юбки.
Ноги скрывали элегантные черные сапожки.
  Она приближалась к нам хорошим темпом. Большинство проституток, мужчин и
женщин, выглядели как обычные люди. Они не были особенно разодеты - просто
шорты и короткие майки. В такую жару кто мог бы их упрекнуть? Я думаю, что
если ты выйдешь на улицу с головы до ног в сетчатых чулках, тобой
наверняка заинтересуется полиция.
  Жан-Клод встал рядом со мной и принялся разглядывать яркую неоновую
вывеску цвета фуксии. Она гласила: "Серая Кошка". Сделано со вкусом.
  Как подойти к проститутке, даже если хочешь всего лишь поговорить с ней? Я
не знала. Каждый день учишься чему-нибудь новому. Я стояла у нее на дороге
и ждала, пока она до меня доедет. Она заметила, что я на нее смотрю; наши
взгляды встретились, и она улыбнулась.
  Жан-Клод придвинулся ближе ко мне, Ванда заулыбалась шире. Это была
"располагающая улыбка", как говорила моя бабушка Блейк.
  Жан-Клод прошептал:
  - Это что, проститутка?
  - Да, - сказала я.
  - В инвалидном кресле? - недоверчиво спросил он.
  - Ага.
  - Ну-ну, - это все, что он произнес. По-моему, он был потрясен. Приятно
узнать, что Жан-Клод на это способен.
  Ванда остановила кресло привычным движением рук и улыбнулась, глядя на нас
снизу вверх. Я подумала, что постоянно запрокидывать голову, наверное,
больно.
  - Привет, - сказала она.
  - Привет, - откликнулась я.
  Она продолжала улыбаться. Я продолжала пялиться. Почему я внезапно
почувствовала себя так неловко?
  - Мне рассказал о тебе приятель, - сказала я.
  Ванда кивнула.
  - Это тебя называют Ванда-на-колесах?
  Она неожиданно усмехнулась и на мгновение показала свое настоящее лицо.
Под всеми этими милыми, но фальшивыми улыбками был живой человек.
  - Да, это я.
  - Мы можем поговорить?
  - Несомненно, - сказала она. - У тебя есть комната?
  Есть ли у меня комната? Разве у нее не должно быть своей?
  - Нет.
  Ванда ждала.
  О дьявол.
  - Мы просто хотели с тобой поговорить. Это займет час или два. Мы заплатим
по твоим расценкам.
  Она познакомила нас со своими расценками.
  - Господи, да это грабеж! - воскликнула я.
  Ванда очаровательно улыбнулась.
  - Спрос и предложение, - пояснила она. - Того, что предлагаю я, вам больше
нигде не попробовать. - При этих словах она погладила себя по ногам. Я
следила за ее руками, словно загипнотизированная. Все это слишком
таинственно.
  Наконец я кивнула:
  - Ладно, договорились. - Графа "деловые расходы". Бумага для принтера,
капиллярные ручки средней толщины, одна проститутка, конторские папки...
Так и запишем.
  Берт будет в восторге.

  25

  Мы повезли Ванду ко мне на квартиру. В моем доме нет лифта. Два лестничных
марша в инвалидном кресле не одолеть. Жан-Клод понес Ванду. Он шел передо
мной, и казалось, что он идет налегке. Она его ничуть не обременяла. Я
тащилась за ним с инвалидным креслом. Оно тянуло меня назад.
  Единственным утешением служило то, что я могла любоваться Жан-Клодом,
взбирающимся по лестнице. Можете забросать меня камнями. У него очень
симпатичная задница для вампира.
  Он подождал меня на лестничной клетке. Ванда удобно устроилась у него на
руках. Оба смотрели на меня со смущением.
  Я покатила инвалидное кресло по ковролину. Жан-Клод шел за мной. Нижние
юбки Ванды шуршали и перешептывались.
  Прислонив кресло к ноге, я открыла замок и распахнула дверь на всю ширину,
чтобы Жан-Клод мог войти со своей ношей. Инвалидное кресло было складным,
и мне пришлось немало потрудиться, чтобы его разложить.
  Остановившись передохнуть, я увидела, что Жан-Клод по-прежнему стоит у
двери. Ванда смотрела на него, нахмурившись.
  - В чем дело? - спросила я.
  - Я еще ни разу у тебя не был.
  - И что?
  - Такой специалист по вампирам... Ну же, Анита.
  Ах да.
  - Я разрешаю тебе войти в мой дом.
  Он слегка склонил голову:
  - Мне оказана честь.
  Наконец мне удалось зафиксировать кресло в раскрытом положении. Жан-Клод
усадил в него Ванду. Я закрыла дверь. Ванда поправила юбку на ногах.
  Жан-Клод стоял в центре и внимательно изучал обстановку. Потом его
внимание привлек настенный календарь с пингвинами, который висел на кухне.
Он приподнял страницы, чтобы посмотреть следующие месяцы, и не успокоился,
пока тщательным образом не изучил все картинки с изображением этих
нелетающих птиц.
  Мне хотелось сказать ему, чтобы он отстал от моего календаря, но с другой
стороны - что в этом такого? Я не делаю на нем пометок о назначенных
встречах. Почему же меня так беспокоит, что он им, черт возьми,
интересуется?
  Я вернулась в гостиную к Ванде. Ночь становилась все необычнее.
  - Не хочешь ли чего-нибудь выпить? - спросила я Ванду. Когда сомневаешься,
лучше быть вежливой.
  - Красное вино, если есть, - сказала Ванда.
  - Прости, но я не держу ничего крепкого. Кофе, газировка с настоящим
сахаром и вода. Выбирай.
  - Газировку, - сказала Ванда.
  Я достала из холодильника банку кока-колы.
  - Тебе нужен стакан?
  Она покачала головой.
  Жан-Клод, прислонившись к стене, смотрел, как я хозяйничаю на кухне.
  - Мне тоже не нужен стакан, - тихо сказал он.
  - Не будь таким милым, - сказала я.
  - Слишком поздно.
  Я непроизвольно улыбнулась.
  Моя улыбка, похоже, обрадовала его. Зато меня она просто вывела из себя.
Жан-Клод - мастер усложнять жизнь. Он увидел аквариум и ленивой походкой
направился к нему. Решил, значит, устроить себе экскурсию по моей
квартире. Конечно, ничего другого я и не ожидала. Но, по крайней мере, мы
с Вандой могли поговорить наедине.
  - Черт, да он же вампир! - воскликнула Ванда. Казалось, она удивлена. И
это, в свою очередь, удивило меня. Я всегда могу узнать вампира с первого
взгляда. Мертвец есть мертвец, как бы ни был красив труп.
  - А ты не знала? - спросила я.
  - Нет, я же не кладбищенская приманка, - ответила Ванда. На лице ее
отразилась тревога. Она настороженно следила за всеми движениями
Жан-Клода. Ванда явно очень боялась.
  - Что такое "кладбищенская приманка"? - Я протянула ей банку.
  - Шлюха, которая обслуживает вампиров.
  Кладбищенская приманка, вот это номер.
  - Он тебя не тронет.
  Она перевела взгляд на меня. Карие глаза смотрели пристально, словно
пытались разглядеть, что у меня в голове. Не обманываю ли я ее?
  Как ужасно приехать на квартиру к незнакомым людям и не знать, обидят они
тебя или нет. Отчаяние или жажда смерти.
  - Так значит, делать будем мы с тобой? - спросила она, продолжая изучать
мое лицо.
  Я моргнула. Я не сразу поняла, что она имеет в виду.
  - Нет. - Я покачала головой. - Нет, я же сказала, что хочу только
поговорить. Я имела в виду именно то, что сказала. - Наверное, я
покраснела.
  Видимо, меня подвел румянец. Она откупорила банку и отхлебнула.
  - Ты хочешь, чтобы я рассказывала о том, как я обслуживала других людей,
пока ты будешь делать с ним? - Она кивнула в сторону гуляющего вампира.
  Жан-Клод стоял перед единственной картиной, которая висела у меня в
комнате. Она была модернистская и хорошо сочеталась с остальной
обстановкой. Серый, белый, черный и бледно-бледно-розовый. Это была одна
из тех композиций, на которую чем дольше смотришь, тем больше форм в ней
начинаешь видеть.
  - Слушай, Ванда, мы с тобой просто побеседуем. Ничего больше. Никто ни с
кем ничего делать не будет. Хорошо?
  Она пожала плечами.
  - Твои деньги. Можем делать все, что ты захочешь.
  От этой фразы мне стало не по себе. Она это говорила всерьез. Я заплатила
деньги. Она сделала бы все, что я хотела. Все? Это было слишком ужасно.
То, что какое-то человеческое существо всерьез говорит "все". Конечно, она
исключает вампиров. Даже у шлюх есть свои нормы.
  Ванда улыбнулась мне. Перемена была просто разительна. Лицо осветилось.
Она в одно мгновение стала красавицей. Даже глаза засияли. Это мне
напомнило лицо беззвучно смеющейся Цецилии.
  Но к делу.
  - Я слышала, что ты была любовницей Гарольда Гейнора. - Никакой
предварительной обработки, никаких разговоров о погоде. Долой одежду.
  Улыбка Ванды погасла. Блеск юмора в глазах потух, сменившись осторожностью.
  - Я такого не знаю.
  - Да нет же, знаешь, - сказала я. Я все еще стояла, вынуждая ее смотреть
на меня снизу вверх.
  Она отпила колы и покачала головой, не глядя на меня.
  - Ну же, Ванда, я знаю, что ты была пассией Гейнора. Признай это, и мы
поедем дальше.
  Она поглядела на меня и снова опустила глаза.
  - Нет. Я тебя обслужу. Я позволю вампу смотреть. Я буду говорить с вами
обоими грязно. Но я не знаю никакого Гейнора.
  Я наклонилась и положила руки на подлокотники ее кресла. Наши лица были
очень близко.
  - Я не репортер. Гейнор никогда не узнает, что ты со мной говорила, если
ты ему не скажешь. Ее глаза расширились. Я проследила ее взгляд. Ветровка
съехала вперед. Стал виден мой пистолет, и это, похоже, Ванде не
понравилось. Хорошо.
  - Поговори со мной, Ванда. - Голос мой звучал тихо. Мягко. Зачастую самым
мягким тоном произносятся самые страшные угрозы.
  - Кто ты, черт возьми, такая? Ты не из полиции. Ты не репортер. Работники
социальной службы оружие не носят. Кто ты? - В последней фразе звучали
нотки опасения.
  Жан-Клод вошел в комнату. Оказывается, он уже побывал у меня в спальне.
Чудесно, просто чудесно.
  - Возникли сложности, ma petite?
  Я не стала его одергивать. Ванда не должна знать, что в наших рядах раскол.
  - Она упрямится, - сказала я и отошла от кресла.
  Я сняла ветровку и бросила на стол в кухне. Ванда смотрела на пистолет.
Чего я и добивалась.
  Возможно, у меня не очень пугающая внешность, зато у меня есть браунинг.
  Жан-Клод обошел вокруг кресла Ванды и положил руки ей на плечи. Она
вздрогнула, словно он сделал ей больно. Я знала, что ничего подобного он
не делал. Возможно, именно от этого она и вздрогнула.
  - Он убьет меня, - сказала Ванда.
  Я смотрю, многие говорят эту фразу про мистера Гейнора.
  - Он никогда не узнает, - сказала я.
  Жан-Клод потерся щекой о ее волосы. Его пальцы легонько поглаживали ее
плечо.
  - И к тому же, моя прелестница, его сегодня нет с тобой рядом. - Он
говорил совсем тихо. - А мы есть. - Потом он прошептал ей что-то на ухо
одними губами, так, что я не услышала.
  Ванда его услышала. Глаза ее расширились, и она начала дрожать. Казалось,
у нее начинается припадок. В глазах заблестели слезы.
  Господи Боже.
  - Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, не позволяй ему. - Голос ее стал
сдавленным и тонким от страха. Слезы потекли по щекам.
  Я ненавидела Жан-Клода в тот момент. И себя ненавидела. Я была одной из
хороших парней. Это была одна из моих последних иллюзий. Я не желала с ней
расставаться, даже если это поможет делу. Ванда станет говорить или не
станет. Никаких пыток.
  - Уйди, Жан-Клод, - сказала я.
  Он посмотрел на меня.
  - Я вкушаю ее ужас, как крепкое вино. - Глаза его стали синими-пресиними.
Он казался слепым. Его лицо было все так же прекрасно, когда он широко
открыл рот, блеснув клыками.
  Ванда все еще плакала и смотрела на меня. Если бы она видела сейчас
выражение лица Жан-Клода, она бы завизжала.
  - Я думала, ты лучше собой владеешь, Жан-Клод.
  - Я превосходно собой владею, но мои способности не безграничны. - Он
отошел от Ванды и начал расхаживать из угла в угол в дальнем конце
комнаты. Как леопард по клетке. Сдерживаемая сила, стремящаяся выйти
наружу. Я не видела его лица. Эта жуть предназначалась Ванде? Или он на
самом деле так проголодался?
  Я покачала головой. В присутствии Ванды я не могла у него спросить. Может
быть, потом. Может быть.
  Я опустилась перед Вандой на колени. Она стиснула банку с газировкой так
крепко, что помяла ее. Я не стала к ней прикасаться, просто опустилась
рядом.
  - Я не позволю ему тебя обидеть. Честно. Гарольд Гейнор мне угрожает. Вот
почему мне необходима твоя помощь.
  Ванда смотрела на меня, но прислушивалась к тому, что происходит у нее за
спиной. Плечи ее были настороженно приподняты. Она не сможет расслабиться,
пока Жан-Клод в комнате. У леди есть вкус.
  - Жан-Клод, а Жан-Клод?
  Когда он обернулся ко мне, лицо его было нормальным, как никогда. Улыбка
играла на его полных губах. Это был спектакль. Притворство. Черт бы его
побрал. Почему, становясь вампиром, человек превращается в садиста?
  - Выйди на время в спальню. Нам с Вандой надо поговорить наедине.
  - В твою спальню. - Улыбка его стала еще шире. - С огромным удовольствием,
ma petite.
  Я нахмурилась. Все ему нипочем. Как всегда. Но он вышел из комнаты, как я
просила. Ванда сразу опустила плечи. Она судорожно вздохнула.
  - Ты ведь правда не дашь меня ему в обиду?
  - Правда, и не сомневайся.
  Она снова начала тихо плакать. Я не знала, что мне делать. Я никогда не
понимала, что делать, когда кто-то плачет. Обнять ее? Погладить по руке.
Что?
  Наконец я просто села на пол возле нее и стала ждать. Через некоторое
время плач прекратился. Она моргнула. Макияж ее исчез, просто исчез. От
этого она выглядела не менее красивой, но более уязвимой. У меня возникло
желание взять ее на ручки и покачать. Наврать, что все будет хорошо.
  Но когда она уйдет отсюда, она снова будет шлюхой. Шлюха-инвалид. Как это
может быть хорошо? Я покачала головой в ответ на собственные мысли.
  - Принести тебе салфетку?
  Она кивнула.
  Я принесла с кухни коробку. Она промокнула глаза и тихо, очень
благовоспитанно высморкалась.
  - Мы можем говорить теперь?
  Она моргнула, потом кивнула мне и робко глотнула колы.
  - Ты знаешь Гарольда Гейнора, верно?
  Она тупо уставилась на меня. Неужели мы ее сломали?
  - Если он узнает, он меня убьет. Если я не хочу стать кладбищенской
приманкой, то уж тем более не хочу умереть.
  - Никто не хочет. Поговори со мной, Ванда, пожалуйста.
  Она тяжело вздохнула:
  - Хорошо, я знаю Гарольда.
  Гарольда?
  - Расскажи мне о нем.
  Ванда, прищурившись, смотрела на меня. Вокруг глаз у нее собрались еле
заметные морщинки. От этого она казалась старше, чем я подумала сначала.
  - Он еще не присылал к тебе Бруно или Томми?
  - Томми приходил поговорить.
  - И что было?
  - Я показала ему пистолет.
  - Вот этот? - тихо спросила она.
  - Да.
  - Чем ты умудрилась так разозлить Гарольда? Что ты такого сделала?
  Соврать или сказать правду? Ни то, ни другое.
  - Я отказалась кое-что сделать.
  - Что?
  Я покачала головой:
  - Не имеет значения.
  - Явно это не секс. Ты не калека, - сказала она с некоторым усилием. - Он
не прикасается к здоровым женщинам. - Горечь в ее голосе была такой
густой, что ее можно было мазать на хлеб.
  - Как вы познакомились? - спросила я.
  - Я училась в колледже, а Гейнор был спонсором нашего факультета.
  - И он пригласил тебя к себе?
  - Да. - Она говорила так тихо, что мне пришлось к ней наклониться, чтобы
услышать.
  - И что было дальше?
  - Мы оба были в инвалидных креслах. Он был богат. Это было здорово. - Она
поджала губы, словно разравнивала помаду, потом глотнула.
  - И когда это перестало быть здорово? - спросила я.
  - Я переехала к нему. Бросила колледж. Это было... легче, чем колледж.
Легче, чем все остальное. Он не мог мною насытиться. - Она снова опустила
глаза. - Потом ему захотелось разнообразия в постели. Видишь ли, ноги у
него повреждены, но он их чувствует. А я не чувствую. - Ванда уже почти
шептала. Мне пришлось прислониться к ее коленям, чтобы расслышать, что она
говорит. - Ему нравилось выделывать всякие штуки с моими ногами, но я не
чувствовала. Поэтому сначала мне казалось, что ничего такого в этом нет,
но... но потом он действительно спятил. - Она вдруг взглянула мне в лицо.
Глаза ее казались огромными, в них стояли слезы. - Он меня укоротил. Я
ничего не чувствовала, но дело ведь не в этом, верно?
  - Конечно, - сказала я.
  Первая слеза покатилась по щеке Ванды. Я коснулась ее руки, и она сжала
мои пальцы, как маленький ребенок.
  - Ничего, - сказала я, - ничего.
  Она плакала. Я держала ее за руку и врала:
  - Уже все прошло, Ванда. Он тебя больше не тронет.
  - Все трогают, - сказала она. - Ты сама собиралась меня тронуть. - Глаза
ее обвиняли.
  Было уже поздно объяснять ей игру в хорошего и плохого полицейского. Она
все равно не поверит.
  - Расскажи мне о Гейноре.
  - Он нашел себе глухую девушку.
  - Цецилию, - сказала я.
  Она посмотрела на меня с удивлением:
  - Ты ее знаешь?
  - Немного.
  Ванда покачала головой.
  - Цецилия, действительно, ненормальная. Ей нравится мучить людей. Она от
этого балдеет. - Ванда смотрела на меня так, словно пыталась измерить
степень моего потрясения. Была ли я потрясена? Нет.
  - Гарольд иногда спал с нами обеими. Под конец мы вообще занимались
любовью только втроем. Секс стал по-настоящему грубым. - Ее голос
понизился до хриплого шепота. - Цецилия любит ножи. Она мастер снимать
шкуру. - Ванда снова поджала губы, словно размазывая помаду. - Гейнор
убьет меня только за то, что я разболтала его интимные секреты.
  - А ты знаешь какие-нибудь деловые секреты?
  Она покачала головой:
  - Нет, честное слово. Он всегда внимательно следил за тем, чтобы в моем
присутствии о делах ничего не говорилось. Сначала я думала, что он
заботится о том, чтобы в случае его ареста полиция меня не трогала. - Она
посмотрела на свои колени. - Только потом я поняла, что он просто заранее
знал, что найдет мне замену. Он не хотел, чтобы я узнала что-нибудь такое,
что могло бы ему повредить, когда он меня бросит.
  В ее словах уже не было ни гнева, ни горечи, только печаль. Я бы хотела,
чтобы она рвала и метала. Это тихое отчаяние было невыносимо. Эта рана
никогда не заживет. Гейнор не убил ее, он сделал хуже. Он оставил ее в
живых. Она была жива и искалечена внутри не меньше, чем снаружи.
  - Я не могу тебе рассказать ничего, кроме постельного трепа. Но это тебе
не поможет его прижать.
  - А может быть, в спальне были разговоры не только о сексе? - спросила я.
  - Что ты имеешь в виду?
  - Личные тайны, но не связанные с сексом. Ты ведь была его пассией почти
два года. Он, наверное, говорил еще о чем-то, кроме секса.
  Она задумалась.
  - Я... я помню, он говорил о своей семье.
  - И что же он говорил о семье?
  - Он был незаконнорожденный. И постоянно говорил о семье своего настоящего
отца.
  - Он знал, кто это?
  Ванда кивнула.
  - Это была богатая семья, старинный род. Мать Гейнора была проституткой,
которую его отец сделал своей постоянной любовницей. Когда она
забеременела, ее просто выкинули на улицу.
  Теперь Гейнор точно так же обходится со своими женщинами, подумала я.
Башковитый дядя был этот Фрейд. Вслух я сказала:
  - Что это за люди?
  - Он не говорил. Я думаю, он боялся, что я буду их шантажировать или
расскажу им его маленькие грязные тайны. Ему ужасно хотелось, чтобы они
пожалели о том, что не приняли его в свою семью. Я думаю, он и состояние
свое сколотил только ради того, чтобы утереть им нос.
  - Если он не называл фамилии, то откуда ты знаешь, что он не врет?
  - Если бы ты слышала, как он об этом рассказывал, ты бы меня не
спрашивала. У него становился такой пронзительный голос. Он их ненавидит.
И хочет получить свои права. Ведь их деньги по праву принадлежат ему.
  - Как он собирался получить эти деньги? - спросила я.
  - Незадолго до того, как я ушла, Гарольд узнал, где похоронены его предки.
Он говорил о сокровищах. О древнем кладе, представляешь?
  - О деньгах, которые лежат в этих могилах?
  - Нет, просто предки его отца нажили первоначальное состояние пиратством.
Они плавали по Миссисипи и грабили людей. Для Гейнора это было
одновременно предметом гордости и раздражения. Он говорил, что весь их род
вышел из воров и шлюх. С чего, мол, они тогда им пренебрегают? - Она
следила за выражением моего лица, излагая его точку зрения. Вероятно, она
считала, что в чем-то он прав.
  - И как же тогда могилы предков помогут ему получить сокровище?
  - Он сказал, что найдет какого-нибудь жреца вуду, который оживит его
предков. И тогда он заставит их принести ему потерянные сокровища.
  - Ага! - сказала я.
  - А что? Тебе это о чем-то гов