.
   Он познакомил Элен с Хэйменом, так  как  был  уверен,  что  страховая
компания  пытается  надуть  ее.  "Эд  сошел  с  ума,   а   не   совершил
самоубийство", - сказал Лейдекер и утверждал это даже  после  того,  как
Элен вручила ему его шляпу и указала на дверь.
   После того как Говард Хэймен обвинил "Восточную  страховую  компанию"
во всех мыслимых и немыслимых грехах, Элен  получила  чек  на  семьдесят
тысяч долларов. Поздней осенью 1994 года большую часть этих  денег  Элен
потратила на покупку особняка на Гаррис-авеню,  через  три  дома  от  ее
прежнего жилища и как раз напротив Гарриет Бенниген.
   - Мне никогда не нравилось жить в восточной части, - однажды в ноябре
того же года призналась  Элен  Луизе.  Женщины  возвращались  из  парка.
Натали дремала в коляске, о  присутствии  малышки  говорил  лишь  кончик
розового  носика  и  облачко  холодного  дыхания,  вырывавшегося  из-под
огромной шапки, собственноручно связанной Луизой. - Все время я  мечтала
о Гаррис-авеню, мне даже снилось это место. Разве не безумно?
   - Не думаю, что сны когда-нибудь бывают безумными, - ответила  Луиза.
Элен и Джон Лейдекер встречались большую часть лета,  но  ни  Ральф,  ни
Луиза не удивились, когда ухаживания  внезапно  прекратились  после  Дня
Труда, как и тому, что на строгой блузке  библиотечного  работника  Элен
появился розовый треугольник, приколотый английской булавкой.  Возможно,
Ральф и Луиза не удивились, потому что прожили достаточно долго и многое
повидали на своем веку или, возможно, на некотором глубинном  внутреннем
уровне они по-прежнему  видели  ауры,  окружающие  людей  и  предметы  и
открывающие вход  в  тайный  город  скрытых  смыслов  и  завуалированных
мотивов.
 
5 
 
   После  переезда  Элен  на  Гаррис-авеню  Ральф  и   Луиза   частенько
присматривали  за  Натали,  невероятно  наслаждаясь  этим.  Натали  была
ребенком, который мог бы стать венцом их  брака,  поженись  они  лет  на
тридцатьсорок раньше; самые холодные,  мрачные  зимние  дни  становились
теплее и ярче, когда приходила Натали, похожая  на  медвежонка  в  своем
розовом зимнем комбинезончике с варежками, свисающими на тесемках.
   - Пливет, Вальф! Пливет, Лисе! Я плисла к вам!
   В  июне  1995  года  Элен  купила  подержанную  "вольво",  к  которой
прикрепила девиз:
   "МУЖЧИНА НУЖЕН ЖЕНЩИНЕ ТАК ЖЕ, КАК РЫБЕ ВЕЛОСИПЕД".
   Это утверждение ничуть не удивило Ральфа, но  при  виде  надписи  ему
всегда  становилось  грустно.  Иногда  он  думал,  что   самым   ужасным
наследством, оставленным Эдом своей вдове, было именно это  не  очень-то
забавное утверждение, и когда он видел надпись, то вспоминал Эда  в  тот
летний день, когда, выйдя из "Красного яблока", он отправился выяснять с
ним отношения.
   Припоминал, как Эд сидел без рубашки, а на линзах его  очков  засохли
капли крови.  Как  Эд  подался  вперед,  уставившись  на  Ральфа  умными
глазами, и сказал, что когда глупость достигает определенного уровня,  с
ней становится очень трудно жить.
   "А затем стало происходить нечто ужасное", - иногда думал  Ральф.  Но
он уже не мог вспомнить, что именно случилось, хотя, возможно, это  и  к
лучшему. Однако провал в памяти (если только это был  провал)  никак  не
влиял на его уверенность в том, что с Элен поступили  очень  нехорошо...
Что капризный, вздорный  рок  привязал  пустую  консервную  банку  к  ее
хвосту, а она даже не знает этого.
 
6 
 
   Через месяц после покупки  Элен  "вольво"  с  Фэем  Чепином  случился
сердечный  приступ,  когда  он  составлял  первичный  список  участников
"взлетнопосадочного" турнира. Его увезли в городскую больницу Дерри, где
он и умер семь часов спустя. Ральф посетил Фэя незадолго до  кончины,  и
когда он увидел номер палаты - 315, - его охватило  сильнейшее  ощущение
deja vu.
   Сначала, как предположил он, виной всему то,  что  Кэролайн  окончила
свои дни в соседней палате, но затем Ральф вспомнил, что Джимми В.  Умер
в этой же палате. Они с  Луизой  навестили  Джимми  как  раз  перед  его
смертью, Ральф тогда еще подумал, что Джимми узнал их обоих, хотя  и  не
был уверен в этом; воспоминания о том времени,  когда  он  впервые  стал
по-настоящему обращать  внимание  на  Луизу,  были  весьма  туманны.  Он
предполагал, что отчасти виной тому любовь, а частично -  старость,  но,
возможно, в основном бессонница - он достаточно настрадался после смерти
Кэролайн, хотя в конце концов  бессонница  излечилась  сама  собой,  как
бывает иногда в жизни. И все же ему  казалось,  что  нечто  (приветствую
тебя, женщина,  приветствую  тебя,  мужчина,  мы  ждали  вас)  абсолютно
неординарное произошло в этой  палате,  а  когда  Ральф  взял  высохшую,
обессиленную руку Фэя в свои и улыбнулся, глядя в испуганные,  смущенные
глаза Фэя, в голову ему пришла странная мысль:  "Сейчас  они  вверху,  в
углу комнаты, и наблюдают за нами".
   Он взглянул вверх. В углу,  конечно,  никого  не  было,  не  на  долю
секунды... На одно мгновение...
 
7 
 
   Жизнь между 1993 и 1998 годами шла так, как она  всегда  протекает  в
городишках,   подобных   Дерри:   апрельские   почки   превращались    в
разноцветные, опадающие листья  октября;  в  середине  декабря  в  домах
зажигались рождественские елки, а в  начале  января  их  выбрасывали,  и
серебристый "дождик" печально свисал с еловых веток; дети появлялись  на
свет через входные двери, а старики уходили через выход. Иногда  выходом
пользовались и совсем молодые люди.
   В Дерри прошло пять лет стрижек и химических завивок, весенних гроз и
выпускных школьных балов, кофе и сигарет, шикарных  обедов  в  "Бухточке
Паркера" и хот-догов на скорую  руку  на  футбольном  поле.  Девчонки  и
мальчишки влюблялись, пьяные вываливались из машин, а  "мини"  вышло  из
моды.
   Люди  чинили  крыши  своих  домов  и   подъездные   дорожки.   Старые
бездельники вылетали с насиженных мест,  а  на  их  должности  назначали
новых   бездельников.   Такова   была   жизнь,   часто   не   приносящая
удовлетворения, иногда жестокая, обычно скучная, редко красивая, изредка
просто восхитительная. Время шло, а жизнь текла своим чередом.
   Ранней осенью 1996 года Ральф пришел к  убеждению,  что  у  него  рак
прямой кишки. Он замечал не только следы крови в своем  стуле,  а  когда
наконец-то,  отважившись,  отправился  на  прием   к   доктору   Пикарду
(заменившему доктора Литчфилда на радость многим), то мысленно уже видел
больничную койку и  химиотерапию.  Но  вместо  рака  у  Ральфа  оказался
обыкновенный  геморрой,  который,  по  незабываемому  выражению  доктора
Пикарда, "показал свою головку". Доктор прописал Ральфу  свечи,  которые
Ральф и пошел купить в "Райт-Эйд". Джо Уайзер, прочитав рецепт, от всего
сердца улыбнулся Ральфу. - Паршиво, - сказал он, -  зато  теперь  отпала
проблема с раком прямой кишки, правда?
   - Да я никогда и не думал о раке, - смущенно возразил Ральф.
   Однажды зимой 1997 года Луиза вбила себе в голову, что ей  непременно
хочется спуститься с холма в Строуфорд-парке на саночках  Натали  Дипно.
Nна летела вниз "быстрее, чем свинья по скользкому настилу"  (этот  перл
принадлежал Дону Визи; в тот день он случайно оказался рядом и  наблюдал
за спуском) и врезалась в кабину женского туалета. Луиза разбила коленку
и потянула спину, и, хотя Ральф понимал, что  этого  делать  нельзя,  он
заходился от смеха по дороге в кабинет неотложной помощи. Тот факт,  что
Луиза, несмотря на боль, и сама хохотала до упаду, вовсе не помог Ральфу
взять себя в руки. Он смеялся, пока слезы не покатились  по  щекам,  ему
даже казалось, что его вот-вот хватит  удар.  Она  чертовски  напоминала
"нашу Луизу", несясь вниз с  холма,  скрестив  ноги  наподобие  йогов  с
мистического Востока, и едва не перевернула туалетную кабину, врезавшись
в нее. К весне Луиза  полностью  оправилась,  хотя  в  дождливую  погоду
коленка давала о себе знать, и она действительно устала от вопросов Дона
Визи, не падала ли она еще в какой-нибудь сортир в последнее время.
 
8 
 
   Просто жизнь, идущая как всегда - которая, как говорится, в  основном
между строк и за полями. Это то,  что  происходит,  пока  мы  обдумываем
другие планы, согласно той или иной саге, и если жизнь и  была  особенно
хороша для Ральфа Робертса, то потому, что он не строил никаких  планов.
Он просто жил.
   Ральф поддерживал приятельские отношения с Джоном  Лейдекером  и  Джо
Уайзером, но лучшим другом в течение всех этих лет оставалась его  жена.
Они почти всюду ходили вместе, у них не было секретов друг от  друга,  а
ссорились супруги настолько редко, что точнее можно сказать - никогда. К
тому же у Ральфа были его гончая Розали, любимое кресло-качалка,  прежде
принадлежавшее мистеру Чессу, а  теперь  ставшее  его  предпочтением,  и
почти ежедневные визиты Натали (которая называла их уже  Ральф  и  Луиза
вместо Вальф и Лисе). К тому же Ральф был здоров, чего еще желать? Самая
обыкновенная жизнь, насыщенная обыкновенными шот-таймеровскими  победами
и поражениями, и Ральф искренне наслаждался ею до  середины  марта  1998
года, когда, проснувшись однажды утром и взглянув на часы,  увидел,  что
всего 5.49.
   Он тихонько  лежал  рядом  с  Луизой,  не  желая  тревожить  жену,  и
раздумывал, что же разбудило его.
   "Тебе это известно, Ральф".
   "Нет, абсолютно".
   "Нет, известно. Слушай".
   И он слушал. Слушал очень внимательно. И  через  некоторое  время  он
услышал это в стенах: тихое, мягкое постукивание Стража Смерти.
 
9 
 
   На следующее утро Ральф проснулся в 5.47, а еще через сутки в 5.44.
   Сон его  уходил  капля  за  каплей,  минута  за  минутой,  пока  зима
постепенно ослабляла  свою  хватку,  позволяя  весне  отыскать  обратную
дорогу в Дерри. К  маю  уже  отовсюду  раздавалось  постукивание  Стража
Смерти, однако Ральф понимал, что исходит оно из одного и того же места,
но видоизменяется,  как  искусный  чревовещатель  изменяет  свой  голос.
Прежде постукивание исходило из Кэролайн. Теперь оно исходило из него.
   Ральф не испытывал уже того ужаса, который  охватил  его,  когда  ему
показалось, что у него рак,  или  отчаяния,  как  при  давних  приступах
бессонницы. Он чаще уставал и ему все труднее было  сосредоточиваться  и
вспоминать  даже  самые  простые  вещи,  но   все   происходящее   Ральф
воспринимал спокойно.
   - Ты хорошо спишь? - однажды спросила его Луиза. - У тебя под глазами
появились темные круги.
   - Это из-за допинга, - ответил Ральф.
   - Ах ты, старый шутник!
   Ральф прижал к себе Луизу:
   - Не тревожься за меня, дорогая, - я сплю столько, сколько надо.
   А неделю спустя он проснулся в 4.02 утра  от  ноющей  боли,  кинжалом
пронзающей руку, - ноющей в унисон постукиванию Стража Смерти, что  было
не больше, но и не меньше, чем биением его сердца. Но это новое ощущение
не было его сердцем, по крайней мере Ральф так не считал; словно  кто-то
вживил нить накаливания в плоть правой руки.
   "Это шрам, - подумал он, а затем: - Нет, это обещание.
   Время выполнения обещания почти подошло".
   "Какого обещания, Ральф? КАКОГО обещания?"
   Он не знал.
 
10 
 
   Однажды в начале июня в гости к Робертсам пришли Элен и Натали, чтобы
рассказать о поездке в Бостон с "тетей Мелани",  работающей  кассиром  в
банке и ставшей близкой подругой Элен. Элен и тетя Мелани участвовали  в
какомто феминистском собрании, в  то  время  как  Натали  знакомилась  с
малышами в детском дневном центре, после  этого  тетя  Мелани  уехала  в
Нью-Йорк, а затем и в Вашингтон по своим феминистским делам.  А  Элен  и
Натали еще пару дней знакомились с Бостоном.
   - Мы смотрели мультик,  -  восхищенно  сообщила  Натали.  -  О  жизни
животных в лесу. Они  разговаривали!  -  Девчушка  произнесла  последнее
слово с шекспировской напыщенностью - разговаривали.
   - Фильмы, где все животные такие чистенькие и благородные, ведь  так?
- поинтересовалась Луиза.
   - Да! А еще у меня новое платье!
   - Очень красивое, - похвалила Луиза.
   Элен между тем смотрела на Ральфа:
   - С тобой все в порядке? Ты такой бледный.
   - Мне хорошо как никогда, - ответил он. - Какие вы обе хорошенькие  в
этих кепках. Приобрели в "Фэнуэй-парк"?
   На головах Элен  и  Натали  красовались  кепки-бейсболки  с  эмблемой
"Бостон Ред сокс". Вполне обычная вещь для Новой Англии в  теплое  время
года ("обычная, как кошачье дерьмо" - по словам Луизы), однако вид кепок
на головах этих двоих  наполнил  Ральфа  неким  глубоким,  пронизывающим
чувством... Оно было связано  со  своеобразным  образом,  который  Ральф
абсолютно не понимал: с входом в "Красное яблоко".
   Элен сняла кепку и принялась изучать ее.
   - Да, - сказала она. - Мы ходили на матч, но продержались только  три
подачи. Мужчины, бьющие по мячам и принимающие мячи. Думаю, в  настоящее
время у меня не хватает терпения на мужчин с  их  мячами...  Однако  нам
понравились их щегольские кепки, правда, Натали?
   - Да! - радостно согласилась Натали, и когда на следующее утро  Ральф
проснулся в 4.01, шрам на руке  горел,  а  Страж  Смерти  говорил  почти
вслух, повторяя шепотом странное, какое-то иностранное имя:
   "Атропос... Атропос... Атропос".
   "Мне это имя известно".
   "Неужели, Ральф?"
   "Да. У него еще  есть  ржавый  скальпель  и  ужасное,  отвратительное
жилище. Именно он называл меня Шотти,  и  он  еще  забрал...  Забрал..."
"Забрал что, Ральф?"
   Ральф  привык  к  подобным  молчаливым  дискуссиям;   казалось,   они
приходили к нему по некоему умственному  радио,  на  пиратской  частоте,
работающей лишь в ранние утренние часы, пока он, лежа  рядом  со  спящей
женой, ждал восхода солнца. - "Забрал что? Ты помнишь?"
   Ральф не ожидал объяснений; вопросы, задаваемые этим  голосом,  почти
всегда оставались без ответа, но  на  сей  раз,  совершенно  неожиданно,
ответ пришел: "Панаму Билла Мак-Говерна, конечно. Атропос  украл  панаму
Билла, а однажды я так разозлил его, что он даже  откусил  кусок  от  ее
полей".
   "А кто он? Кто такой Атропос?"
   А вот на этот вопрос у Ральфа четкого ответа не было. Он  знал  лишь,
что Атропос должен сделать что-то с Элен, у которой теперь есть кепка  с
эмблемой "Бостон Ред сокс", так нравившаяся женщине, и  что  у  Атропоса
есть ржавый скальпель.
   "Скоро, - подумал Ральф Робертс, лежа в  темноте  и  прислушиваясь  к
тихому постукиванию Стража Смерти в стенах. - Скоро я все узнаю".
 
11 
 
   В третью неделю испепеляюще жаркого  июня  Ральф  снова  стал  видеть
ауры.
 
12 
 
   Когда июнь соскользнул в июль,  Ральф  начал  частенько  плакать  без
какого-либо  серьезного  повода.  Странно  -  если   бы   он   испытывал
разочарование или депрессию... Но иногда он просто смотрел на  что-то  -
например, на птицу, одиноко парящую в небе,  -  и  сердце  его  начинало
трепетать от горестного предчувствия потери.
   "Почти  все  кончено,  -   сказал   внутренний   голос,   больше   не
принадлежавший  Кэролайн,  Биллу  или  ему  самому,  но  только  в  юном
возрасте.
   Голос был незнакомым, хотя вовсе не обязательно недобрым, зловещим. -
Именно поэтому ты и печален, Ральф. Вполне нормально испытывать  грусть,
когда все кончается".
   "Ничего не кончается, - закричал Ральф в  ответ.  -  Почему  это?  Во
время последнего осмотра доктор Пикард сказал, что я здоров как  бык!  Я
чувствую себя отлично! Никогда мне не было лучше!"
   Тишина со стороны внутреннего голоса. Но тишина знающая.
 
13 
 
   - Ладно, - однажды жарким днем,  почти  в  самом  конце  июля,  вслух
произнес Ральф. Он сидел на скамье неподалеку  от  того  места,  где  до
урагана 1985 года стояла водонапорная башня  Дерри.  У  подножия  холма,
рядом с водоемом, сидел молодой человек (судя  по  биноклю  и  огромному
количеству книг, лежащих рядом с ним на траве, серьезный наблюдатель  за
водоплавающими птицами) и делал аккуратные пометки в журнале.  -  Ладно,
скажи мне, почему почти все кончено. Скажи мне только это.
   Немедленного ответа не последовало. Ральф мог и  подождать,  он  даже
желал этого. Он много прошагал, день стоял жаркий, и Ральф устал. Каждое
утро он просыпался около  трех  тридцати.  Ральф  снова  стал  совершать
длительные прогулки, но без всякой надежды, что они  помогут  ему  спать
дольше; ему казалось, что он совершает паломничество, посещая  все  свои
самые любимые уголки в Дерри. Прощаясь со всем.
   "Потому что время обещания почти подошло, - ответил внутренний голос,
а шрам на руке вновь заныл глубоким теплом. -Обещания, которое было дано
тебе, и того, которое ты дал в ответ".
   - И что  это  за  обещание?  -  ободряюще  поинтересовался  Ральф.  -
Пожалуйста, если я дал обещание, то почему я не  могу  вспомнить,  какое
именно?
   Серьезный орнитолог услышал  голос  Ральфа  и  посмотрел  на  вершину
холма.
   Он  увидел  пожилого  мужчину,  сидящего  на  скамье   и,   очевидно,
разговаривающего с самим  собой.  Уголки  рта  орнитолога  опустились  в
отвращении, и он подумал: "Надеюсь,  я  умру  раньше,  чем  докачусь  до
такого". Он отвернулся к птицам  и  вновь  приступил  к  своим  записям.
Глубоко внутри головы Ральфа Робертса внезапно возникло ощущение щелчка,
и, хотя он даже не пошевелился, Ральф почувствовал, как с необыкновенной
скоростью он поднялся вверх... Намного быстрее и  выше,  чем  когда-либо
раньше.
   "Вовсе нет, - произнес голос. - Однажды  ты  поднялся  НАМНОГО  выше,
Ральф, - и Луиза тоже. Но ты поднимешься и туда.
   Скоро ты будешь готов".
   Орнитолог,  живущий,  сам  не  зная  того,  в   центре   великолепной
золотистой ауры, внимательно осмотрелся  по  сторонам,  возможно,  желая
убедиться, что выживший из ума старик не крадется к  нему  с  ножом.  Но
увиденное заставило сжатую в ниточку линию его рта  расслабиться.  Глаза
молодого человека расширились. Ральф увидел внезапное излучение  лучиков
цвета индиго, вырвавшихся из ауры орнитолога, и понял, что наблюдает  за
течением тока. "Что с ним? Что он увидел?"
   Но Ральф ошибался. Дело было не в  том,  что  увидел  наблюдатель  за
птицами, а в том, чего он не увидел. Он не увидел Ральфа, потому что тот
поднялся достаточно высоко, исчезнув с этого уровня.
   Находись они сейчас здесь, в этом самом месте, я  обязательно  увидел
бы их".
   "Кого, Ральф? Кого?"
   "Клото, Лахесиса. И Атропоси".
   Моментально все фрагменты в его  голове  стали  складываться  вместе,
словно кубики-загадка, выглядевшие намного сложнее обычного.
   Ральф прошептал:
   - О Боже. О Боже. О Боже.
 
14 
 
   Шесть дней спустя Ральф проснулся в три пятнадцать и понял, что время
исполнения обещания пришло.
 
15 
 
   - Я схожу в "Красное яблоко", куплю мороженого, - сказал Ральф.
   Было около десяти часов утра. Сердце учащенно  билось  в  его  груди,
мысли путались под непрерывное белое жужжание переполнявшего его страха.
Никогда в жизни Ральф  не  испытывал  такого  отвращения  к  мороженому,
однако это хоть какойто предлог отправиться в "Красное  яблоко";  стояла
первая неделя августа, в сводке погоды сообщили,  что  днем  температура
поднимется до девяноста градусов по  Фаренгейту,  но  к  вечеру  обещали
грозу.
   Ральф подумал, что  ему  нет  необходимости  беспокоиться  по  поводу
грозы.
   Рядом с кухонной дверью на старых газетах стояла книжная полка.
   Луиза перекрашивала  ее  в  красный  цвет.  Она  поднялась  с  колен,
приложила ладони к пояснице и прогнулась.  Ральф  услышал  похрустывание
позвонков. - Я пойду с тобой. К  вечеру  от  краски  у  меня  разболится
голова, если я хоть немного не подышу свежим  воздухом.  Не  понимаю,  с
чего это я решила заняться покраской в такой душный день?
   В довершение ко всему Ральфу не хватало еще, чтобы в "Красное яблоко"
его сопровождала Луиза.
   - Не стоит, дорогая. Я принесу твое любимое  кокосовое  мороженое.  Я
даже не беру с собой Розали; почему бы тебе просто не посидеть на заднем
крыльце?
   - Любое мороженое, пока ты  донесешь  его  из  магазина,  растает  по