умай как следует и позвони мне,  сынок.  Ты  будешь
лучше спать.
   Эрни почувствовал, как у него задрожало что-то под языком - что-то жгучее
и соленое, как слезы. На него смотрели добрые глаза Дженкинса. Он открыл рот
- Бог знает что могло вырваться из него, - когда острая игла чудовищной боли
пронзила его спину, заставив его  мгновенно  выпрямиться.  Кроме  того,  она
произвела эффект электрического шока во время истерики. Он почувствовал себя
отрезвленным.
   - Спокойной ночи. - повторил он. - Спокойной ночи, Руди!
   Дженкинс в нерешительности посмотрел на него, а потом ушел.
   Эрни стало трясти с ног до головы. Дрожь  началась  с  ладоней  и  вскоре
распространилась по всему телу. Ничего не видя, он на  ощупь  нашел  дверную
ручку Кристины, рванул на себя и повалился в дурманящие запахи автомобиля  и
свежей обивки. Трясущимися руками он включил радиоприемник.
   Открыв глаза, он увидел кожаный брелок с выжженными инициалами  "Р.Д.Л.",
и его сон обрушился на него с новой силой: гниющий труп на том же месте, где
он сейчас сидел, пустые глазницы, глядящие сквозь ветровое стекло,  костяшки
пальцев, вцепившиеся в руль, зияющая ухмылка черепа, когда Кристина наезжала
на Шатуна Уэлча, а радио,  настроенное  на  волну  WDIL,  играло  "Последний
поцелуй" в исполнении Фрэнка Уилсона и "Кавальере".
   Внезапно его замутило, мучительные спазмы сдавили горло. Эрни выскочил из
машины и едва успел добежать до туалета. Его  выворачивало  вновь  и  вновь,
пока изо рта не потекла розовая пена. Перед глазами  замелькали  огоньки.  В
ушах шумело, а мускулы живота устало пульсировали.
   Он посмотрел на свое бледное и худое лицо в  зеркале.  Под  глазами  были
темные круги, волосы спутанными прядями падали на лоб. Дженкинс был прав.  У
пего был чертовски неважный вид.
   Неожиданно для себя он решил, что ему нужно поговорить с Ли.

***

   Телефон Кэйботов он помнил наизусть, но в пустом  и  гулком  офисе  Уилла
дважды ошибся номером, потому что у него дрожали пальцы. Ли  ответила  сама,
но ее голос звучал довольно сонно.
   - Эрни?
   - У меня есть разговор. Ли. Мне нужно увидеть тебя.
   - Эрни, уже почти десять часов. Я только что приняла душ.., я засыпаю...
   - Пожалуйста, - сказал он и закрыл глаза.
   - Завтра, - проговорила она. - Родители не выпустят меня так поздно.
   - Еще только десять часов. И сегодня пятница.
   - Они не хотят, чтобы я часто встречалась с тобой, Эрни. - На  том  конце
провода  наступило  долгое  молчание...  -  По-моему,  ты  тоже,  -  наконец
произнесла Ли.
   - Значит ли это, что ты больше не хочешь меня видеть?
   У него болел желудок. Болела спина. Болело все.
   - Нет. - В ее голосе послышался слабый упрек. - Насколько мне стало ясно,
это ты не хочешь меня  видеть..,  ни  в  школе,  ни  по  вечерам,  когда  ты
пропадаешь в своем гараже.., со своей машиной.
   - Теперь все кончено, - через силу  выговорил  он.  И  -  с  еще  большим
напряжением:
   - С машиной я решил - а, дьявол! -  Он  схватился  за  спину,  пораженный
новым приступом боли, но рука ощутила только шершавую поверхность бандажа.
   - Эрни? - Она встревожилась. - Ты в порядке?
   - Да. У меня стрельнуло в спине.
   - Ты что-то хотел сказать?
   - Завтра, - произнес он. - Мы поедем  в  Баскин-Роббинс,  может,  сделаем
покупки к Рождеству - ив семь часов ты будешь дома. Тебе не будет скучно,  я
обещаю.
   Она негромко рассмеялась, и Эрни почувствовал себя гораздо лучше.
   - Все-таки ты чересчур самонадеян.
   - Так, значит, да?
   - Значит, да. - Ли помолчала и мягко добавила:
   - Я сказала, мои родители не хотят, чтобы я часто встречалась с тобой. Но
о себе я этого не говорила.
   - Спасибо. - У него дрожал голос. - Спасибо и на этом.
   - Что за разговор у тебя ко мне?
   Кристина. Я хочу поговорить с тобой о ней и о моих снах. И о том,  почему
у меня такой чертовски плохой вид. И почему я теперь все время хочу  слушать
радио WDIL, и что я делал в ту ночь,  когда  все  ушли..,  когда  я  поранил
спину. Ли, я хочу...
   Снова острая боль, вцепившаяся в спину, как кошачьи лапы.
   - По-моему, он только что состоялся.
   - А... - Короткая пауза. - Ну, хорошо.
   - Я люблю тебя.
   - До свидания, Эрни.
   Скажи мне то же самое, - захотелось ему закричать.  -  Скажи  мне  то  же
самое, мне это нужно!
   Но в телефонной трубке уже звучали короткие гудки.
   Эрни встал и медленно подошел к двери. Она не хотела успокаивать его, да?
Но завтра они встретятся, это важнее. Они сделают покупки к  Рождеству,  как
намеревались в день, когда те говнюки разломали Кристину, они будут гулять и
разговаривать, они хорошо проведут время. Она скажет, что она любит его.
   - Она скажет это, - пробормотал он и,  замерев  на  пороге,  посмотрел  в
левый дальний угол гаража. Ее перед, оскаленный хромированной решеткой,  как
будто был нацелен на кого-то.
   И голос из его нижнего  подсознания  ехидно  прошептал:  Как  ты  поранил
спину? Как ты поранил спину, Эрни?
   От этого вопроса он съежился. Он боялся ответа.

34/ ЛИ И КРИСТИНА

   Она бы наверняка умерла, если бы не хитчхай-кер <Человек,  путешествующий
автостопом.>, голосовавший на дороге.  Они  хорошо  провели  время,  сделали
кое-какие покупки к Рождеству и возвращались уже в сумерках. Колеса Кристины
исправно прокладывали путь в четырехдюймовом слое снега.
   Эрни заказал ранний завтрак в "Бритиш лайон стик-хауз", лучшем  ресторане
Либертивилла, но они туда не успевали и решили перекусить в "Макдоналдсе" на
Кеннеди-драйв. У  Кэйботов  вечером  намечалось  небольшое  застолье,  и  Ли
обещала маме быть дома не позже половины девятого.
   - Ну хорошо, пусть будет "Макдоналдс", - сказал Эрни. - Это даже ближе, а
я чертовски проголодался.
   В пяти милях от Либертивилла передние фары выхватили из темноты  одинокую
фигуру хитчхайкера, стоявшего на пересечении 17-го  шоссе  и  Кеннеди-драйв.
Его длинные черные волосы были запорошены  снегом,  у  ног  лежала  холщовая
сумка.
   Когда они подъезжали к  нему,  хитчхайкер  поднял  широкую  табличку,  на
которой значилось: ЛИБЕРТИВИЛЛ, ПЕНСИЛЬВАНИЯ. Когда они совсем приблизились,
он перевернул табличку на другую сторону. Там было написано: НЕ ПСИХОПАТ,  А
СТУДЕНТ КОЛЛЕДЖА.
   Ли прыснула со смеху:
   - Эрни, давай подвезем его. Эрни недовольно произнес:
   - Если объявляют об отсутствии психопатии, то  надо  быть  настороже.  Но
ладно. - Он подрулил. У него было желание исполнять все, что ни попросила бы
Ли.
   Немного скользя шинами, Кристина мягко подкатила к  краю  дороги.  Однако
когда она остановилась, в радиоприемнике послышались помехи:  впрочем,  эфир
почти сразу очистился. Вот  только  Билли  Джоэл,  певший  "Может  быть,  ты
права", куда-то исчез,  а  вместо  него  появились  Биг  Боппер  и  "Кофе  с
ликером".
   - Что случилось с рок-уик-эндом - спросила Ли, пока хитчхайкер шел к ним.
   - Не знаю, - ответил Эрни, но он знал.  Такое  случалось  раньше.  Иногда
радио Кристины ловило только WDIL. Это не зависело от того,  какую  нажимать
кнопку и сколько возиться с УКВ  конвертером,  расположенным  под  приборной
панелью; звучало либо WDIL, либо ничего.
   Внезапно  он  почувствовал,  что  сделал  ошибку,   остановившись   возле
хитчхайкера.
   Однако думать задним умом было уже поздно, парень открыл дверцу Кристины,
бросил на пол холщовую сумку и полез следом. Вместе с ним ворвался  холодный
воздух, в котором клубились снежинки.
   - Ох, ребята, спасибо. - он вздохнул. - У меня пальцы на  руках  и  ногах
отпросились в Майами-Бич минут  двадцать  назад.  Должно  быть,  они  где-то
ходят, потому что я их совсем не чувствую.
   - Благодари мою леди, - бросил Эрни.
   - Благодарю, мадам, - галантно проговорил хитчхайкер.
   - Не стоит, - улыбнулась Ли. - Веселого Рождества.
   - И тебе того же. - произнес парень, -  хотя  о  нем  не  думаешь,  когда
вечером стоишь у дороги и пытаешься остановить кого-нибудь. Все улыбаются  и
проезжают мимо. - Он оценивающе посмотрел вокруг. - Хорошая машина,  ребята.
Чертовски хорошая машина.
   - Спасибо, - проговорил Эрни.
   - Сам ее восстанавливал?
   - Да.
   Ли недоумевающе взглянула на Эрни. Его прежнее словоохотливое  настроение
сменилось немногословностью, которая была не в его характере.  "Биг  Боппер"
допели свою песенку, и из радиоприемника зазвучала  "Куколка"  в  исполнении
Ричи Валенса.
   Хитчхайкер покачал головой и засмеялся.
   - Сначала "Биг Боппер", потом Ричи Валенс. Верно, на радио наступила ночь
смерти. Старое доброе WDIL.
   - О чем ты?
   Эрни выключил приемник.
   - Они погибли в авиакатастрофе. Вместе с Бадди Холли.
   - А, - тихо произнесла Ли.
   Вероятно, парень тоже заметил перемену в настроении Эрни; он погрузился в
молчание, размышляя о чем-то на заднем сиденье. Снаружи снег повалил гуще  и
быстрее. Приближалась первая настоящая зимняя буря.
   Наконец среди снегопада тускло засветилась красно-золотая арка.
   - Эрни, зайдешь вместе со мной? - спросила Ли.
   Эрни был спокоен, как камень.
   - Я схожу один, - сказал он, подруливая к бордюру. - Что тебе хочется?
   - Только гамбургер и  французские  пирожки,  пожалуйста.  -  Сначала  она
думала о полном наборе: биг-мак, пирожные и фруктовый коктейль, - но  у  нее
пропал аппетит.
   Эрни припарковался. В желтоватом свете, падавшем из окон соседнего  дома,
его лицо казалось особенно болезненным. Он обернулся назад:
   - Тебе прихватить чего-нибудь?
   - Нет, спасибо, - сказал хитчхайкер. - Родители ждут  к  ужину.  Не  могу
разочаровывать мою маму. Она не...
   Звук хлопнувшей двери прервал его на полуслове. Эрни уже бежал к  входной
двери, от его ботинок отлетали комья снега.
   - Он всегда такой  крутой?  -  спросил  парень.  -  Или  у  него  приступ
суровости?
   - Он очень добрый, - твердо произнесла Ли. Внезапно она стала нервничать.
Эрни вынул из машины ключ зажигания и оставил ее наедине с этим незнакомцем.
Она видела его в зеркале заднего обзора, и он не внушал ей доверия.
   - Где ты учишься?  -  спросила  она.  Ее  пальцы  перебирали  складки  на
слаксах, и она заставила их лежать спокойно.
   - В Питсбурге, - кратко ответил хитчхайкер. Его глаза  встретились  с  ее
глазами в зеркале, и она  опустила  взгляд.  Красно-клюквенные  слаксы.  Она
надела их из-за Эрни: однажды он сказал, что они ему нравятся - может  быть,
потому, что плотно облегали ее бедра. Плотнее, чем "Левайсы". Она  почему-то
пожалела, что не выбрала что-нибудь менее  вызывающее.  Или  не  сшила  себе
какое-нибудь  рубище.  Она  попыталась  улыбнуться  -  идея  была   довольно
забавной, но у нее ничего не вышло. Она не могла не признаться себе самой:
   Эрни оставил ее  наедине  с  незнакомым  человеком  (наказание?  Это  она
предложила подобрать его), и теперь ей было страшно.
   - Плохие вибрации, - неожиданно сказал хитчхайкер, и  у  нее  перехватило
дыхание. Его слова были обдуманны и решительны. Она могла увидеть Эрни через
витринное окно, стоявшего в очереди шестым по счету. До кассы ему  было  еще
довольно далеко. Она поймала себя на мысли о том,  как  перчатки  незнакомца
хватают ее за  горло.  Конечно,  она  успевала  дотянуться  до  гудка..,  но
прозвучит ли он? Она поняла, что без всяких  видимых  причин  сомневалась  в
этом. Она подумала, что могла  девяносто  девять  раз  бить  по  нему  и  не
добиться результата. Но если так, то на сотый  раз  была  бы  задушена  этим
хитчхайкером, на чью милость была оставлена, а гудок все равно  не  сработал
бы. Потому что..,  потому  что  Кристина  не  любила  ее.  Больше  того,  ей
казалось, что та внутренне ненавидит ее. Вот так все было  просто.  Безумно,
но просто.
   -  И-извините?  -  Она  взглянула  в  зеркало  и,  к  своему   безмерному
облегчению, увидела, что хитчхайкер вовсе не смотрел на нее; он рассматривал
машину. Кончиками пальцев он провел по обшивке сидений.
   - Плохие вибрации, - повторил он и покачал головой. - В этой машине -  не
знаю почему, но я улавливаю плохие вибрации.
   - В самом деле? - спросила  она,  надеясь,  что  ее  голос  прозвучит  не
слишком эмоционально.
   - Да. Когда я был ребенком, я застрял в лифте. С тех пор  у  меня  бывают
приступы клаустрофобии. В машине у меня их еще не было, но сейчас я чувствую
именно такой приступ. По-моему, о мой язык можно зажечь  кухонную  спичку  -
так пересохло у меня во рту.
   Она засмеялась коротким, принужденным смехом.
   - Если бы не так поздно, я бы вылез из машины и пошел пешком, - враждебно
добавил он, и, когда Ли глянула в зеркало, его глаза показались ей совсем не
дикими, а просто беспокойными. Он не был похож на Чарли Мэнсона  и  явно  не
шутил насчет клаустрофобии. Ли удивилась тому насколько была глупой..,  хотя
знала почему. Прекрасно знала.
   Дело было в машине. Просто свою неприязнь к  Кристине  она  перенесла  на
хитчхайкера, потому что.., ну, потому что было почти естественно  испугаться
незнакомого патлатого парня, случайно подобранного на дороге, но  совершенно
неестественным   было   чувство   страха   перед   машиной,   неодушевленной
конструкцией из стали, стекла, пластика и  хрома.  Последнее  было  даже  не
эксцентрично, а абсолютно безумно.
   - Ты никакого запаха не чувствуешь, нет? - спросил он вдруг.
   - Какого-нибудь запаха?
   - Да, плохого запаха.
   - Нет, не чувствую. - Теперь ее пальцы перебирали  нижний  край  свитера,
вытягивая из него пучки ангоры. В груди гулко стучало  сердце.  -  Наверное,
это твоя клаустрофобия.
   - Наверное.
   Но она чувствовала его. Под приятным, щекочущим  ноздри  ароматом  свежих
кожаных покрытий и новой обивки был какой-то слабый запашок:  едва  заметный
запах чего-то старого. Просто душок.., застоявшийся душок.
   - Послушай, можно, я немного опущу окно?
   - Если хочешь, - сказала Ли,  пытаясь  говорить  непринужденным  голосом.
Перед ее мысленным взором предстала фотография из вчерашней утренней газеты,
на которой был изображен Шатун Уэлч.  Под  ней  была  подпись:  ПИТЕР  УЭЛЧ,
ЖЕРТВА   ФАТАЛЬНОГО   ДОРОЖНОГО   ИНЦИДЕНТА.   ПОЛИЦИЯ   СЧИТАЕТ   ВОЗМОЖНЫМ
ПРЕДНАМЕРЕННОЕ УБИЙСТВО.
   Хитчхайкер открутил окно на три  дюйма,  и  ворвавшаяся  струя  холодного
воздуха разогнала неприятный запах.  Внутри  "Макдоналдса"  Эрни  подошел  к
кассе и делал заказ. Глядя на  него.  Ли  испытала  такое  головокружительно
двойственное  чувство  любви  и  страха,  что  ее  стало  мутить   от   этой
тошнотворной смеси - во второй или в  третий  раз  за  последнее  время  она
пожалела, что не остановила свой  выбор  на  Дэннисе.  На  Дэннисе,  который
казался таким надежным и благоразумным...
   Она прогнала прочь эти мысли.
   - Только скажи, если будет холодно, -  произнес  хитчхайкер  извиняющимся
тоном. - Я знаю, что выгляжу немного странным. - Он вздохнул. - Иногда  меня
принимают за наркомана.
   Появился Эрни с белой сумкой, слегка запорошенный снегом, и сел за руль.
   - Здесь холодно, как в морозильнике, - бросил он.
   - Извини, друг, - сказал на заднем сиденье хитчхайкер и закрыл  окно.  Ли
ожидала, что запах вернется, но не почувствовала его.
   - Это тебе. Ли.
   Эрни отдал ей гамбургер, пирожки и маленькую бутылку кока-колы.  Себе  он
взял биг-мак.
   - Хочу еще раз поблагодарить тебя, друг, - сказал  хитчхайкер.  -  Можешь
высадить меня на углу Кеннеди-драйв и Центрального, если это тебе подходит.
   - Прекрасно, - коротко ответил Эрни и тронул машину с места.
   Снег летел все быстрее и быстрее, ветер начал завывать между  домами.  Ли
впервые почувствовала, что Кристину стало заносить на дороге,  которая  была
почти пуста. Они были не больше чем в пятнадцати минутах от дома.
   Запах улетучился, и к Ли  вернулся  аппетит.  Она  жадно  набросилась  на
гамбургер, отпила глоток кока-колы и вытерла губы тыльной  стороной  ладони.
Слева показался военный мемориал, стоявший на  пересечении  Кеннеди-драйв  и
Центрального шоссе, и Эрни притормозил, нажимая на педаль  осторожно,  чтобы
Кристина не скользила.
   - Приятного уик-энда, -  сказал  Эрни.  Его  голос  прозвучал  почти  как
обычно. Ли с удивлением подумала, что, может быть, для этого ему нужно  было
просто утолить голод.
   - Того же и вам обоим, - ответил хитчхайкер. - И веселого Рождества.
   - Тебе тоже, - сказала  Ли.  Она  откусила  еще  один  кусок  гамбургера,
прожевала, проглотила.., и почувствовала,  что  он  застрял  у  нее  посреди
горла. Внезапно она не смогла дышать.
   Хитчхайкер выбирался наружу. Громко и  долго  открывалась  дверь.  Щелчок
замка прозвучал, как удар упавшей водосточной трубы. Звук ветра был похож на
фабричный гудок.
   (Я знаю, что глупо, но я не могу дышать)
   "Я задыхаюсь!" - хотела она крикнуть, но  смогла  издать  только  слабый,
свистящий звук и поняла, что шум ветра заглушил его. Она схватилась за горло
и почувствовала, как оно судорожно забилось в ее руках. Ни стона, ни дыхания
   (Эрни, я не могу)
   Не было, и она могла ощутить его - теплый, липкий комок теста и мяса. Она
попробовала  избавиться  от  него  кашлем,  но  кашель  не  получался.  Огни
приборной панели, зеленые, круглые
   (как у кошки, кошачьи глаза, о Господи, я не могу ДЫШАТЬ)
   Смотрели на нее...
   (Господи, я не могу ДЫШАТЬ, не могу ДЫШАТЬ, не могу)
   Ее грудная клетка начала  лихорадочно  сжиматься  и  разжиматься,  тщетно
пытаясь вобрать воздух. Она снова попробовала кашлянуть, но у нее ничего  не
вышло. Теперь шум ветра был больше, чем весь мир, громче,  чем  любой  звук,
который она когда-либо слышала.  И  Эрни  наконец  начал  отворачиваться  от
хитчхайкера, чтобы посмотреть на нее; он медленно поворачивался,  его  глаза
почти комически расширялись; и  даже  его  голос  казался  слишком  громким,
похожим на гром, на голос Зевса, обращающегося к смертному с  нависшего  над
ним грозового облака:
   - ЛИ... Ты КАК... ЧТО ЗА ЧЕРТ? ОНА ЗАДЫХАЕТСЯ! О БОЖЕ, ОНА...
   Он медленно потянулся к ней, а потом отдернул руки назад,  парализованный
паникой.
   (Ох, помоги мне, помоги мне ради Бога, сделай  что-нибудь,  я  умираю,  я
задыхаюсь из-за "Макдоналдса" и гамбургера, почему ты  НЕ  ПОМОЖЕШЬ  МНЕ?)и,
конечно, она знала почему: он отступил потому, что Кристина не хотела, чтобы
он помогал ей, таким способом Кристина избавлялась от  нее,  таким  способом
Кристина избавлялась и от других женщин,  ее  соперниц,  и  сейчас  огни  на
приборной  панели  на  самом   деле   были   глазами,   огромными   круглыми
безжалостными глазами, смотревшими, как она задыхается, глазами, которые она
могла видеть только через мутную пелену, все плотней застилавшую  ей  глаза,
пока
   (мама, мамочка, вот так я умираю, и ОНА ВИДИТ  МЕНЯ.  ОНА  ЖИВАЯ.  ЖИВАЯ,
ЖИВАЯ. О МАМА. ГОСПОДИ. КРИСТИНА ЖИВАЯ)
   Эрни снова тянулся к ней. Она скорчилась на сиденье, ее  грудь  судорожно
сжималась, а руки намертво вцепились в горло. Ее глаза вылезали из орбит  Ее
губы посинели. Эрни безуспешно колотил ее по спине и что-то орал. Он схватил
ее за плечо,  явно  намереваясь  вытолкнуть  из  машины,  а  потом  внезапно
содрогнулся и замер, держась за поясницу.
   Ли крутилась и корчилась. Ком в ее горле вырастал и вырастал.  Она  снова
попыталась откашляться, уже слабее. Ком не сдвинулся с места.  Теперь  свист
ветра  начинал  стихать,  ее  потребность  в  воздухе  уже  не  была   такой
необходимой, как раньше. Может быть, она умирала, но ей вдруг это показалось
не таким страшным. Ничего  не  было  так  страшно,  как  те  зеленые  глаза,
смотревшие на нее с приборной панели. Они сияли ненавистью  и  торжествовали
победу.
   (О мой Бог, я всем сердцем жалею, что тебя обидела, что обидела, это мое,
мое)
   Эрни дотянулся до нее с водительского сиденья. Внезапно дверца рядом с Ли
распахнулась, и она повалилась в колючий холод.  Воздух  придал  ей  немного
сил, заставил поверить  в  то,  как  важно  было  бороться  за  дыхание,  но
препятствие не сдвигалось.., просто не сдвигалось.
   Откуда-то издалека прогремел голос Эрни, голос Зевса:  "