алась, но не прикоснулась к нему.
   - Да, - сказал Билл. - Похоже, наелась.
   - Не-а, - отозвался Дин. - Она знает, что ты временный, вот и все.
   - Временный, я?! Скажите,  пожалуйста!  Я  здесь  почти  столько  же,
сколько Харри Тервиллиджер. Может, даже больше!
   - Не кипятись, дружище,  не  кипятись.  -  Дин  улыбнулся.  -  Просто
посмотри и узнаешь, прав я или нет. - Он бросил еще один кусочек крекера
в сторону. Мышь уверенно подняла именно этот кусочек и  снова  принялась
за еду, не обращая никакого внимания на угощение Билла. Но не успела она
отгрызть и кусочка, как Перси швырнул в  нее  дубинку,  метнув  ее,  как
гарпун. Мышь была небольшой мишенью, и, надо отдать должное этому черту,
- удар вышел очень меткий, он наверняка снес бы Вилли  голову,  если  бы
мышонок не среагировал так молниеносно. Он пригнулся -  точь-в-точь  как
человек - и уронил кусочек крекера. Тяжелая деревянная дубинка пролетела
так близко, что взъерошила шерсть на загривке (так утверждает Дин,  и  я
передаю его слова, хотя и не очень-то верю), потом ударилась  о  зеленый
линолеум  и  отскочила  к  решетке  пустой  камеры.  Мышонок   не   стал
дожидаться, пока промах будет исправлен; словно вспомнив о своих  важных
делах, он повернулся и умчался по коридору к смирительной комнате.
   Перси заорал от недовольства - он ведь подошел так близко -  и  снова
погнался за мышонком. Билл Додж схватил его за  руку,  словно  повинуясь
инстинкту, но Перси вырвался. И все равно, по словам  Дина,  именно  это
спасло жизнь Вилли-Пароходу, ведь тот был так  близко.  Перси  хотел  не
просто убить  мышь,  он  хотел  раздавить  ее,  поэтому  бежал  широкими
нелепыми прыжками, как олень, тяжело  шлепая  подошвами  черных  рабочих
ботинок. Мышь едва увернулась от двух последних  прыжков  Перси,  сделав
зигзаг по коридору.
   Потом  залезла  под  дверь,  махнула  на  прощание  длинным   розовым
хвостиком и прощай, незнакомец, - убежала.
   - Твою мать! - выругался Перси и ударил по двери ладонью. Потом  стал
перебирать ключи,  чтобы  войти  в  смирительную  комнату  и  продолжить
погоню. Дин прошел по коридору вслед за  ним,  стараясь  идти  медленно,
чтобы взять себя в руки и успокоиться. С одной  стороны,  как  он  потом
рассказывал, ему хотелось посмеяться над Перси, а с  другой  -  схватить
его, повернуть к себе лицом, прижать  к  двери  смирительной  комнаты  и
избить до полусмерти. Но прежде всего он  просто  испугался,  ведь  наша
работа в блоке "Г" заключалась в том, чтобы свести шум к минимуму, а шум
и Перси были неразлучны. Работа вместе с ним напоминала  работу  сапера,
пытающегося обезвредить бомбу, в то время как кто-то  стоит  у  него  за
спиной и все время бьет в тарелки. Словом, ужасно. Дин сказал, что  этот
ужас он увидел в глазах Арлена Биттербока... И даже в глазах Президента,
хотя этот господин обычно оставался спокоен, как катафалк.
   Но дело не только в этом. Просто Дин уже начал привыкать к  мыши.  Не
то чтобы считал ее другом, нет, но  она  стала  частью  жизни  в  блоке.
Поэтому Перси был неправ и в том, что  сделал,  и  в  том,  что  пытался
сделать. И то, что Перси никогда не смог бы понять,  почему  он  неправ,
прекрасно свидетельствовало о его  полной  непригодности  выполнять  эту
работу.
   Когда Дин дошел до конца коридора, он уже успокоился и сообразил, как
лучше уладить дело. Единственное, чего Перси не мог  выносить,  так  это
когда попадал в глупое положение, и мы все это знали.
   - Что, следопыт, опять сбился со следа? - сказал он, слегка улыбаясь,
подшучивая над Перси.
   Перси смерил его презрительным взглядом и отбросил волосы со лба.
   - Выбирай выражения, очкарик. Не видишь, я  злой.  Как  бы  не  стало
хуже. - Значит, опять перестановка, да? - Дин оставался серьезным...  Но
- глаза его смеялись. - Ладно, когда все  вытащишь,  помой,  пожалуйста,
пол. Перси посмотрел на дверь. Взглянул на ключи. Подумал  о  еще  одних
долгих, утомительных и  безрезультатных  поисках  в  комнате  с  мягкими
стенами, о том, как все будут стоять рядом  и  смотреть...  И  Вождь,  и
Президент... Все.
   - Я лично ничего смешного не вижу, - буркнул он. - Нам только мышей в
блоке не хватало, и так полно всякой нечисти.
   - Как скажешь, Перси, - Дин поднял руки. Именно в этот момент, как он
уверял меня на следующий день, Дин подумал,  что  Перси  может  на  него
броситься.
   Подошедший Билл Додж разрядил ситуацию.
   - По-моему, это ты уронил. - Он протянул  Перси  его  дубинку.  -  На
сантиметр ниже, и ты сломал бы бедной твари хребет.
   В ответ на это Перси гордо выпятил грудь.
   - Да, неплохой бросок, - сказал он, бережно укладывая свой  снаряд  в
дурацкий чехол. - Я был подающим в школьной бейсбольной команде.  Бросал
неотбиваемые мячи.
   - Правда? - полюбопытствовал Билл, и его уважительного тона (хотя  он
подмигнул  Дину,  когда  Перси  отвернулся)   было   достаточно,   чтобы
окончательно сгладить конфликт.
   - Да, - заявил Перси. - В Кноксвилле я отлично бросал. Эти  городские
не знали,  кто  бросает.  Сделали  две  пробежки.  Могла  бы  получиться
отличная игра, если бы принимающий не стоял столбом.
   Дин мог все так и оставить, но он был старше Перси по должности, и  в
его обязанности входило инструктировать молодых, а в то время -  еще  до
Коффи, до Делакруа - он считал, что Перси можно чему-то научить. Поэтому
он взял молодого человека за руку.
   - Тебе надо думать о  том,  что  делаешь,  -  сказал  Дин.  Позже  он
объяснил, что хотел  говорить  серьезно,  но  не  осуждающе.  Во  всяком
случае, не слишком осуждающе.
   Но для Перси это не  годилось.  Он  ничему  не  научился...  Хотя  со
временем ему придется.
   - Слушай, очкарик, я знаю, что делаю, - пытаюсь поймать мышь. Ты  что
слепой, не видишь?
   - Ты перепугал до смерти Билла, меня и их. -  Дин  указал  в  сторону
Биттербака и Фландерса.
   - Ну и что? - сказал Перси, выпрямляясь. - Здесь ведь не детский сад,
если вы помните. Хотя вы с ними все время нянчитесь.
   - Но лично мне не нравится, когда меня пугают, - проворчал Билл, -  а
я тоже здесь работаю, Уэтмор, не забывай. И  я  не  принадлежу  к  твоим
тюфякам. Перси посмотрел на него недоверчиво, прищурив глаза.
   - И мы не пугаем  заключенных  без  необходимости,  ведь  они  и  так
переживают стресс, - сказал Дин. Он все еще старался говорить  спокойно.
- А люди в стрессовом состоянии могут сломаться,  сделать  себе  больно.
Сделать больно другим. Иногда у нас тоже бывают неприятности.
   Перси скривил губы.  Понятие  "неприятности"  имело  над  ним  особую
власть. Устраивать кому-то неприятности - это нормально. Но вот попадать
в них - увольте.
   - Наша работа разговаривать, а не кричать, - наставлял  Дин.  -  Если
человек кричит на заключенных, значит он потерял самообладание.
   Перси знал, кто автор этой лекции, - я. Начальник. Перси Уэтмор и Пол
Эджкум всегда недолюбливали друг друга, а дело было летом,  вы  помните,
задолго до начала всех событий.
   -  Лучше,  если  ты  станешь  относиться  к  этому   месту,   как   к
реанимационной палате, - продолжал Дин, - самое лучшее здесь - тишина...
   - Я считаю, что это параша с мочой, где надо топить  крыс,  -  заявил
Перси, - вот и все. А теперь, пусти.
   Он вырвал руку, прошел между Дином и Биллом и  зашагал  по  коридору,
опустив голову. Он прошел слишком близко  к  решетке  Президента  -  так
близко.
   Что этот Фландерс мог дотянуться и схватить его, а может,  отколотить
своей знаменитой деревянной дубинкой, если  бы  Фландерс  был  человеком
такого плана. Но он, конечно, был не из  тех,  а  вот  Вождь,  наверное,
таков. Вождь не упустил бы случая отколошматить Перси, хотя бы для того,
чтобы проучить.  Об  этом  сказал  мне  Дин,  когда  на  следующий  день
рассказывал всю эту историю, и я помню его слова до сих пор, потому  что
они оказались пророческими.
   - Уэтмор не понимает, что у него  нет  над  ними  никакой  власти,  -
сказал Дин. - Что бы он ни делал, хуже уже им не будет, казнить их можно
только раз. Пока он сам этого не поймет, он опасен и для  окружающих,  и
для самого себя.
   Перси вошел в мой кабинет и захлопнул за собой дверь.
   - Все я да я, - проговорил Билл Додж, - как надутое вонючее яйцо.
   - Ты не знаешь и половины, - заметил Дин.
   - Ну, давай посмотрим с  лучшей  стороны.  -  Билл  всегда  предлагал
посмотреть с лучшей стороны и так надоел, что хотелось щелкнуть  его  по
носу, когда он произносил эти слова. - Твоя умная мышь  все  равно  ведь
удрала.
   - Да, но больше мы ее не увидим, - сказал  Дин.  -  Представляю,  как
перепугал ее этот проклятый Перси Уэтмор.
 
Глава 3 
 
   Это было логично, но неверно. Мышь вернулась на следующий вечер,  как
раз в первую из двух ночей, когда Перси не дежурил, а потом его перевели
в ночную смену.
   Вилли-Пароход появился около семи вечера. Я дежурил и видел,  как  он
пришел, со мной были Дин и Харри Тервиллиджер. Харри  сидел  за  столом.
Вообще-то мое дежурство было днем, но я оставался, чтобы провести  время
с Вождем, чей час уже приближался. Биттербак внешне держался стойко, как
полагается людям его племени, но я видел: в нем поднимается страх  перед
грядущим концом, как отравленный цветок.  Поэтому  мы  разговаривали.  С
ними можно поговорить и днем, но днем плохо: крики, разговоры (не говоря
уже  о  периодических  драках),  доносящиеся  с  прогулочного   дворика,
размеренный лязг печатных станков в типографии, редкие крики  охранников
с приказом поднять или убрать что-либо, а  то  и  просто:  "Пойди  сюда,
дерьмовый Харви". После четырех становится получше, а  после  шести  все
затихает. С шести до восьми самое лучшее время. В это время в их головах
снова появляются глубокие мысли, словно  вечерние  тени  (это  видно  по
глазам), и тогда лучше замолчать. Они еще слушают, что  им  говорят,  но
смысл  ваших  речей  уже  не  доходит.  После  восьми  они  готовятся  и
представляют, как будет сидеть на голове шлем и чем пахнет воздух внутри
черного мешка, который им натянут на потные лица.
   Но я застал Вождя в удачное время. Он рассказал мне  о  своей  первой
жене, о том, как они вместе построили вигвам в Монтане. Это  были  самые
счастливые дни в его  жизни,  заметил  он.  Вода  была  такой  чистой  и
холодной, что при каждом глотке ломило зубы.
   - Послушайте, мистер Эджкум, - сказал Вождь. - Как вы  думаете,  если
человек искренне раскаялся в содеянном, сможет ли  он  оказаться  в  том
времени, которое было для него  самым  счастливым,  и  жить  там  вечно?
Может, это и есть рай?
   - Именно в это я и верю, - ответил я, и  это  была  ложь,  о  которой
совсем не жалею. Я узнавал о добре и зле от своей прекрасной  матушки  и
верил в то, что Святое Писание говорит об убийцах: для них  нет  царства
небесного. Я думаю, они попадают прямо в ад, где горят в  муках  до  тех
пор, пока Бог наконец не  велит  Архангелу  Гавриилу  протрубить  конец.
Потом они исчезнут и, наверное, будут этому  рады.  Но  я  никогда  даже
намеком не обмолвился об этом Биттербаку, да и никому из них.  Думаю,  в
душе они все знали. Где твой  брат,  сказал  Господь  Каину,  его  кровь
вопиет мне из земли, и я сомневаюсь, чтобы эти слова удивили именно  это
заблудшее дитя. Готов спорить, что он слышит, как кровь Авеля взывает  к
нему из земли на каждом шагу.
   Вождь улыбался, когда я уходил, наверняка  вспоминая  свой  вигвам  в
Монтане и жену, лежащую с обнаженной грудью у огня. Я не сомневался, что
и он скоро будет в огне.
   Я пошел вверх по коридору, и Дин  рассказал  мне  о  своей  вчерашней
стычке с Перси. Думаю, он специально поджидал меня, чтобы рассказать,  и
я слушал  его  внимательно.  Я  всегда  внимательно  слушал,  если  дело
касалось Перси, потому что был согласен с Дином, что Перси из тех людей,
которые приносят неприятности и окружающим, и самим себе.
   Когда Дин  заканчивал  рассказ,  появился  старый  Тут-Тут  со  своей
красной  тележкой  с  закусками,  на  которой  от  руки  были   написаны
библейские изречения ("Господь будет судить народ свой", "Я взыщу и вашу
кровь, в  которой  жизнь  ваша",  а  также  другие  подобные  ободряющие
сентенции), и продал нам бутерброды и ситро.
   Дин  искал  мелочь  в  кармане,  говоря,   что   больше   не   увидит
ВиллиПарохода, что этот проклятый Перси Уэтмор напугал  его  до  смерти,
когда вдруг Тут-Тут спросил: "Что это там, ребята?".
   Мы посмотрели и увидели мышонка собственной персоной,  семенящего  по
центру Зеленой Мили. Он прошел немного,  остановился,  огляделся  вокруг
черными бусинками глаз и отправился дальше.
   - Эй, мышь! - сказал Вождь, и  мышонок,  задержавшись,  посмотрел  на
него, шевеля усиками.
   Честное слово, похоже,  это  ничтожное  создание  понимало,  что  его
зовут. - Ты что, духовный хранитель? - Биттербак бросил мышонку  кусочек
сыра, оставшийся от ужина. Он упал прямо перед мордочкой Вилли-Парохода,
но тот, даже не взглянув на него, продолжал свой путь по  Зеленой  Миле,
заглядывая в пустые камеры.
   - Босс Эджкум! - позвал Президент. - Ты думаешь, этот шельмец  знает,
что Уэтмора нет? По-моему, знает, клянусь Богом!
   Я тоже так думал... Но мне не хотелось говорить об этом вслух.
   В коридор вышел Харри, как обычно подтягивая брюки  после  нескольких
минут  отдыха  в  сортире,  и  остановился,  открыв  рот.  Тут-Тут  тоже
уставился на мышь, улыбка некрасиво скривила нижнюю часть  его  дряблого
лица с беззубым ртом.
   Мышь остановилась на своем обычном уже месте, обвив хвостиком  лапки,
и уставилась на нас. И опять я вспомнил  картинки,  где  судьи  выносили
приговор  беззащитным  заключенным...  Впрочем,  видел   ли   кто   хоть
когда-нибудь заключенного столь маленького  и  столь  бесстрашного,  как
этот? Конечно, он был не совсем заключенным, он мог приходить и  уходить
когда вздумается. Но эта мысль не покидала меня, и снова  я  представил,
что мы все будем такими  маленькими  перед  Божьим  Судом,  когда  жизнь
окончится, но мало кто из нас сможет смотреть так смело.
   -  Клянусь  вам,  -  сказал  старик  Тут-Тут,  -  он  видит,   словно
Замороженный Билли (Billy-Be-Frigged).
   - Ты еще ничего не видел, Тут, - ухмыльнулся Харри. - Смотри.
   Он залез в карман и  вытащил  кусочек  сушеного  коричневого  яблока,
завернутого в вощеную бумагу. Отломив кусочек, бросил на пол. Я подумал,
что сухой и твердый кусочек отскочит,  отлетит  в  сторону,  но  мышонок
вытянул лапку и небрежно, как человек, гоняющий мух, чтобы убить  время,
сбил кусочек на пол. Мы все громко засмеялись в восхищении, такой  взрыв
мог бы спугнуть  мышонка,  но  он  даже  не  шевельнулся.  Взяв  кусочек
сушеного яблока лапками, он лизнул его пару раз, потом  уронил  и  снова
посмотрел на нас, словно говоря:
   "Что ж, неплохо, а что еще есть?".
   Тут-Тут открыл свою тележку, достал бутерброд,  развернул  и  оторвал
кусочек мяса.
   - Не беспокойся, - остановил его Дин.
   - Что ты хочешь сказать? - спросил  Тут-Тут.  -  Неужели  живая  мышь
пропустит мясо, если его можно взять? Ты с ума сошел!
   Но я знал, что Дин прав, и видел по лицу Харри, что  он  тоже  знает.
Дежурили временные  и  постоянные  надзиратели.  Похоже,  мышь  понимала
разницу. Невероятно, но факт.
   Старый Тут-Тут бросил кусочек мяса вниз, и, конечно  же,  мышонок  не
притронулся к нему, только понюхал и отодвинулся.
   - Чтоб я пропал, - обиженно произнес старый Тут-Тут.
   Я протянул руку:
   - Дай мне.
   - Что? Тот же бутерброд?
   - Тот же самый. Я заплачу.
   Тут-Тут протянул мне его. Я поднял верхний кусок хлеба,  оторвал  еще
кусочек мяса и бросил его через стол. Мышонок  тут  же  подошел,  поднял
мясо лапками и стал есть. Мясо исчезло в одно мгновение.
   - Чтоб я сдох! - закричал Тут-Тут. - Дьявол! Дай-ка я!
   Он выхватил назад бутерброд, оторвал гораздо больший кусок мяса -  не
кусочек,  а  шматок  -  и  уронил  его  так  близко  от   мышонка,   что
Вилли-Пароход  чуть  не  надел  его  вместо  шляпы.  Он  снова   отошел,
принюхался (уверен, что ни одной  мыши  не  удавалось  заполучить  такой
лакомый кусочек во время Депрессии - во всяком случае, в нашем штате), а
потом посмотрел вверх на нас.
   - Ну, давай, ешь! - сказал Тут-Тут еще более обиженно. - Что с тобой?
Дин взял бутерброд и бросил кусочек мяса - теперь это уже стало походить
на странную служебную процедуру. Мышонок взял  его  сразу  и  заглотнул.
Потом повернулся и ушел по  коридору  в  сторону  смирительной  комнаты,
задерживаясь по дороге, чтобы заглянуть в пару пустых камер и проверить,
что там в третьей. Опять мне в голову пришло, что он ищет когото,  и  на
сей раз я прогнал эту мысль не так скоро.
   - Я не буду об  этом  рассказывать,  -  произнес  Харри.  И  было  не
понятно, шутит он или нет.
   - Во-первых, это  никому  не  интересно,  а  во-вторых,  никто  и  не
поверит.  -  Он  ест  только  из  ваших  рук,  -  изумился  Тут-Тут.  Он
недоверчиво покачал головой, потом с трудом наклонился, поднял  то,  что
отвергла мышь, сунул в свой беззубый рот и  начался  длительный  процесс
перетирания. - А почему?
   - У меня есть лучше вопрос, - сказал Харри. - Откуда  он  узнал,  что
Перси нет?
   - Это простое совпадение, - ответил я.  -  Случайность,  что  мышонок
появился сегодня.
   Хотя со временем становилось все труднее верить, что это случайность,
потому что мышонок приходил только, когда Перси не  было  в  блоке:  тот
находился в другой смене или в другом конце тюрьмы.  Мы  -  Харри,  Дин,
Брут и я - решили, что он узнает Перси по голосу или по запаху.  Мы,  не
сговариваясь, старательно избегали разговоров о  самом  мышонке,  потому
что разговоры могли испортить что-то особое... И прекрасное со всей  его
странностью и хрупкостью. В конце концов, Вилли сам нас выбрал, а  каким
образом, я и сейчас после всех событий  не  знаю.  Наверное,  Харри  был
ближе к правде, когда сказал, что не стоит о нем рассказывать другим, не
потому что они не поверят, а потому, что им все равно.
 
Глава 4 
 
   Пришло время казни Арлена Биттербака, который на самом  деле  был  не
вождь, а первый старейшина своего племени в резервации Ваишта,  а  также
член совета ирокезов. Он убил человека по пьянке,  причем  пьяными  были
оба. Вождь размозжил голову собутыльника цементным блоком.  Поводом  для
ссоры послужила пара башмаков. Так что семнадцатого июля в то  дождливое
лето мой совет старейшин постановил что его жизни - конец.
   Часы приема посетителей в Холодной  Горе  были  жесткие,  как  прутья
решетки, но для обитателей блока "Г"  делали  исключение.  Шестнадцатого
Биттербак был  препровожден  в  длинную  комнату  рядом  со  столовой  -
"Аркаду". Она была  разгорожена  посередине  сеткой,  перевитой  колючей
проволокой. Сюда к Вождю придут его вторая жена и те из его  детей,  кто
хотел еще поговорить с ним. Пришло время прощаться.
   Туда его привели Билл Додж и двое временных. У  всех  остальных  была
работа - за час надо было провести хотя бы две репетиции. Или три,  если
удастся.
   Перси не сильно протестовал, когда  его  на  время  казни  Биттербака
поставили в аппаратную вместе с Джеком Ван  Хэем,  он  еще  не  понимал,
хорошее или плохое место ему досталось. Но он знал,  что  у  него  будет
квадратное сетчатое окошко, через которое  видна,  правда,  лишь  спинка
стула, но все равно это  достаточно  близко,  и  можно  увидеть  летящие
искры.
   Прямо рядом с этим окошком на стене висел черный телефон без  рычажка
и диска. Телефон мог только звонить, и  звонить  лишь  из  одного  места
кабинета губернатора. Я столько видел  фильмов  про  тюрьмы,  в  которых
телефон губернатора оживал как раз в тот момент, когда все было готово к
включению рубильника для казни невиновного, но наш телефон не звонил  ни
разу за все годы моей работы в блоке "Г" - ни разу. Это в кино  спасение
стоит дешево. Как и невиновность. Платишь  25  центов  и  соответственно
получаешь. Реальная жизнь стоит дороже, и большинст