к уху и наклоняясь к рожку, - но  работа  сделана.  А  это
самое важное.
   - Да, конечно.
   - А можно спросить, кто тебе сказал? - Чтобы я привязал колокольчик к
его хвосту, чуть не добавил я.
   - Спросить-то можно, но, так  как  тебя  это  не  касается,  я  лучше
промолчу. Тут есть другое дело: когда я позвонил в офис узнать,  нет  ли
сообщений или срочных дел, мне сказали одну интересную вещь.
   - Да?
   - Да. Похоже, на моем столе лежит заявление о переводе. Перси  Уэтмор
хочет перейти как можно скорее в Бриар Ридж. Должно быть, заполнил бланк
еще до окончания ночной смены, как ты считаешь?
   - Да, похоже, так, - согласился я.
   - Обычно я поручаю такие дела Кэртису, но,  учитывая...  Атмосферу  в
блоке "Г" в последнее время, я попросил Ханну просмотреть его  для  меня
лично во время ее  ланча.  Она  любезно  согласилась.  Я  его  одобрю  и
прослежу, чтобы оно попало в столицу штата сегодня же. Думаю, ты увидишь
спину Перси Уэтмора, выходящего через двери, не позднее чем через месяц,
А может, и раньше.
   Он ожидал, что я обрадуюсь этой новости, и имел  на  то  право.  Ради
такого дела, которое при обычном раскладе могло занять и  полгода,  даже
при связях Перси, он оторвался на время от ухода за своей женой.  И  все
равно, мое сердце упало. Целый месяц! Но, может, это не так уж и  важно.
Вместо совершенно естественного желания  ждать  и  отложить  рискованную
попытку, я обдумывал дело, которое  могло  быть  уж  очень  рискованным.
Иногда, как в подобном случае, лучше прыгнуть  до  того,  -  как  сдадут
нервы. Если бы нам все равно пришлось  иметь  дело  с  Перси  (я  всегда
допускаю, что мне удастся склонить других к  моей  безумной  затее),  то
почему бы не сегодня ночью?
   - Пол, ты здесь? - Голос Мурса стал немного тише, словно  он  говорил
сейчас сам с собой. - Черт, я думал, нас разъединили.
   - Нет, я слушаю, Хэл. Это потрясающая новость.
   - Да, - согласился он, и я опять поразился, какой стариковский у него
голос. Какой-то бесцветный и  дребезжащий.  -  Я  знаю,  что  ты  сейчас
думаешь. "Нет, не знаешь, начальник, никогда не догадаешься об этом".
   - Ты думаешь, что наш молодой друг  все  равно  будет  участвовать  в
казни Коффи. И это скорее  всего  так:  Коффи  отправится  на  тот  свет
задолго до Дня Благодарения,  но  ты  можешь  опять  поставить  Перси  в
аппаратную. Никто возражать не станет, как, очевидно, и он сам.
   - Я так и сделаю, - согласился я. - Хэл, а как Мелинда?
   Повисла  долгая  пауза,  столь  долгая,  что  я  решил  бы,  что  нас
разъединили, если бы не его дыхание. Когда он наконец  заговорил,  голос
его звучал еще тише:
   - Она угасает.
   Угасает, Леденящее слово, которое старики используют для описания  не
человека, который умирает, а человека, который начал отходить от жизни.
   - Головные боли, как будто, стали слабее... Хотя бы сейчас, но она не
может  самостоятельно  ходить,  не  может  удерживать  предметы,  теряет
контроль за мочевой системой, когда спит. -  Возникла  еще  одна  пауза,
потом совсем тихим голосом Хэл сказал что-то, что  прозвучало  как  "Она
одевается".
   - Одевается? Во  что,  Хэл?  -  спросил  я,  нахмурившись.  Моя  жена
появилась в дверях в прихожую и стояла, глядя на  меня  и  вытирая  руки
посудным полотенцем.
   - Нет, - поправил он, и в его голосе послышался не  то  гнев,  не  то
слезы. - Она ругается.
   - О Боже. - Я все еще не понимал, что это значит, но не хотел  ничего
выспрашивать. Да и не надо было. Он все сам объяснил.
   - Она может  спокойно  сидеть,  вполне  нормально  говорить  о  своем
цветнике или  о  платье,  увиденном  в  каталоге,  о  том,  что  слышала
Рузвельта по радио и то, как замечательно  он  говорил,  а  потом  вдруг
начинает произносить ужасные вещи, самые  ужасные...  Слова.  Причем  не
повышая голоса. Лучше бы она как-то выделяла их интонацией,  а  иначе...
Просто...
   - Она не похожа на саму себя.
   - Да, именно так, - благодарно произнес он. - Но слышать эти  грязные
ругательства, произносимые ее чудесным голосом... Извини  меня.  Пол.  -
Его голос ушел, и я услышал, как Мурс громко прокашливается. Потом голос
стал чуть тверже, но все равно  оставался  расстроенный.  -  Она  хочет,
чтобы пришел пастор Дональдсон, и я знаю, что он ее успокаивает, но  как
можно просить его? Представляешь, он сидит и читает  с  ней  Писание,  и
вдруг она обзывает его неприлично?
   А она может, она и меня назвала прошлой  ночью.  Сказала:  "Дай  мне,
пожалуйста, вот тот журнал  "Либерти",  ублюдок".  Пол,  где  она  могла
слышать такие речи? Откуда ей известны такие слова?
   - Не знаю, Хэл, ты будешь дома сегодня вечером? Когда он был  здоров,
контролировал себя и не был в тревоге или в  горе,  Хэл  Мурс  отличался
особым сарказмом, по-моему,  его  подчиненные  побаивались  его  острого
язычка больше, чем гнева  или  подозрения.  Его  язвительные  замечания,
обычно раздраженные или даже резкие, жгли, как осы. И вот немного такого
сарказма пролилось на меня. Хотя это было неожиданно, я был рад услышать
его колкость. Значит, не вся жизнь ушла из него, в конце концов. -  Нет,
- сказал он.  -  Мы  с  Мелиндой  выезжаем  на  танцы.  Будем  танцевать
"до-со-до", потом немецкую полечку, а  потом  скажем  скрипачу,  что  он
долбаный сукин сын.
   Я прижал ладонь ко рту, чтобы не  рассмеяться.  Слава  Богу,  приступ
смеха очень быстро прошел.
   - Извини, - сказал он. -  Я  последнее  время  мало  сплю.  От  этого
становлюсь брюзгой. Конечно, мы будем дома. А почему ты спросил?
   - Я думаю, это не важно.
   - Ты ведь не собирался заезжать, да?  Потому  что,  если  ты  дежурил
вчера, то  идешь  в  ночную  и  сегодня.  Или  ты  поменялся  сменами  с
кем-нибудь? - Нет, я не менялся, - ответил я. - Я дежурю сегодня.
   - Во всяком случае сегодня не стоит заезжать. Она  сейчас  не  в  том
состоянии.
   - Скорее всего я и не заеду. Спасибо за новости.
   - Не за что. Помолись за Мелинду, Пол. Я пообещал,  думая  что  смогу
сделать кое-что, кроме молитвы. "Бог помогает  тем,  кто  помогает  себе
сам", - так говорили в Церкви молитвы "Отче наш, сущий  на  Небесах".  Я
повесил трубку и взглянул на Дженис.
   - Как там Мелли?
   - Не очень. - Я рассказал ей то, что сообщил мне Хэл, включая  эпизод
с руганью, но опустил слова "ублюдок" и "долбаный сукин сын". Я закончил
словом Хэла "угасает", и Джен печально кивнула. Потом посмотрела на меня
более пристально.
   - О чем ты думаешь? Скорее всего о чем-то нехорошем. Это  написано  у
тебя на лице.
   Солгать было нельзя, мы никогда не лгали друг другу. Я просто сказал,
что ей лучше не знать о моих мыслях, по крайней мере пока.
   - А у тебя... Из-за этого могут быть неприятности? - Ее голос  звучал
не тревожно, а скорее заинтересованно, это мне в ней всегда нравилось.
   - Может быть, - проговорил я.
   - А это хорошее дело?
   - Может быть, - повторил я. Я все еще стоял и бездумно крутил пальцем
телефонный диск, удерживая другой рукой рычаги.
   - Ты хочешь, чтобы я ушла, пока ты будешь звонить?  -  спросила  она.
-Буду умненькой и выметусь? Вымою тарелки? Свяжу носочки?
   Я кивнул.
   - Я бы выразился не совсем так, но...
   - У нас будут гости к обеду, Пол?
   - Надеюсь, да, - сказал я.
 
Глава 9 
 
   Я сразу же поговорил с Брутом и Дином по телефону. У  Харри  не  было
телефона, но я знал номер его ближайших соседей. Харри взял трубку через
двадцать минут, очень смущаясь и обещая  "заплатить  свою  долю",  когда
придет следующий счет. Я сказал ему, что сосчитаем цыплят  по  осени,  а
сейчас не мог бы он приехать ко мне на обед? Будут Брут и Дин, а  Дженис
обещала приготовить свою знаменитую капусту... Не говоря уже о еще более
знаменитом яблочном пироге.
   - Обед просто ради обеда? - Голос Харри звучал несколько скептически.
Я сказал, что хотел бы кое о чем поговорить с ними, но  этого  лучше  не
касаться даже вскользь по телефону. Харри согласился прийти.  Я  опустил
трубку на рычаг и подошел к окну. Хотя мы отработали ночную смену, я  не
разбудил ни Брута, ни  Дина,  да  и  Харри  не  походил  на  только  что
вернувшегося из страны снов. Наверное, не только я переживал случившееся
вчера, а учитывая сумасбродность моей идеи, это было даже неплохо.
   Брут,  живший  неподалеку,  приехал  в  четверть  двенадцатого.   Дин
появился через пятнадцать минут, а Харри, уже в  рабочей  одежде,  через
пятнадцать минут после Дина. Дженис подала нам  на  кухне  бутерброды  с
холодной говядиной, салат из капусты и чай со льдом. Еще пару дней назад
мы могли бы обедать на веранде и наслаждаться ветерком, но  после  грозы
температура  понизилась  градусов  на  двадцать,  и  теперь  с  гор  дул
холодный, пронизывающий ветер.
   - Присаживайся с нами, - сказал я жене. Она покачала головой.
   - Мне не очень хочется знать, что вы тут  затеваете,  я  буду  меньше
волноваться, если останусь в неведении. Перекушу  в  гостиной.  На  этой
неделе у меня гостит Джейн Остин, а она очень хорошая компания.
   - А кто это, Джейн Остин? - спросил Харри, когда она вышла. -  Кто-то
из твоих родственниц, Пол, или по линии Дженис? Кузина? Хорошенькая?
   - Это писательница, дурак, - объяснил ему Брут. - Умерла  примерно  в
то время, когда Бетси Росс пришивала звезды на первый  флаг.  -  Ого!  -
Харри смутился. - Я не любитель читать. В основном  читаю  инструкции  к
радиоприемникам.
   - Что ты задумал. Пол? - спросил Дин.
   - Начнем с Джона Коффи и Мистера Джинглза. - Как я и ожидал, лица  их
стали удивленными, они думали, что я хотел  поговорить  о  Делакруа  или
Перси. Может, про обоих. Я посмотрел на  Дина  и  Харри.  -  То,  что  с
Мистером Джинглзом сделал Коффи, произошло очень быстро. Я даже не знаю,
успели ли вы увидеть, насколько сильно пострадал мышонок.
   Дин покачал головой.
   - Но я видел кровь на полу.
   Я повернулся к Бруту.
   - Этот сукин сын Перси раздавил его, - сказал он  просто.  -  Мышонок
должен был умереть, но не умер. Коффи  с  ним  что-то  сделал.  Каким-то
образом вылечил. Я понимаю, как это звучит, но я видел своими глазами.
   Тогда я добавил:
   - Он  вылечил  и  меня  тоже.  Но  я  это  не  просто  видел,  я  это
почувствовал. - И рассказал им  о  своей  "мочевой"  инфекции:  как  она
обострилась, как мне было плохо (через  окно  я  показал  поленницу,  за
которую мне пришлось держаться, когда боль свалила меня  на  колени),  и
как все прошло после того, как Коффи прикоснулся ко мне. И больше уже не
возвращалось.
   Рассказ мой длился недолго. Когда я закончил, они сидели и  задумчиво
жевали бутерброды. Потом Дин сказал:
   - У него изо рта вылетели черные штучки. Как мошки.
   - Да, это так, - согласился Харри. -  Сначала  они  были  черными,  а
потом побелели и исчезли. - Он посмотрел вокруг, размышляя.  -  Я  почти
совсем об этом забыл, пока ты не рассказал, Пол. Правда, смешно?
   - Ничего смешного или странного, -  сказал  Брут.  -  По-моему,  люди
всегда забывают то, что им непонятно.
   Зачем помнить то, что не имеет смысла? Пол, а с тобой как? Были тогда
мошки, когда он вылечил тебя?
   - Да. Я думаю, это была болезнь... Боль... То, что болит.  Он  втянул
ее в себя, а потом выпустил снова наружу.
   - Где она умерла, - добавил Харри. Я пожал плечами. Я не знал, умерла
она или нет, и вообще, какое это имело значение.
   - Он, что, высосал боль из тебя? - спросил Брут. - Тогда с  мышью  он
словно высосал из нее боль или, я не знаю, смерть.
   - Нет, он только дотронулся до меня. И  я  это  почувствовал.  Словно
удар тока, только без боли. Но я не умирал, мне просто было больно.
   Брут кивнул.
   - Прикосновение и дыхание.  Прямо  как  у  этих  из  леса,  что  поют
молитвы, - Молитва "Отче наш, сущий на Небесах", - сказал я, - Я  вообще
не знаю, причем тут Бог, - сказал Брут, - но, по-моему, этот Джон  Коффи
- очень сильный мужик.
   - Да, - согласился Дин. - Если ты говоришь, что все это случилось,  я
могу поверить. Бог творит свои таинства, и неисповедимы его пути. Но при
чем тут мы?
   Да, вот это был вопрос вопросов. Я набрал побольше воздуха в легкие и
рассказал, что хочу предпринять. Они слушали, раскрыв рот от  удивления.
Даже Брут, который так  любил  эти  рассказы  из  журналов  про  зеленых
человечков из космоса, и тот был изумлен. Когда я закончил свой рассказ,
все молчали, и никто уже не жевал бутерброды.
   Наконец Брутус Ховелл сказал мягко и рассудительно:
   - Если  нас  поймают,  Пол,  мы  потеряем  работу,  и  счастье,  если
отделаемся только этим. Скорее всего, мы  окажемся  в  числе  обитателей
блока "А" и будем шить сумочки и ходить в душ парами.
   - Да, вполне возможно.
   - Я, в общем, представляю, что ты чувствуешь, - продолжал  Брутус.  -
Ты знаешь Мурса лучше нас всех, он не только твой босс, но и твой  друг,
и я знаю, что ты переживаешь за его жену...
   - Это самая прекрасная женщина на свете, - сказал я. - И она для него
- все.
   - Но мы ее не так хорошо знаем, как ты или Дженис, -  произнес  Брут.
-Правда, Пол?
   - Если бы вы ее знали, вы бы тоже ее любили. По крайней мере, если бы
вы с ней познакомились до того, как болезнь взяла ее в  клещи.  Она  так
много делала для общества, была хорошим другом и  очень  религиозной.  А
кроме всего этого, она очень веселая, была, по крайней мере.  Она  могла
такое сказать, что вы хохотали бы до слез. Но совсем не по этим причинам
я  хочу  помочь  спасти  ее.  Нет,  то,  что  с   ней   случилось,   это
несправедливо, до обидного несправедливо. Невозможно видеть,  слышать  и
принять сердцем.
   - Очень благородно, но я сомневаюсь, что из-за  этого  у  тебя  крыша
поехала, - сказал Брут. - По-моему, все дело  в  том,  что  случилось  с
Дэлом. Ты хочешь это как-то уравновесить.
   Он был прав. Конечно, прав.  Я  знал  Мелинду  Мурс  лучше,  чем  все
остальные, но  все-таки  не  настолько,  чтобы  рисковать  ради  нее  их
работой... А может быть, и свободой... Или своими собственными работой и
свободой. У меня двое детей и меньше всего на свете мне хотелось,  чтобы
жене пришлось сообщить им, что их отец готовится предстать  перед  судом
за... А за что? Точно я не знал. Скорее всего, за помощь и  соучастие  в
попытке побега.
   Но смерть Эдуара Делакруа стала самым отвратительным,  самым  ужасным
событием в моей жизни; причем не только в том, что касалось работы, но и
в жизни вообще, и я в этом принимал участие. Мы все  принимали  участие,
потому что позволили Перси Уэтмору остаться после того, как поняли,  что
он совсем не подходит для работы в таком  месте,  как  блок  "Г".  И  мы
играли в эту игру. Даже начальник Мурс  принимал  в  ней  участие.  "Все
равно его мозги поджарятся, будет Перси в команде или нет", - сказал он,
и, возможно, этого было достаточно, учитывая то, что совершил французик,
но ведь Перси сделал гораздо больше, чем поджарил Дэлу мозги:  он  выбил
ему глаза из орбит и поджег лицо. А все почему? Потому что  Дэл  убил  в
шесть раз больше людей?  Нет.  Потому  что  Перси  намочил  в  штаны,  а
маленький французик имел дерзость над ним посмеяться. Мы  участвовали  в
чудовищном акте, и Перси собирался выйти сухим из воды.  Он  перейдет  в
Бриар Ридж, довольный и спокойный, как море, и там получит  целый  приют
сумасшедших, над которыми можно упражняться  в  жестокости.  С  этим  мы
ничего не могли поделать, но, может быть, еще не слишком  поздно,  чтобы
хоть как-то смыть грязь с наших рук.
   - В моей церкви называют это расплатой, а не уравновешиванием, сказал
я, - но, по-моему, суть одна.
   - Ты и вправду думаешь, что Коффи смог бы ее спасти? - мягко  спросил
Дин благоговейным тоном. - Взять и... Что?..
   Высосать эту опухоль мозга из ее головы?  Словно...  Словно  косточку
персика?
   - Думаю, он мог бы. Конечно, я не уверен, но после  того,  что  Коффи
сделал со мной... И с Мистером Джинглзом...
   - Да, эта мышь была здорово раздавлена, - подтвердил Брут.
   - Но захочет ли он? - задумался Харри, - Захочет ли?
   - Если сможет, то захочет, - сказал я.
   - Почему? Ведь Коффи ее даже не знает!
   - Потому что он это делает. Потому что для этого его создал Бог. Брут
обвел всех взглядом, словно давая понять, что мы кое о чем позабыли.
   - А что Перси? Ты  думаешь,  ему  все  сойдет?  -  спросил  он,  и  я
рассказал им, что думаю по поводу Перси. Когда я закончил рассказ, Харри
и Дин смотрели на меня с изумлением, а на лице Брута невольно  появилась
восхищенная улыбка.
   - Лихо, брат Пол! - воскликнул он. - Даже дух захватывает!
   - Вот это будет дело!  -  почти  прошептал  Дин,  потом  засмеялся  и
захлопал в ладоши, как ребенок. - В общем, тушите свет, сливайте воду! -
А нужно вспомнить, что у Дина был свой интерес к той  части  плана,  где
речь шла о Перси, ведь по милости Перси Дина чуть не убили, когда  Перси
стоял, как отмороженный.
   - Да, а что потом? - спросил Харри. Он говорил серьезно, но глаза его
выдавали: в них горели огоньки, как у человека, который хочет, чтобы его
уговорили. - Что потом?
   - Есть пословица, что мертвые не болтают, -  пробормотал  Брут,  и  я
бросил на него быстрый взгляд, чтобы убедиться, что он шутит.
   - Я думаю, что он будет держать язык за зубами, - сказал я.
   - Правда? - Дин  посмотрел  скептически.  Он  снял  очки  и  стал  их
протирать. - Докажите.
   - Во-первых, он не узнает, что происходит на  самом  деле,  он  будет
судить по себе и посчитает, что все это шутка. Во-вторых,  а  это  более
важно,  он  побоится  что-либо  говорить.  На  это  я,   собственно,   и
рассчитываю. Мы ему скажем,  что,  если  он  начнет  строчить  письма  и
звонить по телефону,  мы  тоже  станем  строчить  письма  и  звонить  по
телефону.
   - Насчет казни, - добавил Харри.
   - И о том, как он застыл на месте, когда Уортон напал на Дина, сказал
Брут - По-моему, Перси Уэтмор больше всего боится, что  люди  узнают  об
этом, - Он медленно и задумчиво кивнул. - Это может сработать. Но,  Пол,
не лучше ли привезти миссис Мурс к Коффи, чем везти Коффи к миссис Муре?
Мы могли бы позаботиться о Перси именно так,  как  ты  сказал,  а  потом
провести ее через тоннель, вместо того, чтобы через него выводить Коффи.
   Я покачал головой.
   - Не пойдет. Никогда в жизни.
   - Из-за начальника Мурса?
   - Именно. Он такой прагматик, что из Фомы  Неверующего  делает  Жанну
д'Арк. Если привезем Коффи к нему домой, думаю, мы удивим его  так,  что
он позволит Коффи хотя бы попробовать. Иначе...
   - А чем ты предлагаешь добираться?
   - Я сначала думал взять фургон, но мы  не  сможем  на  нем  незаметно
выехать со двора, к тому же все в округе  его  хорошо  знают.  Я  думаю,
лучше взять мой "форд".
   - Подумай еще раз, - сказал Дин, снова водружая свои очки на  нос.  -
Ты не сможешь затолкать Джона Коффи в свою машину, даже  если  разденешь
догола, намажешь салом и применишь рожок для обуви. Ты к  нему  уже  так
привык, что не замечаешь, насколько он большой.
   На это мне было нечего  сказать.  Свое  внимание  я  сосредоточил  на
проблеме Перси и менее важной, но существенной  проблеме  Буйного  Билла
Уортона. И теперь я понял, что с транспортом будет все  не  так  просто,
как надеялся.
   Харри Тервиллиджер взял остатки своего второго бутерброда,  посмотрел
на него и снова положил на тарелку.
   - Если мы и вправду решимся на это безумие,  -  произнес  он,  -  то,
думаю, можно взять мой "пикап".  Посадим  его  сзади.  В  это  время  на
дорогах  практически  никого  нет.  Мы  ведь  говорим  о  времени  после
полуночи, так?
   - Да, - подтвердил я.
   - Вы, ребята, забыли об одной вещи, - сказал Дин. - Я знаю, что Коффи
ведет себя очень тихо с самого появления в блоке, ничего  не  делает,  а
только лежит на койке и плачет, но он - убийца. А еще он громадина. Если
он решит сбежать из кузова "пикапа", то остановить его мы сможем  только
пристрелив. А на такого верзилу понадобится  много  выстрелов,  даже  из
пистолета сорок пятого калибра. А что если мы не сможем его