ь будешь?
   - Будь добра.
   - Пирожок с бананами или разогреть пиццу?
   - А может, пополам, по кусочку?
   - Ладно. Еще коки немного осталось. Правда теплая. - Сойдет. Но  я  в
холодильник не полезу.
   - Ничего не поделаешь. Если уж перешиваешь, может, и мне сделаешь?
   После  завтрака  девочки  пытались  перешить  одежду,   над   которой
трудилась Персефона. Это были две пары прошлогодних обрезанных  джинсов,
обрезанных и ушитых до того, что разлохмаченный край совпадал  с  линией
перехода ног в туловище, и две  футболки,  которые  девочки  прятали  от
родителей. Ни Джейн,  ни  Рэндольф  не  одобрили  бы  дорожные  знаки  и
указатели "лапай левую". Футболки были  искромсаны  так,  что  вырезы  с
драными краями приходились чуть ниже уровня сосков.  Персефона,  танцуя,
вошла в свою спальню покрасоваться перед зеркальной дверцей шкафа.
   - Как тебе, Панди? Сведем мы мальчиков с ума?
   Пандора присоединилась кней  и  нахмурилась,  глядя  в  зеркало.  Она
покачала головой.
   - Что не так? - спросила сестра. - Недостаточно сексуально для тебя?
   - Чер.. чрезмерно сексуально.  Слишком.  Слишком  наглядно.  Думаешь,
далеко мы так уйдем? До  первого  длинноносого  соседа,  который  начнет
задавать вопросы. "Знает ли твоя мать, девочка, в каком виде ты ходишь?"
С таким же успехом мы  могли  бы  прошествовать  по  коридору  абсолютно
голыми. Нет. Надо придумать что-то еще. В  любом  случае:  ему  нравятся
девочки, правильно? Мы должны быть сексуальными маленькими девочками, не
настоящими женщинами. Так мы можем его отпугнуть.
   - Ты хочешь сказать - и краситься нельзя?
   - Нельзя.
   Персефона надула губки и сощурилась. Пандора обняла ее.
   - Ну ладно. Немножко губной помады.
   Они  перерыли  корзину  со  старыми  платьями,   приготовленную   для
"бедных", но так почему-то до них и не дошедшую.
   В конце концов девочки остановились на двух маленьких прямых  голубых
платьицах, которые они сочли оскорбительно детскими, когда их  купили  -
три года назад. Правда, пришлось укоротить рукава: руки не пролезали.
   Пандора прогладила  платья,  и  сестры  их  примерили.  Груди-бугорки
близняшек  исчезли  под  свободного  покроя  бесформенной  тканью,  зато
остались на виду молодые тонкие ноги.
   Персефона завертелась перед  зеркалом  волчком.  Платье  взлетело  от
вращения.
   - Нужно нижнее белье, - заметила Пандора.
   - Да уж.
   Пока они не достигли возраста джинсов и шорт, мать заставляла  носить
их свободные маленькие панталончики. Хотя обе девочки  выросли  крупные,
детский жирок исчез с половым созреванием.  Так  что  в  соответствующие
трусики не пришлось влезать с боем.
   - Эти чер.. очаровательные туфельки мне жмут, - жаловалась Персефона.
   - Есть о чем волноваться.  Ты  в  них  будешь  недолго.  Гольфы  есть
потоньше?
   - Нет.
   - Ну, тогда немножко помучаешься. Нам надо торопиться. Оно уже  идет.
Окно открытым оставила?
   - Конечно. Два. В маминой спальне и в гостиной.
   Пандора тем не менее проверила.
   - Пошли! На охоту! За Тричером!
   Хоть девочки  и  перешивали  на  живую  нитку,  когда  они  вышли  из
квартиры, их платья выглядели как новенькие. Оно было  поблизости.  Знай
близнецы об этом, они бы, может, оделись в мешковину.
   Тричера в его кабинете не было. Охранник у главного  входа  посмотрел
на сестер, посмотрел еще раз  и  посоветовал  поискать  управляющего  на
улице. Девочки застали его проверяющим новый дерн,  уложенный  Рыжим  на
склоне кургана. Дерн  принялся  прекрасно.  Персефона  отступила  назад,
посасывая  большой  палец   и   раскачиваясь   по-детски,   Пандора   же
приблизилась к мужчине.
   - Мистер Тричер?
   - Да, юная леди. - Он выпрямился, переводя взгляд с одной на  другую.
"Они же были старше! Не такие аппетитные, девственные!"
   - Извините за беспокойство, сэр.
   - Ничего, ничего. Что случилось?
   - Видите ли, сэр.. Наших мамы  с  папой  сегодня  не  будет,  ну,  до
завтра, и..
   - И что?
   - Ну, а у нас двоюродная сестра, Мэри, а она.. ну,  она..  может,  вы
сами посмотрите?
   - Что посмотрю? Она заболела? Позвать доктора?
   - Нет-нет. Пожалуйста, не зовите доктора. Это, ну,  такая  тайна.  Вы
ведь умеете хранить тайны, правда?
   - Конечно., смотря какая.
   - Мы думали, вам можно доверять, мы с  сестрой  так  думали.  Вы  нам
сразу понравились, скажи, Персефона.
   Персефона кивнула, пососала палец, качнулась на пятках.
   - Хорошо. Что там?
   Пандора сунула палец под  резинку  трусиков  и  оттянула  ее.  Тричер
вылупился на Пандору.
   - Ну, видите ли, мистер Тричер, сэр, мы там играли.  Маленькая  Мэри,
Персефона и я. А мама не велела нам играть в эту игру.  Я  же  говорила,
это тайна.
   - Что это еще за игра?
   - Ну, мы называем это "в доктора". Мама говорит, что это плохая игра.
Если узнает, она такое устроит! Вы же нас не  выдадите,  правда,  мистер
Тричер?
   - Хорошо, я не скажу. А в чем проблема-то?
   - Ну, Мэри, она вроде как дурачит  нас,  она  говорит...  что  у  нее
как-то странно., там.. - Пандора потрогала у себя между ног.
   - Мэри младше нас, поэтому мы за нее отвечаем.  Мы  подумали,  может,
кто-то из взрослых ее посмотрит, раз такое..
   - Ну а сколько ей, Мэри?
   - Точно не знаю. Чуть помоложе нас. Вы же поможете нам, ПРАВДА?
   - А может, соседка какая, она поможет?
   - Их нет никого. Дело в том, что мы им так не доверяем, как вам.
   Тричер промокнул лоб.
   - Если бы мы заболели,  мы  бы  хотели,  чтобы  нас  посмотрел  такой
симпатичный мужчина, как вы, - продолжала Пандора.
   Тричер прочистил горло.
   - Вы понимаете, девочки, что ведете себя неприлично, а?
   -  Да,  сэр.  Наверное,  нас   надо   наказать.   Может,   отшлепать?
Договорились? Мы плохо себя вели, нас отшлепали. Но все в тайне.  Только
между сестрой, Мэри, мной и вами.
   - А Мэри умеет хранить тайну?
   - Еще как, сэр. Она очень испорченная  девочка.  Испорченные  девочки
хорошо хранят тайну. Вроде нас с Персефоной.
   - Вы же понимаете,  что  я  не  имею  права  осматривать  молоденьких
девушек без.. без свидетелей.
   - Что?
   - Кто-то же должен следить, чтобы все было как полагается.
   - Перси, Персефона то есть, и я, мы будем следить.
   Тричер ослабил ворот. "Три. Не одна девочка, и не две - три! Две  так
и хотят, не дождутся, чтобы их отшлепали. А с одной "в доктора" сыграть.
А две другие будут смотреть! Риск есть, зато.. Самые тайные фантазии!  Я
и мечтать не смел..."
   - Вы, девочки, понимаете, что,  если  кто-то  узнает,  будут  большие
неприятности?
   Пандора  вытянула  питер-пеновский  воротничок,   поковыряла   носком
туфельки дерн. Опустила глазки.
   - Да, мистер Тричер. Мы понимаем. Мы никому не скажем, честное слово.
Провалиться на этом месте.
   - Чтоб наша мама умерла, - поддержала Персефона.
   - И вы доверяете Мэри?
   - Да, да, сэр!
   - Ну хорошо. Только чтобы помочь детишкам. Вы обе идите к себе,  а  я
буду  через  минуту,  договорились?  Девочки  взвизгнули  и   запрыгали,
придерживая миниатюрные юбочки.
   - Спасибо большое, спасибо большое-пребольшое. Мы  этого  никогда  не
забудем, мистер Тричер. Мы вас.,  мы  вас  поцелуем!  -  Так  Пандора  и
сделала, обслюнявив щеку.
   Тричер подождал, когда они  вернутся  в  здание.  Как  только  сестры
скрылись из виду, управляющий обогнул здание  и  спустился  в  подземную
стоянку. Никто не увидит, как он поднимается на семнадцатый этаж. Ничего
не произойдет, конечно. Тричер  знал,  что  никогда  не  отважится.  Вот
только последнее время он..
   Да  нет,  он  просто  едет  посмотреть".  Сирил  трогать  не   будет.
Осторожность  никогда  не  помешает.  Как  раз  такой  случай.   Мужчина
постучал, и дверь распахнулась.
   - Вот здорово! - воскликнула  Пандора.  -  Взрослый,  секреты  всякие
неприличные - прямо как поте леку! - Девочки запрыгали.
   -  Это  вам  не  игра,  -  сказал  Тричер  строго,  -  вы  обе  очень
испорченные. Ваше счастье, что я ваш друг.
   - Да, да! Такое счастье!
   - Может, вы лучше окно закроете? Папочка ваш не платит, наверное,  за
кондиционер, освежающий воздух над всем Ридж-Ривер.
   - Простите, сэр.
   - Зовите уж меня Сирил, раз у нас  общие  секреты.  Но  только  среди
своих, когда взрослых нет поблизости.
   - Конечно, Сирил.
   - Ну и где она? Мэри?
   - В маминой спальне. Мы думали так будет лучше. Вы будете как доктор.
   Сирил увидел очертания тельца под  простыней.  На  подушке  -  прядка
светлых волос. Тричеру стало не хватать воздуха.
   - Как же я могу ее обследовать, если я ее не вижу, а? - Сирил  затаил
дыхание и  откинул  простыню.  Перед  ним  было  свернувшееся  калачиком
детское тельце. Розовая кожа. Попка как сочный  надрезанный  персик,  не
вполне созревший и от этого аппетитный вдвойне.
   - Не надо стесняться, Мэри, - прошептал Тричер.  -  Я  пришел  помочь
тебе. Покажи мне, где болит.
   Девочка повернулась к нему. Мэри выглядела  старше,  чем  он  ожидал.
Грудки феи с розовыми сосочками вздрагивали при каждом вздохе.
   Мэри переползла на самый край кровати и задрала ноги. Она  как  будто
сошла с картинки тех коробочек с чулками, что покупала мать, когда Сирил
был мальчиком. Это были первые женщины, которые возбудили его,  как  раз
перед  самым  половым  созреванием.  На  долю   секунды   Тричеру   даже
показалось, что он уловил дрожание нежного крыла  бабочки.  Игра  света,
должно  быть.  У  Мэри  были  высокие  скулы  и  почти  железный  острый
подбородок. Глаза большие, карие. Как-то даже светятся.  Мерцающий  свет
развращенной невинности.
   -  Вы  разве  не  хотите  потрогать  ее?  Поисследовать?  -  выдыхала
Персефона мужчине в затылок. Сирил почти подошел к  ребенку.  Ее  полные
маленькие бедра раскрылись. Маленькие пальчики опустились на  безволосый
холмик и раздвинули щелку.
   Ожившая мечта, алчущая девственность.
   - Все нормально, - воодушевляла Пандора, - можете все делать.  Можете
делать с ней все, что хотите, совсем все. МЫ НИЧЕГО не скажем. - Детские
руки обхватили его  и  потянули  вниз  застежку  молнии  брюк.  Холодная
ладошка высвободила то, что нужно.
   Сирил Тричер воевал с разумом. Разум говорил ему: беги, не  уходи,  а
беги. Разум кричал. Разум говорил, что это дорога к гибели. К позору.  К
тюрьме.
   Но остановиться он уже не мог. Сирил ждал  этого  момента  сорок  два
года. Мамочкины феи стали реальностью, они живые, они  здесь  и  сейчас,
и..
   Или Тричер  сейчас  взорвется  или  воткнет.  И  он  воткнул.  И  она
поглотила его. Мужчина представлял себе, что будет идти туго. Что  нужно
будет давить, давить с силой.. а  он  просто  погрузился  в  ее  горячее
тело..  погружался  и  погружался,  пока  даже  яички...  Сирил  толкнул
сильней,  от  отчаяния,  вдруг   все-таки   начнет   стискивать.   Глаза
закатились, он рыл носками  ботинок  ковер,  напряг  икры  и  бедра,  но
стискивать так и не начало.  Мужчина  чувствовал  покалывание  в  нежном
промежутке между мошонкой и анусом, в складках паха, там, где начинаются
лобковые волосы.
   Сирил Тричер широко раскрыл глаза.
   Под  ним  лежала  не  девочка.  Не  человек  даже.  Оно  состояло  из
сегментов, было прозрачно. Неодушевленно. Оно  растянулось  на  кровати,
свесив голову с края, и пенис Тричера, его мошонка, его  половые  органы
были  зажаты   между   кинжальными   голыми   остриями   зубов,   жутких
зубов-иголок..
   Без малейшего наслаждения он кончил в жуткое жерло.
   Бусинки крови появились везде, где стеклянные зубы касались его тела.
Похабная глотка работала - глотала его сперму.
   Потом челюсти сомкнулись. Очень,  очень  медленно.  Девочки  все  еще
хихикали и махали с балкона на прощанье.

***

   Оно сползало головой вниз по стеклу и бронзе стены.
   Человеческое семя запустило новые железы. Тяга к спариванию прошла. У
монстра уже накопилось достаточно жировых комплексов. Теперь  Ему  нужно
гнездо, покой и боль. Голод по человеческому ужасу стал намного сильней.
Теперь Оно питалось за двоих.

Глава 20

   Клэр приподнялась. Ровно на  столько,  чтобы  быть  вровень  с  краем
кровати. И открыла глаза. Ее персиковая пижама от братьев  Ларош  лежала
аккуратно сложенная в ногах. Этой ночью у нее не было ни сил, ни желания
ее надеть. Этой ночью. Этой ночью..  Об  этой  ночи  даже  и  думать  не
хотелось.
   Простыня была в грязи. Вымазана, выпачкана. Надо идти в ванную.
   Долгие годы один и тот же  распорядок.  Продолжительный  горячий  душ
перед сном, короткий и холодный  -  с  утра.  Прошлым  вечером  она  душ
пропустила. После того как они в молчании доехали до  дома,  после  того
как Ролло ее..
   Клэр никогда еще не чувствовала себя такой запачканной  -  снаружи  и
изнутри. Запачканной и выпотрошенной. Она помнила  темный  коридор,  как
выставляла локоть, опираясь на стену, чтобы не рухнуть и не заснуть  там
же, на полу. Клэр опиралась  именно  на  локоть,  оттого  что  это  была
единственная не вымазанная в грязи часть тела. Надо посмотреть обои: нет
ли пятен грязи. Туфли, все в грязи, так там и остались.  На  ее  костюме
цвета шампанского, наверное, грязь и трава.  В  прихожей  она  упала  на
колени и, не вставая, осторожно вылезала из жакета. Клэр делала это  как
можно осторожнее, но мягкая ткань все  же  обжигала,  соски  побаливали.
После безудержных страстей  -  ее  и  Ролло.  Как,  вообще,  могла  Клэр
получать удовольствие от того, что она там делала? Самый истый  мазохист
содрогнулся бы.
   И лифчик. Наверное, валяется где-нибудь на  полу.  Да  это  уж  и  не
лифчик теперь, одни лохмотья да лямки - вроде  сбруи,  которую  надевают
полицейские под цивильную  одежду.  Женщина  встала  на  ноги,  и  брюки
свалились вниз. Еще бы!  Она  их  придерживала  руками,  когда  входила.
Расстегнутый  пояс  несколько  раз  шлепал  ее,  когда  она..  там..   А
трусики-бикини? Так и лежат там в мокрой траве, чтобы кто-нибудь нашел и
посмеялся. И грязно пошутил.
   Надо вымыться. Когда Клэр будет чистой, у  нее  появятся  и  силы,  и
воля. Еще нужен пакет для мусора,  и  она  вынесет  все  это.  Вымыться,
почистить зубы, почистить  обложенный  язык,  вымыть  голову  и  -  душ,
особенно душ. Нужно бы мыло с щелоком и  скребок.  Сойдут  ароматическое
мыло и мочалка.
   Клэр  оторвала  бедра  от  кровати.  Что-то   внутри   нее   нехорошо
содрогнулось. Из нее до сих пор  что-то  вытекает!  Ее  передернуло.  Ее
затошнило. Все  еще  в  ней  это..  его..  Течет  между  ног,  холодное,
слизистое. Простыни не отстираешь. У нее духу не хватит  их  стирать.  И
девушке, которая приходит ей помогать,  их  не  покажешь.  Отправятся  в
помойку  вслед  за  некогда  шикарными  нарядами.  Клэр  потянулась   за
тампонами.
   Зажав горсть тампонов между ног, женщина прошла вперевалку в  ванную.
Оседлав унитаз, она промокала, промокала и промокала, ввинчивала их себе
глубоко внутрь, пока все не пришли в негодность. Пришлось отрывать  лист
за листом от рулона. Клэр все еще чувствовала внутри грязь. Бедра болели
и дрожали. Она подмылась и начала все снова. Ее срамные губы распухли  и
побаливали, но женщина была безжалостна. Она ДОЛЖНА быть чистой.
   Моясь под душем, Клэр почистила зубы. Глубокие канавки, приобретавшие
цвет синяков, показывали, где был сорванный ей или им лифчик. Это ДОЛЖЕН
был сделать он. Воспоминания о  ее  собственных  действиях  ДОЛЖНЫ  быть
ложными.
   На щеках появилась высохшая белая пленочка,  и  вокруг  разбитых  губ
тоже. И на самих губах! Клэр вспомнила,  как  все  происходило  и  дикое
наслаждение  в  момент,  когда  она  почувствовала  его  на  себе.  Клэр
заплакала. Это была не Клэр! Это была какая-то  другая  женщина!  ДОЛЖНА
была быть! Дрянь! Шлюха! Развратная, гнусная тварь, с которой Клэр  даже
не знакома!  Она  обрушила  яростные  кулаки  на  туалетную  тумбочку  и
закричала: "НЕТ! НЕТ! НЕТ!"
   От рыданий разболелись мышцы брюшного пресса.  Ощущение  было  такое,
будто она сделала  вчера  сотню  сгибаний  из  положения  лежа.  Женщина
свернулась калачиком на кафельном полу  и  заплакала.  Клэр  парилась  в
ванной, вода была такой температуры, какую только она  могла  выдержать.
Раз шесть она спускала  воду  и  снова  наливала  горячую.  Пахучий  пар
заполнял комнату. Клэр терла себя губкой и грубой щеткой, пока  царапины
не покрыли  плечи,  бедра,  шею,  пересекли  расцарапанные  собственными
ногтями внутренние стороны бедер, снова  выступила  кровь.  Потом  опять
горячий душ. Потом уксус. Наконец боль поутихла. Клэр почувствовала, что
готова взглянуть миру в лицо. Но не себе. С этим лучше подождать. Если б
дело было только  в  ней.  Было  кое-что  другое.  И  это  действительно
невыносимо.
   Клэр почистила зубы еще раз. Остановилась  она  только  тогда,  когда
пошла кровь из десен. После чистки  зубов  женщина  занялась  обработкой
открывшихся вновь ран. На шее и  на  плечах  появились  прыщи.  Даже  на
грудях. Прыщи! Она не подпускала к себе  мужчин  или  мальчиков  лет  до
пятнадцати! В верхнем ящике стола  ртутная  антисептическая  мазь.  Клэр
втерла ее в ноющие растрескавшиеся соски осторожными дрожащими пальцами,
их моментальная реакция на это смутила ее. Надо бы помазать и между ног,
но Клэр подумала, что такой интимный массаж, чего доброго,  вызовет  еще
более непристойный отклик ее тела, а это невыносимо. Она  не  может  уже
доверять даже собственным пальцам. Собственное тело предало ее.
   Оно втянуло ее в  безумие,  которое  длилось  несколько  часов.  Клэр
поклялась, что такая диктатура тела не повторится никогда.
   А может, не тело ее виновато? У нее  было  три  настоящих  любовника.
Один - этой ночью, другой - недолго, третий - длительное время.  Никогда
у Клэр не было такой реакции, даже на самого искусного в этом деле, даже
когда она была пьяной. У нее и оргазма-то обычно не бывало.  Может,  это
не ее тело реагировало так на Ролло, может, оно ее не предавало.  Может,
какая-то  химия?  Ролло  работает  в  "Пластикорпе".  У  него  доступ  к
наркотикам. Ей это устроили наркотики. Они же могут сделать тебя  другим
человеком. Наверное, что-то экспериментальное.
   Возбудитель?  Сработал  возбудитель?  Неужели   Клэр   стала   частью
какого-то  отвратительного  эксперимента?  Она  была  просто  подопытным
животным? Это она? Клэр Сэксони?  Клэр  Сэксони  из  "Вечеров  у  Клэр"?
Морская свинка для опытов?
   Женщина топнула босой пяткой, стукнула кулаком по собственной  ляжке,
заскрежетала зубами, и раздался  громкий  нутряной  вой,  прекратившийся
только когда запершило в горле.
   И сразу полегчало.
   Мозг снова заработал.
   Итак, Ролло Дернинг  выкрал  какой-то  экспериментальный  наркотик  и
подложил  ей  в  шампанское,  скажем,  или  в  эти  жуткие   заветренные
тарталетки. Он был не в себе, значит, тоже принял  наркотик.  Может,  он
наркоман? Это логично. Он - наркоман, что-то вроде сексуального  Джекила
и Хайда. Под  действием  этого  наркотика..  Нет,  стоп,  начнем  снова.
Дернинг в нее влюбился без памяти, прямо тогда, на похоронах. Иногда она
действует на мужчин  подобным  образом,  это  известно.  Итак,  движимый
полыхающей безответной  страстью  и  имея  доступ  к  этому  незаконному
непристойному веществу,  Ролло  использует  его,  чтобы  добиться  своих
грязных целей. Это может иметь для  нее  какие-то  выгоды.  Разоблачение
Дернинга и "Пластикорпа"? На  этом  деле  можно  получить  Пулицеровскую
Премию. "Бесстрашный телерепортер..." Проблема. Разоблачив "Пластикорп",
она выставит на посмешище себя. Все сочувствуют в  лицо  и  хихикают  за
спиной. Вроде жертвы изнасилования. А так оно и есть, разве нет?  Жертва
изнасилования? Телесного изнасилования. Душевного изнасилования.  Теперь
она ПО-НАСТОЯЩЕМУ поняла, отчего жертвы изнасилования так неохотно  дают
показания.
   Черт. Не получится с "Пластикорпом". Может, это и не такая уж хорошая
мысль. О тех, кто вставал на пути Компании, разные слухи ходят.  Черт  с
ними. Пластикорповцы хотят  нажить  состояние  на  этом  наркотике.