арри,  Дин  и  Брут  наблюдали  за  мной.
Смотрел на меня и Джон Коффи. А Перси нет. Перси вернулся в  склад,  где
именно в эту ночь ему было легче. Я принюхался к содержимому чашки и  не
почувствовал ничего другого, кроме запаха "Колы RS", в те  годы  приятно
пахнувшей корицей.
   Я понес ее к камере Уортона. Крошка  Билли  лежал  на  койке.  Он  не
мастурбировал, хотя его шорты здорово оттопыривались, и он  периодически
пощипывал это место, как искусный контрабасист самую толстую струну.
   - Крошка, - позвал я.
   - Не трогай меня, - отозвался он.
   - Ладно, - согласился я. - Я принес тебе "колы", чтобы  ты  вел  себя
как человек всю ночь, ведь уже скоро и твой черед, но, если не хочешь, я
выпью ее сам.
   Я сделал вид, что  пью,  подняв  жестяную  кружку  (смятую  по  бокам
многими сердитыми ударами о  многие  прутья  решеток)  к  губам.  Уортон
соскочил с койки в мгновение ока, что меня не удивило. Этот трюк был  не
очень  рискованным,  большинство  заключенных  -   убийцы,   насильники,
приговоренные к Олд Спарки, сходят с ума по сладостям,  и  этот  не  был
исключением.
   - А ну-ка, дай сюда, дурак. - Уортон произнес это таким тоном, словно
он был кучером, а я простым крестьянином. - Отдай это Крошке.
   Я держал кружку недалеко от прутьев решетки, позволяя ему дотянуться.
Если сделать наоборот - может случиться  катастрофа,  это  скажет  любой
охранник, прослуживший в тюрьме  достаточно  долго.  О  таких  вещах  мы
всегда думали, иногда просто машинально: так же, как знали,  что  нельзя
позволять заключенным называть нас по именам и что быстрый  звон  ключей
означает тревогу на блоке, потому что это  звук  бегущего  охранника,  а
охранники в тюрьме не бегают никогда, разве  что  в  случае  тревоги  на
этапе. Людям типа Перси Уэтмора этих премудростей не постичь.
   Сегодня, однако, Уортон скорее всего собирался вести себя смирно.  Он
схватил жестяную кружку, вылакал "колу" в три длинных  глотка,  а  потом
звучно отрыгнул.
   - Отлично, - сказал он.
   Я протянул руку:
   - Кружку.
   Он подержал ее секунду, дразня глазами.
   - Думаешь, возьму себе? Я пожал плечами.
   - Мы придем и отберем. Ты отправишься  в  маленькую  комнату.  И  это
будет твоя последняя "кола". Если только ее не подают в аду, вот и все.
   Его улыбка погасла.
   - Не люблю шуток  насчет  ада,  козел.  -  Он  швырнул  кружку  через
решетку. - Вот вам. Забирайте.
   Я поднял кружку. За моей спиной Перси сказал:
   - Какого черта ты вдруг решил дать этому идиоту содовой?
   "Потому что там столько зелья из лазарета, что хватит, чтобы проспать
двое суток и ничего не почувствовать", - подумал я.
   - У Пола, - заметил Брут, - запас  милосердия  не  ограничен,  и  оно
падает, словно дождь с райских небес.
   - Чего? - спросил Перси, нахмуриваясь.
   - Я говорю, у него доброе сердце. Всегда было, таким и останется.  Не
хочешь сыграть в "безумные восьмерки", Перси?
   Перси фыркнул:
   - Только не в "Пьяницу" и не в "Ведьму",  это  самые  глупые  игры  в
мире. - Поэтому я думал, что тебе будет интересно  сыграть  в  несколько
рук, - сладко улыбнулся Брут.
   - Умные все какие, - сказал Перси и шмыгнул в мой офис. Мне не  очень
нравилось, что эта мелкая крыса сидит за моим столом, но я промолчал.
   Время тянулось медленно. Двенадцать двадцать, двенадцать тридцать.  В
двенадцать сорок Джон Коффи поднялся с койки  и  стал  у  двери  камеры,
держась руками за прутья решетки. Мы с Брутом прошли до камеры Уортона и
заглянули в нее. Он лежал на койке, улыбаясь в потолок. Глаза  его  были
открыты, но напоминали стеклянные шарики. Одна  рука  лежала  на  груди,
вторая свесилась с койки, пальцы касались пола.
   - Боже, - проговорил Брут, - от Крошки Билли до Вилли Плаксы -  всего
за один час. Интересно, сколько таблеток  морфина  Дин  положил  в  этот
тоник? - Достаточно. - Мой голос слегка задрожал. Брут этого  мог  и  не
заметить, но я услышал. - Пошли.
   - Ты не хочешь подождать, пока этот красавчик отключится?
   - Он уже отключился, Брути.  Он  просто  слишком  под  кайфом,  чтобы
закрыть глаза.
   - Ты начальник, тебе виднее. - Он оглянулся, ища Харри, но Харри  был
уже рядом. Дин сидел прямо за  столом  дежурного,  перетасовывая  колоду
карт так сильно и быстро, что было странно, что они не  загораются,  при
каждом перехвате колоды бросая взгляд налево, на мой кабинет.  Следя  за
Перси.
   - Уже пора? - спросил Харри.  Его  длинное  лошадиное  лицо  казалось
очень бледным над синей форменной блузой, но вид у него был решительный.
   - Да. Если мы хотим успеть, то пора. Харри перекрестился и  поцеловал
большой палец. Потом отправился в  смирительную  комнату,  открыл  ее  и
вернулся со смирительной рубашкой. Он подал ее Бруту. Мы  втроем  прошли
по Зеленой Миле. Коффи у двери своей камеры проводил нас взглядом  и  не
сказал ни слова. Когда мы дошли до стола дежурного, Брут спрятал рубашку
за спину, что при его комплекции было довольно легко.
   - Повезло, - сказал Дин. Он был так же бледен,  как  и  Харри,  но  и
столь же решителен.
   Перси сидел за моим столом, именно так, на моем стуле, и хмурился над
книгой, которую таскал повсюду с собой  последние  несколько  ночей:  не
"Арго" или "Для мужчин", а "Уход за душевнобольными в лечебницах". Но по
его виновато-встревоженному  взгляду,  брошенному  на  нас,  можно  было
подумать, что это "Последние дни Содома и Гоморры".
   - Чего еще? - спросил он, быстро захлопывая книгу. - Что вам нужно?
   - Поговорить с тобой, Перси, - сказал я. - Вот и все.
   Однако по нашим лицам он  понял,  что  мы  явились  вовсе  не  только
поговорить, поэтому вскочил и бросился - почти бегом - к открытой  двери
в помещение склада. Он подумал, что  мы  пришли  рассчитаться  с  ним  и
надавать оплеух.
   Харри отрезал ему путь к отступлению и  стал  Вт  дверях,  сложив  на
груди руки.
   - А ну!  -  Перси  повернулся  ко  мне  в  тревоге,  но  стараясь  не
показывать ее. - Что это еще?
   - Не спрашивай, Перси. - Я думал, что все пройдет нормально, я буду в
норме, раз уж мы начали эту безумную аферу, но что-то не  получалось.  Я
не верил, что делаю это. Словно в плохом  сне.  Мне  все  казалось,  что
вот-вот жена разбудит меня и скажет, что я стонал во сне. - Лучше,  если
ты с этим смиришься.
   - А что у Ховелла за спиной? -  срывающимся  голосом  спросил  Перси,
поворачиваясь, чтобы лучше рассмотреть Брута.
   - Ничего.
   - Ну, это, я думаю... - Брут вытащил смирительную рубашку  и  помахал
ею у бедра, словно матадор мулету перед броском быка.
   Перси вытаращил глаза и рванулся. Он хотел бежать, но  Харри  схватил
его за плечи, и получился лишь рывок.
   - Отпустите меня? - закричал Перси, пытаясь вырваться из  рук  Харри,
но тщетно. Харри был тяжелее фунтов на сто, и  мускулы  у  него,  как  у
лесоруба, однако у Перси хватило сил протащить Харри почти  до  середины
комнаты и смять  неприятный  зеленый  ковер,  который  я  все  собирался
заменить. На секунду я даже подумал, что  он  вырвет  Харри  руку,  ведь
страх может прибавить сил.
   - Успокойся, Перси, - сказал я. - Будет легче, если...
   - Перестань успокаивать меня, невежа, - завопил Перси, дергая плечами
и пытаясь высвободить руки. - Оставьте меня! Все! Я знаю людей!  Больших
людей! Если вы не перестанете, вам всем  придется  отправиться  в  Южную
Каролину за тарелкой супа на общественной кухне!
   Он опять рванулся вперед и  ударил  бедром  по  моему  столу.  Книга,
которую он читал - "Уход за душевнобольными в лечебницах", подскочила, и
из нее выпала спрятанная внутри маленькая брошюрка.  Неудивительно,  что
Перси глядел виновато, когда мы вошли. Это были не "Последние дни Содома
и Гоморры", а книжечка, которую мы иногда давали сексуально  озабоченным
узникам за хорошее поведение. Я уже упоминал о ней, по-моему,  маленькая
книжечка комиксов, где Олив Ойл спала со всеми, кроме малыша Свит Пи.
   Мне показалось печальным, что Перси  в  моем  кабинете  изучал  такую
примитивную порнушку, Харри тоже глядел с отвращением, насколько  я  мог
видеть его из-за напряженного плеча Перси, а Брут залился смехом, и  это
вывело Перси из борьбы на какое-то время.
   - Ах, Перси, - произнес он. - Что скажет мама? Что  по  этому  поводу
скажет губернатор?
   Перси густо-густо покраснел.
   - Заткнитесь. И оставь маму в покое.
   Брут передал мне смирительную рубашку и  приблизил  лицо  вплотную  к
Перси.
   - Конечно. Просто будь хорошим мальчиком и вытяни ручки.
   Губы Перси дрожали, а глаза  блестели  слишком  ярко.  Он  был  готов
вотвот расплакаться.
   - Не буду, - сказал он детским дрожащим  голосом,  -  и  вы  меня  не
заставите. - Потом стал громко звать на помощь.  Харри  моргнул  мне,  я
ответил тем же. Если и был момент, когда все  дело  могло  рухнуть,  так
именно тогда. Но Брут так не считал. Он никогда не сомневался. Он  зашел
за спину Перси, стал плечом к плечу с Харри, который все еще держал руки
Перси у него за спиной. Брут поднял руки и взялся за уши Перси.
   - Прекрати орать. Если  не  хочешь  получить  пару  самых  уникальных
чайниц в мире.
   Перси перестал кричать о помощи и просто стоял, дрожа и глядя вниз на
обложку комиксов, где Попай и Олив забавлялись в такой позе, о которой я
только слышал, но ни разу не пробовал. "О  Попай!"  -  написано  было  в
шарике над головой Олив. "Оп-оп-оп-оп", - красовалось над головой Попая.
Он еще и трубку курил при этом.
   - Вытяни руки, - приказал Брут, - и хватит валять дурака. Делай,  как
говорят.
   - Не буду, - упорствовал Перси. - Не буду, и вы меня не заставите.
   - Ты очень сильно, просто жестоко ошибаешься, - сказал Брут,  хлопнул
по ушам Перси и стал крутить их, словно ручки конфорок у  плиты.  Плиты,
которая готовит так, как ты хочешь. Перси жалобно вскрикнул  от  боли  и
удивления - я бы многое отдал, чтобы  этого  не  слышать.  В  его  крике
звучали не только боль и удивление, в нем  было  понимание.  Впервые  за
свою жизнь Перси вдруг осознал, что ужасные вещи случаются не  только  с
другими людьми, у которых нет родственника-губернатора. Я хотел  сказать
Бруту, чтобы он перестал, но, конечно  же,  не  мог.  Мы  зашли  слишком
далеко. Все, что я мог, это напомнить себе, что  Перси  провел  Делакруа
через одному Богу  известно  какие  муки  просто  потому,  что  Делакруа
посмеялся над ним. Однако это не утешало. Возможно потому, что я  создан
иначе, чем Перси.
   - Протяни сюда ручки, милый, - попросил Брут, - иначе получишь еще.
   Харри уже отпустил юного мистера Уэтмора. Всхлипывая, как  маленький,
со слезами, уже бегущими по щекам. Перси вытянул руки перед  собой,  как
лунатик  в  кинокомедии.  Я  в  мгновение  ока  надел  на   них   рукава
смирительной рубашки и едва успел натянуть рубашку на плечи  Перси,  как
Брут отпустил его уши и схватил завязки на манжетах.  Он  обкрутил  руки
Перси крест-накрест, так что они теперь были  крепко  прижаты  к  груди.
Харри тем временем застегнул застежки на спине и завязал завязки.  После
того, как Перси сдался, вся операция заняла не более десяти секунд.
   - Вот и хорошо, милый, - сказал Брут. - Теперь вперед.
   Но он не пошел. Он посмотрел на Брута, потом обратил свои испуганные,
вопрошающие глаза ко мне. И куда делись его угрозы насчет того,  что  мы
все отправимся в Южную Каролину за бесплатной кормежкой!
   - Пожалуйста, - прошептал он хрипло и сквозь слезы, - только не сажай
меня к нему, Пол.
   И тогда я понял, почему он так запаниковал,  почему  так  яростно  со
противлялся. Он думал, что  мы  собираемся  подсадить  его  в  камеру  к
Буйному Биллу Уортону и что наказанием за сухую  губку  станет  анальный
секс в сухую с заключенным психопатом. Но  вместо  сочувствия  я  ощутил
лишь отвращение к Перси и еще больше утвердился в своем решении. В конце
концов, он судил нас по себе: что бы сделал он, окажись на нашем месте.
   - Нет, не к Уортону, Перси, - успокоил я. - В  смирительную  комнату.
Ты посидишь там часика три-четыре один в темноте и подумаешь о том,  что
ты сделал с Дэлом. Наверное, тебе уже  поздно  учиться  тому,  как  люди
должны вести себя, во всяком случае так думает Брут, но я - оптимист.  А
теперь, иди.
   И он пошел, бормоча себе под нос, что  мы  об  этом  пожалеем,  очень
пожалеем,  как  пить  дать,  но  в  целом,  казалось,  он  успокоился  и
расслабился. Когда мы препроводили его в коридор. Дин посмотрел на нас с
таким искренним удивлением и наивностью, что я рассмеялся  бы,  не  будь
дело таким серьезным. Лучшую игру я видел только в грандревю.
   - Слушайте, вам не кажется, что шутка зашла слишком далеко? - спросил
Дин.
   - А ты заткнись, тебе же на пользу, - прорычал  Брут.  Эти  фразы  мы
придумали за обедом,  и  для  меня  они  так  и  прозвучали,  как  часть
сценария, но если Перси был достаточно испуган и растерян, то они  могли
бы дать работу Дину Стэнтону, если придется туго. Сам я так не думал, но
все бывает. Каждый раз, когда я сомневался, я вспоминал о Джоне Коффи  и
о мышонке Делакруа.
   Мы прогнали Перси вдоль Зеленой Мили,  он  спотыкался  и  выкрикивал,
чтобы мы шли помедленнее, а то он упадет  лицом  прямо  на  пол.  Уортон
лежал на своей койке, но мы гнали Перси слишком быстро,  чтобы  я  успел
заметить, спит он или нет. Джон Коффи стоял у двери камеры и смотрел.
   - Ты - плохой человек, и ты заслужил эту темную комнату,  -  произнес
он, но, по-моему, Перси его не услышал.
   Когда мы вошли в смирительную комнату, щеки Перси были пунцовые и  по
ним текли слезы, глаза вращались в орбитах, волосы сбились на лоб. Харри
одной рукой вытащил пистолет Перси, а другой - его драгоценную дубинку.
   - Получишь обратно, не беспокойся, -  сказал  Харри.  Он  был  слегка
смущен.
   - Жаль, я не смогу сказать это о твоей работе, - огрызнулся Перси.  -
О работе для вас всех. Вам это так не сойдет! Не сойдет!
   Он явно готов был продолжать орать, но у нас  не  оставалось  времени
слушать его проповеди. В моем кармане лежал рулон липкой ленты -  предка
нынешней клейкой ленты. Перси увидел и стал уклоняться. Брут схватил его
сзади и  держал,  пока  я  не  заклеил  лентой  ему  рот,  закрепив  для
надежности концы почти на затылке. Ну, потеряет  он  клок  волос,  когда
будут отдирать ленту, а еще губы серьезно потрескаются, но мне было  уже
все равно. Мне уже хватило Перси Уэтмора по горло.
   Мы отошли от него.  Он  стоял  посредине  комнаты,  под  забранной  в
металлическую сетку лампочкой, в смирительной рубашке, дыша воспаленными
ноздрями и издавая сдавленные, мычащие звуки из-под  пленки.  Во  всяком
случае он был очень похож на тех заключенных, которых мы держали в  этой
комнате.
   - Чем  тише  ты  станешь  вести  себя,  тем  скорее  выйдешь  отсюда,
наставлял его я. - Постарайся это запомнить, Перси.
   - А если будет одиноко, вспомни об Олив  Ойл,  -  посоветовал  Харри.
-Оп-оп-оп-оп.
   Потом мы вышли. Я закрыл дверь, а Брут защелкнул оба замка. Дин стоял
чуть выше на Миле, около камеры Коффи. Он уже  вставил  ключ  в  верхний
замок. Мы четверо молча  переглянулись.  Слова  были  не  нужны.  Колесо
завертелось, и нам оставалось лишь надеяться на то, что все пройдет, как
мы задумывали, не перескакивая зубцов на шестеренках.
   - Ты все еще хочешь проехаться, Джон? - спросил Брут.
   - Да, сэр, - ответил Коффи. - Думаю, да.
   - Хорошо. - Дин открыл первый замок, вынул  ключ  и  вставил  его  во
второй замок.
   - Нам надо тебя заковывать цепью, Джон? - спросил я.
   Коффи, кажется, задумался.
   - Можно, если хотите, - проговорил он наконец. - Но не нужно.
   Я кивнул Бруту, отодвинувшему дверь камеры, потом повернулся к Харри,
который почти направил на него  пистолет  Перси  сорок  пятого  калибра,
когда Коффи выходил из камеры.
   - Отдай это Дину, - сказал я.
   Харри встрепенулся, словно очнувшись  от  дремы,  увидел  пистолет  и
дубинку Перси в своих руках и передал их  Дину.  А  Коффи  тем  временем
оказался в коридоре и своим голым черепом  чуть  не  задел  лампочки  на
потолке. Когда он стоял, сложив руки перед  собой  и  опустив  плечи,  я
опять подумал, что он похож на огромного пойманного медведя.
   - Запри игрушки Перси в ящике стола дежурного, пока мы  не  вернемся,
приказал я.
   - Если вернемся, - добавил Харри.
   - Хорошо, - сказал мне Дин, не обращая внимания на Харри.
   - А если кто-нибудь придет, вообще-то никто не должен, но если вдруг,
то что ты скажешь?
   - Что Коффи разволновался к полуночи. - Дин был  похож  на  студента,
отвечающего на экзамене. - Что нам пришлось запихать его в  смирительную
рубашку и поместить в смирительную комнату. Если возникнет шум, то  тот,
кто услышит, подумает, будто это он. - Дин кивнул в сторону Джона Коффи.
   - А где мы? - допытывался Брут.
   - Пол в администрации, работает с делом Дэла и свидетелями, - ответил
Дин. - Это сейчас особенно важно, потому что казнь прошла так ужасно. Он
сказал, что скорее всего пробудет там остаток  смены.  Брутус,  Харри  и
Перси в прачечной, стирают одежду.
   Да, вот так обычно и говорили. В прачечной, в  комнате  снабжения  по
ночам иногда играли в очко, покер или преферанс.  Что  бы  ни  было,  но
охранники, участвовавшие в этом, говорили, что стирают свою  одежду.  На
этих сборищах иногда пили самогон, а вахту несли по очереди.
   Так было, наверное, во все времена и во всех тюрьмах. Когда все время
проводишь в заботах о грязных людишках, сам  поневоле  запачкаешься.  Во
всяком случае, нас вряд ли стали  бы  проверять.  К  "стирке  одежды"  в
Холодной Горе относились с большим уважением.
   - Именно так, - сказал я,  поворачивая  Коффи  вокруг  и  подталкивая
вперед. - А если все сорвется, Дин, то ты ничего не знаешь.
   - Легко сказать, но... В этот момент  из-за  решетки  камеры  Уортона
высунулась худая рука и ухватилась  за  каменный  бицепс  Коффи.  Мы  аж
вскрикнули. Уортон должен  был  спать  как  убитый,  а  он  стоял,  чуть
покачиваясь вперед-назад, как боксер после удара, и мутно скалился.
   Удивительной была реакция Коффи. Он не отскочил, но  тоже  вскрикнул,
выпуская  воздух  сквозь  зубы,  словно  коснулся  чего-то  холодного  и
неприятного. Его глаза расширились, и на секунду он показался мне другим
человеком, словно другой вставал по утрам и ложился  спать  вечером.  Он
был живой - тогда, когда хотел, чтобы я зашел в его камеру и он смог  до
меня дотронуться. "Помочь мне", говоря языком Коффи. Он так же выглядел,
когда вытянул  руки  за  мышью.  И  сегодня,  в  третий  раз,  его  лицо
озарилось, словно в мозгу вдруг зажгли лампу. Но сейчас совсем не так.
   Его лицо стало холодным, и я впервые подумал,  что  может  случиться,
если вдруг Джон Коффи впадет в ярость. У нас были  пистолеты,  мы  могли
застрелить ею, но побороть его было бы нелегко.
   Я прочел подобные мысли на лице Брута, но Уортон продолжал  скалиться
окаменевшей улыбкой.
   - А куда это ты идешь? - Это прозвучало скорее как "Куа эа ты ош?"
   Коффи стоял неподвижно, переводя взгляд с лица Уортона на его руку. Я
не мог понять выражения его лица. Я видел, что оно разумное, но  не  мог
понять, что оно означало. За Уортона я  не  беспокоился  совсем.  Он  не
вспомнит ничего потом, сейчас он, как пьяница, гуляющий в отключке.
   - Ты - плохой человек, - прошептал Коффи, и я не разобрал, что было в
его голосе: боль, злость или страх. Наверное, все  вместе.  Коффи  снова
посмотрел на руку, сжимающую его бицепс, словно  на  насекомое,  которое
могло бы очень больно укусить, если бы имело разум.
   - Правильно, ниггер, - пробормотал Уортон с мутной  кривой  ухмылкой.
-Плохой, как тебе и не снилось.
   Я вдруг ясно  почувствовал,  что  должно  произойти  что-то  ужасное,
чтото, способное кардинально изменить запланированный ход  событий,  как
внезапное землетрясение может  изменить  русло  реки.  Это  должно  было
случиться, и ни я, ни кто другой из нас ничего не мог поделать.
   Потом Брут, наклонившись, отодрал руку Уортона от плеч