибнем оба.
  Машину наполняла жара. По его лицу скатилась бусинка пота. Я открыла
дверцу и вышла. Жара облегала, как вторая кожа. Высоко и пронзительно
трещали в деревьях цикады. Ах, лето! Цикады и жара.
  Филипп обошел машину, хрустя ботинками по гравию.
  - Крест тебе стоило бы оставить в машине, - сказал он.
  Я ожидала этого, хотя и не была обязана отнестись к этому с восторгом. Я
положила распятие в бардачок, заползши для этого на сиденье. Закрыв
дверцу, я тронула себя за шею. Без цепочки было очень непривычно.
  Филипп протянул руку, и я после секундного колебания ее взяла. Рука его
была чашей тепла, чуть влажной в центре.
  Задняя дверь была прикрыта белой решетчатой аркой. С одной стороны она
заросла густыми лозами ломоноса. В проникавшем сквозь листву деревьев
солнечном свете горели пурпурные цветы размером с мою ладонь. В тени двери
стояла женщина, не видная соседям и проезжающим машинам, На ней были
черные чулки, держащиеся на поясе с подвязками. Ансамбль из лифчика и
сиреневых трусов оставлял открытым почти все бледное тело. От пятидюймовых
каблуков ее ноги казались длинными и изящными.
  - Я слишком одета, - шепнула я Филиппу.
  - Это может быть ненадолго, - выдохнул он мне в ухо.
  - Не ручайся головой, - сказала я ему, глядя на него в упор, и увидела,
как в его лице выразилось смущение, но это было очень коротко. Появилась
улыбка, мягкий изгиб губ. Наверное, так змий улыбался Еве. А у меня для
тебя есть вот это вкусное яблочко. Девочка, хочешь конфетку?
  Филипп может продавать что хочет - я не покупаю. Он обнял меня за талию,
проводя пальцами по шрамам на моей руке, чуть на них нажимая. Испустил
легкий вздох. Господи Иисусе, во что это я вляпалась?
  Женщина улыбалась мне, но глаза ее не отрывались от руки Филиппа, играющей
с моими шрамами. Язык ее быстро облизнул влажные губы. Я видела, как
вздымается и опускается ее грудь.
  - "Заходите ко мне в гости", - муху приглашал паук.
  - Что ты говоришь? - спросил Филипп.
  Я покачала головой. Вряд ли он знает этот стих. Я все равно не помню, как
он кончается. Не помню, удрала ли муха. Диафрагму у меня сводило
напряжением, и когда Филипп провел рукой по моей голой спине, я вздрогнула.
  Женщина рассмеялась высоким, громким и слегка пьяноватым смехом.
Поднимаясь по ступенькам, я шептала слова мухи:
  - Нет, просить меня напрасно, кто по лестнице поднялся, никогда уж не
спускался.
  Никогда уж не спускался. Что-то в этом было зловещее.

  25

  Женщина прижалась к стене, пропуская нас, и закрыла за нами дверь. Я
ждала, что она ее запрет, чтобы мы не могли удрать, но она не заперла. Я
оттолкнула руку Филиппа от моих шрамов, и он обвился вокруг моей талии и
повел меня по длинному узкому коридору. В доме было прохладно, мурлыкал
кондиционер. Арочный проем выводил из коридора в комнату.
  Это была гостиная со всем, что полагается, - диваном, креслом на двоих,
двумя стульями, растениями, свисающими с эркерного окна, послеполуденных
теней на ковре. Домашний уют. Посреди комнаты стоял мужчина с бокалом в
руке. Вид у него был такой, будто его только сняли с витрины магазина
кожаных изделий. Кожаные ленты переплетали его грудь и руки - голливудское
представление о суперсексуальном гладиаторе.
  Надо было отдать должное Филиппу - он был одет очень консервативно.
Хранительница счастливого домашнего очага вошла за нами в своем пурпурном
белье и положила руку Филиппу на рукав. Ногти у нее были окрашены
темно-алым, почти черным. Они проскребли по руке Филиппа, оставляя
красноватые следы.
  Филипп вздрогнул рядом со мной, рука его напряглась у меня на талии. Это
его представление о развлечении? Хотелось верить, что это не так.
  С дивана поднялась высокая черноволосая женщина. Ее довольно обильные
груди угрожали вырваться из плетеного лифчика. Алая юбка, где отверстий
было больше, чем ткани, свисала от лифчика вниз и двигалась, когда женщина
шла, открывая промельки темного тела. Могу поспорить, под юбкой у нее
ничего не было.
  На запястье и на шее у нее были розоватые шрамы. Новичок-вампироманка,
почти свеженькая. Она обошла вокруг нас, будто нас выставили на продажу и
она хотела рассмотреть, что покупает. Она провела рукой по моей спине, и я
отступила от Филиппа и повернулась к ней лицом.
  - Что это за шрам у тебя на спине? - спросила она. - Это не укус вампира.
  У нее был слишком низкий для женщины голос, вроде контртенора.
  - Острый кусок дерева, который мне всадил в спину прислужник.
  Я не стала уточнять, что этим куском дерева был осиновый кол, который я с
собой принесла, или что этого прислужника я убила после в ту ночь.
  - Меня зовут Рошель, - сказала она.
  - Анита.
  Милая хозяйка подошла ко мне и погладила меня по руке. Я отступила, ее
пальцы скользнули по моей коже. Ногти оставили красные следы. Я подавила
желание их почесать. Я - железный вампироборец, и царапины меня не
беспокоят. Беспокоил меня взгляд этой женщины. Она смотрела так, будто
решала, какова я на вкус и надолго ли меня хватит. Никогда раньше женщины
на меня так не смотрели, и мне это не очень понравилось.
  - Я Мэдж, а это мой муж Харви, - сказала она, показывая на кожаного
человека, который подошел и встал рядом с Рошель. - Добро пожаловать.
Филипп нам много о вас рассказывал, Анита.
  Харви попытался подойти ко мне сзади, но я отступила к дивану, чтобы
остаться к нему лицом. Они пытались окружить меня, как акулы. Филипп
смотрел на меня очень пристально. Правда, мне полагалось веселиться, а не
вести себя так, будто тут у всех какая-то зараза.
  Так, где же меньшее зло? Вопрос на сто тысяч долларов. Мэдж облизала губы,
медленно, многозначительно. По ее глазам было видно, что ее обуревают
шаловливые мысли обо мне - и о себе. Ну, уж нет. Рошель подняла юбку,
обнажив бедро слишком высоко. Я была права - там ничего не было надето.
Черта с два. Лучше сдохну.
  Таким образом, оставался Харви. Его небольшие кисти с тупыми пальцами
играли с кожаными и металлическими украшениями короткого килта, в который
он был одет. Перебирали и перебирали. А, черт.
  Я просияла своей самой профессиональной улыбкой, не соблазнительной, но
все же лучше, чем угрюмая морда. Глаза его открылись шире, и он шагнул ко
мне, протягивая руки к моему левому локтю. Я сделала глубокий вдох и
задержала дыхание, а улыбка примерзла к губам.
  Его пальцы слегка коснулись сгиба моей руки, пощекотали кожу, и я
поежилась. Харви принял это за приглашение и придвинулся ближе, наши тела
почти соприкоснулись. Я положила руки ему на грудь, чтобы он не
придвинулся еще ближе. Черные волосы у него па груди густо курчавились. Я
не поклонница волосатых грудей, нет, вы мне дайте голую и гладкую кожу.
Рука Харви скользнула мне за спину, и я не знала, что делать. Если шагнуть
назад, мне придется сесть на диван - не очень удачная мысль. Ступить шаг
вперед - значит прижаться к этой кожаной одежде и его собственной коже.
  Он улыбнулся.
  - Я просто умирал с вами познакомиться.
  Слово "умирал" он произнес так, будто это было неприличное слово или
какая-то шутка в своем кругу. Остальные засмеялись - все, кроме Филиппа.
Он взял меня за руку и оттащил от Харви. Я прислонилась к Филиппу,
обхватив его за талию. До того мне не приходилось обнимать мужчину в
сетчатой рубашке. Это было интересное ощущение.
  - Не забывайте, что я вам говорил, - сказал Филипп.
  - Конечно, конечно, - ответила Мэдж. - Она твоя и только твоя, никаких
групп и половинок. - Она подошла к нему, будто крадучись, раскачивая
бедрами в кружевных трусах. Стоя на каблуках, она могла заглянуть ему в
глаза. - Ты можешь охранить ее от нас, но когда придут большие парни, тебе
придется с ними поделиться. Они тебя заставят.
  Он пристально посмотрел ей в глаза, пока она не отвела взгляд.
  - Я ее сюда привез, и я ее отвезу домой.
  Мэдж подняла бровь:
  - Ты будешь с ними спорить? Филипп, мой мальчик, она наверняка сладкий
кусочек, но ни одна постельная грелка не стоит того, чтобы сердить больших
ребят.
  Я шагнула от Филиппа, приложила ладонь ей к животу и толкнула тихо, чтобы
она отступила всего на шаг. Каблуки мешали ей держать равновесие, и она
чуть не упала.
  - Давайте выясним кое-что прямо сейчас, - сказала я. - Я ничего не
кусочек, и я не постельная грелка.
  - Анита... - начал Филипп.
  - Ну и ну, у нее, оказывается, характер. Где ты ее нашел, Филипп? -
спросила Мэдж.
  Уж если я чего не люблю, так это если кому-то забавно, когда я злюсь. Я
шагнула к ней, и она улыбнулась мне сверху вниз.
  - А вы знаете, - спросила я, - что когда вы улыбаетесь, у вас появляются
морщины в углах губ? Ведь вам уже за сорок?
  Она ахнула, набрав воздуху и отступила от меня назад.
  - Ах ты, сучка!
  - Не называй меня больше сладким кусочком, милая Мэдж.
  Рошель беззвучно рассмеялась, и ее существенная грудь затряслась
коричневым желе. Харви стоял с тупой мордой. Я думаю, улыбнись он только -
и Мэдж ему бы врезала. Глаза его сияли, но в губах не было и намека на
улыбку.
  Где-то в доме открылась и закрылась дверь в коридоре. В комнату вошла
женщина лет около пятидесяти или сорока, но преждевременно состарившаяся.
Пухлое лицо обрамляли очень светлые волосы. Пятьдесят на пятьдесят, что
цвет волос имел бутылочное происхождение. Пухлые ручки сияли кольцами с
настоящими камнями. До пола спадало длинное черное неглиже. Плоская спинка
неглиже щадила ее фигуру, но недостаточно. Она была похожа на члена
родительского комитета, на руководительницу герлскаутов, на кондитершу, на
чью-нибудь мамочку. И вот она стоит в дверях, уставившись на Филиппа.
  Тихо пискнув, она побежала к нему. Я успела убраться с дороги, чтобы меня
не затоптали. Филипп только успел сгруппироваться, прежде чем она обрушила
свой заметный вес ему в руки. Минуту мне казалось, что он сейчас свалится
на пол, а она сверху, но спина его выпрямилась, ноги напряглись, и он смог
выпрямиться, поставив ее на пол.
  Силач Филипп, способный двумя руками поднять ожиревшую нимфоманку.
  - Это Кристол, - сказал Харви.
  А Кристол уже целовала Филиппа в грудь, пухлые ручки пытались вытащить
рубашку из штанов, чтобы добраться до обнаженного тела. Она резвилась, как
щенок в тепле.
  Филипп старался поставить ее на место, но без особого успеха. Он бросил на
меня долгий взгляд. И я вспомнила, как он сказал, что перестал ходить на
эти вечеринки. Из-за вот такого? Кристол и ей подобных? Мэдж с острыми
ногтями? Я заставила его привести меня, но при этом заставила и самого
прийти.
  В том, что Филипп был здесь, была моя вина. Черт, я у него в долгу.
  Я потрепала тетку по щеке - слегка. Она заморгала на меня, и я подумала,
нет ли у нее близорукости.
  - Кристол, - сказала я, улыбаясь своей самой ангельской улыбкой. -
Кристол, я не хочу быть грубой, но ты лапаешь моего кавалера.
  У нее отвалилась челюсть, бледные глаза вытаращились.
  - Кавалера! - передразнила она. - На вечеринках кавалеров нет.
  - Ну, я здесь новичок и еще не знаю правил. Но там, откуда я родом,
женщины не пристают к чужим кавалерам. Подожди хотя бы, пока я отвернусь,
о'кей?
  У нее задрожала нижняя губа, и глаза стали наполняться слезами. Я обошлась
с ней очень мягко, даже по-доброму, и все равно она собирается плакать.
Что она делает среди этих людей?
  Подошла Мэдж, обняла Кристол за талию и повела прочь, приговаривая что-то
утешительное и поглаживая по черной шелковой спине.
  - Холодно что-то, - сказала Рошель. Она отошла от меня к бару с бутылками
у стены.
  Харви тоже отошел вслед за Мэдж и Кристол, даже не оглянувшись.
  Можно подумать, я щенка ногой пнула. Филипп тяжело вздохнул и сел на
диван, опустив меж колен сцепленные руки. Я села рядом, подоткнув юбку
вокруг ног.
  - Кажется, я не могу, - шепнул он.
  Я коснулась его руки. Он дрожал непрестанной дрожью, которая мне совсем не
понравилась. Я не понимала, чего ему стоило прийти сюда сегодня, но теперь
до меня начало доходить.
  - Можем уйти, - сказала я.
  Он медленно повернулся и посмотрел на меня.
  - Что ты хочешь этим сказать?
  - Что мы можем уйти.
  - Ты ушла бы прямо сейчас, ничего не узнав, потому что у меня проблемы? -
спросил он. - Скажем так, что ты в качестве самоуверенного ловеласа
нравишься мне больше. Ты веди себя естественно, а я буду смущаться. Если у
тебя не получится, мы можем уйти.
  Он глубоко вздохнул и встряхнулся, как вылезшая из воды собака.
  - Справлюсь. Раз у меня есть выбор, я справлюсь.
  Тут уж настала моя очередь пялиться на него.
  - А почему у тебя раньше не было выбора?
  Он смотрел в сторону.
  - У меня было такое чувство, что я должен тебя привести, раз ты хочешь.
  - Врешь, совсем не в этом дело. - Я взяла его за лицо и повернула к себе.
- Тебе ведь кто-то приказал прийти ко мне на следующий день? Это ведь было
не только, чтобы узнать про Жан-Клода?
  Глаза его расширились, и у меня под пальцами забился пульс.
  - Чего ты боишься, Филипп? Кто отдает тебе приказы?
  - Анита, не надо, пожалуйста, я не могу.
  Моя рука упала на колени.
  - Что тебе приказали, Филипп?
  Он сглотнул слюну; я смотрела, как шевелится его горло.
  - Обеспечить здесь тебе безопасность - это все.
  Его пульс бился под посиневшим укусом на шее. Он облизал губы, не
соблазнительно, а нервно. Он лгал. Вопрос только в том, насколько лгал и о
чем.
  Из коридора донесся голос Мэдж, жизнерадостно-соблазнительный. Что за
чудо-хозяйка! Она ввела в комнату еще двоих. Одна была женщина с короткими
темно-каштановыми волосами и чересчур густо намазанными глазами. Вторым
был Эдуард, улыбающийся своей самой очаровательной улыбкой, обнимающий
Мэдж за обнаженную талию. Он шептал ей на ушко, а она смеялась глубоким
горловым смехом.
  Я на секунду застыла. Это было так неожиданно, что я застыла. Вытащи он
пистолет, он мог бы пристрелить меня, пока я так бы и сидела с отвисшей
челюстью. Какого черта ему здесь надо?
  Мэдж отвела его и женщину к бару. Он оглянулся на меня через плечо и
улыбнулся мне тонкой улыбкой, а его голубые глаза были пусты, как у куклы.
  Я знала, что мои двадцать четыре часа еще не истекли. Знала. Эдуард решил
прийти в поисках Николаос. Он следовал за нами? Услышал сообщение Филиппа
у меня на автоответчике?
  - Что случилось? - спросил Филипп.
  - Что случилось? - переспросила я. - Ты получаешь от кого-то приказы,
наверное, от вампира...
  - И закончила я это предложение уже мысленно: "А Смерть вальсирует у
дверей, изображая из себя придурка и разыскивая Николаос". Эдуард мог
искать определенного вампира только по одной причине. Он собирался убить
ее, если получится.
  Может быть, этот убийца, наконец, встретил достойного противника. Мне
хотелось быть поблизости, когда Эдуард, наконец, потерпит поражение.
Хотелось видеть, что это за дичь, которую Смерти не проглотить. Дичь эту я
видела, близко и лицом к лицу. Если Николаос встретится с Эдуардом и хотя
бы заподозрит, что я приложила к этому руку... Черт, черт, черт!
  Мне следовало выдать Эдуарда. Он мне угрожает, и угрозу эту выполнит. Он
будет меня пытать, чтобы добыть информацию. Разве я что-нибудь ему должна?
Но я не могла этого сделать и не сделала бы. Человек не может выдать
другого человека чудовищам. Ни по какой причине.
  Моника нарушила это правило, и за это я ее презирала. Я считаю, что для
Эдуарда я была ближе всего к тому, что можно назвать другом. Мне он
нравился независимо от того, кем он был. Несмотря даже на то, что я знала,
что он-то меня убил бы, будь он на моем месте? Да, даже так. Если
посмотреть беспристрастно, в этом мало было смысла. Но моральные качества
Эдуарда меня не волновали. Единственный человек, на которого мне
приходится смотреть в зеркале, - это я. И моральные дилеммы я тоже могу
разрешать только свои.
  Я смотрела, как Эдуард охмуряет Мэдж. Актер из него куда лучше, чем из
меня. И врать он тоже умеет не в пример лучше.
  Я не выдам, и Эдуард знал, что я не выдам. По-своему он тоже меня хорошо
знал. Он поставил свою жизнь на мои моральные принципы, и это меня злило.
Терпеть не могу, когда мной манипулируют. Моя добродетель была карой для
себя самой.
  Но, быть может, я еще не знаю, что смогу использовать Эдуарда точно так
же, как он меня. Может быть, я смогу использовать его бессовестность, как
он - мою совестливость.
  Всегда есть вероятность.

  26

  Темно-рыжая женщина, пришедшая с Эдуардом, хлопнулась Филиппу на колени,
захихикала, обхватила его за шею, слегка дрыгая ножками. Руки ее вниз не
полезли, и она не стала его раздевать. Эдуард появился вслед за ней, как
светловолосая тень. У него в руке был бокал, а на лице - безобидная улыбка.
  Если бы я его не знала, никогда бы я не могла сказать, что вот он, вот он,
опасный человек. Хамелеон Эдуард. Он уселся на подлокотник дивана позади
женщины и почесал ей плечо.
  - Анита, это Дарлин, - сказал Филипп.
  Я кивнула. Она хихикнула и дрыгнула ножкой.
  - А это Тедди. Правда, лапочка?
  Тедди? Лапочка? Я заставила себя улыбнуться, а Эдуард поцеловал ее в
щечку. Она прильнула к его груди, продолжая одновременно ерзать у Филиппа
на коленях. Отличная координация движений.
  - Дай-ка мне попробовать, - попросила Дарлин, прихватывая нижнюю губу
верхними зубами и медленно вытаскивая.
  У Филиппа перехватило дыхание, и он прошептал:
  - Да.
  Я подумала, что мне это не понравится.
  Дарлин обхватила ручками его руку выше локтя и поднесла к губам. Она
начала с осторо