м
и теплым. Смущающе, но правда. Не думаю, что Дольфа удовлетворило что-нибудь
меньшее, чем разрыв с Жан-Клодом. Я не была уверена, что у меня есть выбор -
по многим причинам. Так что я просто сидела  и  смотрела  на  Дольфа.  А  он
смотрел на меня. И тишина нарастала с каждой секундой.
   Нас выручил стук в дверь. Полицейский, не заходя, что-то  сказала  Дольфу
на ухо. Дольф кивнул и снова закрыл дверь. Взгляд, которым он наградил меня,
был еще менее дружелюбным, чем это было вообще возможно.
   - Офицер Вейн говорит, что к Стивену пришли трое родственников. И еще  он
говорит, что если все они его родственники, то он съест свой пистолет.
   - Скажи ему, чтоб расслабился, - сказал  я,  -  они  все  члены  стаи.  А
вервольфы считают стаю ближе семьи.
   - Но по закону это не семья, - сказал Дольф.
   - Сколько своих людей  ты  хочешь  потерять,  когда  следующий  оборотень
попробует прорваться через эту дверь?
   - Мы можем перестрелять их так же хорошо, как и ты, Анита.
   - Но вы все еще должны сделать предупреждение до того, как  стрелять,  не
так ли? Вы все еще должны обращаться с ними, как с людьми, а не с монстрами,
или вы закончите карьеру за бумажной работой.
   - Свидетели говорят, что ты  сделала  предупреждение  Зейну,  фамилии  не
знаю.
   - У меня был приступ щедрости.
   - Ты стреляла в него при свидетелях. Это всегда делает тебя щедрой.
   Мы опять вернулись к игре в гляделки. Может, дело не только в свиданиях с
вампиром? Может, Дольф просто настолько упертый коп, что  начал  подозревать
меня в убийстве людей? Те, кто  нападал  на  меня  или  угрожал  мне,  имели
обыкновение исчезать. Не много, но достаточно. И меньше двух месяцев  назад,
я убила двоих людей, чьи тела обнаружили. В  обоих  случаях  -  самооборона.
Никогда не видела зал суда изнутри. Оба - наемные убийцы со  списками  жертв
длиннее, чем мой рост. Отпечатки пальцев женщины помогли раскрыть  несколько
политических  убийств,  о  которых   Интерпол   врал   направо   и   налево.
Высокопоставленные плохие парни, о которых никто не плакал, и уж  во  всяком
случае - не полиция. Но это только подтвердило подозрения Дольфа.
   - Почему ты порекомендовал меня Питу МакКиннону, Дольф?
   Он не отвечал так долго, что я уже  решила,  будто  он  и  не  собирается
отвечать. Но, наконец, он сказал:
   - Потому что ты лучшая в том,  что  делаешь,  Анита.  Я  могу  не  всегда
одобрять твои методы, но ты помогаешь спасать жизни, расправляться с плохими
парнями. Ты полезнее на месте преступления, чем некоторые детективы из  моей
команды.
   Для Дольфа это была целая речь. Я  открыла  рот,  потом  закрыла  его,  и
сказала:
   - Спасибо, Дольф. Услышать такое от тебя - это большой комплимент.
   - Просто ты провела слишком много времени с проклятыми монстрами,  Анита.
Я не имею в виду, с кем ты встречаешься. Я имею в виду всех. Ты играла по их
правилам так долго, что иногда забываешь, как это - быть нормальной.
   Я улыбнулась.
   - Я поднимаю мертвых, Дольф. Я никогда не была нормальной.
   Он покачал головой.
   - Не делай вид, что не понимаешь меня, Анита. Не мех и  не  клыки  делают
тебя монстром, не всегда так.
   Иногда - это просто то, где ты проводишь черту.
   - То, что я играю с монстрами, и  делает  меня  такой  ценной  для  тебя,
Дольф. Если бы я вела себя прямолинейно, я не помогала бы тебе так же хорошо
в раскрытии противоестественных преступлений.
   - Да, иногда я задумываюсь, стал бы я тебя  приглашать  на  консультации,
если бы ты была... мягче.
   Я нахмурилась.
   - Хочешь сказать, что винишь себя в том, кем я стала?
   Я попыталась рассмеяться, но выражение его лица меня остановило.
   - Как часто ты отправлялась к монстрам по одному из моих дел?  Как  часто
тебе приходилось идти с ними на сделки, чтобы помочь избавиться  от  плохого
парня? Если бы я оставил тебя в покое?  Я  встала.  Потянулась  к  нему,  но
опустила руку, так и не коснувшись его.
   - Я не твоя дочь, Дольф. Ты не мой опекун. Я помогаю полиции, потому  что
мне это нравится. У меня это хорошо получается. И кого еще ты можешь  вместо
меня позвать?
   Он кивнул.
   - Ага, кого еще?.. Те оборотни могут зайти и? проведать больных.
   - Спасибо, Дольф.
   Он глубоко вдохнул, и громко выпустил воздух.
   - Я видел окно, через которое швырнули твоего друга, Стивена. Был  бы  он
человеком - был бы мертв. Просто удача, что никто не погиб.
   Я покачала головой.
   - Думаю, Зейн был осторожен по отношению к людям, по крайней мере. С  его
силой ему проще убивать, чем калечить.
   - Почему же он был осторожен?
   - Потому что он в тюрьме, и ждет, что его выпустят под залог.
   - Они не выпустят его, - сказал Дольф.
   - Он никого не  убил,  Дольф.  Если  только  ты  встречал  случаи,  когда
кого-нибудь не выпускали под залог за нападение и оскорбление действием?
   - Ты рассуждаешь как коп, Анита. Вот почему ты хороша.
   - Я рассуждаю и как коп, и как монстр. Это и делает меня такой.
   Он кивнул, закрыл блокнот, и засунул во внутренний карман пиджака.
   - Да, это и  делает  тебя  такой?  -  он  не  закончил  и,  впустив  трех
вервольфов, вышел.
   Кевин был высокий,  смуглый,  неопрятный  и  пах  куревом.  Лоррейн  была
чопорная и аккуратная, как школьная  учительница  младших  классов.  От  нее
пахло духами "White Linen" и, глядя на меня, она нервно моргала. Тедди,  его
выбор имени, а не мой, весил фунтов триста, сплошные мышцы. Он  был  стрижен
так  коротко,  что  его  голова  смотрелась  слишком  маленькой  для  такого
массивного тела. Мужчины выглядели испуганно, но  пожатие  Лоррейн  оставило
ощущение силы, дрожащей на моей коже. Она выглядела как маленький испуганный
кролик, но у нее было достаточно силы, чтобы быть большим злым волком.
   Через двадцать минут я уже могла уходить.  Несочетаемое  трио  вервольфов
поделило смены так, чтобы один из них все время находился в палате. Доверяла
ли я этим волкам охранять мальчиков? Да. Потому что если  они  оставят  свой
пост и допустят, чтобы Стивена убили, я действительно собиралась  убить  их.
Если они приложат все усилия и просто окажутся недостаточно сильны -  ладно,
но если они все бросят... Я взяла Стивена, а теперь  еще  и  Натаниеля,  под
свою  защиту.  И  я  не  шутила.  Я  убедилась  в  том,  что  все  трое  это
прочувствовали.
   Кевин сказал лучше всех:
   - Если появится Сильви, мы просто пошлем ее к тебе.
   - Так и сделайте.
   Он  помотал  головой,  играя  незажженной  сигаретой.  Я  запретила   ему
закурить, но ему доставляло удовольствие просто держать ее.
   - Ты пометила ее территорию. Надеюсь, ты сумеешь убрать за собой.
   Я улыбнулась:
   - Красноречиво, Кевин, очень красноречиво.
   - Красноречиво или нет, Сильви оторвет тебе задницу, если сможет.
   Я улыбнулась еще шире. Просто не могла с собой справиться.
   - Позволь мне самой заботиться о моей заднице. Мое  дело  сохранить  ваши
задницы, а не свою.
   Все трое посмотрели на меня.  Что-то  было  такое  в  их  лицах  -  почти
одинаковое выражение, но я не могла его понять.
   - Быть лупой - больше,  чем  просто  драться  за  превосходство,  -  тихо
сказала Лоррейн.
   - Я знаю, - сказала я.
   - Правда? - переспросила она, и в ее вопросе было что-то детское.
   - Думаю, да.
   - Ты убьешь нас, если мы тебя подведем, - сказал Кевин, - но умрешь ли ты
за нас? Рискнешь ли ты тем же, чем просишь нас пожертвовать?
   Кевин нравился мне гораздо больше,  пока  не  был  столь  красноречив.  Я
смотрела на этих троих незнакомцев.
   Людей, с которыми я только что познакомилась.  Рискнула  бы  я  ради  них
жизнью? Могла ли я просить их о том, что сама не хотела делать?
   Я стояла и смотрела на них. На Лоррейн,  которая  так  вцепилась  в  свою
сумочку, что ее маленькие руки дрожали. На Тедди, который  смотрел  на  меня
спокойно и понимающе, но в глазах его был вызов и ум, который  вы  могли  не
заметить, если бы обратили внимание только на его тело. На  Кевина,  который
выглядел так, как будто выполз из переулка, где справлял нужду, или из бара,
выпив свою порцию виски. В этом было что-то большее,  чем  цинизм.  Это  был
страх. Страх, что я окажусь такой же, как  все.  Использую  и  ни  черта  не
сделаю для них. Райна была такой, и  теперь  Сильви.  Стая  должна  быть  их
убежищем, их защитой, а не тем, чего они боятся больше всего на свете.
   Их теплая, электрическая энергия наполняла палату, плыла от  них,  танцуя
вокруг  меня.  Они  были  напряжены,  испуганы.  Сильные  эмоции  заставляют
большинство оборотней излучать энергию. Если вы  восприимчивы  к  этому,  то
почувствуете. Последние годы я это чувствовала.  Но  в  этот  раз  все  было
по-другому. Я не просто чувствовала энергию, а мое тело реагировало на  нее.
Не просто покалывание кожи, или мурашки, но что-то более глубокое.  Ощущение
было почти сексуальным, но и не  такое  тоже.  Как  будто  энергия  достигла
какой-то части меня, и ласкала эту часть, о которой я даже  не  догадывалась
раньше.
   Их энергия заполняла меня, затрагивая во мне нечто, что, я почувствовала,
раскрылось, как будто  повернули  переключатель.  Стремительный  поток  этой
теплой энергии хлынул в меня,  и  вырвался  через  кожу,  как  будто  каждая
клеточка моего тела начала излучать  электризованное  тепло.  У  меня  мягко
перехватило дыхание. Я знала вкус этой силы, и это был не Жан-Клод. Это  был
Ричард. Каким-то образом я попала во власть его энергии. Интересно, может ли
он чувствовать это из другого штата, работая там над своей диссертацией.
   Шесть недель назад, чтобы спасти нас обоих, я позволила Жан-Клоду связать
нас троих воедино. Они умирали, а я не могла их отпустить.  Ричард  заполнил
мои сны случайно, но в основном Жан-Клод держал нас  на  расстоянии,  потому
что все остальное было слишком мучительно. И это был  первый  раз,  когда  я
почувствовала энергию Ричарда с тех  пор.  Первый  раз,  когда  я  убедилась
наверняка, что связь осталась, и она все  еще  была  сильна.  Магия  -  дело
такое. Даже ненависть не может ее убить.
   Вдруг ко мне пришли слова. Слова, которых я не должна была знать.
   - Я - лупа. Я - ваша мать, я - ваш защитник, ваше пристанище, ваш  покой.
Я буду за вас против всего зла. Ваши враги - мои враги. Я  -  ваша  кровь  и
плоть. Мы - "лукой", мы - стая.
   Внезапно тепло схлынуло, и я пошатнулась. Только благодаря  Тедди,  я  не
упала на пол.
   - С тобой все в порядке?  -  спросил  он  голосом  таким  же  глубоким  и
впечатляющим, как и весь он.
   Я кивнула.
   - Я в порядке, в порядке.
   Как только у меня получилось устоять на ногах, я шагнула назад. За  сотни
миль Ричард почувствовал эту тягу, и оборвал ее. Он  захлопнул  передо  мной
дверь, даже не зная, что я делала и зачем. Вихрь ярости танцевал  у  меня  в
голове, как беззвучный, но пронзительный крик. Он был в гневе.
   Мы оба были связаны с Жан-Клодом. Я была его человеком-слугой, а Ричард -
его волком. Это была болезненная близость.
   - Ты не "лукой", - сказала Лоррейн, - ты даже не оборотень.  Как  у  тебя
это получилось?
   Я улыбнулась.
   - Продам секрет.
   На самом деле, я не знала. Надо будет спросить Жан-Клода сегодня вечером.
Я надеялась, что он сможет это объяснить. За всю долгую историю вампиров  он
был всего третьим мастером, которому удалось связать смертного и оборотня  в
единое целое. Я сильно подозревала, что никакого  учения  на  этот  счет  не
существовало, и что Жан-Клод пользовался  этим  гораздо  большее  количество
раз, чем мне хотелось знать.
   Тедди опустился на колени.
   - Ты - наша лупа.
   Остальные  двое  последовали  его  примеру.  Они  унизили  сами  себя  до
положения хороших маленьких покорных волков, хотя Кевину это и не нравилось,
да и мне тоже. Но  я  не  была  уверена,  насколько  это  было  показным,  а
насколько - необходимым. Я хотела, чтоб они слушались,  потому  что  в  этом
случае мне не придется их наказывать, или убивать. Поэтому  я  позволила  им
ползать по полу, взбираться руками по моим ногам и  принюхиваться  к  запаху
моей кожи, как собакам. За этим занятием нас и застала медсестра.
   Все повскакали с пола. Я попыталась объяснить,  но  остановилась.  Сестра
просто стояла и смотрела на нас со  странной  застывшей  улыбкой  на  губах.
Наконец она повернулась, ни черта не сделав.
   - Я попрошу Доктора Вилсона осмотреть их?  Часто  и  очень  быстро  кивая
головой, она закрыла за собой дверь. Если бы у ее туфлей были каблуки,  могу
поспорить, что мы бы услышали, как она убегает.
   Такие усилия, чтобы не быть одним из монстров.
 
Глава 7 
 
   Из-за превращения вервольфов в сиделок я начала опаздывать  на  свидание.
Время, ущедшее на то,  чтобы  прочитать  дело  МакКинона,  только  усугубило
положение, но если бы вечером произошел пожар, было бы неудобно оказаться  к
этому не готовой. Из документов я узнала две основных вещи.  Во-первых,  все
пожары начинались после наступления  темноты,  что  тут  же  заставило  меня
подумать о вампирах. Правда, вампиры не могли вызывать огонь. Это не входило
в их способности. Вообще-то, огонь был  одной  из  тех  вещей,  которых  они
больше всего боятся. Ах, да,  я  видела  нескольких  вампов,  которые  могли
контролировать уже горящие  языки  пламени  в  течение  некоторого  времени.
Заставляли пламя свечи  расти  и  уменьшаться,  показывали  всякие  салонные
фокусы, но в целом огонь был элементом чистоты. А чистота и вампиры  -  вещи
не совместные. Второе, на что я обратила внимание, это что  я,  оказывается,
не так уж много знала о пожарах в целом и о  поджогах  -  в  частности.  Мне
понадобится учебник или хорошая лекция.
   Жан-Клод зарезервировал столик в "Demiche's", очень милом ресторане.  Мне
пришлось мчаться домой, в свой недавно арендованный дом, чтобы  переодеться.
Я так опаздывала, что пришлось договориться встретиться уже в ресторане. Как
всегда случалось со свиданиями и выходами в свет  -  встала  проблема,  куда
деть оружие.
   Женские наряды - это прямой вызов скрытому ношению оружия.
   Вечерние платья скрывали больше, но затрудняли доступ к оружию. Все,  что
облегало фигуру, делало задачу почти невыполнимой.  Этим  вечером  я  надела
длинное платье на тоненьких лямках  с  такими  высокими  разрезами  с  обеих
сторон, что мне пришлось лишний раз убедиться, что чулки и белье были такими
же черными и кружевными. Я знала себя достаточно хорошо, чтобы быть  готовой
к тому, что в течение вечера я наверняка забудусь и начну сверкать бельем. А
уж если придется вытаскивать пистолет, то  сверкать  буду  определенно.  Так
зачем так одеваться? Ответ: в поясной кобуре у меня был  девятимиллиметровый
файрстар.
   Поясная кобура представляла собой эластичную  ленту,  которая  опоясывала
меня поверх белья, но под верхней одеждой. Она была придумана, чтобы  носить
пистолет на животе,  под  рубашкой.  Подтягиваете  подол  рубашки  свободной
рукой, вытаскиваете пистолет и - вуаля! - начинаете палить. Такая кобура  не
подходила к обтягивающим платьям. Ни  у  кого  живот  не  толстеет  в  форме
пистолета. Не проходил номер и в  случае  с  большинством  длинных  платьев,
потому  как  приходилось  поднимать  длиннющий  подол,  чтобы  добраться  до
пистолета. Это было лучше, чем ничего - но  только  в  случае,  если  плохой
парень достаточно терпелив, чтобы подождать. А в этом платье - все, что  мне
нужно было сделать, это просунуть руку в один из разрезов.  Мне  приходилось
вытаскивать пистолет, потом вести его вниз, вынимать через разрез,  так  что
это тоже было не быстро, но не так уж плохо.
   Еще я нашла подходящий к черным трусикам лифчик  без  бретелек,  так  что
если придется снять платье и пистолет, я оставалась в белье. Туфли  были  на
более высоком каблуке, чем я обычно переносила, но иначе мне бы пришлось все
время стараться  не  наступить  на  край  подола.  А  так  как  шитье  я  не
признавала, то оставались каблуки.
   Одним большим недостатком тонких лямочек платья  было  то,  что  открытые
руки и плечи выставляли напоказ все мои шрамы. Я подумывала купить небольшой
изящный пиджак, но это платье не сочеталось с пиджаками.
   Так что фиг с ним.  Жан-Клод  уже  неоднократно  видел  шрамы,  и  только
некоторые люди настолько невоспитанны, что смотрят на них больше,  чем  один
раз.
   Я все лучше училась пользоваться косметикой - тенями для глаз,  румянами,
помадой. Помада была красной - ярко-ярко-красной. Но  все  мои  естественные
тона подходили для этого. Бледная кожа, вьющиеся волосы, темно-карие  глаза.
Все было контрастным и ярким, так что красная помада мне шла. Я  чувствовала
себя шикарной, пока передо мной не возник Жан-Клод.
   Он сидел за столом, ожидая меня. Я увидела  его  от  самого  входа,  хотя
метрдотель встречал еще двоих людей передо мной. Я не возражала подождать. Я
наслаждалась видом.
   У Жан-Клода черные волнистые волосы, но он сделал с ними что-то, и теперь
они были прямыми, и падали за плечи, закругляясь только на концах. Его  лицо
смотрелось еще более изящно, как хороший фарфор. Он был  женственно  красив,
но что-то - я не была уверена, что - сохраняло его лицо мужественным,  может
быть - линия щеки, или изгиб подбородка, не знаю. Вы никогда бы  не  приняли
его за кого-то кроме мужчины.
   Он был в ярко-синем - цвете, в котором  я  еще  никогда  его  не  видела.
Короткий пиджак был  из  блестящей,  почти  металлической  ткани,  с  черным
кружевом в форме цветов. Рубашка, как обычно, была вся в оборках,  стиля  17
века, но глубокого вибрирующего  синего  цвета,  вплоть  до  вороха  кружев,
которые взбирались к его шее, обрамляя  лицо,  и  словно  выплескивались  из
рукавов пиджака, закрывая верхнюю часть его тонких белых рук.
   В руках у него был пустой бокал,  который  он  крутил  между  пальцев  за
ножку, любуясь преломлением света сквозь  хрусталь.  Он  не  мог  пить  вино
больше одного глотка и почти скорбел по этому поводу.
   Метрдотель проводил меня между столиками к Жан-Клоду. Он поднял глаза,  и
один вид его лица сделал упругой мою грудь,  и  внезапно  мне  стало  трудно
дышать. Синий цвет так близко к его  лицу  делал  глаза  еще  синее,  чем  я
когда-либо видела, не цвета  полночного  неба,  а  кобальтово-синими,  цвета
чистого  сапфира.  Но  никакому  драгоценному  камню  и  не  снилось   такое
содержание - весомость мудрости, темного знания. Один  взгляд  в  его  глаза
заставил меня задрожать. Не от холода, не от страха. От предвкушения.
   На  высоких  каблуках  и  с  разрезами  по  бокам  требовалось  все   мое
мастерство, чтобы красиво  идти.  Вы  должны  как  бы  нести  себя,  упруго,
расслабленно, покачивая  бедрами,  иначе  платье  обовьется  вокруг  ног,  а
каблуки вывихнут лодыжки. Вы должны двигаться так, как  будто  уверены,  что
можете носить  это  и  выглядеть  прекрасно.  Если  же  усомнитесь  в  себе,
замнетесь, то тут же упадете на пол и превратитесь в тыкву. После долгих лет
моей неспособности носить высокие каблуки  и  вечерние  платья  Жан-Клод  за
месяц научил меня тому, чему мачеха не могла научить меня за двадцать лет.
   Он поднялся, и я не возражала, хотя однажды я  запорола  одно  из  первых
свиданий, вставая каждый  раз,  когда  поднимался  он  -  если  из-за  стола
выходили или садились дамы. Во-первых, я повзрослела с тех пор, а во-вторых,
могла увидеть Жан-Клода целиком.
   Черные льняные брюки так гладко и идеально повторяли все изгибы его  тела
и были настолько облегающими, что я догадывалась, что под ними  нет  ничего,
кроме самого Жан-Клода. Черные сапоги обтягивали его ноги до  колен.  Сапоги
были из мягкой, будто из крепа, кожи, собранной складками и наверняка нежной
на ощупь.
   Он плавно двинулся ко мне, и я остановилась, глядя, как он  приближается.
Я все еще полу-боялась его.
   Боялась, как сильно я его хочу. Я была как кролик в свете фар, застывшая,
в ожидании приближающейся смерти. Но бьется ли сердце кролика все быстрее  и
быстрее? Вырывается ли у него дыхание т