раста,
ведь только ощущение противоположностей может дать полное наслаждение
моментом. На улице пусть минус пять, а еще лучше, минус двадцать пять, и после
улицы все тело должно задубеть, а пальцы просто не шевелятся и не чувствуют
пуговиц и молнии.
Я осторожно опускаю правую ногу в горячий пар. Несколько секунд ничего не
чувствую, а потом сразу вскрикиваю от ожога. Надо все-таки открыть холодный
кран на пол-оборота. Сажусь на край ванны, которая еще очень холодна и не
успела еще прогреться, и жду, пока ноги привыкнут к кипятку. Скоро пятки
становится горячими как кипяток, а голова и руки еще синие от мороза, и по
всему телу бегают волны тепла и холода, сталкиваясь друг с другом, проходя до
конца тела и обратно. Теперь главное - постараться лечь на дно. Держась руками
за края ванны, как за брусья, я пытаюсь коснуться попой поверхности воды, и
тут же выскакиваю наружу - ощущение, будто присел на сковородку. Вот где она,
святая инквизиция! Но все-таки и попа вскоре привыкает. Медленно сгибая руки,
я, наконец, сажусь на дно. Можно перевести дух, а уши еще щипет от жгучего
холода, на улице ведь было двадцать градусов мороза!
Воды набралось пока еще только до коленных чашечек. Не буду долго
рассказывать, как мне удалось в тот день лечь на дно ванны. Скажу прямо, это
было не легко. Вскоре температура поверхности тела сравнивается с температурой
воды, но внутри еще по-прежнему остается холодное ядро. Теперь уже теплые
волны гуляют не снизу вверх, а наружу и внутрь. К этому чувству примешивается
ощущение начинающейся невесомости, ведь в воде тело становится легче. Неплохо
в этот момент вспомнить закон Архимеда. С помощью ванны легко можно измерить
такую сложную величину, как объем вашего тела. Мой объем оказался равным
примерно 0.07 кубического метра. Хотя, конечно, проще его определить, зная вес
вашего тела и удельный вес воды.
Я закрываю глаза и погружаюсь в воду с ушами. Струя из крана с такой силой
лупит по поверхности, что кажется, будто в соседней комнате работает отбойный
молоток. А на улице пусть бушует вьюга. И вот я уже представляю себя в волнах
Черного моря, будто я нырняю за крабами в маске с трубкой. В ушах немного
звенит, и мотор катера, отходящего на Ланжерон, работает близко-близко.
Водоросли и трава медленно колышатся, по дну пробегают солнечные волны, и
между камней я нахожу маленького краба, который убегает боком в маленькую
пещеру. Мимо проплывает жгучая медуза, и я еле успеваю увернуться от ее
прозрачных ядовитых щупалец. Воздух кончается, и пора выныривать. Поднявшись
вверх, как поплавок, я с силой выдыхаю в трубку, и фонтан воды подымается
среди зеленых волн почти на метр. Кстати, ласты всегда мне мешали двигаться, и
я обходился без них. Отдышавшись несколько минут, я набираю по-больше воздуху
и ныряю снова на дно. Воды в ванне уже совсем много, и она почти достает до
верхнего сливного отверстия. Краб забыл про меня и вылез целиком из-под камня.
Я хватаю его и вдруг сквозь бурление катера, отходящего на Ланжерон, слышу
непонятный звонок.
Я вынырнул на поверхность и открыл глаза. Звонок повторился. Вот черт, кто это
приперся в такой неподходящий момент! Неужели тете Рае опять приспичило
смерить давление? Я выключил воду и встал в ванне, чтобы вода с меня немного
стекла. Звонок настойчиво повторялся. Обмотав вокруг пояса полотенце, я
зашлепал по ледяному полу к двери.
- Кто там? - я уставился в глазок, ожидая увидеть тетю Раю.
- Откройте, милиция! - за дверью стояли два милиционера в бронежилетах и с
автоматами.
"Неужели опять не сработала сигнализация?" - подумал я. С этой сигнализацией
сплошное беспокойство. То скорее ее надо ставить, то быстрее снимать, а она
еще по нескольку раз в месяц не срабатывает, приезжает наряд, потом плати
деньги за ложный вызов. Может, плюнуть и отказаться от этой охраны?
Воровать-то особенно нечего...
- Подождите минуту, сейчас открою, - отвечаю я и бегу натягивать джинсы на
мокрое тело. В ванне так тепло, хорошо, а в коридоре сквозняк и еще эти
морозные милиционеры с автоматами. Надо еще паспорт найти, а то они без
паспорта не успокоятся. Паспорт был в кармане куртки.
- Проходите пожалуйста, опять сигнализация не сработала? - виновато спросил я,
стуча зубами от холода. Так ведь можно и простудиться. - Что-то вы на этот раз
поздно приехали, прошло уже, наверное, часа полтора, как я дома.
Милиционер молча рассматривал мой паспорт, потом сказал второму:
- Ну, Коль, зови Романова. Этот действительно здесь не прописан. А вы,
гражданин, что тут делаете в чужой квартире? - и он стал постукивать моим
паспортом по своей ладони. Действительно, в этой квартире я не прописан,
поскольку живу у жены, но и жена тут тоже не прописана, она прописана в другой
квартире, на Сретенке, а мы с ней живем здесь в квартире тетки ее первого
мужа, которая со Сретенки сюда переселяться не хочет. Жалко все-таки старушку
- привыкла к старому месту. Все это в двух словах я попытался объяснить
милиционеру. Он недоверчиво посмотрел на мою прописку. Я должен был сейчас
быть на улице Тухачевского.
- Коль, ну где там твой Романов, зови его сюда, а то тут какой-то бомж
выступает.
Какой еще Романов, подумал я, лучше бы нашли мою жену. Наконец, я услышал звук
открывающейся наружней двери, и в коридор вразвалку вошел ... мой подземный
двойник. Вот это номер! Значит, им просто нужна была моя, то есть, не моя, но
моей родственницы, квартира! И ничего им не скажешь! А куда же они дели бедную
старушку?
На двойнике был расстегнутый плащ, дорогой костюм-тройка, галстук, пышные усы
(когда он их успел отрастить, или просто наклеил) и запах одеколона. Он
мельком глянул на меня, потом обратился к главному милиционеру и стал с
благодарностью трясти его руку.
- Спасибо вам, дорогой товарищ майор (майор был на самом деле капитан), я вам
так благодарен, а то вы представляете мои чувства - поднимаюсь по своей родной
лестнице в свою родную квартиру, и вижу там - горит свет, в ванне льется вода,
и какой-то тип с закрытыми глазами лежит под водой, пускает пузыри и мычит
что-то!
- Не волнуйтесь, господин Романов, ваши документы в порядке, вы ведь здесь
прописаны, а этого придурка мы сейчас заберем с собой.
Второй милиционер пересчитывал пачку денег. Усатый двойник посмотрел на меня с
усмешкой. Как я попался, как я попался! И когда это он успел здесь
прописаться, ведь еще дня три назад он был на Ваганьковском кладбище! Видимо,
у них везде свои люди. Теперь я понимаю, почему здесь не было ни жены, ни
мебели, этот гад уже скоро привезет все свое, или вначале переломает все стены
и построит себе новые.
- Давай, друг, вытирайся, и пошли, - милиционер шагнул в большую комнату и
принялся изучать голые стены и потолки. Второй продолжал пересчитывать деньги.
С мокрой головой на такой холод! Вот гады! Я кое-как вытерся и оделся. Паспорт
по-прежнему оставался у "майора". И вот торжественный момент - в сопровождении
двух конвоиров я спускаюсь по лестнице. Рядом с милицейским газиком дымился
теплыми выхлопными газами черный "Мерседес" Романова с шофером. Двойник
смотрел на меня из окна и на прощание помахал ручкой. Хлопнула дверца, и газик
запердел к участку. Ну я и влип!
На улицах было уже совсем темно. Коля, наверное, нарочно выбирал дорогу без
фонарей и встречных машин. Газик подскакивал на каждой яме как козлик, и
хлюпающий звук его пробитого глушителя долбил окружающие дома, в которых даже
не светились окна. Через полчаса езды по таким местам меня затошнило. Наконец
нам попалась одна встречная машина. Ее фары осветили лица моих конвоиров, и
вдруг в майоре я узнал кладбищенского сторожа, только на этот раз он был
гладко выбрит и коротко подстрижен. Я вспомнил, что видел его уже в подземном
ресторане, на ипподроме и на даче. И вот теперь он выгоняет меня из моей
квартиры да еще везет в участок!
- Если бы не твоя подружка, мы бы давно пустили тебе кровь, - вдруг сказал он
ни с того ни с сего. - Господин Романов, твой дальний родственник, велел тебя
кончить как бомжа, и труп выкинуть в мусорный бак. Так что ты ему больше не
показывайся. Паспорт мы у тебя забираем. Скажи спасибо твоей подружке, что
остался цел. Тормозни-ка, Коль.
Архип вылез из газика, вытащил меня за шиворот и швырнул в грязь. Кругом была
кромешная темень, газик фары не включал. Я услышал щелчок предохранителя,
приближающиеся шаги майора, и решил, что теперь-то он меня пристрелит как
собаку. И что сказать в свое оправдание? Что господину Романову я не буду
мешать в его новой поверхностной жизни? Что обижать бедных нехорошо? Что убийц
ждет наказание на том свете? Но ведь они уже там бывали ... Архип схватил меня
за мокрые волосы и приставил пистолет к моему виску.
- Считай до трех, легче будет! - крикнул он в мое левое ухо. Раз. Два. Три.
Последнее, что я услышал, был звук пробитого глушителя их старого газика. Так
меня убили второй раз...
И вот я лежу на помойке с простреленным черепом и мокрыми волосами, и снова
пытаюсь набрать побольше воздуха и достать краба из-под большого подводного
камня. Надо же все-таки досмотреть этот чудесный сон, так прекрасно начавшийся
в горячей ванне, и так гнусно прерванный придурками из охраны.
Волны становятся больше - днем ветер сильнее, и вода уже не такая прозрачная.
Я опускаюсь все ниже и ниже ко дну и уже почти на ощупь хватаю это ужасное
животное. Краб шевелится и норовит захватить меня клешней. Теперь скорее на
поверхность, и к берегу. Слава Богу, я догадался захватить с собой небольшой
целлофановый мешочек, куда теперь отправляется морской зверь. До берега я
доплываю вполне благополучно, если не считать темных кругов перед глазами от
недостатка кислорода и тошноты от долгого качания на волнах. Краб затих в
пакете и готовится к самому худшему. Чтобы он не убежал, я сажаю его в
небольшую стеклянную банку с морской водой и водорослями. Пусть отдохнет.
Мне тоже надо отдохнуть и согреться. Оставив банку с крабом в тенечке, я
ложусь на раскаленный песок и блаженно закрываю глаза. Господи, как хорошо!
Солнце горячими руками ласкает все тело, ну прямо какой-то эротический массаж,
и сразу хочется есть. После купания всегда появляется зверский аппетит.
Подсохнув и обогревшись, я подымаюсь с песка, стряхиваю с себя отпечатки пляжа
и иду к нашему домику. Там, на тенистой веранде, увитой виноградными лозами с
еще зелеными ягодами, уже накрыт стол с простой клеенкой. Мы садимся обедать
все голые, только в плавках и купальниках, и воздух такой теплый и соленый,
что одеваться дальше совсем невозможно. А наша скромная еда вкуснее, чем в
любом парижском ресторане. Это багряные сладкие одесские помидоры, по размерам
приближающиеся к небольшому арбузу, крупная соль, хрустящая на зубах, большой
круглый хлеб, пусть даже черствый, на море это абсолютно неважно, и еще, может
быть, вареная молодая картошечка с укропчиком. Мы едим все это руками,
помидорные сок брызгает в мою подругу и стекает по ее плечу, смешиваясь с
потом и морской солью. И еще для остроты обязательно добавьте несколько долек
крепкого молодого чеснока. И чем запить все это счастье? Дети запивают обед
холодным лимонадом, который грустно лежал перед этим по пояс в песке,
омываемый зелеными волнами, а взрослые, конечно, пьют легкое красное вино из
запотевших стаканов.
Такие вот картины возникают в пробитых башках молодых бомжей, валяющихся на
московских помойках.


11. Скрипачка
Наступило утро, и мусорщик чуть не задавил меня своей машиной. Остановившись
всего в нескольких сантиметрах от моей головы, он выскочил из машины и толкнул
меня носком сапога. Я очнулся. Все-таки опять жизнь победила смерть! Майор
лишь пальнул в воздух рядом с моим ухом, и я потерял сознание от страха. Левое
ухо до сих пор было заложено. Такое бывает, если слишком много ныряешь на
глубину. Мокрые волосы заледенели и покрылись инеем. Грязь, раскисшая вечером,
за ночь замерзла, и штаны стали как брезентовые. Мусорщик грязно выругался и
оттащил меня в сторону от помойки. Ему надо было подъехать ближе, чтобы
достать до баков подъемником.
Как быстро я, однако, превратился в бомжа! Еще позавчера, выглядывая из окна
своей квартиры, я с жалостью замечал нищих, роящихся в помойке. А теперь у
меня тоже нет ничего - ни семьи, ни кола, ни двора, ни паспорта, ни работы.
Прямо Диоген какой-то. Стоило ради этого спускаться под землю! Вот тебе,
идиот, и задание Ваганьковского клуба! Вот тебе и ночные скачки, и дачки с
покойничками! Теперь я легко могу начать новую жизнь, и даже ясно, какую.
Лучше бы уж соглашался служить у Чинарика, лучше бы пошел бы рабочим на
соседнюю стройку, или дворником на ту же помойку! А кто теперь ты без
паспорта! Даже на своей машине не сможешь ездить! Кстати, а где права? Я сел и
стал лихорадочно ощупывать карманы. Господи, права остались! Значит, я еще
жив, я еще человек, а не бомж! Ура, я подпрыгнул от радости и даже забыл на
минуту о холоде. Конечно, рассуждал я, не может ведь Он так сразу оставить
меня без всякой надежды, без единой соломинки.
Мусорщик уехал, закидав меня рваной бумагой с объедками. Ледяной ветер стал
поддувать под меня колючую снежную крупу. Надо срочно согреться! Я поднялся на
ноги и постепенно стал приходить в себя. Штаны захрустели. Попрыгав на месте,
как пленный немец под Сталинградом, я решил вначале найти какой-нибудь подъезд
с горячей батареей. Кругом были какие-то бесконечные заборы, покрытые черным
снегом обочины, помойки и старые гаражи. До ближайшего дома пришлось идти
целых полчаса. В этом районе я еще не разу не был. Такое чувство, что это не
Москва, а какой-то серый провинциальный город. По дороге я прихватил пустую
коробку из-под телевизора "Сони", чтобы в подъезде постелить картон под себя.
Коробка была еще теплая, видимо, хозяин выкинул ее всего несколько минут
назад. Я часто видел такие картонки на лестницах у батарей и раньше думал, что
на них ночуют бездомные кошки или собаки. Нет, это просто следы бомжей.
Забравшись в ближайший подъезд, я попытался подняться по-выше, чтобы меня
по-меньше беспокоили жильцы, но вдруг в середине подъема открылась дверь, и на
меня бросилась огромная овчарка - видимо, хозяин решил вывести ее пописать.
Хорошо, что он успел надеть на нее поводок, я то бы она сразу откусила бы у
меня кусок ноги. Придерживая ласкового зверя на расстоянии, мужчина оглядел
меня с головы до ног, затем посмотрел на коробку, сразу сообразил, что я решил
тут прилечь, и сказал:
- А ну, уе.... быстро отсюда!
Добрый человек! Он крепко держал поводок, и я быстро побежал к выходу. Как
нежно я люблю собаководов! Смотришь, бывало, на старушку с Моськой, которая
надрывается от тонкого лая, и думаешь, какая все-таки благородная женщина,
старой закалки, что держит такого зверя на привязи! И еще ласково так говорит,
улыбаясь:
- Ну что вы, не бойтесь, проходите мимо, она же совсем не кусается, - как
будто на ее Моське это написано.
А как приятно смотреть на хозяина, который вывел, наконец, свое сокровище на
улицу перед окнами, и стоит, заботливо ожидая, пока оно наложит аппетитную
дымящуюся горку, да еще приговаривает:
- Вот молодец, вот умница, какой умный пес, что наклал здесь, а не на диван в
гостиной!
И сразу тоже хочется порадоваться за чистоплотного домоседа. А говорят,
собачья еда в банках - мировой закусон! Вы еще не пробовали? Зря, батенька,
зря! Зачем только ее дают собакам, лучше бы раздавали пенсионерам ... Вон тот
дядя уже с утра принял, закусил собачими консервами, и - в отличной форме. Я
вошел в другой подъезд, там по лестнице мчались трое детишек и кричали "Ура!".
Было семь тридцать утра, до начала занятий в школе оставалось еще много
времени, но детки радостно спешат на уроки.
- Опять этот вонючий бомж приперся, - донеслось мне вслед.
- А я одного побрызгал "Дихлофосом", когда он спал, попал ему прямо в рот, и
он к нам в подъезд больше уже не приходил, - сказал другой мальчик.
Вот умные детки растут, и какие добрые! До открытия булочной осталось полчаса,
я решил погреться пока здесь, а потом пойти позавтракать хлебом. В этом
подъезде было не очень холодно, хотя батареи на лестницу и не выходили. Я
добрался почти до самого верха, там должно было быть теплее, но особой разницы
я не почувствовал. Штаны, видимо, частично подсохли на ветру. Что ж, давно я
готовился к такой жизни, приглядывался к бомжам, и вот, наконец, "мечта" моя
свершилась.
Как быстро и безболезненно это случилось! Что толку сейчас звонить друзьям!
Уже лет пять я ни с кем не общался, у каждого свои дела, дети, работа, а я тут
к ним нагряну, да еще в таком виде, нет, так не годится, и так поступать мне
совсем неудобно. Родственники остались только в Одессе и Горьком, туда так
просто не доедешь, особенно без паспорта. Жена с детьми, видимо, решила жить с
новым любовником, а чтоб я не приставал, быстро - "оформление в течение часа"
- продала квартиру, и след ее простыл. И кому я еще нужен? Подземная герцогиня
спустилась вниз, даже чаю не захотела со мной пить, так что остался я голый и
босый один на всем свете. Уже без десяти восемь, булочная скоро откроется.
Надо пойти на поиски хлеба, авось там мне подадут "Христаради".
До булочной пришлось пилить почти целый час, удобно у нас все-таки в городе
все устроено. Идиот! Я думал, что с утра мне в булочной подадут на хлеб, но не
тут-то было! У всех утром настроение плохое, хочется спать, да еще в такой
холод и ветер. Объяснять мою историю было глупо, других я придумать не успел,
и от хлебосольных москвичей я получал в лучшем случае советы типа "Работать
надо идти", "Такой молодой, а уже пьяница", "Иди проспись". Наконец, какая-то
бабуля дала мне на четвертинку черного, и я испытал необыкновенное счастье,
вонзившись зубами в мякоть своего любимого бородинского. Как мало все-таки
человеку надо! Давно мне не было так вкусно! Мысли забегали быстрее, уже
захотелось двигаться и немного согреться. В подъезде особенно не согреешься,
да и опасно - кругом собаки и школьники. Вот старые бомжи любят греться в
метро и на вокзалах. Поеду и я куда-нибудь развеюсь! На метро мне подала
приличная тетя, видимо, спешившая на работу в министерство. Я прикинулся
рассеянным студентом, забывшим дома кошелек.
И вот уже я втиснулся в забитый народом вагон метро и начал потихоньку
оттаивать. Вскоре подо мной образовалась небольшая лужица. Публика недовольно
морщила нос. Пришлось перейти в другой вагон. Сперва я решил погонять по
кольцу - интересно, сколько оборотов делает один поезд? Часа через два я
определил, что один состав делает в среднем десять оборотов, а потом
высаживает всех пассажиров и идет в депо. Штаны уже почти все высохли, и даже
не сильно порвались по дороге, но под влажной курткой совсем ничего не было,
даже шарфа, и вид был, прямо скажем, не авантажный. Про шапку и перчатки и
говорить нечего - их просто не было. Примерно к часу дня я весь высох,
прогрелся и захотел есть. В булочных сейчас как раз перерыв на обед, и идти
туда рано. Я сделал еще три круга и решил выйти на "Красной Пресне". Где тут
по-близости можно было бы купить хлеба? В высотном доме есть хлебный отдел, но
там слишком приличное место, и вряд ли удастся разжалобить там кого-нибудь.
Кажется, за углом, если пройти мимо кинотеатра "Пламя", есть маленькая
булочная, туда я и направился.
На этот раз мне повезло. Навстречу мне попались студентки, я тоже мог еще
прикинуться студентом, и они одарили меня деньгами на целый батон. Хорошо
все-таки, что я еще не стал совсем старым и грязным бомжом, тогда бы они мне
ничего бы не дали. А тут я даже соврал, что мне давно не платили стипендию.
Наверное, у них были богатые родители. Говорят, некоторые студентки ходят на
дискотеки, где за вход надо платить 120 долларов. Ах нет, я спутал, девушек
вроде пускают бесплатно. На такие деньги некоторые семьи живут два месяца, а
то и больше. А тут захотела потанцевать, развлечься - и за пару часов не глядя
проплясываешь хлеб для толпы бедняков.
Нет все-таки справедливости на свете! Я шел по улице 1905 года, жуя батон,
купленный на милосты