х жителей. Инос замечала женщин, и старых и
молодых, стариков, лежащих коленями  вверх  -  наверное,  они  катили  в
повозке, от которой теперь и следа не осталось. Были и целые семьи: дети
с родителями, держащиеся за руки, взрослые с малышами на плечах, а  один
младенец все еще держал в ротике каменный сосок матери.  Увидела  она  и
человека, согнувшегося под тяжестью груза,  теперь  несуществующего,  от
которого остались только вмятины на  плечах.  Были  и  воины  в  шлемах,
размахивающие мечами, чтобы пробить себе дорогу в толпе, теперь у ног их
валялись позеленевшие  обломки  -  жалкие  остатки  грозного  оружия.  У
некоторых воинов ноги запутались в стременах, они лежали прямо на костях
коней. А ведь травы схоронили не только кости, обломки и развалины, но и
монеты,  драгоценности,  произведения  искусства.  С  содроганием   Инос
подумала, что за несколько дней могла бы обеспечить  свое  будущее...  и
потерять рассудок. А эти глаза...
   Ее охватила безудержная дрожь. Она  с  надеждой  взглянула  на  Кэйд,
вдруг тетка пожелает повернуть назад или станет  умолять  искать  другой
путь через холмы или даже вернуться обратно в  Зарк;  но  та  ничего  не
сказала, хотя на ее бледном лице был написан ужас.  Даже  Азак  выглядел
сумрачно. Никто не проронил ни слова, пока крошечный  отряд  прокладывал
путь через жуткий мавзолей.
   Но вот и последние воины. Долина опустела и внезапно кончилась, будто
вставленная в рамку островерхих утесов на фоне голубого неба.
   Наверное, когда-то здесь стояла крепость, охранявшая вход  в  долину.
Сохранились лишь камни восточной башни, а сама  стена  и  большая  часть
строений растаяли, как масло, и утекли  вниз.  Только  и  осталось,  что
громадный  застывший  натек  стекла  да  несколько   прогоревших   труб,
порыжевших и полурасплавленных от давно  остывшего  жара.  Вот  от  чего
бежали сиды. Инос не высказала этого вслух, да и остальные промолчали.
   Дорогу они потеряли и теперь пробирались по  лесу.  Они  молча  ехали
друг за другом, не обмениваясь  ни  словом,  ни,  взглядом.  Слишком  уж
мрачные мысли тревожили путников.
   Сквозь ветви просвечивало солнышко. Местность снижалась. Азак опустил
поводья, женщины остановились рядом. Перед ними расстилались луга, почти
незаметно понижающиеся к западу. Далеко-далеко  блестела  большая  река,
лениво петляющая по просторам полей. Насколько хватало глаз, раскинулись
бескрайние поля под голубым небом, теряющиеся в  голубой  дымке.  Теплый
ветерок шелестел листьями - первый признак далекого моря.
   - Вот и Тум, - тихо сказал Азак.
   - Что до меня, то мне они не кажутся заповедными, - возразила Инос. -
Такие мирные. Так дружелюбно выглядят.
   После этой окаменевшей армии что угодно будет выглядеть дружелюбно.
   Инос посмотрела на тетку и заволновалась. Та  выглядела  озабоченной.
Озабоченной? Или  встревоженной?  Почти  испуганной.  Обычно  румяное  и
жизнерадостное лицо осунулось и казалось больным.  Правда,  для  пожилой
дамы, привыкшей к праздному безделью, она совершила немыслимый  переход,
но Кэйд пережила опасности пустыни и тяготы тайги и никогда не выглядела
так болезненно, как сейчас. Серебристые волосы спутались и растрепались,
выбившиеся прядки носились по ветру, лицо избороздили глубокие  морщины,
губы были плотно сжаты. Неужели на нее так подействовал  вид  застывшего
войска?
   - О чем ты думаешь, тетя? Кэйд покачала головой:
   - Не знаю, дорогая. Я, наверное, просто мнительная старуха, но...  но
не нравится мне все это.
   - Ты хочешь сказать, что нужно возвращаться?
   Она резко оглянулась. Позади  поднимался  скалистыми  кручами  склон,
нависал уступами над деревьями. Кэйд вздрогнула.
   - О нет, только не назад!
   - Ну что же, не такой у нас большой выбор, так, Большой Человек?
   Прищурив глаза, Азак мгновение изучал Кэйд. Потом повернулся к Инос:
   - Людей я там не замечаю. Что  скажешь,  прелесть  моя?  Азак  ожидал
королевского мужества. Инос еще раз взглянула на идиллический пейзаж.
   - Скажу, что у нас нет выбора. - С этими словами она пришпорила мула,
да так, что бедная животинка  подпрыгнула  всеми  четырьмя  ногами.  Мул
побежал вниз, следом двинулись и остальные.

   Дела давно минувших дней,
   Преданья старины глубокой.
   Пушкин. Руслан и Людмила

Часть пятая
КОГДА ОН БОЙ ВЕДЕТ С САМИМ СОБОЙ

1

   Скачу я нынче в Илрейн,
   Где ждет любовь моя.
   Дев милых много в Илрейн,
   Но всех милей она.

   Если вам нужно найти гнездо шершней или забраться в заросли  колючек,
берите  с  собой  Джалона.  Если  вам  нужен  такой   спутник,   который
спотыкается на каждой ступеньке и роняет сандалии в бурные  потоки,  или
устраивает лесные пожары, не потушив толком костер, или  засыпает  через
пять минут после начала своей вахты... На это способен Джалон, и  только
Джалон. Он мог неожиданно исчезнуть, а через час найтись  замирающим  от
восторга над какой-нибудь орхидеей.
   Короче говоря, Джалон был непроходящей головной болью.
   Но если вам по  душе  искрометный  юмор,  жизнерадостность  и  тысяча
"прошу прощения", нескончаемое подтрунивание над самим собой и  обещания
непременно исправиться - это тоже Джалон. В нем много хорошего,  правда,
он никогда не давал себе труда действительно исправиться. А уж  если  вы
цените такого товарища, который вдруг выдает столь прекрасную  и  чистую
мелодию, что уходит усталость, поднимается дух, растворяются все боли  и
тревоги длинного перехода... Даже  Гатмор  не  мог  долго  сердиться  на
Джалона.
   Первых драконов путники увидели через час после  выхода  из  поселка.
Стая из пяти-шести тварей, но очень далеко, просто пятнышки над дальними
холмами.  Когда  совсем  рассвело,  то  стали  различимы  цвета   одежд,
подаренных рыбаками: коричневая - Джалону, зеленая - Гатмору,  черная  -
Рэпу. Но даже и теперь менестрель не связал этот поход с  предсказанием.
Гораздо больше драконов его интересовали цветочки.
   Следующие несколько дней заметен был единственный признак присутствия
змеев - дымные клубы над горизонтом. Джалон до сих пор так и не вспомнил
о видении.
   Около полудня на краю  леска  путешественники  наткнулись  на  поляну
диких  дынь,  и  это  была  их  первая  за  целый   день   еда.   После,
удовлетворенные и разомлевшие, путники наслаждались тенью  и  прохладой.
Впереди  тянулась  безжизненная  равнина,  покрытая  песком  и   черными
камнями. При одном взгляде на этот пейзаж становилось неуютно.
   Но Гатмор, командир всегда и везде,  подгонял  их,  умудряясь  и  при
таких спутниках сохранять хороший темп перехода.
   - Пора двигать, - сказал он, едва Рэп начал клевать носом.
   - Давай поменяемся сандалиями,  -  предложил  юноша,  желая  потянуть
время.
   - Ладно. Только мы с тобой. А не с ним.
   Не имея кож, рыбаки мастерили обувь из деревянных дощечек и  веревок.
Такие сандалии за  десять  минут  сбивали  ноги.  Это  лучше,  чем  идти
босиком, но ненамного. Так как любая сандалия отличалась от  другой,  то
товарищи менялись по кругу, чтобы поровну распределить мучения. Джалон с
час назад провалился в болото, а мокрые шнурки натирают гораздо сильнее.
   Обмен обувью позволил протянуть еще несколько минут. Но  вот  Джалон,
прислонясь к мягкому мшистому стволу,  видимо,  решил,  что  теперь  его
черед изобрести повод для задержки, и запел песню про прекрасных девушек
Илрейна.  Она  начиналась,  как  чудесная  романтическая   баллада,   но
постепенно превращалась в непристойные куплеты, столь любимые  моряками.
Гатмор выл от удовольствия, Рэп смеялся.
   Еще один день, и экспедиция по  Драконьему  полуострову  благополучно
завершится, если, конечно, Нагг не ошиблась в расчетах. Без Джалона двое
других могли бы идти быстрее, и менестрель осознавал  это.  Поэтому  без
конца извинялся.
   Внезапно  на  середине  куплета  он  оборвал  песню.  Двое  товарищей
посмотрели на него.
   - На той гряде! - закричал он. - Посмотрите!
   За  деревьями  просвечивала  проплешина  горячего  песка,  окруженная
пологими холмами. Холмы поросли лесом,  но  на  краю  поляны  лес  резко
обрывался, как лошадиная грива. Проплешина заросла пучками колючек. Там,
посередине поляны, словно остров, возвышался черный каменистый  гребень,
извилистый, увенчанный сверху несколькими деревцами, вросшими в трещины.
Вокруг разбросаны были скатившиеся с него валуны. Рэп рассмотрел картину
и взглянул на Гатмора. Тот пожал плечами.
   Подобные места им уже встречались. Местность была  гористой,  и  хотя
они  предпочитали  идти  по  берегу,  но   приходилось   углубляться   в
материковую часть, чтобы не пересекать ущелья - устья рек,  впадающих  в
море. Повсюду замечали они следы пожаров: старые  -  обугленные  бревна,
похороненные в чаще свежие пепелища - длинные черные полосы голой  земли
с едва пробивающейся травой. Такие пожарища не особенно мешали движению.
Хуже всего оказались средние  стадии  зарастания  пожарищ,  когда  между
деревьями вырастал густейший подлесок  колючих  кустов,  цеплявшихся  за
одежду.
   Некоторые пожары выжигали почву  до  каменного  ложа,  оставляя  лишь
пустыню,  легко  противостоящую  наступлению   леса.   По-видимому,   на
протяжении тысячелетий холмы служили  любимым  местом  драконьих  игрищ.
Теперь  же  холмы  разрушились  почти   до   основания,   расколотые   и
расплавленные драконами в поисках  золотых  прожилок,  залитые  потоками
стекла.
   Проплешина впереди ничем не отличалась от прочих: тысячелетняя  рана,
такой и останется до скончания времен.
   - И что я должен увидеть? - лениво спросил Рэп.
   - Дракона.
   Это слово заставило всех вздрогнуть. Но Джалон, конечно, имел в  виду
мертвого дракона, и в следующую секунду Рэп увидел то, что различил  еще
раньше взгляд художника: голова, лапы...
   Скалистая  гряда  и  в  самом  деле   была   драконом,   давным-давно
обратившимся в камень и разрушенным, наполовину засыпанным песком.
   - Боже! - воскликнул Гатмор. - Он будет, пожалуй,  постарше  Империи.
Никогда не подозревал, что они могут быть такими громадными.
   - Наверное, он был их вождем! - в восторге выдохнул Джалон. -  Ну  не
чудо ли?
   - Да, порядочный, - сказал Рэп.
   Он представил себе чудовище живым,  и  по  коже  побежали  мурашки  -
разрушительный,  непобедимый  смерч  размером  с  замок  Иниссо.   Таков
жизненный цикл драконов: они рождаются как языки  чистого  пламени,  как
тот огонь, который вырвался из плеча Блестящей  Воды.  С  возрастом  они
становятся все плотнее и материальнее и заканчивают существование в виде
гигантской каменной громады. Этот приполз сюда умирать и в  предсмертной
агонии выжег вокруг себя и лес и почву.
   - Сколько ему,  как  ты  думаешь?  -  спросил  Гатмор,  поднимаясь  и
притопывая, чтобы обвыкнуться с новыми сандалиями.
   - Века, - ответил Джалон. - Пошли. Подойдем поближе.
   Может, у него еще остались глаза.
   Драконьи глаза - большое сокровище, но в то же время  считается,  что
они приносят несчастье. В любом случае Рэпу  совсем  не  светило  катить
каменный глаз до Палдарна. Но менестрель не думал о таких мелочах.
   Джалон и Гатмор направились  к  окаменевшему  остову,  а  Рэп  встал,
потянулся, а потом поднял с земли свое копье  с  каменным  наконечником.
Вообще-то он взял его, чтобы обороняться от леопардов,  но  на  практике
оно использовалось только как  посох.  Юноша  склонялся  к  тому,  чтобы
принять теорию Джалона, что единственный способ  спастись  от  нападения
леопарда - умереть от страха. Он двинулся за компаньонами.
   Рэп вышел из-под деревьев под жестокие лучи  полуденного  солнца.  Он
накинул на голову свободный край плаща, который служил капюшоном.  Через
несколько шагов  в  сандалии  набился  песок,  и  Рэп  начал  хромать  и
косолапить, впрочем, у других походка была не лучше. Юноша догнал их  на
полпути к каменному дракону.
   Золото?
   - Что?
   - Что "что"? - спросил Джалон, обращая на него невинный взгляд.
   - Вы что-то сказали?
   Моряк и менестрель покачали головами.
   - Странно. Я подумал... Ну ладно, не имеет значения.
   Расстояние   до   окаменевшего   дракона   оказалось   больше,    чем
представлялось Рэпу, и, следовательно, сам дракон был крупнее.  На  один
его бок нанесло песка, на другом  видны  были  выпуклые  мускулы,  чешуи
отвалились и усыпали землю, как будто  легионы  воинов  побросали  здесь
свои щиты. В трещинах драконьей шкуры  росли  деревья,  половина  задней
лапы раскрошилась. Весь облик окаменевшего чудовища нес на  себе  печать
такой глубочайшей древности, какой Рэп даже представить себе не мог.
   Вдруг мгновенная вспышка озарения внезапно перевернула  весь  заранее
продуманный им сценарий.
   Боги, спасите нас!
   Так вот оно что! Как же он раньше не сообразил?
   - Эти скалы! - закричал Рэп. - Джалон, забудь  про  дракона!  Мы  уже
видели это место раньше!
   Менестрель остановился как вкопанный. Лицо его, все еще обгоревшее  и
шелушащееся, вдруг побледнело. Гатмор шел впереди. Он  обернулся,  серые
рыбьи глаза сузились, не предвещая ничего хорошего.
   - Видели раньше? Что?
   Золото?
   Снова вспышкой у Рэпа в мозгу прозвучал  чужой  металлический  голос.
Конечно же! От возбуждения и страха по  спине  побежали  мурашки.  Юноша
посмотрел на небо. Голубое, безоблачное, глубокое, как всегда.
   - Где-то поблизости живой дракон! Ну разумеется!
   - Откуда, прах тебя побери, ты это знаешь?
   - Я слышу его... И Джалон знает. Разве нет?  Менестрель  струсил  как
ребенок. Он кивнул, клацая зубами. Голубые глаза  наполнились  ужасом  и
укоризной.
   - Ты знал! - Голос его дрожал.
   - Нет! Не вызывай Дарада!
   - Почему? Почему я не могу? Ты заманил нас в ловушку! Ты  знал  и  не
сказал! - Джалон взял копье и начал поднимать, но Гатмор выхватил оружие
у него из рук. Но Джалон, казалось, не заметил этого. Он  ткнул  в  Рэпа
указательным пальцем:
   - Ты знал, что предсказание исполняется!
   Золото?
   Теперь голос стал громче, эхом прокатываясь в голове  Рэпа.  В  синем
небе не было ничего, даже птиц. Ясновидение  улавливало  только  далекие
деревья,  сквозь  холмы  рассмотреть  ничего  было  нельзя.  Дракон  мог
находиться за любым из них. Голос  его  раздавался  все  ближе.  Рэп  не
надеялся, что сможет вызвать дракона, не видя его.
   Огненный птенец Блестящей Воды не понимал слов.
   Джалон все еще вопил на него.
   - Я знал ровно столько же, сколько и ты! - выкрикнул Рэп. -  Драконий
полуостров, эти одеяния. Ты должен был сам догадаться!
   - Дурак! Дурак! Мы должны были разойтись. Идти по отдельности!
   Может, и так. Но Рэпу казалось, что волшебное предсказание  неминуемо
приведет к единственно возможному исходу.  Правда,  он  наврал  Гатмору,
чтобы тот не украл каноэ. Он подтолкнул предсказание, помогая  прийти  к
закономерному исходу. Из-за этого он чувствовал вину перед Джалоном.  Не
успел он ответить, как раздался рев Гатмора:
   - Эй вы, кто-нибудь, объясните, что происходит?
   Рэп открыл было рот, но тут снова раздался в голове звенящий металлом
голос:
   Золото?
   Полуоглушенный этим ревом, он выронил копье и  схватился  за  голову.
Когда он пришел в себя, Джалон объяснял Гатмору, какое  видение  явилось
им с Рэпом в чудесном окне. Моряк побледнел, но, видимо, не от страха, а
от ярости.
   - Вон он! - завопил Рэп, указывая на что-то вдали.
   Только пятнышко, низкая точка над горизонтом. Очень, очень далеко.
   Приближается. Но все еще вне поля ясновидения. Всего один.
   Внезапный укол сомнения заставил его задрожать.
   О Боги! Если его голос так громок уже теперь...
   Гатмор одной рукой сгреб Рэпа  за  грудки,  другой  размахивал  перед
носом.
   - Ты, молокосос! Ты знал все, ты подстроил мне ловушку!
   - Оставь его! - крикнул Сагорн.
   Гатмор  развернулся,  чтобы  найти  источник  незнакомого  голоса,  и
очутился прямо перед лицом рассерженного ученого старца.
   - Кто ты такой, черт возьми?
   -  Сейчас  это  не  имеет  значения.  Не  обвиняй   его,   магическое
предсказание невозможно ни изменить, ни  обойти.  Нужно  найти  укрытие.
Иногда драконьи остовы могут быть хорошим убежищем. Пошли же!
   Старик с неожиданным проворством зашагал прочь по горячему песку.
   - Да. Он прав, - сказал Рэп.
   Но, впрочем... так ли неизбежно прорицание, так ли важны  все  детали
его? Тогда привиделись трое у подножия утеса, где поднимались  из  песка
драконьи ребра. Если сейчас они разделятся, произойдет ли все  так,  как
предсказано?
   Золото? - прогремел, подобно фанфарам, голос. - Есть золото?
   Будто на голову набросили железное ведро и колотили по нему  палками.
Оглушенный, ослепленный, Рэп  упал  на  колени.  Гатмор  схватил  его  и
поволок за Сагорном.
   И вот мысленным взором Рэп увидел дракона, летящего низко над  лесом.
Воздушная волна колыхала деревья в беспорядочном танце. Вовсе не черный,
как окаменевший монстр, а серебристый. И не такой огромный,  но  все  же
размером сравнимый с "Танцором гроз" или "Кровавой волной".
   Гатмор  наполовину  нес  Рэпа,  наполовину   волочил,   двигаясь   по
направлению к черной скале. Рэп сделал слабую попытку  ответить  Гатмору
на вопрос, но не смог: последнее слово дракона совершенно оглушило  его.
Это тебе не  крошечный  огненный  птенчик,  это  колоссальное  чудище  с
могучей, всепокоряющей волей. Он совершил непростительную,  непоправимую
ошибку. Просчитался. Теперь все кончено. Они умрут.
   В голове колоколом загудел чудовищный голос, в два раза  громче,  чем
прежде, сводящий с ума, отдающийся эхом в каждой клетке тела,  требующий
золота... но все же удивленный и вопросительный,  как  будто  глубоко  в
сознании заронилось  сомнение.  Мощь  этого  голоса  стала  невыносимой,
каждый раз взрываясь сполохами боли, которая сбивала с  ног  и  выжигала
все мысли, кроме одной: "Все потеряно". Сагорн, пробираясь через россыпь
чешуи, разглядывал щели в  черной  морде  чудища.  Он  обернулся,  когда
Гатмор сбросил Рэпа на песок.
   - А теперь объясни мне...
   - Нет. Эти трещины слишком мелкие. Но внутри этого кадавра может быть
обширная полость. -  Старик  уставился  на  Рэпа.  -  Дурак.  Думаю,  ты
возомнил, что можешь повелевать и драконами?
   Рэп выдавил хрип, потом заставил себя сесть.
   - У меня это  получалось...  с  огненным  птенцом.  Сагорн  в  ярости
взревел и погрозил небу кулаками.
   - Где ты откопал этого птенца?
   - В Мильфлере. На плече Блестящей Воды.
   Золото? У двуногих есть золото?
   Крылатый гад был уже близко. Его голос  в  голове  Рэпа  был  подобен
ударам молота, землетрясению и давильному прессу одновременно. Рэп упал,
череп раскалывался от боли.
   Инос! Нужно думать об Инос. Он делает это для нее, воспоминания о ней
придадут ему сил.
   - Блестящая Вода? Ты снова встретил эту ведьму? - скривился Сагорн  и
оскалился как злобный скелет. - Кретин! Молокосос! Посоветовался  бы  со
мной! Сказал бы Андору!
   Рэп начал подниматься, опираясь спиной о скалу, обжигающую,  горячую,
даже горячей песка. В  голове  плескался  гул  драконьего  голоса.  Змей
подлетел еще  ближе.  Он  парил  над  лесом,  а  солнце  играло  на  его
серебряных чешуях. Удары крыльев  разгоняли  воздух,  отчего  он  мощной
волной бил по барабанным перепонкам.
   Какой огромный! Следующее слово убьет его. Рэп склонился  в  ожидании
этого последнего удара и предсмертной агонии, как  раб,  подвешенный  за
руки в ожидании порки кнутом, не думающий ни  о  чем,  кроме  следующего
взмаха руки палача.
   - Слишком силен, - пробормотал Рэп.
   - Еще бы! - выкрикнул Сагорн. - Ты хоть пробовал?  Пробовал  отослать
его?
   Рэп покачал головой. Он прижался  к  скале,  опасаясь,  что  ноги  не
выдержат груза. Дракон - вот он - совсем уже близко, весь  как  напоказ:
серебристый небесный змей, заслоняющий небо  крыльями  размером  с  двор
краснегарского замка. Хвост вился  сзади  кольцами;  как  два  брильянта
сверкали его глаза. Под ним, словно соломинки, раскачивались деревья.
   - Он