для
престарелых "Джорджия Пайнз". И только из-за этого я  не  смогу  заснуть
сегодня ночью.
   Я попытался пойти к кухонной двери, и  Брэд  снова  схватил  меня  за
руку. Я не знаю, как первый раз, но теперь  он  делал  это  сознательно,
чтобы причинить боль. Его глаза бегали по сторонам - он желал убедиться,
что в утренней сырости никого поблизости нет и никто не увидит,  как  он
оскорбляет одного из тех стариков, за которым должен ухаживать.
   - Что ты делал там, на тропинке? - спросил он. - Я  знаю,  ты  ходишь
туда не для того, чтобы мастурбировать, эти дни для тебя давно миновали,
поэтому признавайся, что ты там делаешь?
   - Ничего. - Я сказал себе,  что  нужно  сохранять  спокойствие  и  не
показывать, как мне больно; спокойно, ведь он упомянул лишь тропинку, он
не знает про сарай. - Я просто гулял. Проветривал мозги.
   - Слишком поздно, Поли. Твои мозги уже никогда не станут ясными. - Он
снова сжал мою худую старческую кисть, перемещая  хрупкие  кости,  глаза
его постоянно бегали из  стороны  в  сторону,  чтобы  знать,  что  он  в
безопасности. Брэд не боялся нарушать правила, он только боялся, что его
поймают, когда он нарушает их. И в этом тоже походил на  Перси  Уэтмора,
который никогда не давал вам забыть, что он племянник губернатора. -  Ты
такой старый, просто чудо, как ты еще помнишь, кто ты такой. Ты слишком,
чертовски стар. Даже для этого музея. Ты мне действуешь на нервы, Поли.
   - Пусти меня, - сказал я, стараясь, чтобы голос не звучал жалобно.  И
не просто из гордости. Я думал, что это может возбудить его,  как  запах
пота нервную собаку, которая обычно только рычит,  и  она  кусает.  И  я
вспомнил журналиста, писавшего о Джоне Коффи. Этот  репортер  -  ужасный
человек по фамилии Хэммерсмит. Самое ужасное в кем было то,  что  он  не
знал, что он ужасен.
   Вместо того, чтобы меня отпустить, Долан  снова  сжал  мою  кисть.  Я
застонал. Я не хотел, но ничего не  мог  поделать.  Боль  пронзила  меня
насквозь до самых лодыжек.
   - Что ты там делаешь, Поли? Скажи мне.
   - Ничего! - Я еще не плакал, но боялся, что скоро  заплачу,  если  он
будет продолжать в том же духе.  -  Ничего,  я  просто  гуляю,  я  люблю
гулять, отпусти меня!
   Он отпустил ненадолго и лишь для  того,  чтобы  схватить  мою  другую
руку. Пальцы ее были сжаты.
   - Открой, - приказал он. - Дай папе посмотреть. Я повиновался,  и  он
фыркнул с отвращением.  Там  не  было  ничего,  кроме  остатков  второго
кусочка жареного хлеба. Я сжимал его в правой руке, когда он стал давить
мою левую кисть, и на пальцах осталось масло - не масло, маргарин, масла
здесь не держали.
   - Иди в дом и вымой свои мерзкие руки, - велел  он,  отходя  назад  и
откусывая кусок рулета. - Боже правый.
   Я пошел вверх по лестнице. Ноги у меня  дрожали,  сердце  колотилось,
как мотор с протекающими клапанами  и  старыми  разболтанными  поршнями.
Когда я взялся за ручку двери, ведущей в кухню -  и  к  безопасности,  -
Долан сказал: - Если ты, Поли, расскажешь хоть кому-нибудь, что я сжимал
твою бедную ручку, то я всем скажу,  что  у  тебя  галлюцинации.  Начало
старческого маразма. А ты знаешь, что мне поверят. Если же  там  синяки,
они подумают, что ты их сам себе поставил.
   Да. Это правда. И опять - эти слова мог сказать Перси Уэтмор.  Перси,
каким-то образом оставшийся молодым и подлым, тогда как я стал старым  и
хрупким.
   - Я никому не собираюсь ничего говорить, - пробормотал  я.  -  Нечего
говорить.
   - Вот и правильно, дорогуша. - Его голос звучал  легко  и  насмешливо
голос верзилы (если взять словечко Перси),  который  думает,  что  будет
молодым вечно. - А я узнаю, что ты  там  делаешь.  Я  сделаю  это  своей
обязанностью. Слышишь?
   Конечно, я слышал, но не доставил ему удовольствия подтвердить это. Я
вошел в дом, прошел через кухню (я чувствовал запах яичницы с сосисками,
но уже не хотел их) и повесил накидку на крюк.  Потом  поднялся  в  свою
комнату, останавливаясь на каждой ступеньке, давая своему  сердцу  время
успокоиться и собираясь с мыслями, чтобы начать писать.
   Я вошел в солярий и просто сидел за маленьким столом  у  окон,  когда
мой друг Элен, просунула  в  дверь  голову.  Она  казалась  усталой,  и,
по-моему, ей было нехорошо. Элен гладко зачесала волосы, но все еще была
в  своем  платье.  Старые  возлюбленные  не  тратят  много  времени   на
церемонии,  ведь  по  большей  части  мы  просто  не  можем  себе  этого
позволить.
   - Я не буду тебя отвлекать, - сказала она. - Я вижу, что ты  собрался
писать...
   - Не говори глупостей, - ответил я. - У меня времени  больше,  чем  у
Картера печеночных таблеток. Заходи.
   Она вошла, но остановилась у двери.
   - Просто я не могла заснуть... Опять... И случайно оказалась  у  окна
чуть пораньше... И...
   - И ты видела меня с мистером Доланом во время  нашей  милой  беседы,
помог ей я. - Я надеялся, что  она  только  видела,  что  ее  окно  было
закрыто, и она не слышала, как я хныкал и просил отпустить.
   - Это было неприятно и совсем не дружески, - сказала она. - Пол, этот
мистер Долан расспрашивал всех о тебе. Он и меня спрашивал, это было  на
прошлой неделе. Я тогда об этом не задумалась, просто решила, что у него
противный любопытный нос, который он сует в чужие  дела,  а  теперь  мне
интересно.
   - Спрашивал обо мне? - Я  надеялся,  что  мой  голос  звучит  не  так
тревожно, как я ощущал. - Что спрашивал?
   - Во-первых, куда ты ходишь. А еще - зачем ты ходишь гулять.
   Я попробовал засмеяться.
   - Этот человек просто не верит в тренировки, все ясно.
   - Он считает, что у тебя есть тайна. - Она помолчала...  -  Мне  тоже
так кажется.
   Я открыл было рот, чтобы сказать, что впервые об этом слышу, но  Элен
подняла свою скрюченную, но  странно  прекрасную  руку,  прежде,  чем  я
произнес хоть звук.
   - Если это так, мне совсем не надо знать, что  там,  Пол.  Твои  дела
только твои дела. Меня воспитывали так, но не все это понимают.  Поэтому
будь осторожен. Именно это я и хотела сказать. А теперь  оставляю  тебя,
занимайся своим делом.
   Элен повернулась, чтобы уйти, но, прежде чем она вышла, я  позвал  ее
по имени. Она обернулась и посмотрела вопросительно.
   - Когда я закончу то, что пишу... - Начал было я,  но  потом  покачал
головой. Не так. - Если я закончу то, что пишу, ты прочитаешь?
   Она чуть задумалась, а потом улыбнулась такой улыбкой, что можно было
влюбиться, даже такому старику, как я.
   - Для меня это будет большая честь.
   - Подожди, пока прочитаешь, а потом уже говори о чести, - возразил я,
думая о смерти Делакруа.
   - Я все равно прочту, - сказала  она.  -  Каждое  слово,  обещаю.  Но
сначала ты должен завершить начатое.
   Она оставила меня писать, но, прежде чем я написал хоть слово, прошло
довольно много времени. Я сидел почти час, глядя  в  окно  и  постукивая
карандашом по столу, наблюдая, как  временами  проясняется  серый  день,
думая о Брэде Долане, который называет меня Поли и все  время  отпускает
пошлые шуточки про китайцев, ирландцев и негров,  а  также  о  том,  что
сказала Элен Коннелли. "Он считает, что у тебя есть тайна. Мне тоже  так
кажется". Может, так оно и есть. Да, может  быть,  И  конечно  же,  Брэд
Долан хочет знать. Не то чтобы он думал, что это важная  тайна  (это  не
так, важная она разве что для меня), а просто потому, что считает: такой
старик, как я, не должен иметь тайны. Не должен брать  накидки  с  крюка
возле кухни и, конечно же, не должен иметь тайн. Не должен  думать,  что
такие, как мы, все еще люди. А почему бы нам не позволить  такую  мысль?
Он не знает. И в этом он тоже похож на Перси. И вот мои мысли, как рукав
реки, снова вернулись туда, где их  прервал  Брэд  Долан,  когда  из-под
козырька кухонного входа схватил меня за руку: к Перси, к злобному Перси
Уэтмору, и к тому, как он  отомстил  человеку,  посмеявшемуся  над  ним.
Делакруа бросал в  стену  разноцветную  катушку,  ту,  которую  приносил
Мистер Джинглз, и она отскочила из камеры в коридор. И тут уж  Перси  не
упустил своего шанса.
 
Глава 2 
 
   - Стой дурак! - закричал Брут, во Перси не прореагировал. Как  только
мистер Джинглз догнал катушку - слишком увлеченный ею,  чтобы  заметить,
что его старый враг неподалеку, - Перси изо всех сил  наступил  на  него
своим тяжелым черным башмаком. Послышался хруст ломающегося позвоночника
Мистера Джинглза, изо рта  у  него  хлынула  кровь.  Его  темные  глазки
выкатились из орбит, и в них  я  прочел  совсем  человеческое  выражение
удивления я страдания.
   Делакруа закричал от горя и ужаса. Он бросился на дверь своей камеры,
просунул руки сквозь решетку как можно дальше и стал снова и скова звать
мышонка по имени.
   Перси обратился к нему, улыбаясь. А также к нам с Брутом:
   - Вот так, - сказал он. - Я знал, что рано или  поздно  разделаюсь  с
ним. Вопрос времени, - Он  повернулся  и  не  торопясь  пошел  назад  по
Зеленой Миле, оставив Мистера Джинглза лежать  на  линолеуме  в  красной
лужице крови, растекающейся по зеленому.
   Дин вскочил из-за стола, ударившись об него коленом и опрокинув доску
для игры в нарды  на  пол.  Фишки  рассыпались  и  покатились  в  разные
стороны, но ни Дин, ни Харри не обратили на это ни малейшего внимания.
   - Что ты наделал? - закричал Дин. - Ну что ты опять натворил, дубина?
Перси не ответил. Он  молча  прошагал  мимо  стола,  приглаживая  руками
волосы. Он прошел через мой кабинет в  помещение  склада.  Вилли  Уортон
ответил за него:
   - Что он сделал, босс Дин? По-моему, просто показал французоиду,  что
смеяться над ним - не очень-то мудро.  -  Он  засмеялся  здоровым  таким
смехом деревенского парня - жизнерадостным и  глубоким.  Мне  попадались
люди (правда, довольно  редко),  которые  выглядели  нормальными  только
когда смеялись. Буйный Билл Уортон был как раз из них.
   Я снова обескураженно посмотрел на мышонка. Он все еще  дышал,  но  в
его усиках застывали капельки крови, и пелена постепенно  застилала  его
еще недавно блестящие глазки-бусинки. Брут поднял разноцветную  катушку,
взглянул сначала на нее, а потом на меня. Он был растерян, да и я  тоже.
За спиной Делакруа все еще причитал от горя и ужаса. И дело не только  в
мыши. Перси пробил брешь в защитной броне Делакруа, и  теперь  весь  его
страх выплескивался наружу. Но Мистер Джинглз  оставался  в  центре  его
переживаний, и слушать это было тяжело.
   - Нет, нет, - снова и снова причитал он между рыданиями и  сбивчивыми
молитвами на ломаном французском. - Нет, нет, бедный Мистер Джинглз, мой
бедный Мистер Джинглэ, нет, нет.
   - Дайте его мне.
   Я поднял глаза, с удивлением услышав этот глубокий голос,  и  сначала
не поверил, кому он принадлежит. Я увидел Джона Коффи. Как  и  Делакруа,
он просунул руки сквозь прутья решетки, но не махал  ими,  как  Дэл.  Он
просто вытянул их открытыми ладонями как можно дальше. И  держал  ладони
так, словно настаивая на  чем-то.  Его  голос  звучал  тоже  настойчиво,
поэтому я и не узнал его сразу. Перед нами был совсем не тот растерянный
и плачущий человек, который занимал эту камеру уже несколько недель.
   - Дайте его мне, мистер Эджкум! Пока еще есть время!
   И тогда я вспомнил, что он сделал для меня, и все понял.  Я  подумал,
что хуже не будет,  хотя  и  не  очень-то  верил,  что  поможет.  Подняв
мышонка, я содрогнулся, почувствовав, как много мелких косточек торчит в
разных местах Мистера Джинглза, словно я держал в  руках  подушечку  для
иголок, покрытую мехом. Это вам не "мочевая" инфекция. И все же...
   - Что ты делаешь? - спросил Брут, когда я положил Мистера Джинглза  в
огромную ладонь Джона Коффи. - Какого черта?
   Коффи забрал мышь в камеру. Мышонок неподвижно лежал на  его  ладони,
хвостик свисал между большим и указательным пальцами Коффи, и кончик его
слабо подергивался. Тогда Коффи накрыл правую  ладонь  левой,  образовав
словно чашу, в которой лежал мышонок. Мы уже не  видели  самого  Мистера
Джинглза,   только   хвостик   свисал   и   подергивался   кончик,   как
останавливающийся маятник. Коффи поднес ладони к лицу, расставил пальцы,
образовав подобие решетки. Хвостик мышонка теперь был обращен к нам.
   Брут подошел поближе ко мне, все еще держа в пальцах катушку.
   - Что это он делает?
   - Тихо, - прошептал я. Делакруа перестал причитать.
   -  Пожалуйста,  Джон,  -  тихо  сказал  он.  -  Джонни,  помоги  ему,
пожалуйста, помоги ему, силь ву пле.
   К нам подошли Дин и Харри. Харри все еще держал в руках колоду карт.
   - Что происходит? - спросил Дин, но я только покачал головой. Я снова
был как загипнотизирован, чтоб я пропал, если это не так.
   Коффи поднес ладони ко рту и  резко  вдохнул.  На  момент  все  вдруг
поплыло. Потом он медленно отвел голову от рук, и я увидел, что  у  него
лицо очень больного человека, испытывающего невыносимую боль, Глаза  его
сверкали, нижняя губа прикушена, темное лицо так побледнело,  что  стало
цвета пепла. Он издал неприятный сдавленный горловой звук.
   - Боже милосердный, Христос-Спаситель, - прошептал  Брут.  Его  глаза
чуть не вылезли на лоб от удивления.
   - Что? - почти пролаял Харри. - Что?
   - Хвост! Разве не видишь? - Хвост!
   Хвост Мистера Джинглза уже не напоминал затухающий маятник, он быстро
качался из стороны в сторону, как у кота во время охоты на птиц. А потом
из сомкнутых ладоней Коффи раздался знакомый писк.
   Коффи снова издал сдавленный горловой звук, затем отклонился,  словно
откашлянул целый комок мокроты и собирается  его  выплюнуть.  Но  вместо
этого он выдохнул изо рта и из носа облачко черных насекомых,  -  думаю,
что это были насекомые, и другие говорили то же самое, но сейчас  я  уже
не уверен. Они кружились вокруг него темным облачком,  и  оно  на  время
скрыло черты его лица.
   - Боже мой, а это что? - спросил Дин дрожащим испуганным голосом.
   - Все нормально, -  услышал  я  свой  голос.  -  Не  волнуйтесь,  все
нормально, через пару секунд они исчезнут.
   Так же, как и тогда, когда Коффи избавил меня от "мочевой"  инфекции,
"мушки" стали белыми, а потом исчезли.
   - Господи, - прошептал Харри.
   - Пол? - спросил неуверенно Брут. - Пол?
   Коффи снова стал похож на себя, как человек, откашлявший кусок  мяса,
которым подавился. Он  наклонился,  положил  сомкнутые  ладони  на  пол,
посмотрел сквозь  пальцы,  потом  разжал  руки.  Оттуда  выбежал  Мистер
Джинглз, совершенно здоровый, без  малейших  повреждений,  и  совсем  не
хромая. Он на секунду задержался у двери в камеру Коффи, потом перебежал
через Зеленую Милю в камеру Делакруа. И, когда он бежал, я заметил,  что
на его усиках все еще была кровь.
   Делакруа, плача и смеясь одновременно, поднял его  и  стал  покрывать
звонкими поцелуями. Дин, Харри и Брут смотрели в молчаливом  недоумении.
Потом Брут шагнул вперед и протянул сквозь решетку разноцветную катушку.
Сначала  Делакруа  ее  не  видел,  уж  слишком  поглощен  был   Мистером
Джинглзом. Он походил на отца, сына которого спасли,  вытащив  из  воды.
Брут постучал катушкой по плечу  Делакруа.  Тот  посмотрел,  взял  ее  и
вернулся снова к Мистеру Джинглзу, гладя его шерстку,  пожирая  глазами,
стремясь снова и снова убедиться, что мышонок жив, здоров и весел.
   - Брось ее, - сказал Брут. - Я хочу посмотреть, как он бегает.
   - С ним все в порядке, босс Ховелл, слава Богу, с ним все в порядке.
   - Брось, - повторил Брут. - Ради меня, Дэл.
   Делакруа  наклонился  с  явной  неохотой,  боясь  выпустить   Мистера
Джинглза из рук даже на время. Потом очень  нежно  бросил  катушку.  Она
покатилась по камере мимо коробки из-под сигар "Корона" к стене.  Мистер
Джинглз погнался за ней, но не так быстро, как раньше. Казалось, что  он
слегка припадает на заднюю левую  лапку,  и  это  меня  поразило  больше
всего. Эта небольшая хромота.
   Он добежал все же до катушки и прикатил ее носом назад к Делакруа  со
всем своим прежним энтузиазмом. Я  повернулся  к  Джону  Коффи,  который
стоял у двери в свою камеру и улыбался.  Улыбка  его  была  усталой.  Не
сказать, чтобы  он  выглядел  совсем  счастливым,  но  та  встревоженная
настойчивость, которую я видел на его лице, когда  он  просил  дать  ему
мышь, исчезла, как исчезло и выражение боли и страха. Это снова был  наш
Джон Коффи со слегка отсутствующим лицом и странными нездешними глазами,
- Ты помог ему, - сказал я - Правда, парень?
   - Да, это так. - Улыбка Коффи стала чуть шире, и на секунду  или  две
стала счастливой. - Я помог ему. Я помог мышонку Дала. Я помог...  -  Он
замолк, не в силах вспомнить имя.
   - Мистеру Джинглзу, -  подсказал  Дин.  Он  смотрел  на  Джона  Коффи
внимательно,  изучающим  взглядом,  словно  ожидая,  что   Коффи   вдруг
возгорится или начнет плавать по камере.
   - Правильно, - кивнул Коффи. - Мистеру Джинглзу. Он - цирковая  мышь.
И будет жить за стеклом.
   - Да уж будьте покойны, - заверил Харри,  тоже  обратившись  к  Джону
Коффи. За нашими спинами Делакруа лежал на своей  койке,  держа  Мистера
Джинглза на груди.  Дэл  ворковал  с  ним  и  пел  какую-то  французскую
песенку, похожую на колыбельную.
   Коффи посмотрел вдоль Зеленой Мили в сторону стола дежурных и  двери,
ведущей в мой кабинет и в складское помещение.
   - Босс Перси - плохой, - произнес он.  -  Босс  Перси  -  подлый.  Он
наступил на мышку Дэла. Он наступил на Мистера Джинглза.
   А потом, мы не успели еще ничего сказать - словно мы могли еще что-то
сказать ему, - Джон Коффи вернулся на  койку,  лег  и  повернулся  набок
лицом к стене.
 
Глава 3 
 
   Перси стоял к нам спиной, когда мы  с  Брутом  минут  через  двадцать
вошли в помещение склада.
   На полочке над корзиной с грязной форменной одеждой  (а  иногда  и  с
гражданской, тюремной прачечной было все равно, что  стирать)  он  нашел
баночку мебельной политуры и теперь натирал дубовые подлокотники и ножки
электрического  стула.  Вам  это  может  показаться  странным  или  даже
жутковатым, но для нас с Брутом работа, которую Перси  делал  всю  ночь,
казалась вполне нормальной. Олд Спарки завтра предстанет перед публикой,
а Перси наконец появится в роли распорядителя.
   - Перси, - тихо позвал я.
   Он обернулся, мелодия, которую он напевал, застряла у него в горле, и
посмотрел на нас.  Я  не  увидел  ожидаемого  страха,  по  крайней  мере
сначала. Но я понял, что Перси как-то  постарел.  И  подумал,  что  Джон
Коффи прав. У него был вид подлого человека. А подлость, как наркотик  -
никто в мире не разбирается в этом лучше меня, и, должен сказать,  после
некоторых экспериментов Перси попался крепко. Он был  доволен  тем,  что
сделал с мышью Делакруа. И больше всего ему понравились отчаянные  крики
Дэла.
   - Нечего на меня так смотреть, - сказал он  голосом,  который  звучал
почти приятно. - В конце концов, это всего лишь мышь. И ее здесь  раньше
никогда не было, вы это прекрасно знаете.
   - С мышью все в порядке, - произнес я. Сердце у меня в  груди  билось
гулко, но я старался произносить слова спокойно и почти  бесстрастно.  -
Все в порядке. Бегает, пищит и снова гоняется за  катушкой.  Оказывается
убивать мышей ты умеешь не  лучше,  чем  все  остальное,  что  ты  здесь
делаешь.
   Он посмотрел на меня с недоверием:
   - Вы думаете, я в это поверю? Я эту мерзость раздавил! Я сам  слышал!
Так что...
   - Заткнись.
   Он уставился на меня, вытаращив глаза.
   - Что? Что ты мне сказал?
   Я сделал к нему шаг. Я чувствовал, как бьется вена  у  меня  на  лбу.
Давно я не был так разозлен.
   - Ты что, не рад, что Мистер Джинглз  в  порядке?  После  всех  наших
разговоров о том, что наша  работа  заключается  в  том,  чтобы  внушать
спокойствие заключенным, особенно когда дело идет к концу, я  думал,  ты
обрадуешься. Вздохнешь с облегчением. Ведь Дэлу завтра идти и все такое.
Перси перевел взгляд с меня на Брута, его обычное спокойствие  сменилось
неуверенностью.
   - В какую игру, черт побери, вы, ребята, играете? - спросил он.
   - Это совсе