и грумам  кружки.  В  утреннем
тумане клубилось дыхание гончих и лошадей. Собаки  нетерпеливо  перебирали
лапами, то и дело наталкиваясь друг на друга. Топча копытами  землю,лошади
были готовы сорваться  с  места  в  карьер.  Кейт  расправляла  на  Питере
курточку. "До чего же он красив,  -  подумалось  ей,  -  в  этих  бриджах,
сапожках  и  охотничьей  куртке".  Однако  Кейт  чувствовала,   что   сына
раздражает ее внимание. Мужчины, отправляющиеся на охоту  не  нуждаются  в
том, чтобы рядом суетились какие-то женщины, пусть даже  их  матери.  Кейт
отошла от сына, и тот быстро смешался с остальными участниками. Женщина  с
трудом  сдерживала  волнение.  Пронзительное  ржание  заставило  ее  резко
обернуться.  В  дверях  показался  Дэмьен  и  направился  к  великолепному
антрацитовому  жеребцу.  Конь  бешено  повел  глазами  и,  обнажив   зубы,
отпрянул. Волнение жеребца передалось  и  другим  скакунам.  Один  из  них
несколько раз норовисто лягнулся, чуть было не сбросив седока, другие  же,
яростно раздувая ноздри, зафыркали и захропели.
     Вокруг черного жеребца засуетились люди. Странно, поражались они, что
случилось с лошадьми? Обычно они были такими покладистыми. Однако и минуты
не прошло, как грум успокоил антрацитового жеребца. Дэмьен сунул в  стремя
ногу и вскочил в седло. Несмотря на охотничью одежду,  он  вдруг  напомнил
Кейт кого-то из героев вестернов. Видимо, из-за манеры сидеть в седле. Да,
американцы по-другому скачут на лошадях, и она отдала  должное  мастерству
Дэмьена. Кучка репортеров толкалась возле  Торна,  и  Кейт  улыбнулась.  А
неплохо будут смотреться в газетах снимочки: американский посол,  решивший
поразвлечься на охоте.
     Питеру достался пони. Мальчик  умело  вскочил  в  седло  и  улыбнулся
матери, когда та направилась в его сторону.
     - Держись сзади, возле  Сьюзен,  -  напутствовала  сына  Кейт,  кивая
молодой женщине на небольшой лошадке. - И не выпендривайся перед Дэмьеном.
     - Не буду, - заверил ее Питер с ангельской улыбочкой на  губах.  Кейт
слишком хорошо знала эту улыбку. Он с кротким смирением
соглашался со всем, чтобы мать ни говорила, а сам, разумеется,  делал  все
наоборот.
     - И не заводись понапрасну, - Кейт наклонилась, лаская пони,  -  тебе
еще только предстоит крещение кровью.
     - Что означает  "крещение  кровью"?  -  продолжая  наивно  улыбаться,
спросил Питер, и глаза его округлились.
     - Ты прекрасно знаешь, что это означает, - покачала головой Кейт.
     - Честно, нет.
     - Это старая охотничья традиция, - вмешалась в разговор Сьюзен.
     - Ты сейчас впервые на охоте, - терпеливо  объясняла  Кейт.  -  Когда
убьют  лисицу,  ее  кровью  вымажут  тебе  щеки.  -  Она   улыбнулась.   -
Удовлетворен?
     Питер кивнул, скорчил ей рожицу и обернулся на звук охотничьего рога.
- Будь осторожен! - крикнула Кейт.
     Сын с любопытством взглянул на нее. - Почему ты всегда  дрожишь  надо
мной? - Потому, что тебя очень  люблю.  Ты  -  единственное,  что  у  меня
осталось.
     И вот они умчались - всадники на лошадях и целая стая  гончих.  Когда
они  достигли  подножия   холма,   Дэмьен   догнал   передних   всадников,
непринужденно болтавших о том, как убить лису.
     - Да, уж давно такого не случалось, - присвистнул  главный  егерь,  -
эти чертовы лисы стали такими хитрыми.
     На вершине холма Дэмьен  оглянулся,  пересчитывая  наездников.  Всего
двадцать пять человек, считая Сьюзен и Питера. Мальчик помахал ему, Дэмьен
отсалютовал в ответ, а затем взглянул на главного егеря, который  указывал
на подлесок внизу, в четверти мили от места, где  они  сейчас  находились.
Старик принюхивался к чему-то,  как  те  гончие,  которых  он  только  что
направил вниз с холма. Собаки помчались что есть  духу,  пригнув  к  земле
морды. Они слились в единое целое, испытывая безудержную радость от  того,
что вырвались, наконец, за пределы своей собачьей конуры.
     Пока собаки прочесывали подлесок, всадники - кто  терпеливо,  кто  от
возбуждения привстав в стременах - ждали, готовые в любой момент рвануться
вслед за собаками. Наконец тишина была прервана. Гончие  залаяли.  Главный
егерь протрубил в рог и поскакал вниз.
     Дэмьен последоавл за  ним.  Остальные  всадники  помчались  вдогонку.
Переведя лошадей в галоп, они скоро достигли подлеска и,  приблизившись  к
густой поросли, перешли на шаг.
     Дэмьен, завороженный охотой, услышал вдруг сзади крик и звук падения.
Он резко обернулся и  увидел  распростертое  на  земле  неподвижное  тело.
Дэмьен с беспокойством переводил взгляд с  одного  наездника  на  другого,
выискивая глазами Питера. Наконец  кусты  раздвинулись.  Заметив  мальчика
верхом на пони, он улыбнулся.
     Дэмьен первым выследил лисицу. Глаза его сузились,  ноздри  раздулись
от возбуждения. Из горла вырвался сдавленный хрип, и Торн замер на  месте,
поджидая главного егеря. Мгновение спустя старый егерь издал  воинственный
клич и припустилсвою лошадь сквозь кусты в сторону гончих и огненно-рыжего
зверька, мчащегося впереди через поле.
     Дэмьен прижался к лошади и пустился в погоню. Он без  труда  опередил
всех, возглавив кавалькаду. Еще несколько секунд и он догнал свору  гончих
и, распластавшись на своем черном жеребце, очень скоро оставил  ее  далеко
позади.
     Охотники восхищенно и с удивлением наблюдали как мастерски  управляет
Дэмьен жеребцом. Никогда еще не доводилось им видеть,  чтобы  лошадь  этой
породы неслась так быстро...
     Брат  Антонио  в  бинокль  разглядывал  сцену  погони  и,   довольный
происходящим, улыбался. Все шло по плану.
     Он повернулся к серой кобыле, вскочил в седло  и  поправил  на  спине
ружье, постоянно бившееся о клетку, привязанную  к  передней  луке  седла.
Лисица внутри клетки огрызнулась и бросилась было на  него,  но  монах  не
обратил на нее внимания.  Он  проскакал  по  лесу  добрую  сотню  ярдов  и
очутился, наконец, в намеченном местечке. Антонио спешился,  отвел  лошадь
подальше в кусты и привязал ее. Потом  отстегнул  ружье  и  поднял  его  к
плечу.
     Прищурив глаза, всматривался Антонио  вдаль.  Губы  его  были  плотно
сжаты. "Если бы все было так легко, - думал он, - если бы  все  это  можно
было разрешить ружейным выстрелом".
     И тут Антонио заметил лисицу. Он спустил курок. Осечка. Он  выстрелил
снова, подбежал к убитой лисице, поднял трупик и, торопливо  возвратившись
той же дорогой, закинул его в кусты. Затем отвязал от седла клетку и  стал
продираться  назад  к  тропинке.  Он  то  и  дело  прислушивался,  пытаясь
определить, насколько приблизилась свора гончих. Она  уже  почти  настигла
его.  Антонио  молниеносно  распахнул  дверцу  клетки,  и  лисица  тут  же
выскочила на тропинку. Антонио бросился на землю и прижался  к  ней  лицом
как раз в тот самый момент, когда  Дэмьен,  а  за  ним  гончие,  преследуя
лисицу, пронеслись мимо.
     Антонио подхватил мертвую лисицу,  привязав  ее  к  длинной  веревке,
вскочил на лошадь и поскакал обратно, надеясь поспеть вовремя.  На  дороге
он оказался за несколько секунд  до  того,  как  туда  примчалась  собачья
свора. Когда Антонио внезапно появился среди них и неожиданно  повернул  в
обратную сторону, собаки замешкались в растерянности,  но  затем  одна  за
другой бросились следом. Они пытались ухватить труп лисицы, привязанный  к
лошади Антонио и тащившийся за ней на веревке по грязной дороге.
     Через некоторое время монах свернул направо и  поскакал  галопом.  За
ним по пятам мчались гончие. За спиной он уже слышал стук  копыт  и  крики
отставших охотников.
     Антонио  ликовал.  Разделив  их,  он  добился  своего.  Все   отлично
сработало. На полном скаку монах подтянул  веревку  и  ухватил  лисицу  за
голову. Дорога из лесу  теперь  резко  спускалась  к  берегу,  где  стояла
мельница. Отвязав веревку от лисьего трупика, Антонио подбросил его высоко
в воздух и еще успел заметить, как он свалился футах в тридцати от старой,
разрушенной мельницы. Но монах даже не остановился. Времени было в  обрез.
К месту встречи он должен подоспеть вовремя.
     ...Дэмьен, распластавшись, мчался по тропинке, что-то  нашептывая  на
ухо жеребцу. Лисица скрылась из виду, и Дэмьена это поразило. Похоже,  что
зверек несся сейчас еще быстрее, чем прежде, на старте. Лес поредел,  Торн
увидел впереди глубокое ущелье  и  мост  через  него.  Лисица  направилась
прямиком к ущелью, нырнула в ворота моста и устремилась дальше.
     Дэмьен  пришпорил  лошадь  и  снова  помчался   вперед.   За   мостом
расстилалось  открытое  поле.  Там  загнанной  лисе  уже  не   спрятаться.
Оказавшись на мосту, Дэмьен мельком взглянул через парапет, а когда  вновь
поднял глаза, то увидел, что лиса вдруг остановилась и неожиданно  исчезла
в норе.  Дэмьен  выругался  и  в  сердцах  бросил  поводья.  Свора  гончих
огрызалась возле норы, собаки яростно рыли лапами землю, скуля от отчаяния
и бессильной злобы.
     Дэмьен спешился. Хрипло дыша, он сорвал с головы жокейский  картуз  и
смахнул пот со лба. Похоже, егерь  был  прав  -  день  выдался  неудачным.
Дэмьен подошел к собакам, наклонился и  попробовал  заглянуть  в  нору.  А
когда поднял голову, то увидел идущего в его  сторону  молодого  монаха  с
кинжалом в руке. Дэмьен медленно распрямился, заметив, что монах запер  за
собой ворота с одной стороны виадука. Резко  обернувшись,  Дэмьен  увидел,
что  и  на  противоположной  стороне  моста  медленно  закрылись   ворота.
Седобородый монах, двигающийся к нему верхом на лошади, тоже сжимал в руке
кинжал.
     Дэмьен окаменел. Его поймали в ловушку! Но как,  как  они  могли  это
сделать, как могли угадать, куда именно побежит лисица? Однако времени  на
размышления не оставалось. С обеих сторон к нему приближались  вооруженные
кинжалами монахи.
     Вглядевшись в лицо старца, Дэмьен отметил, что на  губах  его  играет
победная улыбка. Всадник и лошадь были не дальше, чем в  десяти  ярдах  от
него, когда Дэмьен перевел взгляд на кобылу и пристально, не  мигая,  стал
смотреть в глаза лошади. Он нарисовал в воображении страшный финал  погони
шакалов за лошадью: вот они настигают ее, впиваются зубами в ляжку, виснут
на боках до тех пор, пока она не падает на колени. Ноги лошади изодраны  в
клочья, а шакалы яростно рвутся к животу, выгрызают  куски  мяса,  терзают
внутренности. Лошадь бьется от боли, угасающим взглядом  обводя  тварей  с
окровавленными пастями, пожирающими ее живую плоть...
     Кобыла под Антонио  вдруг  резко  остановилась,  не  реагируя  ни  на
поводья, ни на шпоры. Глаза ее расширились от ужаса, она замотала  головой
из стороны в сторону, но не смогла избавиться  от  пронзительного  взгляда
Дэмьена. Внезапно кобыла взвилась на дыбы  и  сбросила  Антонио  прямо  на
парапет. Лишь  мгновение  его  тело  удерживалось  на  парапете,  а  затем
сорвалось вниз. Бессильно взлетели и опустились руки,  из  горла  вырвался
протяжный крик, оборвавшийся на дне ущелья.
     Дэмьен резко обернулся. Молодой монах стоял  в  нескольких  шагах  от
него. Лицо его побелело от ужаса, когда он взглянул через парапет  на  дно
ущелья. Но монах быстро совладал с собой и,  сжав  кинжал,  стал  медленно
приближаться к Дэмьену. Дэмьен не сдвинулся с  места.  Он  просто  перевел
взгляд на самую большую собаку и стал смотреть ей прямо в глаза...
     Однако теперь перед его мысленным взором проносились совершенно  иные
видения. Собака, как завороженная, не сводила с Дэмьена  сузившихся  глаз.
Она наклонила голову набок и тяжело дышала. Всего несколько секунд  стояла
она замерев, потом медленно повернулась. Симеон находился в шаге  от  нее.
Собака стремительно прыгнула на монаха,  пытаясь  вцепиться  ему  прямо  в
горло, но промахнулась и ухватила его за плечо, вырвав клок одежды. Симеон
выронил кинжал, отступил назад  и  в  полнейшем  недоумении  посмотрел  на
кровь, сочившуюся из раны.  Он  коснулся  плеча  и  нахмурился.  Несколько
мгновений все стояли молча, застыв, как на картине: двое мужчин и  собака.
И тут второй пес бросился на спину Симеону.  Собака  когтями  вцепилась  в
одежду, зубы ее лязгали. Она  пыталась  ухватить  монаха  за  шею.  Симеон
рванулся, и пес, сильно ударившись о парапет, взвыл от боли.  Но  вот  уже
третья собака набросилась на монаха, а  за  ней  и  четвертая.  Пинаясь  и
расшвыривая гончих, Симеон схватил одну из них за горло и сдавил ей морду.
Тут же, снизу, ему на грудь прыгнула еще одна собака. Симеон споткнулся и,
неловко расставив руки, упал. Свора собак  мгновенно  облепила  монаха,  и
крик его внезапно оборвался.
     Дэмьен взглянул на часы. Схватка длилась всего полторы минуты,  ровно
столько, сколько одной из собак понадобилось,  чтобы  добраться  до  горла
монаха и разодрать его. Теперь же свора обезумела от крови  и  еще  долгое
время терзала мертвое тело Симеона.
     Для гончих эта утренняя охота выдалась на редкость удачной.
     Вернувшись в замок,  Питер  принялся  жаловаться  матери:  -  Дэмьен,
наверное, преследует другую лисицу, - ворчал он, - наша удрала за водопад.
     Кейт пожала плечами. - Думаю, и я предпочла бы утонуть,  лишь  бы  не
быть в клочья изодранной.
     Питер с улыбкой взглянул на  мать.  Чувством  юмора  оба  обладали  с
избытком,  а  это  уже  было  кое-что,  особенно  в  сложном  подростковом
возрасте.
     Кейт стиснула руку сына,  но  Питер  уже  глядел  через  ее  плечо  и
указывал на что-то пальцем. Она оглянулась и разглядела Дэмьена, скачущего
в их сторону. Сзади него мчалась свора гончих. Морды их были в крови.
     Питер  устремился  навстречу  Дэмьену.  -   Ты   поймал   лисицу?   -
приблизившись, воскликнул мальчик. -  Гончие  не  много  оставили  мне  на
память, - охладил тот его пыл, - однако  я  кое-что  припас  для  тебя.  -
Дэмьен полез в карман и вытащил густо пропитанный кровью платок.
     - Ты можешь окрестить меня  этой  кровью?  -  спросил  Питер.  -  Это
считается?
     - Для меня считается, - заверил его Дэмьен. Он наклонился  и  вымазал
кровью щеки мальчика. Питер коснулся лица,
увидел кровь на своих пальцах и прижал их к губам.
     В сотне ярдов от них стояла Кейт. Она наблюдала за ними... и ей стало
не по себе от увиденного.

     Глава четырнадцатая

     На протяжении всего долгого  путешествия  в  Корнуэлл  Френк  Хатчинс
дразнил свое воображение, подогревая себя мыслями о  предстоящей  встрече.
Он хотел приехать первым, чтобы  стоять  в  первых  рядах  и  видеть  его,
подойти к нему как можно ближе. Может быть, удастся даже  переброситься  с
ним хоть парой слов и получить его благословение за все,  что  сделал  он,
Хатчинс. В конце концов ведь именно он - Френк Хатчинс - собрал их вместе.
Он являлся жизненно важным элементом в этом огромном организме,  и,  если,
конечно, повезет, Дэмьен Торн его выделит.
     Когда Хатчинс очутился на стоянке, он с радостью  обнаружил,  что  ни
один автомобиль не опередил его. Он прибыл рано. И он будет первым.
     Хатчинс захлопнул автомобильную  дверцу  и  двинулся  по  тропинке  к
убежищу среди скал. Нужно было пройти пешком с  полмили,  и,  прежде,  чем
Хатчинс добрался до места сбора, он услышал,  как  внизу  волны  бьются  о
скалистый берег, и разглядел мигающий вдали маяк.
     Хатчинс некоторое  время  любовался  морским  пейзажем,  затем  начал
спускаться вниз, к морскому берегу. Ночь была  беззвездная,  тьма  -  хоть
глаз выколи, и он пару  раз  поскользнулся.  Достигнув  подножия,  Хатчинс
обернулся на скалы, окаймляющие их убежище.
     Тайное убежище было необычным  и  странным,  и  Хатчинс  почувствовал
вдруг, как в нем начинает расти волнение. Кровь запульсировала  в  висках.
Он обернулся и разглядел первых учеников,  пробирающихся  сюда,  маленькие
световые пятнышки от фонариков - три человека, четыре... еще одна группка,
и еще. Волна гордости захлестнула Хатчинса - вот он каков! - и он принялся
расставлять всех на скале. Находясь среди учеников, Хатчинс перезнакомился
с  ними.  Назначенный  час  приближался.  Хатчинс  стоял  на  пляже  возле
молоденькой медсестры и озирался по  сторонам.  Каждый  из  присутствующих
вглядывался  в  море,  тысячи  лиц,  освещеннных  колеблющимся   отблеском
далекого маяка, тысячи белых пятен подобно чайкам на фоне темной скалы.
     - Вот он, - шепнула сестра Ламонт, и Хатчинс взглянул на горизонт. Он
тут же услышал шум мотора и свист вертолетных винтов. Хатчинс  поперхнулся
от волнения, когда черный огромный вертолет, мигая посадочными огоньками и
кружась над ними, начал снижаться и  опустился  на  берег  в  каких-нибудь
пятидесяти ярдах от толпы. Хатчинс хотел было двинуться вперед, но остался
стоять на том же месте.
     Теперь он  уже  видел  его,  задержавшегося  на  мгновение  в  проеме
вертолетного люка. Хатчинс внезапно задохнулся и тут же почувствовал,  как
медсестра прижалась к нему, ее ладонь коснулась его руки.
     Дэмьен спрыгнул на берег и стоял неподвижно, ожидая,  пока  вертолет,
взлетев, покружится над морем и исчезнет за горизонтом.
     Воцарилось молчание. Дэмьен возвел руки к небу. - Ученики Царя  Ночи!
- прокричал он. - Я стою перед вами от имени единственно подлинного бога -
князя Подземной империи, сброшенного с небес, но ожившего во мне.
     Он помедлил, затем продолжал: - Вы слышите меня?
     Каждая  женщина,  каждый  ребенок  и  каждый  мужчина  в  один  голос
ответили:
     - Мы слышим и подчиняемся. Свет маяка вновь достиг скал, выхватив  из
тьмы лица, застывшие в
немом повиновении и страхе. В этом  неясном  свете  Хатчинс  на  мгновение
уловил выражение лица своей соседки: глаза горели возбуждением, губы  были
влажными.
     - И теперь я вам приказываю, - опять раздался громкий голос Торна,  -
найти и уничтожить младенца - Назаретянина.
     Медсестра ближе придвинулась к Хатчинсу. - Убейте Назаретянина,  и  я
буду царствовать вечно. Если вам это не удастся, я погибну.
     - Нет, - прошептала Ламонт, - я не допущу промаха.
     - Убейте Назаретянина, и вы, мои ученики, унаследуете Землю. Если вас
постигнет неудача, вы  бесследно  исчезнете.  Убейте  Назаретянина,  и  вы
познаете райскую жестокость и восторг отца моего.
     Ламонт вцепилась  в  руку  Хатчинса,  и  тот  почувствовал,  как  она
прижалась к нему всем телом.
     - Если вам не удастся сделать  это,  вы  будете  навечно  прокляты  в
объятиях немощного вялого Христа. Вы слышите меня?
     - Мы слышим и подчиняемся, - хором прозвучал ответ.
     - Ученики Царя Ночи, нельзя откладывать. Убейте  Назаретянина,  и  мы
победим. Отныне и во веки веков. Вы слышите меня?
     - Мы слышим и подчиняемся. Дэмьен стоял  перед  толпой,  отовсюду  до
него долетали слова: "Убить
Назаретянина. Убить Назаретянина..."
     В последний раз прокричав эту фразу, Хатчинс рванул к себе медсестру,
и она вцепилась в него, на ходу раздирая одежду. Они тут  же  по-звериному
схватили друг друга, совершенно забыв об остальных... Хатчинс услышал крик
своей партнерши, перекрывающий все  остальные  голоса:  "Дэмьен,  я  люблю
тебя!", но ревности он не испытал, ибо в этот миг кричал то же самое.

                      Глава пятнадцатая

     Барбара  Дин  влюбилась  в  Лондон   с   первого   взгляда.   От   их
очаровательного  домика  в  Хампстеде  так  и  веяло  уютом.   Барбара   с
нетерпением дожидалась лета, когда можно  будет  порадовать  новых  друзей
создавать бербекью. А до чего красивы были лондонские улочки - такие узкие
и своеобразные! Барбару поразили и антикварные магазины. Очень  скоро  она
перенесла свое  восхищение  английской  столицей  и  на  жителей  Лондона,
казавшихся ей чудесными! Конечно, среди ее новых  знакомых  встречались  и
такие, что вели себя с Барбарой несколько заносчиво. Иногда казалось,  что
они просто насмехаются над ней. Что за слово употребил Харвей, рассказывая
ей об этих людях? Барбара порылась в памяти. "Высокомерные". Вот именно. А
впрочем, это не имело  значения.  Похоже,  англичанам  и  полагалось  быть
именно такими: вы