человек на кровати. У меня была секунда, чтобы обернуться на
него и увидеть его улыбку, потом налетела Маргарита.
  Она размахнулась, целясь мне в лицо, и я блокировала удар предплечьем. Она
дралась по-девчоночьи - открытыми ладонями и ногтями. Но она была быстра -
быстрее человека. Может быть, это было оттого, что она была слугой, - не
знаю. Ее ногти пропахали на моем лице резкую болезненную борозду. Все,
хватит. Больше не нежничаю.
  Одной рукой я удерживала ее на расстоянии, и она вцепилась в эту руку
зубами. Правым кулаком я ударила ее изо всех сил, вложив в удар вес своего
тела. Отличный был удар в солнечное сплетение.
  Маргарита выпустила мою руку и согнулась пополам, ловя ртом воздух.
Отлично.
  У меня на левой руке остался окровавленный отпечаток ее зубов. Коснувшись
левой щеки, я отняла еще больше вымазанную кровью руку. Больно, черт
возьми!
  Маргарита стояла на коленях, снова обучаясь дышать. Но она глядела на
меня, и по взгляду голубых глаз было ясно, что бой не окончен. Как только
к ней вернется дыхание, она полезет снова.
  - Не вставай, Маргарита, а то будет больно.
  Она затрясла головой.
  - Она не может перестать, ma petite. Иначе вы выиграете тело Ясмин, если
уж не сердце.
  - Не нужно мне ее тело! Ничье тело мне не нужно!
  - А это уже просто неправда, ma petite, - заметил Жан-Клод.
  - Перестаньте называть меня ma petite!
  - У вас две мои метки, Анита. Вы на полпути к тому, чтобы стать моим
слугой. Признайте это, и никто больше сегодня не будет страдать.
  - Ага, разбежалась, - ответила я.
  Маргарита поднималась на ноги. Я этого не хотела. И потому придвинулась
раньше, чем она успела встать, и сделала ей подсечку. Одновременно с этим
схватив ее за плечи, я повалила ее назад и села сверху. Правую руку ее я
взяла в захват. Она попыталась встать. Я усилила давление, и она снова
повалилась на пол.
  - Перестань драться.
  - Нет!
  Это было второе членораздельное слово, которое я от нее услышала.
  - Я тебе руку сломаю.
  - Ломай, ломай! Мне плевать.
  На лице ее была дикая, безумная злоба. Господи Боже мой. Ее не урезонить.
Ладно.
  Используя зажатую руку как рычаг, я перевернула ее на живот, увеличив
давление почти до перелома, но не ломая. Сломанная рука не заставит ее
прекратить бой, а я хотела положить конец этой дурости.
  Держа захват одной ногой и рукой, я встала коленями ей на спину, прижав к
полу. Захватив горсть желтых волос, я запрокинула ей голову назад, обнажив
шею. Тут я выпустила ее руку, захватила ее шею правой рукой так, что
локоть пришелся против адамова яблока, и сдавила артерии по сторонам шеи.
Ухватив себя за запястье, я нажала сильнее.
  Она пыталась вцепиться ногтями мне в лицо, но я уткнулась в ее спину, и
она не доставала. При этом она издавала тихие беспомощные звуки, потому
что на громкие не хватало воздуха.
  Она стала царапать мою руку, но свитер был толст. Она вздернула мой рукав
вверх, обнажив руку, и стала драть ее ногтями. Я сильнее прижалась лицом к
ее спине и сдавила горло так, что у меня руки затряслись от напряжения и
зубы заскрипели. Все, что было у меня, я вложила в эту правую руку,
сжимающую хрупкое горло.
  Она перестала царапаться. Ее руки заколотились о мой правый локоть, как
умирающие бабочки.
  Придушить кого-нибудь до бессознательного состояния - работа долгая. В
кино это выглядит легко, быстро и чисто. Это не легко, это не быстро и уж
точно, черт побери, не чисто. Жертва отбивается куда сильнее, чем это
бывает в кино. И если надо кого-то придушить до смерти, лучше подержать
подольше после того, как этот кто-то перестанет шевелиться.
  Маргарита постепенно обмякала, одна часть тела за другой. Когда она лежала
в моих руках мертвым грузом, я ее медленно отпустила. Она лежала
неподвижно. И дыхания не было заметно. Не слишком ли долго я давила?
  Коснувшись ее шеи, я ощутила сильный и ровный пульс сонной артерии.
Отключилась, но не умерла. Отлично.
  Я встала и отошла к кровати.
  Ясмин упала на колени возле неподвижной Маргариты.
  - Любовь моя, единственная, она сделала тебе больно?
  - Она просто без сознания, - сказала я. - Через несколько минут очнется.
  - Если ты ее убила, я тебе глотку перерву!
  Я покачала головой:
  - Давай не будем начинать снова. Я сегодня уже столько поработала на
публику, что больше не могу.
  - У вас кровь идет, - сказал человек в кровати.
  У меня с правого предплечья капала кровь. Маргарита не в состоянии была
нанести мне серьезные повреждения, но царапины были достаточно глубоки,
чтобы некоторые оставили шрамы. Класс. У меня с внутренней стороны этой
руки уже есть длинный тонкий шрам от ножа. И даже с этими царапинами на
правой руке у меня меньше шрамов, чем на левой. Производственные травмы.
  Кровь текла по руке довольно ровно. Но на черном ковре она не была видна.
Отличный цвет для комнаты, где вы собираетесь регулярно пускать кровь.
  Ясмин помогала Маргарите встать. Женщина очень быстро оправилась. Почему
это? Да, конечно же, потому, что она была слугой.
  Ясмин подошла к кровати, ко мне. Ее прекрасное лицо истончилось так, что
показались кости. Глаза горели ярко, почти лихорадочно.
  - Свежая кровь! А я сегодня еще голодна!
  - Ясмин, возьми себя в руки.
  - Ты не научил свою слугу вести себя как следует, Жан-Клод, - сказала
Ясмин, глядя на меня очень недоброжелательно.
  - Оставь ее в покое, Ясмин. - Жан-Клод уже стоял.
  - Каждого слугу надо выдрессировать, Жан-Клод. Ты слишком запустил этот
процесс.
  Я взглянула на него поверх плеча Ясмин:
  - Выдрессировать?
  - Это, к сожалению, неизбежная стадия процесса, - сказал он. Голос его был
нейтрален, будто речь шла о дрессировке лошади.
  - Будьте вы прокляты! - Я выхватила пистолет и держала его двумя руками,
как чашку. Сегодня никто меня дрессировать не будет.
  Краем глаза я заметила, что кто-то встал на другом конце кровати. Мужчина
все еще лежал под одеялами. А встала стройная женщина цвета кофе со
сливками. Черные волосы были острижены очень коротко. Она была обнажена.
Черт возьми, откуда она взялась? Ясмин стояла в ярде от меня, водя языком
по губам, и клыки поблескивали в свете потолочных ламп.
  - Я тебя убью. Понимаешь? Убью, - сказала я.
  - Попытаешься.
  - Развлечение и игра не стоят того, чтобы за них умирать, - сказала я.
  - После нескольких сотен лет только они и стоят того, чтобы за них умирать.
  - Жан-Клод, если вы не хотите ее потерять, отзовите ее!
  Мой голос звучал выше, чем мне хотелось бы. С испугом.
  На таком расстоянии пуля разворотит ей всю грудь. Если так случится, она
не воскреснет как нежить - сердца уже не будет. Конечно, ей больше пятисот
лет. Один выстрел может этого и не сделать. К счастью, у меня больше одной
пули.
  Уголком глаза я заметила какое-то движение. И уже наполовину туда
повернулась, когда что-то бросило меня наземь. Чернокожая сидела на мне
сверху. Я наставила пистолет, чтобы выстрелить, не думая, человек она или
нет. Но ее рука поймала мои запястья и сдавила. Она готова была раздавить
мне кости.
  И она зарычала мне в лицо - сплошные зубы и низкий рык. У такого звука
должны быть остроконечные зубы в отороченной мехом пасти. Человеческому
лицу так выглядеть не полагается.
  Она выдернула у меня браунинг, будто отобрала конфетку у младенца. Держала
она его неправильно, будто не знала, который конец куда.
  Чья-то рука обвила ее талию и стащила с меня. Это был человек с кровати.
Женщина обернулась к нему, рыча.
  Ко мне прыгнула Ясмин. Я отползла, прижавшись спиной к стене. Она
улыбнулась:
  - Без оружия ты совсем не так крута, да?
  Вдруг она оказалась передо мной на коленях. Я не видела ее приближения,
даже размытого движения не заметила. Она появилась как по волшебству.
  Всем телом она навалилась на мои колени, прижав меня к стене. Вцепившись
пальцами мне в руки выше локтей, она рванула меня на себя. Сила
неимоверная. По сравнению с ней негритянка-оборотень была игрушкой.
  - Нет, Ясмин!
  Наконец-то Жан-Клод пришел мне на помощь. Но он опаздывал. Ясмин обнажила
зубы, отвела шею для удара, и я ни черта сделать не могла.
  Она крепко прижимала меня к себе, сомкнув руки у меня за спиной. Еще чуть
крепче - и я вылезла бы у нее с другой стороны.
  - Жан-Клод! - завопила я.
  Жар. Что-то горело у меня под свитером, над сердцем. Ясмин остановилась. Я
ощутила, как она затряслась всем телом. Что за черт?
  Между нами взвился язык бело-голубого пламени. Я вскрикнула, и Ясмин
отозвалась эхом. Мы вместе кричали и горели.
  Она отвалилась от меня. По ее блузке вился бело-голубой язык пламени.
Огонь пролизал дыру в моем свитере. Я выскользнула из наплечной кобуры и
сорвала с себя горящий свитер.
  Крест все еще горел ярким бело-голубым огнем. Я дернула за цепочку, она
порвалась. Крест упал на ковер, задымился и погас.
  У меня над левой грудью, где бьется сердце, был ожог, точно повторяющий
форму креста. Он уже покрылся волдырями. Вторая степень.
  Ясмин срывала с себя блузку. На ней был точно такой же ожог, но ниже
груди, потому что она выше меня ростом.
  Я поднялась, стоя на коленях в лифчике и в джинсах. По лицу у меня текли
слезы. У меня уже есть ожог побольше в виде креста на левом предплечье.
Группа людей из вампирского охвостья заклеймила меня, думая, что это очень
смешно. Они ржали до той самой минуты, пока я их не убила.
  Ожог - это зверская боль. При тех же размерах он болит куда сильнее любой
другой травмы.
  Передо мной стоял Жан-Клод. Крест горел раскаленным светом без пламени, но
ведь Жан-Клод его и не трогал. Поглядев вверх, я увидела, что он заслоняет
глаза рукой.
  - Уберите это, ma petite. Больше никто вас не тронет. Я обещаю.
  - Почему бы вам не отойти подальше и не дать мне самой решить, что я буду
делать?
  Он вздохнул:
  - Ребячеством было с моей стороны дать этому так далеко зайти, Анита.
Простите мне мою глупость.
  Трудно было принять это извинение всерьез, когда он стоял, прикрываясь
рукой и не смея взглянуть на пылающий крест. Но это было извинение. А для
Жан-Клода - просто невероятное раскаяние.
  Я подняла крест за цепочку. Срывая его, я повредила замок. Теперь, чтобы
его надеть, понадобится новая цепочка. Другой рукой я подобрала свитер. В
нем была дыра больше моего кулака, как раз на груди. Тут уж ничем не
поможешь. А где прятать пылающий крест, если на тебе нет рубашки?
  Человек в кровати подал мне мой жакет. Я посмотрела ему в глаза и увидела
там заботу и чуть-чуть страха. Его карие глаза были очень близко ко мне и
смотрели очень по-человечески. Это было приятно, хотя я и не понимала
почему.
  Кобура болталась у меня возле талии, как спущенные подтяжки. Я снова ее
надела. Странно было ощущать ее на голой коже.
  Мужчина подал мне мой пистолет рукояткой вперед. Негритянка-оборотень
стояла с другой стороны кровати, все еще голая, и смотрела на нас сердито.
Мне было все равно, как он отобрал у нее мой пистолет. Я только была рада
получить его назад.
  С браунингом в кобуре мне стало спокойнее, хотя я ни когда не пробовала
носить наплечную кобуру на голое тело. Наверное, она будет натирать. Нет в
мире совершенства. Мужчина подал мне горсть бумажных салфеток. Красные
простыни сползли ниже талии, угрожая свалиться совсем.
  - Рука кровоточит, - сказал он.
  Я посмотрела на правую руку. Она слегка кровоточила. Но болела настолько
слабее ожога, что я просто про нее забыла.
  Я взяла салфетки, а про себя подумала, что он тут делает. Занимался сексом
с этой голой чернокожей, с оборотнем? Ее я в кровати не видела. Может, она
пряталась под кроватью?
  Я оттерла руку, как смогла, - не хотела, чтобы слишком много крови попало
на жакет. Его я надела и сунула все еще светящийся крест в карман. Когда
он будет спрятан, сияние должно прекратиться. Почему мы с Ясмин пострадали
- только потому, что свитер был свободной вязки, а ее топ оставлял много
голого тела. Тело вампира, прикоснувшееся к освященному кресту, испаряется
быстро.
  Теперь, когда крест был спрятан, Жан-Клод смотрел прямо на меня.
  - Я прошу прощения, ma petite. Я не собирался вас сегодня пугать.
  Он протянул мне руку. Его кожа была белее покрывающих ее кружев.
  Я игнорировала протянутую руку и встала, опираясь на кровать.
  Он медленно опустил руку. Его темно-синие глаза смотрели на меня очень
спокойно.
  - С вами у меня никогда не получается так, как я хочу, Анита Блейк.
Интересно почему?
  - Может быть, вам пора понять это как намек и оставить меня в покое?
  Он улыбнулся - всего лишь легкое движение губ.
  - Боюсь, что для этого слишком поздно.
  - И что это должно значить?
  Дверь распахнулась толчком, ударилась о стену и пошла обратно. В дверях
стоял человек с дикими глазами и покрытым каплями пота лицом.
  - Жан-Клод! Змея!..
  Он тяжело дышал, будто пробежал всю лестницу бегом.
  - Что там со змеей? - спросил Жан-Клод.
  Человек медленно перевел дыхание.
  - Она сошла с ума.
  - Что случилось?
  Человек покачал головой.
  - Не знаю. Она напала на Шахар, укротительницу. Шахар мертва.
  - Она уже в толпе?
  - Еще нет.
  - Нам придется отложить эту дискуссию, ma petite.
  Он двинулся к двери, и остальные вампиры за ним по пятам. Отличная муштра.
Стройная негритянка натянула через голову свободное платье - черное с
красными цветами. Пара красных туфель на высоких каблуках - и она исчезла
в дверях.
  Мужчина выскочил из кровати, голый, и стал натягивать тренировочный
костюм. Смущаться времени не было.
  Это не мое дело, но что, если кобра попадет в толпу? Не мое дело. Я
застегнула жакет так, чтобы не видно было, что я без рубашки, но не так
высоко, чтобы нельзя было вытащить пистолет.
  Из двери в яркий свет палатки я вышла раньше, чем мужчина успел натянуть
штаны. Вампиры и оборотни были уже возле ринга, рассыпаясь цепью вокруг
змеи. Она заполнила весь ринг черно-белыми извивающимися кольцами. В ее
глотке исчезала нижняя половина человека в блестящем трико. Вот что
удерживало ее пока от рывка в толпу. Время на кормежку.
  О Боже милосердный!
  Ноги человека конвульсивно дергались. Он не мог быть живым. Не мог. Но
ноги дергались. О Боже, пусть это будет просто рефлекс. Не дай ему быть до
сих пор живым!
  Эта мысль была хуже любого виденного мною кошмара. А я видала их
предостаточно.
  Чудовище на ринге - никак не моя проблема. Мне нет нужды строить из себя
героя.
  Люди кричали, бежали, подхватывая на руки детей. Под ногами хрустели
пакеты попкорна и сладкой ваты. Я влилась в толпу и стала проталкиваться
вниз. У моих ног свалилась женщина с годовалым ребенком, и какой-то
мужчина полез через них. Я рывком подняла женщину на ноги, схватив одной
рукой ребенка. Мимо нас проталкивались люди. Мы тряслись, пытаясь
удержаться на месте. Я ощущала себя скалой в бешеной реке.
  Женщина глядела на меня глазами, слишком большими для ее лица. Я сунула ей
ребенка обратно и потащила между сиденьями, потом схватила за руку
ближайшего большого мужика (черт с ним, пусть я сексистка!) и рявкнула ему:
  - Помоги им!
  Он вытаращился на меня как на апостола, но выражение бессмысленного страха
сползло с его физиономии. Он взял женщину за руку и стал проталкиваться с
ней к выходу.
  Не могла я дать змее попасть в толпу. А остановить ее разве я могу? Во
блин! Опять я, черт возьми, иду изображать героя. И я стала пробиваться
вниз против прилива, прущего вверх. Чей-то локоть въехал мне в рот, и я
почувствовала вкус крови. Когда я пробьюсь через эту кашу, все может уже
кончиться. О Господи, если бы так оно и было.

  7

  Из толпы я вынырнула, будто отодвинула занавес. Кожа гудела памятью
толкающихся тел, но я стояла на последней ступеньке - живая. Надо мной все
еще бушевала вопящая толпа, пробивающаяся к выходу. Но здесь, у самого
ринга, было тихо. И тишина обернула мне лицо и руки толстыми складками. В
спертом воздухе было трудно дышать. Магия. Но магия вампиров или кобры, я
не знала.
  Ближе всех ко мне стоял Стивен, голый до пояса, худой и даже в каком-то
смысле элегантный. Его голубая рубашка была надета на Ясмин, прикрывая ее
обнаженный торс. Она завязала рубашку у пояса, открывая загорелый живот.
Рядом с ней стояла Маргарита, а чернокожая женщина - возле Стивена. Она
сбросила туфли и твердо стояла на ринге босыми подошвами.
  В дальнем конце цирка стоял Жан-Клод с двумя новыми белокурыми вампирами
по сторонам. Он повернулся и издали посмотрел на меня. Я ощутила изнутри
его прикосновение там, где ничьим рукам быть не полагается. У меня
перехватило горло, по телу потек пот. Ничто в эту минуту не могло бы
заставить меня подойти к нему ближе. Он пытался что-то мне сказать. Что-то
слишком личное и интимное, чтобы это можно было доверить словам.
  Хриплый выкрик привлек мое внимание к центру ринга. Там, изломанные и
окровавленные, лежали двое мужчин. Кобра нависла над ними, как движущаяся
башня из мышц и чешуи. И зашипела на нас. Громкий звук отдался эхом.
  Люди лежали возле ее... хвоста? Ног? Один из них пошевелился. Неужели он
жив? Я стиснула перила так, что пальцы заболели. Страшно было так, что в
горле ощущался вкус желчи. Даже кожа похолодела от страха. Вам случалось
видеть сны, когда повсюду змеи так густо, что идти невозможно, не наступая
на них? Это почти клаустрофобия. У меня такой сон всегда кончится тем, что
я стою под деревьями, а на меня сыплются змеи, а я только и могу, что
кричать.
  Жан-Клод вытянул в мою сторону изящную руку. Она вся, кроме кончиков
пальцев, была покрыта кружевом. Все остальные смотрели на змею, но
Жан-Клод смотрел на меня. Один из раненых пошевелился. Из его уст вырвался
тихий стон и отдался эхом по всей палатке. Это иллюзия или действительно
эхо? Не важно. Он был жив, и мы должны были сохранить ему жизнь.
  Мы? Какого черта "мы"? Я уставилась в темно-синие глаза Жан-Клода. Лицо у
него было абсолютно непроницаемым, очищенным от любых понятных мне эмоций.
Глазами он не мог меня загипнотизировать - его собственные метки этого не
позволяли. Но ментальные фокусы - если он их пробует - вполне возможны. И
он их пробовал.
  Это были не слова, а порыв. Я хотела идти к нему. Бежать к нему. Ощутить
гладкое, твердое пожатие его руки. Мягкость его кружев на моей коже. И я
прислонилась к перилам - закружилась голова. Пришлось вцепиться в них,
чтобы не упасть. Какого черта он затеял эти ментальные игры? У нас ведь
теперь другая проблема? Или ему на змею наплевать? Может, это вообще все
подстава. Может, это он велел змее взбеситься. Но зачем?
  У меня встали дыбом все волоски на теле, будто по ним прошел невидимый
палец. Я затряслась и не могла остановиться.
  Я глядела вниз на пару очень хороших черных ботинок, высоких и мягких.
Подняв глаза, я встретила взгляд Жан-Клода. Он обошел ринг, чтобы встать
рядом со мной. Все лучше, чем если бы я пошла к нему.
  - Соединитесь со мной, Анита, и у нас хватит сил остановить эту тварь.
  Я покачала головой:
  - Понятия не имею, о чем вы говорите.
  Он провел концами пальцев по моей руке. Даже сквозь кожаный жакет я
ощутила эту полосу льда. Или огня?
  - Как у вас получается быть одновременно таким горячим и холодным? -
спросила я.
  Он улыбнулся - чуть шевельнул губами.
  - Ma petite, перестаньте со мной сражаться, и мы укротим эту тварь. Мы
можем спасти этих людей.
  На этом он меня подловил. Момент личной слабости против жизни двух
человек. Ничего себе выбор.
  - Если я один раз пущу вас к себе в голову настолько далеко, в следующий
раз вам будет легче в нее проникнуть. Свою душу я не отдам ни за чью жизнь.
  Он вздохнул:
  - Что ж, это ваш выбор.
  И он повернулся и пошел прочь. Я схватила его за руку, и она была теплой,
твердой и очень, очень настоящей.
  Он повернулся ко мне, и глаза его были большими и глубокими, как дно
океана, и столь же смертоносными. Его собственная сила удерживала меня от
падения в них; одна я бы погибла.
  Я с таким усилием проглотила слюну, что стало больно, и отняла свою руку.
Мне пришлось подавить желание вы тереть ее о штаны, будто я ко