ЧТО  7Ы  ДЕЛАЕШЬ?
УБЕРИ РУКИ ОТ НЕЕ!"
   Она в чьих-то руках.  В  сильных  руках.  Ветер.  Снег  кружащийся  перед
глазами.
   (О мой Бог, услышь меня, грешницу; это  мое  раскаяние,  я  всем  сердцем
сожалею, что оскорбила тебя! OX! AAA! что ты делаешь, ты сломаешь мне ребра,
что ты делаешь, что?)
   И вдруг пара чьих-то сильных рук соединилась у нее под грудью, как раз  в
выемке солнечного сплетения. И  вдруг  один  большой  палец,  большой  палец
хитчхайкера, сигнализирующего на дороге, только один большой палец  резко  и
больно надавил на ее грудную кость. В то же время руки грубо и сильно  сжали
ее. Ей показалось, будто ее схватили
   (Ох-х-х-х-х-х ты сломаешь мне РЕБРА!)
   Гигантские медвежьи лапы. Диафрагма точно взорвалась, и  что-то  с  силой
снаряда вылетело у нее изо рта. Оно упало в снег: мокрый комок теста и мяса.
   - Отпусти ее! - прокричал Эрни и метнулся к заднему крылу, возле которого
хитчхайкер держал тело Ли, обмякшее и  похожее  на  марионетку  величиной  в
человеческий рост. - Отпусти, ты убьешь ее!
   Ли стала мучительно вздыхать. Вместе с холодным чудесным  воздухом  в  ее
горло и легкие хлынули потоки огня. Она смутно понимала, что рыдает.
   Грубое медвежье объятие ослабло, и руки отпустили ее.
   - Ты в порядке, девочка? Ты в...
   Очутившись позади нее, Эрни схватил хитчхайкера. Тот, с развевающимися на
ветру черными длинными волосами, повернулся к нему,  и  Эрни  ударил  его  в
лицо. Хитчхайкер пошатнулся, не устоял на ногах и упал спиной на снег.
   Эрни наступал на него со сжатыми кулаками.
   Она еще раз судорожно вздохнула - как будто нож вонзился в ее грудь  -  и
простонала:
   - Что ты делаешь, Эрни? Остановись! Он оторопело повернулся к ней:
   - А? Ли?
   - Он спас мне жизнь, зачем ты бьешь его?
   Усилие было слишком большим, и перед ее глазами снова закружились  черные
точки.
   Она могла опереться на машину, но не хотела подходить к  ней  близко,  не
желала прикасаться к ней. Приборная панель.  Что-то  недавно  происходило  с
приборными стеклами на панели. Что-то неладное,
   (глаза.., они превратились в глаза)
   О чем она не хотела думать.
   Вместо этого она проковыляла к фонарному  столбу  и  обхватила  его,  как
пьяная, прислонившись к нему щекой. Ласковая рука обняла ее талию.
   - Ли.., дорогая, ты в порядке?
   Она с трудом повернула голову и увидела его жалкое, испуганное лицо.  Она
разразилась слезами.
   Хитчхайкер  неуверенными  шагами   подошел   к   ним,   вытирая   рукавом
окровавленный рот.
   - Спасибо тебе, - всхлипывая,  мучительно  выдавила  из  себя  она.  Боль
постепенно начала утихать, холодный ветер остужал разгоряченное лицо Ли. - Я
задыхалась. Наверное.., наверное, я бы умерла, если бы ты не...
   Слишком много усилий. Снова черные точки, снова жуткое  завывание  ветра,
поглотившего все остальные звуки. Она уронила голову на грудь, пережидая.
   - Это метод Хаймлиша, -  сказал  хитчхайкер.  -  Ему  обучают  всех,  кто
работает в кафетерии. В школе. Заставляют тренироваться на резиновой  кукле.
И ты тренируешься, но не имеешь никакого понятия, подействует  он  на  живом
человеке или нет. - Его голос дрожал, то и дело перескакивая на фальцет, как
у подростка в переходном возрасте. Он как будто готов был  расплакаться  или
рассмеяться - непонятно, что было ближе - и даже  в  рассеянном  свете  и  в
густом снегопаде Ли могла видеть, каким бледным было его лицо. -  Я  никогда
не думал, что  мне  придется  воспользоваться  им.  Оказывается,  действует.
Видела, как вылетел этот проклятый кусок  мяса?  -  Хитчхай-кер  вытер  губы
рукой и глянул на узкую полоску крови, оставшуюся на ладони.
   - Извини, я ударил тебя, - сказал Эрни. Он был готов  расплакаться.  -  Я
просто.., просто...
   - Конечно, друг, я понимаю. - Парень  похлопал  его  по  плечу.  -  Я  не
обижаюсь. Девочка, ты в порядке?
   - Да, - проговорила Ли. Только сейчас  к  ней  вернулось  дыхание.  Гулко
стучало сердце. Ноги почти не слушались; они были как ватные.  "Мой  Бог,  -
подумала она. - Я могла быть уже мертвой. Если  бы  мы  не  подобрали  этого
парня, а мы едва не..."
   У нее мелькнула мысль, что ей повезло. Она снова начала терять силы, а из
глаз хлынули новые потоки слез. Когда Эрни повел ее обратно  к  машине,  она
пошла, опустив голову ему на плечо.
   - Ну, - неуверенно произнес хитчхайкер, - мне пора.
   - Подожди, - сказала Ли. - Как тебя зовут? Ты  спас  мне  жизнь,  я  хочу
знать, как тебя зовут.
   - Барри Готфрид, - сказал хитчхайкер. - К вашим услугам. -  Правой  рукой
он приподнял воображаемую шляпу.
   - Ли Кэйбот, - проговорила она. - А он - Эрни  Каннингейм.  Спасибо  тебе
еще раз.
   - От меня тоже, - добавил Эрни, но она не услышала в его голосе настоящей
благодарности - только замешательство. Он усадил ее в машину, и внезапно  на
Ли обрушился запах: на этот раз не просто душок, не запашок откуда-то снизу.
Ли обуяло запахом гнили и разложения,  едким  и  ядовитым.  Она  всем  телом
ощутила страх и подумала:
   "Вот он, запах ее ярости".
   Весь мир начал рассыпаться перед ее глазами. Она перегнулась через  порог
машины и повалилась в снег.
   Затем все стало серым.
   - Ты уверена, что с тобой все в порядке? - в  который  раз  спрашивал  ее
Эрни.
   К своему облегчению. Ли подумала, что  это  был  один  из  последних  его
вопросов. Она чувствовала себя очень, очень  уставшей.  У  нее  не  затихала
тупая боль в груди и в висках.
   - Да, в полном порядке.
   - Хорошо. Хорошо.
   Он сделал нерешительное движение, как будто собирался  уйти,  но  не  был
уверен,  что  это  будет  правильно.  Они  стояли  перед   домом   Кэйботов.
Продолговатые пятна желтого света из окон падали на  свежий  снег.  Кристина
застыла у обочины, с включенными красными огнями и  мотором,  работающим  на
холостом ходу.
   - Как ты меня испугала, когда так побледнела. - сказал Эрни.
   - Я не побледнела.., я просто умирала.
   - Да, испугала меня. Ты ведь знаешь, я люблю тебя.
   Она мрачно посмотрела на него.
   - Это правда?
   - Конечно, правда! Ли, ты ведь знаешь!  Она  вобрала  в  легкие  побольше
воздуха. У нее не было сил, но нужно было кое-что сказать  -  сказать  прямо
сейчас.  Если  она  не  скажет  сейчас,  то   утром   ее   слова   покажутся
смехотворными, а может быть, более чем смехотворными: утром ее  мысли  могут
выглядеть  просто  безумными.  Запах,  который  возникает  и  исчезает,  как
смердящее зловоние в готических романах? Приборы на панели, превращающиеся в
глаза? Или самая бредовая затея - идея о том, что машина пыталась убить ее?
   К завтрашнему дню у нее останется только тупая боль  в  груди  и  смутное
воспоминание о том, что она чуть-чуть не задохнулась.  Чуть-чуть..,  ведь  в
конце концов ничего не случилось.
   Не считая того, что все это было на самом деле и Эрни это знал - да, знал
какой-то частью своего сознания - и об этом нужно было говорить сейчас.
   - Да, я думаю, ты любишь меня, - медленно проговорила она. Затем  в  упор
взглянула на него. - Но в твоей машине я больше никуда не поеду. И  если  ты
вправду любишь меня, то избавишься от нее.
   Изумленное выражение на его лице было так неподдельно, что ей  захотелось
ударить его.
   - Что - о чем ты говоришь. Ли?
   Но от чего так внезапно появилось у него это выражение - от изумления ли?
Или от понимания своей вины?
   - Ты слышал. Я не думаю, что ты избавишься от нее - не знаю, можешь ли ты
вообще что-нибудь, - но если ты, Эрни, захочешь куда-нибудь поехать со мной,
то мы поедем на автобусе. Или потопаем пешком. Или полетим. Но я уже никогда
не сяду в твою машину. Этот трюк смертелен.
   Все. Она сказала.
   Изумленное выражение на его лице начало превращаться в  озлобленное  -  к
его необузданной, слепой злобе она уже почти привыкла. В последнее время  он
выходил из себя по любому пустяку - женщина  ли  переходила  через  проезжую
часть на желтый свет, полицейский ли перекрывал движение как раз перед  ним,
- но сейчас она вдруг со всей ясностью поняла, что его злоба, такая яростная
и несвойственная характеру Эрни, всегда ассоциировалась у нее с  машиной.  С
Кристиной.
   - Если любишь меня, то избавишься от нее, - повторил он.  -  Знаешь,  кто
так говорит?
   - Нет, Эрни.
   - Моя мать, вот кто так говорит.
   - Извини меня.
   Она не поддалась; ей  хотелось  ответить  какой-нибудь  резкостью,  и  ей
хотелось прекратить разговор, уйдя домой. Она могла сделать и то  и  другое,
если  бы  не  испытывала  никаких  чувств  к  нему.  Но  ее   первоначальное
впечатление - что под внешней застенчивостью Эрни Каннингейм был отзывчив  и
добр (как, может быть, и сексуален) - не претерпело больших изменений.  Дело
было в машине, вот и все. Вот что производило изменения.  Такие  же,  как  у
сильного и умного человека, попавшего под воздействие  сильного  и  опасного
наркотика.
   Эрни провел ладонью по волосам, что бывало, когда он впадал в ярость.
   - В машине у тебя был приступ удушья, и я понимаю, что он тебя не  привел
в восторг. Но это был всего лишь гамбургер. Ли, и ничего больше. Или то, что
ты, может быть, попыталась заговорить, когда жевала, или кусок попал не в то
горло. С таким же успехом ты можешь  обвинять  Рональда  Макдоналда.  Каждый
человек может подавиться во время еды. При чем здесь моя машина?
   Да, все это звучало очень убедительно. Так вес и было.  Не  считая  того,
что что-то происходило за серыми глазами Эрни. Он не лгал, но.., не  был  ли
он чересчур рассудителен? Не мог ли он сознательно избегать всей правды?
   - Эрни, - проговорила она. -  Я  устала,  у  меня  болит  грудь,  у  меня
раскалывается голова, и, кажется, сил у меня  хватит  только  на  то,  чтобы
сказать тебе одну вещь. Ты будешь слушать?
   - Если это касается Кристины, то ты зря сотрясаешь воздух, - сказал он, и
на его  лице  появилось  выражение  ослиного  упрямства.  -  Сумасшествие  -
обвинять ее, ведь ты сама знаешь.
   - Да, знаю, что это сумасшествие и что я даром сотрясаю воздух, - сказала
Ли. - Но все-таки прошу тебя выслушать.
   - Я слушаю.
   Она глубоко вздохнула, не обращая внимания на боль  в  груди.  Ее  взгляд
остановился на Кристине, из выхлопных труб которой  струился  чуть  заметный
дымок, смешивавшийся с хлопьями снега.
   - Когда я подавилась.., когда  давилась..,  приборная  панель..,  на  ней
изменились огни. Они изленились. Они.., нет, я всего не скажу, но  они  были
похожи на глаза.
   Он  холодно  рассмеялся.  В  окне  дома  отдернулись  занавески,   кто-то
выглянул, и занавеска опустилась на прежнее место.
   - Если бы не этот хитчхайкер... Готфрид.., если бы его там не было, я  бы
умерла, Эрни. Я бы умерла. Она пристально посмотрела в его глаза и  решилась
на все. - Один раз. - сказала она себе. - Только один раз я  должна  сказать
это. - Ты говорил, что первые три школьных года работал в кафетерии. Там  на
двери в кухню я видела плакат, объясняющий метод Хаймлиша. Наверняка ты  его
тоже видел. Но ты не попробовал  этот  метод  на  мне,  Эрни.  Ты  собирался
хлопать  меня  по  спине.  Таким  способом  спасти  человека  невозможно.  В
Массачусетсе я подрабатывала в  ресторане,  и  первой  вещью,  которой  меня
научили, еще до метода Хаймлиша, была та, что хлопать жертву удушья по спине
бесполезно.
   - Что ты говоришь? - слабым голосом спросил он.
   Она не ответила: только посмотрела на него. Он на мгновение  встретил  ее
взгляд, а затем  его  глаза  -  злые,  сконфуженные,  почти  затравленные  -
метнулись в сторону.
   - Ли, люди не всегда все помнят. Ты права, я должен  был  воспользоваться
этим методом. Но если ты прошла курсы в ресторане, то знаешь, что могла сама
прибегнуть к нему. Вот так. - Эрни сложил обе ладони в один кулак и, вытянув
большой палец, надавил на свою диафрагму. - Я просто  хочу  сказать,  что  в
моменты стресса люди забывают...
   - Да, люди многое забывают. И кажется, ты почти, все  забываешь  в  своей
машине. Например, как быть Эрни Каннингеймом.
   Эрни покачал головой.
   - Тебе нужно время, чтобы все обдумать. Ли. Тебе нужно...
   - Вот в чем я совершенно не нуждаюсь, Эрни!  -  произнесла  она  в  тихой
ярости, которой не ожидала от себя, измученной и уставшей. - Я  еще  никогда
не встречалась со сверхъестественными силами - я верила в их  существование,
- но сейчас я начинаю задумываться о том,  что  происходит,  и  о  том,  что
случилось с тобой. Эрни,  они,  они  смотрели  на  меня.  А  потом..,  после
всего.., там был запах. Кошмарный гнилой запах.
   Он отпрянул.
   - Ты знаешь, о чем я говорю.
   - Нет. Не имею ни малейшего понятия.
   - Ты только что подскочил так, будто дьявол ущипнул тебя за ухо.
   - У тебя фантазии! - воскликнул Эрни. - Это все твое воображение!
   - Там был запах. И много других вещей. Иногда  твое  радио  не  принимает
ничего, кроме той станции со старыми записями...
   В глазах Эрни вновь что-то дрогнуло, а губы чуть заметно сжались.
   - А иногда - когда мы вместе - она как  нарочно  глохнет  Как  будто  эта
машина не любит меня.
   - Ты не в себе, - с угрожающим спокойствием проговорил он.
   - Да, я не в себе, - сказала она, стараясь не заплакать. - А ты?
   Тут слезы медленно потекли по ее щекам.
   - Думаю, у нас все кончено, Эрни, - я любила тебя, но теперь  думаю,  что
все кончено. Я правда так думаю, и поэтому мне так тоскливо и одиноко.  Твои
отношения с родителями превратились в настоящую  войну,  для  этого  жирного
борова Дарнелла ты переправляешь Бог весть что в Нью-Йорк и Вермонт, а  твоя
машина.., машина...
   Больше она не могла говорить. Голос изменил  ей.  Она  выронила  пакет  с
покупками и, согнувшись, непослушными руками начала собирать  вываливавшиеся
подарки к Рождеству. Измученная и плачущая, она только еще больше разбросала
их. Он наклонился, чтобы помочь ей, и она грубо оттолкнула его.
   - Оставь их! Я сама их подберу! Побледнев, он выпрямился.
   -  Ладно,  -  сказал  он,  и  голос  его  задрожал  от  слез.  -  Хорошо.
Присоединяйся к ним всем, если хочешь. Будь заодно со всеми этими говнюками.
Всюду дерьмо. - Он судорожно  глотнул  воздуха  и  закусил  губу,  чтобы  не
расплакаться.
   Потом он повернулся и  пошел  к  машине;  дойдя  до  нее,  остановился  и
оглянулся.
   - Только знай, что ты сумасшедшая! Так что валяй, играй в свои  игры!  Ты
не нужна мне! Никто из вас мне не нужен! -  Его  голос  сорвался  на  вопль,
чудовищно гармонировавший с завыванием ветра:
   - Обойдусь без тебя, сука!
   Эрни ездил по городу до глубокой ночи, но позже не мог вспомнить об этом.
Снег завалил все-все улицы; они были пустынны и  призрачны.  Такие  ночи  не
предназначены  для  великой  американской  страсти  все  время  проводить  в
автомобилях. Тем не менее Кристина мчалась по дорогам, и на  ее  колесах  не
было даже покрышек против снега.
   Играло радио. Станция WDIL передавала  новости.  На  конференции  АФТ-КПП
Эйзенхауэр предсказывал, что труд и управление производством будут совместно
прокладывать дорогу в будущее. Дайв  Бэк  отрицал,  что  профсоюз  водителей
готовился  к  забастовке.  Звезда  рок-н-ролла  Эдди  Кок-ран   разбился   в
авиакатастрофе, произошедшей неподалеку  от  лондонского  аэропорта  Хитроу:
доставленный в больницу, он умер через три часа безуспешных  попыток  спасти
его  жизнь.  Русские  наращивали  выпуск  баллистических  межконтинентальных
ракет. По будням на волне WDIL звучали  только  полузабытые  песенки,  но  в
уик-энды они чередовались с речью диктора. Он читал новости пятидесятых. Это
была
   (ничего подобного не слышал прежде)
   Довольно ловкая идея. Это было
   (полное сумасшествие)
   Довольно ловко.
   Погода обещала еще больше снега.
   Снова музыка:  Бобби  Дэйрин  пел  "Плюх-плюх",  Эрни  До  пел  "Мачеху",
близнецы Кэйлин пели "Когда". Щетки на стекле отбивали ритм.
   Он посмотрел направо: Ролланд Д. Лебэй смотрел в ветровое стекло.
   На Ролланде Д.  Лебэе  были  брюки  цвета  хаки  и  вылинявшая  армейская
рубашка. В одной из его черных глазниц ползала муха.
   "Ты должен заставить их заплатить за все, - сказал Ролланд Д. Лебэй. - Ты
должен заставить заплатить этих говнюков, Каннингейм. Всех до единого".
   - Да, - прошептал Эрни. Кристина мчалась в ночи, разбрасывая снег  своими
новыми покрышками. - Да, это так.
   И щетки качнулись туда и обратно.

35/ БАДДИ И КРИСТИНА

   В четверг двенадцатого декабря баскетбольная команда "Терьеры" (в которую
перешли почти все футболисты средней  школы  Либертивилла)  проиграла  матч,
проходивший в ее гимнастическом  зале.  Болельщики  "Терьеров"  выходили  на
улицу не слишком разочарованными: спортивные  комментаторы  из  окрестностей
Питсбурга заранее предсказывали поражение их команде. Поклонники  баскетбола
в Либертивилле могли гордиться только Ленни Бэйронгом: он принес команде  34
очка из 54 добытых ею на той встрече.  Однако  Бадди  Реппертон  был  весьма
расстроен. И поэтому очень расстроенными  выглядели  Ричи  Трелани  и  Бобби
Стэнтон, сидевший на заднем сиденье "камаро".
   Сам Бадди казался очень повзрослевшим. Такой вид  ему  отчасти  придавала
борода, которую он отращивал со времени ухода из школы.
   Кроме того, в последние недели он много пил.  Иногда  ему  снились  такие
жуткие сны, что он едва мог запомнить их. Он просыпался в  холодном  поту  и
боялся заснуть снова.
   Свои кошмары он объяснял тем, что работал по  ночам,  а  спал  утром  или
днем.
   Он опустил  окно  обшарпанного  "камаро"  и  выбросил  на  дорогу  пустую
бутылку. Затем, не поворачивая головы, протянул руку назад и произнес;
   - Еще один коктейль Молотова, месье.
   - Правильно, Бадди, - уважительно проговорил Бобби  Стэнтон  и  вложил  в
ладонь Реппертона новую бутылку "Техасского драйвера".
   Бадди сделал несколько глотков, звучно рыгнул  и  передал  бутылку  Ричи.
Лучи передних фар "камаро" скользили по 46-му шоссе - прямому,  как  струна,
протянутая на северо-восток, в сельские районы Пенсильвании. Справа и  слева
от него лежали занесенные снегом поля. В вечернем зимнем  небе  ярко  горели
звезды. Где-то впереди были Скуантик-Хиллз, куда  они  направлялись,  -  там
можно было хорошо и беззаботно отдохнуть.
   Трелани возвратил бутылку Стэнтону, и тот отпил довольно много,  хотя  не
выносил вкуса "Техасского драйвера".  Он  хотел  побыстрей  напиться,  чтобы
вообще не замечать его вкуса. Назавтра у него могла  болеть  голова,  но  до
завтра была еще уйма времени, Бобби был новичком в этой компании  и  не  мог
позволить себе отставать от такого парня, как Бадди Реппертон.
   - Проклятые клоуны, - мрачно  произнес  Бадди.  -  Это  не  баскетбольная
команда, а сборище клоунов.
   - Все как один, - согласился Ричи. - Кроме  Бэйронга.  Все-таки  тридцать
четыре мяча, не так плохо!
   - Ненавижу этого проклятого негра. - Реппертон  смерил  соседа  нетрезвым
взглядом. - Тебе нравится эта обезьяна?
   - Ни в коем случае, Бадди, - с готовностью сказал Ричи.
   "Камаро" мчался со скоростью 65 миль в час  по  неширокой  дороге  в  две
полосы. Вот она пошла немного в гору: приближались холмы Скуантик-Хиллз.
   - Анекдот, - с заднего сиденья подал голос  Бобби.  -  Какую  новость  вы
хотите услышать первой - плохую или хорошую?
   - Плохую, - ответил Бадди. Он выпил уже три бутылки "Драйвера"; ему  было
тяжело сознавать, что эти задницы из школьной  команды  могли  так  подвести
его. - Плохие новости всегда первые.
   - Ну, плохая новость - та,  что  в  Нью-Йорке  приземлились  марсиане,  -
сказал Бобби. - А теперь хотите услышать хорошую?
   - Хороших новостей не существует, - мрачно вставил Бадди.
   Ричи хотел было сказать Стэнтону, что ему лучше не стараться  развеселить
Реппертона: в последнее время шутки только еще больше злили его.
   Бадди пребывал в дурном настроении с  тех  пор,  как  Шатуна  Уэлча  сбил
какой-то псих на Кеннеди-драйв. После того случая Сэнди Галтон куда-то исчез
из города, но Бадди успел  поговорить  с  ним: